Книга: Из истории Москвы

Коронационная медаль Екатерины II.

Влияние на Москву царствования Екатерины II, в различных отношениях, было значительно. Но оно не ограничилось только ее временем, а продолжалось целое столетие, до царствования императора Александра II, или, точнее, до освобождения крестьян, с которого наша столица начинает терять характер города по преимуществу дворянского, с его помещичьими особняками, с ее особым бытом, налагавшим на все свой особый отпечаток.

Вообще же должно сказать, что как ни велики были перемены и потрясения XVIII века, они не произвели в Москве глубокого переворота. Первопрестольная столица, исторически слагавшаяся в своих коренных особенностях, осталась в своих основах тем же национально-русским центром, каким она была всегда, и сохранила в России свою притягательную силу. Это тем более удивительно, что политическое, правительственное средоточие Русского государства Петром I перенесено было на берег Невы, в новую столицу. Производились всевозможные реформы, высшие классы переряжались в западно-европейские парики и костюмы, носились новые образовательные веяния до масонства, вольтерианства и революционного энциклопедизма включительно, а Москва по-прежнему оставалась православно-русским городом, в громадном большинстве своего населения. Перевоплощавшиеся то в немцев, то во французов московские вельможи в своих новых палатах то стиля ренессанс, то барокко, то рококо, оставались, по-старинному, русскими боярами, с их хлебосольством, с их усердием к храмам Божиим, которые теперь они строили уже в виде домовых церквей, и вообще хранили старые предания. В том же духе, хотя и в меньшем размахе, жило среднее дворянство. О купечестве, сохранившем свои долгополые одежды и дутые сапоги до 60-х годов XIX столетия, до времен Островского, и говорить нечего. Оно составляло лишь верхушку нашего, до сего времени мало изменяющегося крестьянства. А между тем оно, как заметил еще покойный И. Е. Забелин, к началу XIX столетия составляло ни больше ни меньше, как две трети всего населения нашей столицы. Этот почтенный историк Москвы говорит, что в эту эпоху из трех москвичей двое были крестьяне, притом крепостные, из которых один был дворовый, а другой принадлежал к крестьянской земледельческой семье. Москва, имевшая зимой по 600 тысяч жителей, летом оставалась с тремястами тысяч населения, потому что весною помещики уезжали из своих барских особняков и увозили в поместья своих крестьян, составлявших не только их прислугу, но и разнородных домашних ремесленников и музыкантов, хористов и даже актеров. Немало, до половины прошлого столетия, среди купечества было крепостных, которые платили гильдию и наживали миллионные капиталы.

Оглавление книги