Книга: Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 1: Левый берег и острова

Сен-Жюльен-ле-Повр

Сен-Жюльен-ле-Повр

Не многие из туристов, что толпятся перед собором Нотр-Дам, в трех минутах ходьбы от церкви Святого Юлиана Бедного, Сен-Жюльен-ле-Повр, забредают сюда, на левый берег Сены, в этот загадочный и прекрасный уголок Парижа, отгороженный от левого рукава Сены уютным сквером, где среди остатков древней архитектуры стоит самое старое, по преданию, четырехвекового возраста дерево, якобы посаженное в 1601 году ботаником Робэном. В этот уголок, где в окружении старинных, то ли XVI, то ли XVII века, зданий, в которых обитали братства каменщиков, плотников и других мастеров, стоит прелестная церквушка, вероятно одна из самых старых в Париже, некогда центр бурной студенческой жизни, «диалектических» богословских споров, бунтарского неистовства молодежи, свидетель и богомольного пыла странников-пилигримов, и самоотверженного христианского подвижничества монашеской братии, и разрушительного разгула толпы в дни Великой революции, и охальной дерзости молодых сюрреалистов, ставших, впрочем, чуть позднее вполне послушными пропагандистами на службе политбюро компартии.

Ранние годы здешней церкви, точнее даже, стоявшей на этом месте молельни или часовни, теряются в глубине веков. На заре Средневековья выросла тут больница на пути паломников в Испанию, в Компостель, к знаменитой церкви Святого Иакова, Сантьяго-де-Компостела. Позднее на месте больницы находилось аббатство, носившее имя Святого Юлиана Госпитальера или Юлиана Бедного (может, даже и другого Юлиана, Святого Мученика), – в общем, Сен-Жюльен-ле-Повр. То же имя носила часовня аббатства, а потом и церковь, в которой еще в 580 году служил мессу Григорий Турский. Конечно, и часовня, и церковь, и больница, и, позднее, аббатство пережили немало бед. Сперва были набеги норманнов, потом другие несчастья. В XII веке стены здешней часовни видели знаменитого учителя Гийома де Шампо и его еще более знаменитого ученика-диалектика Абеляра, перешедшего с острова Сите сюда, на левый берег, но в конце концов вытеснившего учителя и из школы в прогулочном дворике Нотр-Дам. В XIII веке аббатство Сен-Жюльен становится центром университетской жизни Парижа. Его интеллектуальный престиж привлекал сюда и Альберта Великого, и Фому Аквинского, и Данте, и Вийона, и Рабле, оставившего в своем бессмертном романе описание тяжких штудий и десятилетних трудов для соискания докторской степени Сорбонны. Ученая слава аббатства была долгой, но после 1524 года, когда мятежные студенты, недовольные результатами выборов ректората, устроили в церкви погром, монахи потребовали отмены университетских собраний в аббатстве. Но тут и слава аббатства начала увядать. Церковь была отстроена в 1563 году и стала часовней при богадельне и больнице. Тогда она и получила нынешний свой элегантный фасад. Чтобы разрушить целое аббатство, потребовался, однако, погром более серьезный, чем простой студенческий бунт. Его устроила Великая французская революция. Стены церкви, впрочем, и тогда уцелели: согласно революционному обычаю (который и россиянам памятен) ее приспособили под склад. Службы возобновились в ней только через столетие – в 1889 году. Молящихся католиков – да еще и приверженцев мелькитского обряда и литургии святого Иоанна Златоуста (греч. Хризостома) – здесь бывает ныне не так уж много, как, впрочем, и в других церквах Парижа, но зато приходят сюда много ценителей старинной архитектуры, – приходят, чтоб осмотреть эту сельского вида церковь, где наряду с элементами готики XVI века различимы еще и элементы романского стиля. В мощных контрфорсах, поддерживающих апсиду, и в опорах кровли видятся туристу волнующие знаки старины глубокой. Чувство древности усиливает старинный колодец у портала и перенесенный сюда обломок плиты с римской дороги, что вела чуть не две тысячи лет назад из Парижа в Орлеан. Внутри же церкви взгляду знатока и эстета предстает истинное пиршество искусств – и великолепные капители колонн, и резьба на каменных надгробьях XV века, и барельефы XVI века, и кованое железо XVII, и иконостас работы дамасского мастера…

На улицах, прилегающих к церкви, стоят трогательной элегантности старинные дома, где под позднейшей облицовкой и штукатуркой угадываются еще былые деревянные стены (декрет Казначейства Франции уже в 1667 году предписывал эти покрытия во избежание пожара). В Париже немного уголков, где так все дышало бы стариной.

Со сквера Вивиани, прилегающего к храму Сен-Жюльен-ле-Повр, открывается великолепный вид на собор Парижской Богоматери. История этого уютного старинного сквера, где ныне так натурально установлены (будто брошены) каменный саркофаг с археологического раскопа да элементы старинного декора Нотр-Дам, ставшие ненужными после реставрации, не менее любопытна, чем история старой больницы паломников, богадельни и аббатства. Сквер разбит на месте былых руин. Стоявшее здесь здание богадельни XVII века было разобрано лишь в 1909 году. Потом доброе десятилетие (вместившее и самую губительную в истории Запада войну, и русские беды) зиял замусоренный пустырь. А весенним днем 1921 года на пустырь вдруг явились молодые дадаисты, певцы бессмыслицы, борцы со стариной (со «старьем», как говорил Маяковский), с традициями, с искусством прошлого, которое надо было высмеять и сбросить с корабля современности. В делегации, которая явилась сюда в дождливый апрельский день, были поэты и художники – Бюфе, Арагон, Арп, Элюар, Бретон, Пикабиа, Супо, Тиара. Жорж Рибмон-Дессэнь рассказывал позднее, что они выбрали для места встречи некую «малоизвестную и заброшенную церковь, окруженную в ту эпоху пустырем и заборами» (знание истории родного города, как видите, оставляет желать лучшего: Сен-Жюльен одна из трех самых старых церквей Парижа). Было три часа пополудни, шел дождь. Автор вышеупомянутых мемуаров, переходя от руины к руине, пародировал гида, ведущего экскурсию. Он открывал наугад толстенный том словаря Ларусса и зачитывал первую попавшуюся статью – чем бессмысленней, тем лучше. Скромный мемуарист пишет, что это была блистательная выдумка. Остальные гении тем временем разглагольствовали перед толпой. Стиль и смысл их выступлений дошли до потомков благодаря тексту на их пригласительных билетах: «Будьте грязными; подрезая волосы, не забудьте подрезать носы, мойте груди, как перчатки». Любопытно, что от этого дадаистского остроумия лидеры группы, вроде Арагона и Элюара, позднее с большой естественностью перешли к воспеванию пятилеток, ГПУ и номенклатурных секретарей тоталитарной партии. Впрочем, не дерзая судить о прочих заслугах дадаизма, отметим, что тот скромный апрельский случай возымел положительное действие на благоустройство французской столицы. Прошло каких-нибудь три года, и комиссар Старого Парижа высказал на заседании муниципального совета пожелание, чтобы «пустырь, отделявший церковь от малого рукава Сены и так долго пребывавший в запустении, был превращен в сад…». Потомки дадаистов, довоенные поэты, объявившие себя к тому времени сюрреалистами, еще собирались тут в былые годы по весне с вином и закуской. Потом и о них было забыто. А церковь стоит. И высится собор. И зеленеет сквер…

Не упустите и вы случая понежиться на солнышке в этом сквере. Жизнь так коротка, а Париж так стар, так много видел…

Улочки, окружающие сквер Вивиани, подобно старой церкви, полны воспоминаний о студенческом прошлом Латинского квартала. На рю Галанд было сразу несколько коллежей, где, объединенные по принципу землячества, жили студенты из Пикардии и Англии (дом № 17), из Франции – № 10, из Нормандии – № 8. На углу улицы Лагранж, в доме № 15, размещался с 1472 года первый медицинский факультет (до того медицину преподавали, как и все прочее, прямо на улице, на той же Фуражной, на охапке сена).

Название старинной узкой улицы де ла Бюшери, идущей вдоль Сены, напоминает, что здесь был некогда дровяной порт («бюш» – полено). В доме № 37 на улице Бюшери размещается одна из самых экзотических и симпатичных книжных лавок Латинского квартала – лавка «Шекспир и Компания» старого Джорджа Уитмена, которого считали внуком знаменитого поэта. Джордж был знаком с хозяйкой довоенной лавки «Шекспир и Компания» Сильвией Бич и позаимствовал название ее знаменитой лавки (она располагалась близ Одеона, и упоминания о ней можно встретить не у одного только Хемингуэя). Сильвия Бич дружила со многими знаменитыми писателями, а к сорокалетию Джеймса Джойса сделала ему царственный подарок: издала впервые его «Улисса». Старый Джордж тоже знал множество людей (меня он всегда приветствовал по-русски), и лавка у него была презабавная: кучи книг на полу, какие-то таинственные пыльные закутки, забитые английскими (а кое-где и русскими) книгами. По узкой крутой лестнице можно было подняться на еще более пыльный (и тоже заваленный книгами) второй этаж, где ночуют приблудные американские студенты, в углу на примусе варят кашу для младенца, о чем-то судачат на всех диалектах великого американского наречия. По воскресеньям те, кто не наговорился за неделю по-английски в этом франкоязычном Париже, собираются над лавкой на чаепитие, легко и просто знакомятся, ищут работу, жилье или друга… Иногда Жорж брал на продажу и мои книги, а потом, убедившись, что они исчезли с полок, сообщал, хитро подмигивая: «Украли!» Не дождавшись проклятых денег, я, порывшись в куче пыльного хлама, получал свое натурой…

Книжных лавок в Латинском квартале много. Они всегда были специальностью школярского квартала. Торговали здесь и чернилами, и бумагой. Одна из улиц (бывшая Писательская, точнее, наверно, Писарская, так как здесь обитали писцы) получила название Пергаментской (точнее, может, Торгово-Пергаментской, китайская бумага очень скоро вытеснила пергамент), на ней и сегодня есть книжные магазины и редакции. На шумной улочке Ланэ уже в старину имелось несколько типографий. Улицей печатников была и старинная улица Жана де Бовэ. Печатни, книжные лавки, коллежи… На той же улице Бовэ находился созданный еще в XIV веке коллеж, в часовне которого сейчас можно услышать службу православной румынской церкви. Много старинных коллежей было и на соседней рю де Карм, а в тупике Коркьер в Коллеже Кокере учились Ронсар, Дю Белле и другие поэты Плеяды. Рядом с этим тупиком и нашли остатки галло-римских Восточных терм. Обнаружили их совсем недавно, как водится, когда стали копать и строить, чтобы расширить Коллеж де Франс. Между прочим, этот уникальный центр заслуживает не меньшего внимания, чем римские термы, хотя он веков на пятнадцать их моложе. Основан был коллеж в 1530 году королем Франциском I в качестве «королевского лектория». Он и сейчас существует как уникальное учебное заведение, храм бескорыстной науки для науки. Преподавание в нем общедоступное, публичное и бесплатное. Профессоров, невзирая на их дипломы и научные звания, назначает правительство, так что мнением научной бюрократии и элиты можно в данном случае пренебречь. Скажем, преподавали здесь знаменитый этнограф Клод Леви-Строс и авангардный композитор Пьер Булез, читает лекции бунтарь Бурдье. В здании Коллеж де Франс, как, впрочем, и во многих старинных коллежах, лицеях и библиотеках Латинского квартала, великое множество скульптур, стенных росписей и картин. Не поленитесь зайти в эти здания – никто вас не остановит у входа. Несколько лет тому назад правительство ассигновало значительную сумму денег на реставрацию и расширение коллежа, ныне работы да и деньги, похоже, подходят к концу.

Оглавление книги