Книга: По следам литераторов. Кое-что за Одессу

Послесловие

Послесловие

Мы начали предисловие со ссылки на лекцию Дмитрия Быкова «Ильф и Петров. Тайна третьего романа». Логично, создавая этакое «прозаическое рондо», начать послесловие аналогично, то есть тоже отталкиваясь от литературоведческих размышлений Дмитрия Львовича.

Он отмечает в лекции «Воланд вчера, сегодня, завтра»[659], что в 1938-м году Михаил Афанасьевич Булгаков в основном закончил роман «Мастер и Маргарита», Леонид Максимович Леонов начал роман «Пирамида», а Лазарь Иосифович Гинзбург (Лагин) создал первую версию «Старика Хоттабыча». Драматическое и иррациональное время Большого Террора, переживаемого страной, одновременно вызвало у разных по стилю и мироощущению писателей желание рассказать об окружающем мире с точки зрения потусторонних сил. В первом случае это дьявол, во втором – ангел, в третьем и вовсе джинн. Быков отметил интересную особенность: только джинн – персонаж дохристианской эпохи – смог «вписаться» в окружающую действительность. Он единственный остался в Москве и выступает в цирке…

Для одесситов и тех, кто любит наш город, не менее значимо другое событие, уже упомянутое в последней главе этой книги. В 1936-м Житков закончил «Виктора Вавича», Катаев «Белеет парус одинокий», а Жаботинский – «Пятеро». Все три романа описывают Первую русскую революцию и рассказывают о нашем городе (роман Житкова – менее явно, но тем не менее…) Как видим, в трагические моменты истории «обычные» писатели ищут источник сил в чём-то потустороннем, а писатели-одесситы вспоминают о родном городе. Он для них источник вдохновения, надежды и любви.

Люди (как и большинство стадных и стайных животных) – в значительной мере конформисты. Когда не хватает сведений и/или времени для принятия решения – проще действовать как окружающие: если кто-то из них уже успел что-то решить – успех придёт ко всем; если выбранный путь неверен – с несчастьем первым столкнётся кто-то один, и остальные, видя его неудачу, так же дружно изменят своё поведение.

Нашу склонность к конформизму легко проверить: если в людном месте хотя бы 2–3 человека дружно остановятся, задерут головы и посмотрят в одном направлении – через считанные секунды вокруг них накопится толпа, мучительно вглядывающаяся в ту же точку неба в надежде понять, что же там было.

Конформизм зачастую опасен: если удаётся сформировать достаточно большую группу действующих разрушительно (или хотя бы имитирующих опасные действия) – к ним быстро присоединится громадная толпа, сносящая всё на своём самоубийственном пути. Этот механизм используют организаторы так называемых цветных революций – мятежей под красивыми лозунгами, уничтожающих демократическую власть под предлогом её преступности (власть действительно преступная при первых же признаках мятежа уничтожает всех его зачинщиков, а заодно и пошедших за ними рядовых граждан[660]).

Но человечество в целом стремится к выживанию и процветанию. Поэтому чаще всего люди принимают решения если не идеальные, то по меньшей мере приемлемые. Следовать таким – уже проверенным хотя бы в первом приближении – решениям в среднем куда полезнее, чем дёргаться из стороны в сторону на основании заведомо неполных сведений, поступающих по индивидуальным каналам. В отсутствие явно разрушительных предложений конформизм полезен и для общества в целом (без конформизма оно неустойчиво), и для каждой личности (в неустойчивых обстоятельствах невозможны долгосрочные планы, и слишком много сил уходит на постоянные перемены).

Конформизм – одно из ключевых звеньев системы воспитания. Если человеку постоянно говорить, что он порядочный, честный, любознательный – он скорее всего так и будет себя вести. А вот засилье криминальной хроники, книг и фильмов о лжи, насилии, несправедливости практически неизбежно наращивает число если не явных преступников, то по меньшей мере потакающих им.

В ходе эволюции воспитание рассказом появилось несравненно позже воспитания показом. С незапамятных времён и по сей день, если дела учителя противоречат его словам, мы следуем скорее за делом, нежели за словом[661]. А уж когда массовое поведение не соответствует публичной риторике – сама риторика воспринимается «с точностью до наоборот».

Наш родной город изначально возник как средоточие активности, полезной не только отдельным жителям новостройки, но и стране в целом. Это тяготение ко всеобщей пользе отразилось в самых разнообразных формах – от особенностей поведения до архитектурного облика. Справедливости ради следует признать, что Северная Пальмира тоже создана ради общегосударственных целей. Но как раз то, что Санкт-Петербург изначально и на протяжении двух веков нёс громадную столичную нагрузку, сделало именно Одессу образцом поведения и взаимодействия добровольного, не стесняемого необходимым – но от этого не более приятным – государственным принуждением.

Атмосфера дружелюбия, заботы о ближнем и дальнем существует в Одессе с момента зарождения и по сей день. Она сказывается и на тех, кто родился в Жемчужине-у-моря, и на тех, кто провёл здесь лишь малую долю жизни.

Одесского обаяния хватит на преодоление любых исторических превратностей, на самовосстановление и саморазвитие города в целом и всех его жителей. Не сомневаемся: не только мы, но и грядущие поколения смогут написать ещё несметное множество книг о замечательных деятелях самых разных направлений, чьи судьбы неразрывно связаны с Одессой.

Оглавление книги