Книга: Голландия и голландцы. О чем молчат путеводители

Страна тюльпанных луковиц

Страна тюльпанных луковиц

На встречу с директором книжного магазина «Пегасус», назначенную на следующий день в Амстердаме, мы приехали заблаговременно — и правильно сделали. По неопытности заехав в самый центр, мы продвигались со скоростью полтора километра в час в нескончаемой пробке. Кое-как выбравшись наконец из этого ада, нам удалось найти свободное место на набережной третьего по счету из окружающих центр концентрических каналов — магазин находится на берегу первого. Но тут возникла еще одна проблема: щели, куда бросают монетки, на двух ближайших парковочных автоматах были… хотел написать аккуратно, но на самом деле даже и не очень аккуратно заварены. Кредитная карта тоже оказалась бессильна. Оказывается, здесь предусмотрена только одна форма оплаты — так называемая «cash-card», карточка, заменяющая наличные деньги. Где взять такую карточку, ни Альберт, ни тем более я не знали — налицо была самая разнузданная форма дискриминации приезжих. Кто-то из автомобилистов сказал, что сравнительно недалеко — минут десять ходьбы, как ему кажется, — еще сохранился автомат, работающий на монетках. К счастью, он оказался прав. Не прошло и часа, как мы стали обладателями заветного парковочного билетика. Пока мы с Альбертом бегали в поисках более демократичного автомата, Таня стояла у машины, чтобы защитить ее от набегов парковочных хищников.

Прогулка до первого канала, который называется Сингель, была недолгой. Выйдя на его набережную, мы первым делом уткнулись в гигантский цветочный рынок — не в том смысле, что там продают цветы, а рынок рассады, луковиц, семян и тому подобной чепухи. Это довольно впечатляющее зрелище — тысячи и тысячи луковиц, тысячи горшков с рассадой… Здесь же, как мне показалось, заключают и оптовые сделки. Но тюльпанов — живых, роскошных, знаменитых голландских тюльпанов — здесь не было.

— В Голландии нет тюльпанов, — проворчал я и краем глаза заметил, как напряглось и застыло лицо Альберта.

Владелец книжного магазина по имени Вим Босх, подтянутый и вежливый господин, встретил нас, как мне показалось, несколько настороженно. Может быть, он просто не мог из предварительной переписки до конца понять, чего от него хотят. А речь всего-то шла о возможности устроить в его магазине презентацию книги Ежи Эйнхорна. Мне хочется рассказать о Ежи и его книге как можно большему количеству людей, потому что, как мне кажется, в ней содержится абсолютно все, что надо знать человеку о жизни и смерти.

Вим Босх принял нас на втором этаже сравнительно небольшого, но все-таки на двух уровнях магазина и зачем-то прочел нам длинную лекцию об его истории. Оказывается, «Пегасус» существует уже около пятидесяти лет и специализируется на русской литературе. Альберт рассказывал мне, что после войны это был клуб голландских коммунистов, который получал щедрую финансовую поддержку из Москвы.

Закончив свой длинный и не особенно волнующий рассказ, Вим Босх предложил выпить кофе. Когда какая-то симпатичная дама, по-видимому его жена, принесла кофе, он спросил, не нужен ли сахар. Выяснилось, что хорошо бы и с сахаром. Ему пришлось бежать вниз за сахаром. Поставив сахарницу на стол, он обреченно спросил, не пьем ли мы кофе с молоком. Альберт с Таней попытались отказаться, но я мстительно сказал:

— Только с молоком!

И бедный Вим пошел за молоком.

Попив кофе, мы договорились, что он «приложит усилия» (его слова) по организации презентации и поиску источников финансирования, хотя, если бы он использовал наш приезд в Голландию, как я это предлагал, никаких усилий не пришлось бы «прикладывать». Всего-то надо было дать анонс в газету и повесить объявление на дверях магазина — дальше работало бы, как показал уже накопившийся опыт, сарафанное радио.

Я оставил ему несколько книг, и мы двинулись к машине. У нас в плане стояло еще посещение музея Ван Гога, куда мы и отправились, доплатив за стоянку.

Пусть простят меня амстердамские власти, но, если они хотят, чтобы приезжие гости могли в полной мере насладиться замечательным музеем Ван Гога, они должны что-то придумать с парковками. Промучившись два часа в попытках пристроить машину, я чувствовал себя совершенно измотанным и неспособным испытывать какие бы то ни было художественные переживания. Может быть, еще и потому, что живопись — вообще не моя сильная сторона. Я лишен того специального зрения, которое позволяет сразу, в обход всяких мыслительных процессов, воспринять какое-то полотно. Вернее сказать, такое происходит крайне редко, и, видимо, в утешение, произошло на следующий день у картины Рембрандта «Ночной дозор». В скобках замечу, что тут я не оригинален, говорят, что эта работа производит такое впечатление на всех. Но что касается музея Ван Гога, то, думаю — прежде всего в силу усталости, он произвел на меня меньшее впечатление, чем собрание Кроллер-Мюллер. Именно потому, что в амстердамском музее собраны исключительно первоклассные работы, исчезает ощущение сопричастности, приблизительного понимания того, что происходило в душе художника, когда он писал ту или иную картину.

Как бы то ни было, мне стыдно признаться, что из-за психического утомления и (или) некоторой перенасыщенности Ван Гогом по знаменитому музею я прошел почти равнодушно, разве что отмечая про себя знакомые картины, виденные сто раз в альбомах.

— Опять подсолнухи, — сказал я как бы про себя. — Он пишет подсолнухи, потому что в Голландии нет тюльпанов…

— Довольно! — вскричал Альберт, изображая гнев. — Не говори мне, что устал, — прямо сейчас, из музея, мы едем в de bollenstreek — Страну Тюльпанных Луковиц.

Мы проехали чуть южнее Гарлема и попали в сельскую местность. Впрочем, в Голландии «сельская местность» понятие относительное: где бы ты ни находился, всегда видно какое-нибудь городского вида строение. Мы смотрели по сторонам — тюльпанов не было.

— Наверное, их уже собрали, — виновато сказал Альберт.

И в эту самую минуту в просвете между домами мы увидели небольшое алое озеро — это были тюльпаны! Еще через двести метров — оранжевые, потом белые, желтые… Но эти посадки были сравнительно небольшими.

Справедливости ради надо отметить, что потом мы и в самом деле видели гигантские, до горизонта, поля тюльпанов.

— Раньше почти все производство тюльпанов было сосредоточено здесь, — пояснил Альберт. — Несколько гектаров земли обеспечивали тюльпанами и луковицами полмира.

Дело быстро шло к вечеру. Программа дня была завершена. Мы нашли продуктовую лавку, купили на вечер кое-какой еды, а напротив, в винном магазине, захватили бутылку «Московской» и полдюжины пива «Грольш» — наконец-то алкогольного.

В нашем номере Таня в одно мгновение соорудила превосходный ужин — тминный сыр, копченая корейка, картофельный салат, и мы с наслаждением выпили по рюмке хорошо знакомой водки и запили ее «Грольшем». Водка без пива, как говорят мои соотечественники, — деньги на ветер.

Надо сказать, что Альберт принадлежит к разряду, как их называют в Швеции, «наружных людей» — он всю жизнь питался в кафе и ресторанах. Но после нескольких вечеров он стал быстро переходить в нашу веру — что может быть лучше, чем выпить по рюмке, чуть ли не лежа на постели, смеяться и разговаривать в полный голос!

Оглавление книги