Книга: Ленинград Довлатова. Исторический путеводитель

Джаз

Джаз

Сергей Довлатов говорил: «Джаз – это мы сами в лучшие наши часы». Западный джаз можно было услышать в американских «трофейных» фильмах, у многих фронтовиков были привезенные из Германии пластинки. Подпольные мастерские изготавливали «джаз на костях», записи на рентгеновской пленке. Иногда люди озорничали: ставишь купленную на барахолке пластинку на патефон, и вдруг оттуда раздается: «Музыку хочешь слушать? Хрен тебе будет, а не музыка». Те, у кого были ламповые, в основном, трофейные радиоприемники, слушали финские радиостанции, радио «Люксембург» и, конечно, «Голос Америки», передачу Уиллиса Коновера «Голос американской музыки». Когда появились еще считавшиеся предметом роскоши большие катушечные магнитофоны, фанаты стали пытаться записывать музыку с радио. Типичным нонконформистским поведением старшеклассника в 1950-е годы была попытка завладеть школьной радиорубкой и вместо «Синего платочка» врубить какой-нибудь джазовый стандарт. Рассказывает в своих неопубликованных воспоминаниях соученик Довлатова по 206-й школе Михаил Гордин: «Когда к концу вечера учителя уезжали домой и дежурить оставались только старшеклассники, он [Сергей Довлатов] проникал в радиорубку и вместо разрешенных вальсов и танго запускал в эфир запретный американский джаз. Он уже тогда любил джаз самозабвенно. Пропаганда джаза была если не преступлением, то дерзким вызовом. И следствием этого покушения на советскую нравственность всякий раз была публичная головомойка. В большом рекреационном зале выстраивали линейкой вдоль стен все старшие классы. На середину зала выходил директор школы Первухин (человек с бритым черепом и недобрым гуттаперчевым лицом). Его прозвище Кашалот соответствовало и внешности, и педагогическим установкам. Из рядов выкликали очень высокого и тощего Сережу Мечика и минут пятнадцать всем нам растолковывали то, что заключала в себе сакраментальная советская формула: «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст» ‹…›» Главная мелодия 1950-х – музыка к фильму «Серенада солнечной долины» Глена Миллера. У одного «чувака» с Невского, Лени Абрамсона, сына известнейшего в городе венеролога, была отдельная квартира, свой киноаппарат и пленка с этой кинокартиной. Вспоминает знаменитый джазмен Анатолий Кальварский: «Звук был не ахти какой, конечно, но самое главное, что мы слушали этот американский джаз. По вечерам собирались человек 10-12 и смотрели фильм. Каждый – раз по 50. Я его выучил наизусть. «Sun valley» блюз пели все стиляги, он стал гимном стиляг, это было опознавательным знаком».

Знамением времени стали самодеятельные музыкальные ансамбли, выступавшие на танцах. Это была смесь разрешенных советских танцевальных мелодий, американской музыки, такой как «In the mood» и «Moonlight serenade», и местного творчества. В Ленинграде был написан моднейший фокстрот «Вечер на Бродвее» и придуман знаменитый стандарт, музыка из кинофильма «Подвиг разведчика» с новыми словами «Там, где тихо саксы поют и где любовь продают, я повстречался с тобою». Ситуация с джазом начала меняться, еще когда Довлатов был школьником. В 1957 году состоялся знаменитый фестиваль молодежи и студентов в Москве, на который, в частности, пригласили оркестр Мишеля Леграна из Парижа. В 1958 году во Дворце культуры имени Горького группа музыкантов-любителей основала клуб «Д-58». Вначале ансамбль клуба назывался «Seven Dixieland», потом стал «Ленинградским диксилендом». Впрочем, в 1959 году, после вызвавшего невероятный ажиотаж отчетного концерта в ДК Кирова, клуб закрыли. К этому времени Довлатов уже был студентом. Джаз он слушал теперь в основном на радиолах приятелей или в ресторане «Крыша», где выступал коллектив солиста биг-бенда Алексея Канунникова. Джаз всегда радовал Довлатова. В рецензии на гастроли американского джазмена Оскара Питерсона в Таллинне обычно ироничный писатель на удивление вдохновенен: «Он творец, создающий на глазах у зрителей свое искусство. Искусство легкое, мгновенное, неуловимое, как тень падающих снежинок. Подлинный джаз – искусство самовыражения. Самовыражения одновременно личности и нации».

Оглавление книги