Книга: Сочи. Олимпийская Ривьера России

Головинское укрепление

Головинское укрепление

В 1839 г. для высадки десанта в устье рек Шахе и Субаши был направлен отряд под командованием генерала Н.Н. Раевского. Он должен был занять территорию и построить на ней укрепление.

Николай Николаевич Раевский – младший (1797–1837) – сын героя Отечественной войны 1812 г. генерала Н.Н. Раевского. Он родился в Москве в 1801 г. Получил домашнее воспитание под руководством своей матери Софьи Алексеевны, внучки М.В. Ломоносова. С десяти лет находился на военной службе. Ребенком участвовал в войне 1812 г. вместе со своим отцом.

В последние лицейские годы Пушкина Раевский служил в лейб-гвардии гусарском полку, стоявшем в Царском Селе. С поэтом он познакомился у П. Чаадаева, они подружились и часто виделись до высылки Пушкина на юг.

Известно, что Раевский отыскал в Екатеринославле больного Пушкина и устроил поездку поэта с Раевскими на Кавказ и в Крым. Дружба, начавшаяся между ними, продолжалась всю жизнь. Александр Сергеевич посвятил Николаю Раевскому «Кавказского пленника» и «Андрея Шенье».

Раевский был сильным человеком, способным скрутить в узел железную кочергу. Держался свободно и демократично. Он имел теплые и дружеские отношения со многими декабристами. Его две сестры были замужем за декабристами. Екатерина – за М.Ф. Орловым, Мария – за С.Г. Волконским. В 1826 г. Н.Н. Раевского и его брата Александра арестовали по делу декабристов. За неимением улик следственная комиссия освободила их.

В том же году Раевского назначили командиром Нижегородского драгунского полка. Он отличился в Турецкую и Персидскую кампании 1826–1829 гг. и был произведен в генерал-майоры.

В 1929 г. к нему на фронт приехал Пушкин. Вместе с ним и Нижегородским полком поэт проделал весь путь до Арзерума. Из Арзерума Раевский поехал в отпуск. По неприятельской территории его сопровождал конвой из 40 драгунов его полка. К ним пристроились некоторые разжалованные декабристы, служившие солдатами в бригаде Раевского. На русской границе в Гумрах надо было выдержать трехдневный карантин. Раевский держался с разжалованными по-товарищески – они обедали у него, играли в вист. Через некоторое время об этом стало известно в Петербурге. Раевского сначала арестовали на восемь дней, затем перевели на службу в Россию. Это преступление перевесило в глазах царя все военные заслуги генерала. В 1830 г. Пушкин попросил разрешения съездить в Полтаву для того, чтобы увидеться с Раевским, и получил отказ: «потому что у его величества есть все основания быть недовольным последним поведением Раевского». В начале 1834 г. Раевский был в Петербурге и часто виделся с Пушкиным.

До 1837 г. Раевский жил в своем имении в Гурзуфе и занимался ботаникой. В этом же году он вышел из опалы и был назначен начальником первого отделения, а с 1838 г. и всей Черноморской береговой линии. Здесь он опекал ссыльных декабристов И.И. Лорера, А.Н. Одоевского, М.В. Нарышкина, Н.А. Загорецкого и др. В своих отношениях с горцами Раевский проявлял гуманность, добивался развития с ними широких торговых связей. Проявлял заботу о солдатах русской армии. Декабрист Лорер писал о нем: «Генерал тяжел, кричит, шумит, самолюбив до крайности, честолюбие не имеет границ, но для края, который он создал, полезен и благонамерен».

В 1841 г. Раевский вышел в отставку, жил в своем воронежском имении, где занимался садоводством. Умер в 1843 г. в возрасте 42 лет.

Именем Раевского в Краснодарском крае названы станица Раевская и улица в Адлеровском районе (с. Голицыно).

Корабли прибыли к устью Шахе после обеда 2 мая. Высаживаться было поздно, и они встали на ночь на рейд.

Эскадрой военных кораблей командовал адмирал М.П. Лазарев. В ее состав вошли фрегаты «Штандарт», «Агатополь», «Тендос», «Бургас», «Браилов», линейные корабли «Императрица Екатерина», «Память Евстафия», «Адрианополь», «Султан Махмуд», «Силистрия», бриг «Меркурий», пароход «Северная звезда», тендер «Легкий», яхта «Орианда». Девять купеческих судов везли инструмент и материал для строительства укреплений, лошадей, рабочих волов, телеги, фураж, скот для питания войск, продовольствие на два месяца и многое другое.

Узнав о прибытии русских кораблей, черкесы со всей округи начали стекаться к месту высадки десанта. Прибрежную полосу (около 3 км) и окрестные возвышенности усеяли их костры. Горцам было что защищать. Убыхи и шапсуги отстаивали две святыни, находящиеся между долинами рек Шахе и Субаши: древний надгробный памятник – священную могилу, называемую ими «Хан-Кучий», и священную рощу Тагапх (в переводе – священный лес). В ней они проводили народные совещания и совершали языческие обряды с принесением жертв.

К тому же долина реки Шахе издавна была главным пунктом приморской торговли горцев, в особенности женщинами.

Когда рассвело, русские увидели картину. На берегу около 500 вооруженных черкесов стоят на коленях среди вековых дубов древней рощи Тагапх. Перед ними – мулла в белой чалме. Воины молились. Они клялись умереть до последнего, но не допустить «неверных» до осквернения святынь.

Эскадра подошла к берегу. Н.Н. Раевский на пароходе «Северная звезда» приблизился к побережью. Он определил направления и рубежи действия каждой части войск.

Важно было действовать максимально быстро. Местность была очень трудная – изрытая и густо поросшая огромными деревьями. Ядра морской артиллерии, ударяясь, застревали в них, не нанося никакого вреда горцам. Река Шахе – одна из широких и бурных рек побережья. Было очень трудно перейти с берега на берег из-за высокого уровня воды. Убыхи называли ее Шако, а чаще Маавьэ, что значит «река крови». Каждый год в ней кто-то тонул при переправе.

Еще более сложна для боевых действий долина реки Колеж (на военных картах – Субаши, позднее – Матросская Щель). Здесь росли высокие деревья, густо обвитые виноградными лозами. Подножия склонов частично были обработаны и засажены фруктовыми деревьями.

Черкесы укрепили все пространство между устьями рек Шахе и Субаши. Они вырыли глубокие рвы. В низинах поставили двойные ряды плетней с утрамбованной землей между ними.

Некоторое время русские не прерывали молитву горцев. Затем военные корабли открыли по берегу непрерывный артиллерийский огонь, продолжающийся четверть часа. Он заставил убыхов оставить окопы и отступить в лес. Как пишет участник десанта декабрист Н.И. Лорер: «…от этой канонады грохотало эхо, и лес валился как скошенная трава».

Началась высадка первого десанта. Он состоял из пяти батальонов, каждый численностью 600 человек. Едва войска сошли на берег, на них хлынула огромная масса убыхов (более 1000 человек) из ближайшего леса и возвышенностей. Впереди всех бежали несколько мулл в белых чалмах. Черкесы двигались молча, без единого выстрела. И вдруг с диким визгом набросились на солдат.

Горцы непрерывно атаковали. Одна схватка следовала за другой, и одна ожесточеннее другой. Лавина черкесов накатывала за лавиной. Защитники долины сражались мужественно и отчаянно, но силы были неравны.

Чудеса хладнокровия проявлял Раевский. Когда вокруг свистели пули и ситуация становилась критической, он спокойно курил трубку и, пуская дымок, отдавал короткие распоряжения.

Со вторым десантом высадились на берег остальные войска, артиллерия и сводный морской батальон. Офицеры и матросы с гребных судов, не желая оставаться в стороне, бросились на берег на помощь солдатам.

Наконец, дойдя до намеченного рубежа (в районе современного железнодорожного моста) и овладев прилегающими возвышенностями, солдаты прекратили наступление. После двух часов упорного и жестокого боя русские войска выиграли сражение. Но черкесы все еще продолжали упорную перестрелку с окрестных холмов. По словам Лорера: «На самой горе неугомонные горцы поставили пушки, у нас с разбитых судов заграбленные, в неприступных местах и сверху постоянно стреляют по лагерю и по палаткам, по выбору… Наконец, стрельба всем нам страшно надоела, и Раевский распорядился „пушкам” заставить их замолчать. Орудия гремели целый день, разрыли гору, занимаемую горцами, порядочно, но не прекратили их огня и он, ослабевая, прекратился у нас только тогда, когда, кажется, не достало пороху и снарядов».

После боя к Раевскому пришли убыхские старейшины. Они хотели выкупить тела убитых горцев, оставшиеся на занятой русскими территории. Генерал заявил, что он не торгует мертвыми и их можно забрать без выкупа. Это было очень важно для убыхов. У них был обычай: идя в бой, горец давал клятву своему собрату по оружию умереть вместе с ним или вынести тело погибшего и похоронить в родной земле. Нарушение клятвы влекло за собой позор и обязанность содержать семью погибшего. Поэтому выдача тел без выкупа вызывала у черкесов благодарность и доверие.

Еще шел бой, а два казачьих пеших полка сделали засеку. На ней войска и расположились лагерем. 12 мая заложили новый форт и начали строить крепость.

Было непросто. Постоянно происходили набеги, мелкие стычки и перестрелки с убыхами. Даже рубка леса сопровождалась многочасовыми сражениями.

Черкесы постоянно целились в зеленую палатку походной церкви Тенгизского полка. Им казалось, что в ней живет сам Раевский. Поэтому больше всего доставалось священнику и дьячку. Их палатка стояла около церкви.

Грунт побережья был непригоден для сооружения крепостей. Он состоял из галечника и крупного песка. Грунтовые воды были в полуметре от земли.

Наконец к концу июня крепость была почти готова и оснащена вооружением. Ее назвали Головинским фортом в честь командира отдельного Кавказского корпуса генерала Е.А. Головина.

На протяжении последующих лет горцы неоднократно пытались захватить форт. Например, из приказа по отдельному Кавказскому округу видно, что только в 1846 г. было 10 сражений. Но форт всегда отражал их набеги.

В начале Крымской войны в 1854 г. под угрозой входа англо-французских войск форт взорвали. Войска эвакуировали.

Вернулись сюда через десять лет. Солдаты Даховского отряда восстановили крепостной ров, ворота, на местах разрушенных башен возвели батареи. На месте бывшего форта организовали сторожевой пост Головинский (в нем после ухода Даховского отряда остался небольшой гарнизон) и один из пунктов сбора жителей для последующего выселения в Турцию.

В сражении в устье рек Шахе и Субаши участвовал лицейский друг Пушкина Константин Данзас. По окончании лицея Данзас, как плохо успевающий, был выпущен не в гвардию, а в армию, в инженерный корпус. Сражаясь в турецкой и персидской войнах, он проявил себя как храбрый и дельный офицер. В бою под Браиловом был тяжело ранен и уволен в Россию для лечения.

В 1838–1839 гг. Данзас участвовал в боевых действиях на Черноморском побережье под командованием генерала Н.Н. Раевского-младшего. В это время под начальством Данзаса находился поручик Тенгизского пехотного полка М.Ю. Лермонтов.

Знавшие Данзаса рассказывают о нем как о хорошем, светски образованном офицере, весельчаке по натуре, любившем острить и сыпать каламбурами. Это был человек редкой смелости и хладнокровия. Говорят, что во время персидской войны при осаде одной из крепостей главнокомандующий Паскевич захотел узнать ширину передового рва. Данзас спустился в ров, не обращая внимания на град пуль, медленными шагами измерил его и доставил генералу нужные сведения.

Во время сражения в устье рек Шахе и Субаши Данзас также проявлял чудеса храбрости. Он стоял с подвязанной раненной рукой на возвышении, несмотря на ружейную пальбу горцев. Ему сказали, что глупо стоять на самом опасном месте. Он ответил: «Я сам это вижу, но лень сойти». После этого случая его прозвали «маршал Субаши».

Рассказывают, однажды Данзас подслушал разговор двух солдат. Один спросил: «Отчего это нашего полковника зовут Данзас?». «Вестимо отчего, – ответил другой, – родился он на Дону и приходится сродни генералу Зассу, ну вот и вышло Дон-Засс». Данзасу понравилась шутка, и он подарил автору серебряный рубль.

После окончания лицея Данзас неоднократно встречался с Пушкиным: в Кишиневе, когда служил в Бессарабии, в Петербурге летом 1831 г., на лицейской годовщине в 1836 г. 27 января 1837 г. Пушкин пригласил Данзаса быть секундантом на его дуэли с Дантесом. После похорон поэта Данзас был арестован и предан военному суду за участие в дуэли в качестве секунданта. Суд постановил: «Выдержать под арестом в крепости два месяца и после этого обратить по-прежнему на службу».

Несмотря на свои заслуги и способности, Данзас не имел успеха по службе. Всему виной его острый язык. В 1856 г. он перевелся чиновником в Петербург и вышел в отставку в чине генерал-майора. Умер в 1870 г. в нищете. Его похоронили за счет казны.

Оглавление книги