Книга: Города Беларуси в некоторых интересных исторических сведениях. Минщина

ПЛОТОГОНЫ

Неман для Беларуси — все равно, что Волга для центральной части России. Это по-настоящему великая река, с великой историей, кормилица и помощница.

Начну с того, что Неман начинается всего в 10-ти км от Узды. И в своем изначальном русле называется Неманец. Александр Федорович Рогалев утверждает, что слово Неман складывается из двух частей: отрицания не- и корневой части -ман. Старославянское, старобелорусское слово «ман» расшифровывается как «маленький, тонкий». Отсюда противоположное понятие Неман — «не маленький».

Неман отличается быстротой, силой своего течения, прохладностью и прозрачностью своей воды.

По сведениям В.М. Киселева, приведенным в книге «Памяць», исток Немана начинался в 4 км на северо-восток от деревни Заболотье и размещался на возвышении 194,4 м над уровнем моря. Через 21 версту своей протяженности Неман принимает с левой стороны при деревне Кривичи реку Лошу, а еще через одну версту дальше под местечком Песочное — с правой стороны реку Усу.

По Неману — этой «божьей дороге», как называли раньше все реки, плотогоны переправляли в дальние края связанные в плоты бревна. Плоты эти обгоняли суда разного рода: барки, боты, байдаки, струги, витины. А выше, уже около Гродно, Друскининкая и Ковно, им встречались паровые суда...

Сергей Головка в газете «Мінская праўда» за 14 августа 2003 г. сообщает, что плотогонство известно на Немане с глубокой древности. Первые румы — пристани, где складировали и готовили к сплаву бревна — появились здесь еще в конце XVI в. Такие лесозаготовительные пункты существовали в Песочном, Могильном, Николаевщине, Новом Свержене, Столбцах.

Первоначально торговлей древесины занималась исключительно администрация феодала — владельца леса и окрестных земель. Ею выбирались делянки для вырубки, обустраивались на берегу румы, с которых затем, с весны, отправлялись по неманской воде плоты. Сначала лесосплавом занимались исключительно иностранцы, приглашенные из-за рубежа мастера этого дела. Но позже появились свои, доморощенные.

Курировали эту работу в основном евреи. Они получали разрешение на заготовку древесины и приобретали лицензию на ее транспортировку водным путем с целью продажи. То есть брали на себя ответственность за риск. Евреи нанимали лесорубов и перевозчиков-тралерщиков. Бревна нарезали длиной 3-5 метров и доставляли на румы. Там древесину очищали от коры и укладывали в штабеля для просушки. Работа эта проводилась поздней осенью и зимой. А перед началом сплава наступала очередь вязальщиков плотов.

Процесс связки бревен довольно трудоемкий, требовал специальных знаний и просто навыка. Обычно работа начиналась на берегу поблизости от воды, реже — на самой воде или льду. Немного подсохшую древесину связывали в звенья — так называемые клеймы (гонки, лавки), которые соединялись из нескольких десятков бревен. Каждое из последних основательно укреплялось с помощью веревок из скрученных лозовых прутьев (витей, горделей) к жерастям — положенным поперек крупным брёвнам. Между собой клейны соединялись жердками, которые назывались поклёсами. Неманские плоты обычно состояли из 2-3 гонок. На первом и последнем звеньях для управления плотом устанавливали апачины или присы — рулевые весла, — там же находились шириги — заостренные колья, которые применяли при торможении. Управлял плотом головник (он стоял впереди), а задник обязан был управляться с «хвостом». Устраиваясь на ночлег, плотогоны причаливали к берегу, укрепляли плот с помощью каната (конопляного или из витей) к оралу — вбитому в землю толстому колу.

Сплавной сезон в верхнем течении Немана начинался с половодьем. Тогда по большой воде вниз по реке отправлялись целые караваны плотов.

Летом, когда вода в река падала, лесосплав прекращался. Иногда он возобновлялся осенью, если последняя отличалась обилием дождей.

На труд плотогона отваживались от безысходности, а не из-за заработка. Заработок был мизерным. В дождь и холод, ежедневно, с утра до вечера, плотогон вынужден был находиться под открытым небом, стоя в воде, рискуя заработать ревматизм. Ему негде было ни просушиться, ни обогреться. Согреваться приходилось работой, теплом своего тела. Кроме шалаша из соломы, похожего на собачью будку, другого пристанища у него не было.

Он не имел возможности сходить в ближайшее поселение, чтобы обогреться и просушиться, ибо боялся пропажи дерева из плота. В газете «Минское русское слово» за 1912 г. сообщается, что потеря только одного бревна угрожала плотогону вычетом месячного заработка. И дело обстояло даже не столько в воровстве. Плотогоны не были застрахованы от возможности потерять несколько бревен, столкнувшись плотом с подводными камнями, а то и вовсе поломать плот. А такое случалось после 4-6, а иногда и 9-ти недель перехода, когда перегонщики входили в предгорье Прибалтийской гряды. В этом случае бедолагам оставалось одно: отправляться пешком домой за 300 с гаком верст, прося по дороге милостыню.

В народе заработки перегонщиков плотов называли «собачьим хлебом». Мало того, что этот труд был тяжелым и рискованным, еще и оплата за него была предельно низкой. По сути, она являлась своеобразной подачкой со стороны его устроителей. Поэтому занимались этой работой или те, кто был не связан с землей, или те, кому просто необходимо было заработать «живую копейку».

Оглавление книги