Книга: Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей
Мистический Петербург Блока
Мистический Петербург Блока
Блок – поэт-символист. Любимая девушка превращается у него стихах в Прекрасную даму, предмет поклонения средневековых рыцарей, в Царицу Небесную, в «величавую, вечную жену». И это очень сердило живую, насмешливую, амбициозную Любовь Дмитриевну, мечтавшую стать актрисой, чтобы мир полюбил именно ее, а не смутный возвышенный образ, отражение которого видел в ней Блок. «Я не могу больше оставаться с Вами в тех же дружеских отношениях, – писала она ему. – До сих пор я была в них совершенно искренна, даю Вам слово. Теперь, чтобы их поддерживать, я должна была бы начать притворяться. Мне вдруг совершенно неожиданно и безо всякого повода ни с Вашей, ни с моей стороны, стало ново – до чего мы чужды друг другу, до чего Вы меня не понимаете. Ведь Вы смотрите на меня как на какую-то отвлеченную идею; Вы навоображали обо мне всяких хороших вещей, и за этой фантастической фикцией, которая жила только в Вашем воображении, Вы меня, живого человека, с живой душой, и не заметили, проглядели…
Вы, кажется, даже любили – свою фантазию, свой философский идеал, а я все ждала, когда же Вы увидите меня, когда поймете, что мне нужно, чем я готова отвечать от всей души… Но Вы продолжали фантазировать и философствовать… Ведь я даже намекала Вам: „Надо осуществлять“… Вы отвечали фразой, которая отлично характеризует ваше отношение ко мне: „Мысль изреченная есть ложь“. Да, все было только мысль, фантазия, а не чувство хотя бы только дружбы. Я долго, искренне ждала хоть немного чувства от Вас, но, наконец, после нашего последнего разговора, возвратясь домой, я почувствовала, что в моей душе что-то вдруг оборвалось, умерло; почувствовала, что Ваше отношение ко мне теперь только возмущает все мое существо. Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками; когда же на меня смотрят как на какую-то отвлеченность, хотя бы и идеальнейшую, мне это невыносимо, оскорбительно, чуждо… Да, я вижу теперь, насколько мы с Вами чужды друг другу, что я Вам никогда не прощу то, что Вы со мной делали все это время – ведь Вы от жизни тянули меня на какие-то высоты, где мне холодно, страшно и… скучно!».
Хотя письмо это так и не было отправлено, Любовь Дмитриевна приводит его в своих мемуарах, добавляя при этом: «Прекрасная дама взбунтовалась! Ну, дорогой читатель, если вы ее осуждаете, я скажу вам наверно: вам не двадцать, вы все испытали в жизни и даже уже истрепаны ею, или никогда не чувствовали, как запевает торжественный гимн природе ваша расцветающая молодость».
Петербург оказался «покладистей»: ему не впервой было менять маски, и он с восторгом подчинялся фантазиям одаренного поэта.
Но Петербург со свойственным ему коварством заманил поэта в свой лабиринт, и вот уже тому начинает казаться, что он бродит здесь целую вечность и так и будет бродить бесконечно.
* * *
Последняя квартира Блока в Петербурге находилась одновременно в центре и на окраинах – в хорошо знакомой Коломне, на Офицерской улице (ныне – улица Декабристов, 57), которая выходила к реке Пряжке. Доходный дом принадлежал купцу 1-й гильдии М. Е. Перовскому. Родители Блока (мать и отчим) жили неподалеку – на той же Офицерской улице, в доме № 40.
Ул. Декабристов, 57
Блок писал матери: «Вид из окна меня поразил. За эллингами балтийского завода виднеются леса около Сергиевского монастыря (по Балтийской дороге). Видно несколько церквей (большая на Гутуевском острове) и мачты, хотя море закрыто домами».
Блок с женой жили на четвертом этаже, в пятикомнатной квартире. Здесь Блок написал поэмы «Возмездие» и «Двенадцать», стихотворные циклы «Родина», «Кармен», «Итальянские стихи», «Страшный мир».
Сюда к нему – уже признанному поэту, кумиру молодежи – приходили гости. Была Анна Ахматова, старательно увековечившая свое появление в стихах:
Блок, восхищенный красотой поэтессы, написал ей такие строки:
О стихах же (Ахматова подарила ему сборник «Четки») отозвался весьма уклончиво.
А. А. Ахматова
В гостях у Блока побывал и другой молодой амбициозный поэт – Сергей Есенин. Позже он написал в своей автобиографии: «Восемнадцати лет я… поехал в Петербург. Там меня приняли весьма радушно. Первый, кого я увидел, был Блок… Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта».
* * *
Решение поэта остаться в революционной России шокировало многих его друзей и знакомых. Зинаида Гиппиус, революцию категорически не принявшая, писала в своих воспоминаниях, как в последний раз увиделась с поэтом незадолго до его отъезда: «…в высоких сапогах, стройно схваченный защиткой, непривычно быстро шагающий, он говорил: „Как же теперь… ему… русскому народу… лучше послужить?“.
Лицо у него было не просветленное; мгновеньями потерянное и недоуменное…
Тогда только промелькнуло; а теперь, когда вспоминаю это воспоминание, – мне страшно. Может быть, и тут для Блока приоткрылась дверь надежды? Слишком поздно?».
Получив ее сборник с говорящим названием «Последние стихи», посвященный кровавым событиям Первой мировой войны и революциям 1917 года, Блок написал:
А Любовь Дмитриевна вспоминала: «Жить рядом с Блоком и не понять пафоса революции, не умалиться перед ней со своими индивидуалистическими претензиями – для этого надо было бы быть вовсе закоренелой в косности и вовсе ограничить свои умственные горизонты. К счастью, я все же обладала достаточной свободой мысли и достаточной свободой от обывательского эгоизма. Приехав из Пскова очень „провинциально“ настроенной и с очень „провинциальными ужасами“ перед всяческой неурядицей, вплоть до неурядиц кухонного порядка, я быстро встряхнулась и нашла в себе мужество вторить тому мощному гимну революции, какой была вся настроенность Блока. Полетело на рынок содержимое моих пяти сундуков актрисьего гардероба! В борьбе за „хлеб насущный“ в буквальном смысле слова, так как Блок очень плохо переносил отсутствие именно хлеба, наиболее трудно добываемого в то время продукта. Я не умею долго горевать и органически стремлюсь выпирать из души все тягостное. Если сердце сжималось от ужаса, как перед каким-то концом, когда я выбрала из тщательно подобранной коллекции старинных платков и шалей первый, то следующие упорхнули уже мелкой пташечкой. За ними нитка жемчуга, которую я обожала, и все, и все, и все… Я пишу все это очень нарочно: чем мы не римлянки, приносившие на алтарь отечества свои драгоценности. Только римлянки приносили свои драгоценности выхоленными рабынями руками, а мы и руки свои жертвовали (руки, воспетые поэтом: «чародейную руку твою…»), так как они погрубели и потрескались за чисткой мерзлой картошки и вонючих селедок. Мужество покидало меня только за чисткой этих селедок: их запах, их противную скользкость я совершенно не переносила и заливалась горькими слезами, стоя на коленях, потроша их на толстом слое газет, на полу, у плиты, чтобы скорее потом избавиться от запаха и остатков. А селедки были основой всего меню…
Я отдала революции все, что имела, так как должна была добывать средства на то, чтобы Блок мог не голодать, исполняя свою волю и долг – служа Октябрьской революции не только работой, но и своим присутствием, своим „приятием“.
Совершенно так же отчетливо, как и он, я подтвердила: „Да, дезертировать в сытую жизнь, в спокойное существование мы не будем“. Я знала, какую тяжесть беру на себя, но я не знала, что тяжесть, падающая на Блока, будет ему не по силам – он был совсем молодым, крепким и даже полным юношеского задора».
Как и все петербуржцы в 1918–1920 годах, Блок страдал от голода и цинги. У него начала развиваться сердечная недостаточность.
* * *
Но в последних стихах Блока, написанных в Петербурге, настроение светлое и возвышенное. И они посвящены Пушкину.
У стихотворения есть своя предыстория. 17 января 1921 года Блок записывает в своем дневнике: «Среди глубины отчаянья и гибели… о Пушкине: в наше газетное время… Пушкин этого избежал, его хрустальный звук различит только кто умеет. Подражать ему нельзя… И все вздор перед Пушкиным, который ошибался в пятистопном ямбе, прибавляя шестую стопу… 5 февраля. Позвонила библиотекарша Пушкинского Дома…».
Библиотекаря звали Евлалия Павловна Казанович. Она просила поэта написать что-то в альбом Пушкинского Дома – Институту русской литературы Российской академии наук. Судя по записной книжке, первыми родились завершающие строки:
Современный Пушкинский Дом не увидишь с Сенатской площади. А в 1921 году, до переезда в здание Петербургской портовой таможни, коллекция хранилась в здании Академии наук, которое было видно с другого берега Невы.
Пушкинский Дом. Современное фото
Блоку оставалось прожить не больше полугода. 7 августа 1921 года он умер от воспаления сердечных клапанов. Этим стихам суждено было стать его завещанием:
- Петербург: вы это знали? Личности, события, архитектура
- Музей истории Санкт-Петербургской государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова
- Исторические районы Петербурга от А до Я
- «Есть в России город Луга Петербургского округа…»
- География, территория и население Санкт-Петербурга
- Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя
- Глава 1 Чудотворные иконы в Петербурге
- Род Дервизов в Петербурге и в России
- Население Санкт-Петербурга
- В годы блокады
- «Нет Петербурга без „Донона!“»
- Новая Ладога – «сестра Петербурга»