Книга: Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 2: Правый берег

К югу от площади Пигаль

К югу от площади Пигаль

Немалую лепту в прославление развеселого бульвара Клиши и плас Пигаль внес знаменитый американский романист Генри Миллер. Но и без него перед войной за площадью закрепилась сомнительная слава плацдарма деятельности женщин легкого поведения и их малосимпатичных эксплуататоров-сутенеров. Кстати, не так давно в здешнем кафе «Малибран» парижская полиция обнаружила настоящее гнездо поставщиков живого товара из волжского города Казань. Ну а в былых кабаре и кафе, где спорили некогда об искусстве знаменитые художники Франции, нынче какие-то унылые типы упорно ждут появления стриптизерши.

В начале улицы Пигаль тоже идут подряд маленькие бары, где в полутьме сидят в ожидании клиентов разодетые в пух и прах или полураздетые, намазанные, обманчиво прекрасные и безобманно опасные представительницы древнейшей профессии. По вечерам группы туристов из крошечных немецких, итальянских или финских городков заглядывают в эти бары, глуповато шутят и громко, но как-то смущенно хохочут. Обитатели квартала ускоряют шаг и проходят, не глядя по сторонам. Но в дневное время квартал преображается; несмотря на безжалостную новую застройку, здесь много еще сохранилось укромных, чарующих уголков, частных улочек, называемых в Париже виллами («вилла»), и еще жива память о многочисленных артистах, художниках, писателях и композиторах, живших здесь. Впрочем, и память о бедных девушках, торговавших своей красотой и обитавших здесь, по соседству, и даже получили прозвище от названия здешней церкви, – память о них жива тоже.

В общем, в утренние и дневные часы, отправляясь к югу от площади Пигаль по улице, носящей то же, что и площадь, имя вполне барочного и даже отчасти классического французского скульптора XVIII века Жан-Батиста Пигаля, легко забыть о сомнительных вечерних соблазнах этой улицы. Особенно если, скажем, сразу заглянуть влево – на рю Виктор-Массе. Это здесь было открыто в начале 80-х годов самое первое монмартрское кабаре – «Черный кот», где пел знаменитый Аристид Брюан. Он пел о невзгодах Монмартра и высмеивал богатых (кого ж еще высмеивать богемному артисту, даже разбогатевшему?). Его силуэт с гитарой в черном плаще и красном шарфе увековечил Тулуз-Лотрек.

После войны в доме № 15 по улице Виктор-Массе открылся русский ресторан «1000 и одна ночь». В начале 90-х годов XIX века в доме № 18 размещалось ателье Боннара, а в живописном доме № 15 – ателье Тулуз-Лотрека. Номером двадцать обозначена группа домов на частной подъездной дороге – сите Мальзерб. А в доме № 37 было ателье Дега… Частные виллы и подъезды к ним, тишина; замкнутость – совсем другой мир и другой век…

Собственно, и на самой рю Пигаль немало великих теней былого. В здешних особнячках XVIII века охотно селились в XIX веке и писатели, и художники. В доме № 60 жил Бодлер, в доме № 55 – Гюго, в доме № 28 – Боннар, в доме № 16 – Жорж Санд с Фредериком Шопеном, а в очаровательном уголке, носящем название сите Пигаль, жил некоторое время, незадолго до своего самоубийства, бедняга Ван Гог.

На углу улицы Пигаль и улицы Нотр-Дам-де-Лорет, а также на перекрестке улиц Шапталь и Фонтен всякий любопытный турист испытает вполне объяснимую раздвоенность и даже расстроенность, не зная, куда лучше свернуть. Направо на улице, носящей имя наполеоновского архитектора Фонтена, жили некогда Тулуз-Лотрек и Андре Бретон, а также размещалась столь знаменитая в конце прошлого века академия живописи Жулиан, где среди прочих училась Мария Башкирцева.

В этом уголке Парижа процветали множество театров и прославленный мюзик-холл. На улице Шапталь тоже находились знаменитые театры, жили художники, сюда приходил работать к издателю Ван Гог…

На улице Пигаль помещались и знаменитые русские кабаки, которых между войнами было в Париже великое множество: в доме № 54 на Пигаль находилось знаменитое кабаре «Кавказский замок» (с «Кавказским погребком»), в доме № 59 – «Флореско», а в доме № 63 – «Яр». На улице Фонтен открыт был кабак «Омар Хайям», где играл на гитаре Саша Масальский.

Повернем влево и пойдем к югу по улице Нотр-Дам-де-Лорет. Поначалу нам будут попадаться не только отдыхающие поутру ночные заведения, но и старые почтенные дома, в одном из которых (в доме № 56) родился Гоген, в другом, в соседнем, располагалась мастерская Делакруа еще до того, как он переехал на левый берег, на прелестную Фюрстенбергскую площадь. Мы выйдем на площадь Сен-Жорж, украшенную статуей художника-графика Гаварни и двумя великолепными особняками. В первом из них, во дворце Тьера, ныне размещаются музей и библиотека Тьера, посвященные наполеоновской эпохе, а второй – дворец Пайва, построенный в 1840 году архитектором Рено, – считается истинным шедевром неоренессансной архитектуры.

Следуя дальше к югу по улице Нотр-Дам-де-Лорет, мы и выйдем к церкви Нотр-Дам-де-Лорет, построенной в 1836 году. Образцом для архитектора Ипполита Леба здесь явно служили итальянские базилики, и, в частности, знаменитая Санта-Мария-Маджиоре. На фасаде церкви – скульптуры, впрочем, вполне современные по стилю, изнутри же церковь богато украшена произведениями религиозного искусства времен Июльской монархии. Одним из мастеров, работавших над здешними полотнами и росписями, был лионский художник Виктор Орсель, глава архаичной религиозной школы живописи, вдохновлявшейся ранними, дорафаэлевскими шедеврами. Во времена Коммуны местный викарий аббат Сабатье был заперт коммунарами в церкви, а потом зверски убит. Что же до названия Лорет (а церкви с таким названием вы найдете повсюду на земном шаре), то это название итальянского городка Лорето в провинции Аскона. В XV веке там родилось поверье, что одна из церквей городка – это и есть дом Богородицы, Санта Каза, перенесенный в XIII веке ангелами из Назарета в Лорето. С XVI века эта Санта Каза Лорето окружена была стенами храма и привлекала в городок множество паломников…

Строительство здешней церкви Нотр-Дам-де-Лорет начато было в 1823 году, в самый разгар освоения нового квартала, который для вящей привлекательности назвали Новыми Афинами. Церковь эта и должна была обслуживать паству из нового, усиленно распродаваемого в то время всяческой художественной интеллигенции квартала. Однако в непосредственной близости к церкви в прилегающих к ней домах разместилась совсем другая публика. Тут жили по большей части женщины, которых называли по-разному – иногда падшими женщинами, иногда женщинами легкого поведения. Оба названия были и громоздки и слишком эмоциональны. Между тем существовала настоятельная потребность как-то все же обособить этих представительниц женского пола от других дам, тех, кого столь же громоздко называли порядочными женщинами. В начале сороковых годов (еще точнее – в 1841-м) и было придумано название, которое прижилось: лоретки. Слово это, как вы догадываетесь, пошло от названия церкви и прилегающего квартала. Тут было тогда построено много новых домов, хозяевам которых позарез нужны были постояльцы. В конце концов домовладельцы решили пускать на постой рядовых работниц панели, которых не слишком привечали в других местах. Это было тем более приемлемо для хозяев, что девицы только жили в этом квартале, а свою общественно полезную деятельность осуществляли в других местах, скажем, на Елисейских Полях или на бульваре Клиши.

Через десяток лет, к середине века, вошло в обиход и другое название для этих девиц – «биш», то есть «лань», «козочка», однако такие признанные авторитеты, как Бальзак, Бодлер, Флобер, Мане и Делакруа, оставались верны термину «лоретки», тем более что в противовес ему Эженом Сю пущен был в обиход термин «гризетки». Так называли теперь молоденьких девушек из бедных семей, каких-нибудь белошвеек, официанток, модисток, тоже вполне элегантных, хорошеньких и кокетливых, но не зарабатывающих на жизнь своим телом, а потому и одетых поскромнее, не столь блистательно, как те, другие, а стало быть, и поскучнее, и посерее (слово «гризетки» образовано от слова «гриз», что значит – «серая», «скучная»). Надо сказать, что фатальность лореток, так волновавшая художников, все эти блеск и нищета куртизанок тоже ведь существовали чаще в воображении художника. Реальность лореточной жизни была и мрачно-серой, и грустной. По тогдашней статистике, из сотни парижских лореток 17 умирали молодыми от болезней, 42 становились профессионалками панели, 4 выходили замуж, 4 уплывали за море – в Калифорнию или Австралию, 6 кончали самоубийством, 5 попадали с дурной болезнью в Сальпетриер, 3 возвращались в деревню, остальные перебивались кое-как мелким приработком. Статистика, как видите, грустная.

Вернемся, однако, к обитателям знаменитых Новых Афин, для которых изначально и строилась эта церковь, а также к самому этому кварталу, сохраняющему свой специфический, как бы загородный облик и сегодня. Считают, что на выбор названия для квартала повлияло тогдашнее возрождение моды на Грецию как на древнюю колыбель искусств, поэзии, философии, а также новые эпизоды борьбы Греции за освобождение от турецкого, оттоманского ига. Учитывая эту моду, гений финансов Лаперьер и рассчитывал привлечь на новую застройку между улицей Пигаль, улицей Бланш и вокзалом Сен-Лазар как можно больше состоятельных жильцов. Центром застройки стали улицы Ла-Тур-де-Дам и Ларошфуко, где строили уютные особняки под руководством архитектора Константена и других вполне известных парижских архитекторов вроде Висконти, Удебура, Лелона, Бие. Так и возник невдалеке от еще не опозоренных тогда пошлостью плас Пигаль и плас Бланш истинный уголок эпохи Реставрации. Позднее и весь квартал Сен-Жорж стали называть здесь Новыми Афинами, ибо во всей этой округе обитали звезды французского искусства, одни – известные даже и нам с вами, другие – забытые и самими французами, но в свое время излучавшие ослепительный блеск мимолетной славы, – личности вроде Камбасере, Талаба, Дюшенуа или Берне. Первый дом на улице Ла-Тур-де-Дам был построен Висконти, и в нем с 1824 года обитала пленительная мадемуазель Марс, вскружившая голову Парижу и публике «Комеди Франсез». А дом № 9 был специально построен Лелоном для великого трагика Тальма. На улице Ларошфуко мы можем полюбоваться особняком под номером 19, построенным Удебуром, а в доме № 14 находилась мастерская одного из прославленных мастеров французского символизма живописца Гюстава Моро. Он умер в 1898 году и завещал свои произведения государству. В его мастерской на улице Ларошфуко открылся музей, одним из хранителей которого являлся одно время ученик Моро, художник Жорж Руо, тяготевший к экспрессионизму. Никто не мешает нам с вами задержаться в музее, не спеша полюбоваться странными, столь загадочными и столь, если можно так выразиться, литературными полотнами мэтра Моро, где перемешано все – и библейские легенды, и мистика, и аллегория, и мечта, и эротика… А в ушах у нас будет звучать музыка Вагнера, который жил тут же за уголком, на рю д’Омаль.

Неподалеку, в тех же Новых Афинах, на рю Тэтбу, жили еще несколько писателей и художников и жила звезда французского романтизма Аврора Дюпен, она же мадемуазель Жорж Санд, вместе с романтическим Фредериком Шопеном. Об этом мы, впрочем, уже вспоминали, гуляя по шопеновскому Парижу…

Оглавление книги


Генерация: 0.442. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз