Книга: Русские на Эвересте. Хроника восхождения

Третья глава Цирк на 8200

Третья глава

Цирк на 8200

К началу апреля все спортивные команды совершили по два акклиматизационно-забросочных выхода на Гору. Отставание от намеченного графика восхождения оставалось ощутимым. Как вы помните, из-за болезни Вячеслава Онищенко его группа не смогла выполнить своей задачи – найти удобное место и поставить лагерь III.

Во время третьего, последнего перед штурмом выхода на маршрут надо было во что бы то ни стало ликвидировать существенное отставание. Очередной круг начинала как обычно группа Мысловского.

10 апреля. Дойдя до конца семнадцатой верёвки, навешанной выше второго лагеря, Балыбердин и Мысловский продолжили обработку маршрута. Тем временем Шопин и Чёрный собирали развешанные вдоль перильных лестниц грузы и несли их вверх. Навесив четыре верёвки, передовая двойка нашла приличное место и спустилась вниз, чтобы помочь товарищам поднять необходимое снаряжение для установки лагеря III. Подъём с тяжёлыми рюкзаками по крутым заснеженным скалам дался нелегко.

Начинало темнеть, когда вся четверка собралась на 7800. Выбрали место для палатки, начали готовить площадку. Высота давала о себе знать. «Фирн[11] рубится плохо, – записал в дневнике Николай Чёрный, – ледоруб часто застревает, и нужны большие усилия, чтобы освободить его. После 2–3 ударов начинаешь задыхаться, но если рубить не торопясь, делая два полных с открытым ртом вздоха после каждого удара, можно сделать подряд 10–12 ударов. После этого нужен отдых».

Наконец подготовили минимальную площадку, установили палатку. На ужин развели банку порошкового молока (есть не хотелось) и с трудом улеглись. Вчетвером слишком тесно в двухместной палатке, а идти кому-то на ночевку в нижний лагерь поздно, да и сил нет. Спали плохо. Наутро Черного окончательно одолел кашель, и он почти потерял голос.

– Что делать с голосом? – прохрипел Чёрный на утренней связи с базой.

– Переходи на связь жестами, – посоветовал Орловский.

Будучи профессионалом высшей квалификации доктор понимал, что помочь невозможно. Необычайная сухость холодного воздуха при частом глубоком дыхании во время тяжёлой физической работы порождает сухой мучительный кашель. Пока организм не акклиматизируется, никакие таблетки, мази, уколы не принесут облегчения. Свет Орловский прекрасно знал это и... шутил.

Если к нему обращались по поводу кашля в базовом лагере, он обычно подводил к своей палатке с надписью «Кхумбулатория» и, указывая на богатый набор лекарств, советовал: «Выбирай любое, все равно не поможет». Особенно настойчивым пациентам доктор предлагал слабительное – «будете бояться кашлять». Шутливый метод лечения Света Орловского получил неофициальное название – «светотерапия».

11 апреля. В этот день произошло маленькое событие: Балыбердин и Мысловский первыми в экспедиции «вышли» за пределы восьмикилометровой высоты, навесив выше третьего лагеря пять верёвок. Тем временем Шопин и Чёрный благоустраивали лагерь, готовили площадку под вторую палатку. Впрочем, всем этим занимался Чёрный. Шопин сидел в палатке, наводя там порядок и готовя обед. Выйти наружу он при всем желании не мог. Уходя наверх, Мысловский по ошибке надел один ботинок Шопина, а оставшийся был ему мал.

Во второй половине дня четверка спустилась в лагерь II. Чёрный по-прежнему говорил так тихо, что товарищи грустно шутили: «Опять Коля раскричался», да и чувствовал он себя не очень хорошо. Посовещавшись, решили, что ему надо возвращаться, чтобы не повторилась история с Онищенко. На большой высоте даже самое несерьёзное на первый взгляд недомогание быстро прогрессирует, приводя нередко к неожиданным и печальным последствиям. Чёрный ушел вниз.

13 апреля. Оставшаяся тройка, захватив грузы из второго лагеря, пошла в третий. Через сто метров подъёма Шопин неожиданно почувствовал резкую боль под ребрами. Идти дальше он не мог. Оставив свой груз на маршруте, Шопин вслед за Черным пошел вниз. За несколько часов группа Мысловского сократилась наполовину. Не очень удачным выдался праздничный день – по тибетскому календарю 13 апреля наступил новый 2039 год.

Оставшейся двойке удалось продвинуться выше третьего лагеря ещё на три верёвки, достигнув высоты примерно 8050 метров. Уставший Мысловский начал спускаться, а Балыбердин решил поработать в одиночку. Вскоре он потерял рукавицу и быстро, чтобы не отморозить руку, вернулся в третий лагерь.

На вечерней связи Мысловский и Балыбердин получили указание на завтра уходить вниз. Завершив третий выход, они начали спускаться в базовый лагерь. Там уже находились их товарищи по четверке Чёрный и Шопин, оказавшиеся под присмотром врача экспедиции.

Через несколько дней доктор поставил на ноги Черного и Шопина. Вместе с вернувшимися с Горы Мысловским и Балыбердиным они отправились к монастырю Тхъянбоче. Там, в живописной рододендроновой роще, все восходители должны были отдыхать и набираться сил перед выходом на решающий штурм Эвереста. Ну а мы тем временем снова вернемся в базовый лагерь, чтобы познакомиться с другими его постоянными обитателями.

У входа в палаточный городок стоят палатки офицеров связи. Их двое. Мистер Шрестха представляет полицию, капитан Биста – армию. Обычно экспедиции сопровождает один офицер связи. В данном случае двойной состав объясняется следующим обстоятельством. Накануне приезда советских альпинистов в Непал в некоторых западных изданиях, как по мановению дирижерской палочки, зазвучала злобная пропагандистская симфония.

Дескать, для русских покорение Эвереста – дело второе. Их главная задача – установить на «крыше планеты»... станцию слежения. «Сенсация», преодолев непроходимые горные хребты, докатилась до Непала. Вот почему не была разрешена посадка советского лайнера в столичном аэропорту, и пришлось, потеряв несколько дней, перегружать грузы в Дели на непальские самолеты.

Вот почему так усердствовали таможенные чиновники в Катманду. Они вскрыли и распотрошили одну за другой все бесчисленные упаковки с экспедиционным грузом, на что ушло ещё несколько дней столь ценного времени. Деталей мифической «станции слежения» найти, естественно, не удалось. Тогда местные власти решили на всякий случай окружить русских вниманием сразу двух офицеров связи.

Некоторая настороженность Шрестха и Биста в первые дни знакомства с советскими восходителями вскоре сменилась на доброжелательность и старание всеми доступными им средствами способствовать успеху экспедиции. А вообще-то в обязанности офицера связи входит наблюдение за порядком и соблюдением заявленного маршрута, но главное – он обязан засвидетельствовать факт выхода на вершину.

Но продолжим нашу экскурсию по базовому лагерю. В просторной палатке с надписью «Двучленнаучфильм» обитают два члена киногруппы из Ленинграда, представляющие студию «Леннаучфильм», Валентин Венделовский и Дмитрий Коваленко. У них есть помощник – высотный оператор альпинист Хута Хергиани (в случае благоприятных обстоятельств он может принять участие в штурме вершины). Хута живет в другой палатке и часто выходит на маршрут, чтобы снимать фильм и помогать своим коллегам-восходителям в переноске грузов.

Неподалеку от кают-компании и кухни находится палатка с броской надписью «Главкормилец» и призывом, выведенном прямо над входом: «Исхудал – заходи!» В ней обитает Владимир Воскобойников – шеф по питанию. О нём стоит рассказать подробнее. Во-первых, потому, что он оказался в Гималаях по воле случая. К тому же о высокогорных поварах почему-то пишут очень мало или ничего. Между тем повар (если он, конечно, знает дело) в любой экспедиции фигура особо уважаемая.

Воскобойников оказался в полном смысле слова находкой для экспедиции. За два с лишним месяца он ухитрился ни разу не повторить меню, а по торжественным дням изобретал такие изысканные блюда, которые наверняка пришлись бы по вкусу самым взыскательным гурманам.

В набор «высотной кухни» Воскобойникова входили алюминиевые скороварки, названные их создателями из Свердловска «автоклавами». Они помогали быстрее и вкуснее готовить пищу в условиях разряженного воздуха, когда, как известно ещё из школьных учебников, вода закипает при температуре гораздо ниже положенных 100 градусов.

Чудо-скороварки были самых разнообразных размеров и форм: чайник без носика, похожий на шар; кастрюли, напоминающие обыкновенные бидоны с завинчивающейся крышкой. Небольшие двух-трехлитровые скороварки входили в снаряжение для промежуточных лагерей. В базовом лагере пища приготовлялась в больших десятилитровых «автоклавах». К ним прилагались поролоновые чехлы, в которых, как в русской печке, еда «доходила» и долго сохранялась горячей.

Словом, кухня гималайской экспедиции оборудована по последнему слову высокогорной техники. Другое дело, что поначалу Воскобойникову было весьма трудно находить общий язык со своими помощниками-непальцами. Иногда с помощью переводчика, а чаще без него, он всё же умудрялся объяснять кухонным работникам, что требуется от каждого и от всей бригады в целом.

Бирендра, Санам (их вскоре начали называть просто Боря и Саня), Падам и Анга Норбу долго и трудно приспосабливались к особенностям русской кухни. Ещё сложнее давалось им на первых порах соблюдение распорядка дня и правил гигиены.

Обычные для всех кухонных работников белые халаты и колпаки они встретили дружным и заразительным смехом, видя в них, вероятно, скорее атрибуты праздничного карнавала, чем необходимую для работы на кухне одежду. Через несколько дней настойчивых разъяснений они стали относиться к халатам и колпакам с должной серьёзностью.

Наладить строгий график питания оказалось куда сложнее. Помощники шеф-повара, как дети, легко отвлекались, забывая о времени и порученном деле. Воскобойников терпеливо объяснял, что и когда надо делать. Не помогало. Вывесил на самом видном месте меню на английском языке и местном наречии. Никакого эффекта. В очередной раз обед был задержан на час. Шеф по питанию настолько расстроился, что потерял аппетит и категорически отказался от еды.

Этот акт отчаяния принес неожиданный результат. Не только непосредственные помощники Воскобойникова, но и все шерпы подходили к опечаленно-голодному шеф-повару и предлагали ему «кани» – поесть. С того дня установился железный порядок. Если кухонные работники что-то не успевали вовремя сделать, на помощь добровольно приходили все шерпы, находящиеся в базовом лагере.

В кают-компании с тех пор тоже установился образцовый порядок. Впрочем, один раз всё же произошел маленький конфуз по вине... Света Орловского. Предыстория инцидента такова. К доктору обратился вежливый и старательный Санам – его донимал зуб. В «Кхумбулатории» на этот случай имелось все необходимое: портативная бормашина на питании от аккумулятора, материал для пломбирования, инструменты для удаления. Они-то и пригодились: спасти зуб не представлялось возможным.

В ассистенты Орловский пригласил жилистого Николая Черного, поставив ему задачу покрепче держать за руки дрожащего от страха кухонного работника. Операция в самой высокой амбулатории планеты прошла быстро и успешно. Доктор сделал инъекцию и безболезненно удалил зуб. Санам, ожидавший адских мук, был в полном восторге и поклялся выполнить любую просьбу эскулапа.

Недолго думая, Орловский заявил, что отныне блюда в столовой нужно первому подавать ему, а уж потом руководителю экспедиции. Распоряжение привело Санама в полное смятение. Он, участник многих экспедиций, прекрасно знал, что подавать еду первому надо обязательно руководителю. Такова святая традиция.

Ночь прошла для помощника шеф-повара в сомнениях. Он не хотел нарушать традицию, но ещё больше опасался кары доктора. Наутро, за завтраком, Санам, держа миску двумя руками (знак особого почтения), первому подал еду своему вчерашнему благодетелю, а уж потом руководителю экспедиции.

– За что, Свет, гонорар получаешь? – поинтересовался Тамм.

– Я предупредил Санама, – пришлось признаться Орловскому, – что если не будет меня обслуживать первым, больной зуб вставлю обратно...

Под всеобщий громогласный хохот инцидент был исчерпан. Санам, сообразив, что всё это лишь очередная шутка доктора, весело посмеялся сам над собой. Больше он никогда не нарушал альпинистский этикет, а к Орловскому относился с прежним благоговением и по-прежнему был готов выполнять любую его просьбу.

Кают-компания – признанный центр базового лагеря. Здесь происходили смешные и трагичные события. Здесь проходили разборы результатов выходов групп на маршрут, когда по доброй альпинистской традиции руководители экспедиции и восходители откровенно высказывали друг другу соображения (далеко не всегда приятные) относительно хода работы на склонах Эвереста.

Здесь же, в кают-компании, принимали многочисленных гостей базового лагеря –туристов, совершающих так называемый треккинг. Это что-то вроде горного туризма, организацией которого занимаются специализированные фирмы, снабжающие за определенную плату путешественников необходимым снаряжением, питанием, проводниками-носильщиками.

История гималайского треккинга началась в 1965 году, когда три человека, далеких от альпинизма, совершили поход к подножию самой высокой горы планеты. С тех пор количество горных туристов несказанно возросло: ежегодно многие тысячи людей путешествуют по 16 маршрутам, проложенным ныне по горным тропам Гималаев.

Базовый лагерь советской экспедиции стал хорошим ориентиром: можно побывать у подножия Эвереста, да ещё познакомиться с русскими альпинистами. Туристов приходило много, даже слишком. Чтобы эти визиты не особенно отражались на ритме лагерной жизни, офицеры связи поставили на самом видном месте щит с надписью по-английски: «Посторонним вход воспрещен». Поток гостей, правда, нисколько не уменьшился.

Основная нагрузка ложилась на шеф-повара и его подопечных. Они кормили гостей, угощали их чаем и не раз выслушивали ставший традиционным вопрос: «А почему только чаем? А как с русской водкой?»  Оказалось, что по тропе пронесся слух (новости неизвестно каким образом распространяются здесь с неимоверной скоростью), что русская экспедиция прихватила с собой сорок  ящиков водки.

Одна версия гласила, что водка (кстати говоря, ввоз спиртного в Непал категорически запрещен) просто необходима русским восходителям для поддержания хорошего настроения и работоспособности. Другая звучала примерно так: русские сидят в базовом лагере и, забыв о восхождении, с утра до вечера глушат огненное зелье. В конце концов выяснились истоки слухов: носильщики приняли ящики с кислородными баллонами, на которых изображены рюмки («Осторожно, бьётся»), за ящики с водкой.

Нередко допоздна гости засиживались в кают-компании, ужинали (правда, без водки – в экспедиции царил сухой закон) вместе с восходителями, вернувшимися с Горы, пели песни и обсуждали проблемы, которых ещё больше чем достаточно в нашем мире.

Приход туристов доставлял особое удовольствие общительным шерпам, которые иногда даже забывали на радостях о порученной работе. Так случилось однажды с молодым шерпом Анг Фурба. Простудив горло, он не мог работать на маршруте и долго оставался в базовом лагере.

Сирдар[12] экспедиции Пемба Норбу – покоритель Эвереста, участник двадцати пяти экспедиций на высочайшую вершину планеты, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди шерпов, направил Анг Фурба «на время простоя» в распоряжение Воскобойникова. Тот поручил ему устлать пол в кают-компании сланцевыми плитами, которых в изобилии валялось вокруг базового лагеря.

Шерпа с удовольствием взялся за работу и ушел за стройматериалом. По дороге встретил очередную группу туристов, его особое внимание привлекла симпатичная француженка. Забыв обо всем на свете, Анг Фурба завел с ней оживленную и бесконечно долгую беседу. Когда он наконец вернулся (естественно, без плит) шеф-повар строго сказал, что не нуждается больше в его помощи.

Не теряя времени, шерпа стремглав бросился за плитами и вскоре, по выражению Воскобойникова,  «вся кают-компания имела если не паркет, то по крайней мере ровно устланный пол». Анг Фурба был, конечно же, прощён. Шерпы ещё долго подшучивали над ним, вспоминая его увлечение очаровательной француженкой, благодаря которому пол кают-компании приобрел такой замечательный вид.

Второй по популярности центр базового лагеря – радиорубка. Сюда поступали сведения с Горы, которая была совсем рядом. Отсюда они уходили в Катманду и далее на Родину, до которой было очень далеко, и где тысячи людей с нетерпением ждали сообщений о ходе штурма Эвереста. Владелец палатки, Юрий Кононов, один из самых информированных членов экспедиции.

Трижды в день все обитатели базового лагеря набиваются в палатку Кононова, чтобы узнать последние новости сверху. Связь с участниками восхождения ведется с помощью миниатюрных радиостанций «Карат». Трижды в день в радиорубке звучат короткие сообщения с Горы.

Они – словно маленькие главки захватывающего повествования о силе и мужестве человека, о его борьбе с собой и разбушевавшейся стихией. О чувстве дружбы и взаимопомощи, без которых немыслим альпинизм. О нелегком и бесконечно длинном пути к вершине планеты, каждый шаг по которому достается дорогой ценой. Продолжим и мы вместе с восходителями этот путь.

Итак, четверка Мысловского за свой последний перед штурмом выход сумела пройти восемь верёвок выше лагеря III и спустилась на отдых. Затем на маршрут вышла команда Ильинского, но опять без него самого (он никак не мог войти в график выходов своих товарищей и работал с другими группами). Перед восходителями не стояла задача продвигаться дальше вверх. Им предстояла черновая, очень тяжёлая работа по переброске грузов из второго лагеря в третий.

С каждым днем второй лагерь все больше напоминал склад под открытым небом. Здесь скапливалось снаряжение для третьего, четвертого и пятого лагерей, заносимое сюда высотными носильщиками. Идти выше шерпы отказываются. Они не привыкли работать при плохой погоде. Постоянные снегопады, шквальные ветры ухудшают состояние уже обработанного маршрута и без того слишком сложного для носильщиков.

На скользких отвесных скалах срывается один шерпа. Ещё один. К счастью, всё обходится благополучно, но идти выше они категорически отказываются. (Не помогают увещевания офицеров связи и сирдара, отправка из экспедиции одного откровенного лентяя). Точнее, шерпы не отказываются идти выше, они не могут – слишком сложно. Лишь двое самых опытных носильщиков смогли пройти немного в сторону третьего лагеря. Но и они, закрепив грузы на перильной верёвке, уходят вниз.

За четыре дня Валиев, Хрищатый, Чепчев и приданный им в помощь Хергиани (он, правда, сделал лишь одну ходку с грузами) три раза подняли тяжёлые рюкзаки с 7350 до 7800. Тем временем группа Иванова пробивалась выше уже обработанного маршрута, там, где начиналась самая сложная часть пути – отвесные скалы на высоте за 8000 метров. Решили, что ключевой отрезок контрфорса будут обрабатывать Бершов и Туркевич, лучшие скалолазы страны.

16 апреля. Относительно быстро пройдя восемь верёвок, навешанных выше третьего лагеря, Сергей Бершов и Михаил Туркевич уперлись в отвесную стену из заснеженных и разрушенных скал. Забить надежный крюк некуда. Метров пятнадцать Бершов, шедший в тот день в связке первым, отвоевывал сантиметр за сантиметрoм  y стены, надеясь только на страховку товарища.

Через час сложный участок пройден. Но впереди путь не легче. Скорее, наоборот. Впереди нависает 400-метровая стена. Справа и слева крутые сбросы[13], так что обойти её невозможно. Отвоевано ещё сорок метров, закреплена очередная верёвка. Можно немного отдышаться, пока подойдет напарник с тяжёлым рюкзаком.

Их видели лишь Иванов и Ефимов, шедшие вслед с грузами для лагеря. Точнее, они увидели, выйдя из-за поворота на одиннадцатой верёвке, на гигантской совершенно отвесной стене две маленькие красные фигурки. Даже их, видавших виды восходителей, эта картина поразила.

К пяти вечера навешано пять верёвок. Большая часть пути 5-й категории сложности. Прикрепив снаряжение к стене, Бершов и Туркевич начали спуск. Они спускались с помощью тормозных устройств, раскачиваясь на тонких верёвках-ниточках над полуторакилометровой бездной. Далеко внизу были видны разноцветные пятна палаток первого, второго и третьего лагерей.

17 апреля. Утром радиопереговоры с базой начались с группы Иванова (связь всегда начиналась с тех, кто выше на Горе). Планы на день? Пройти ещё несколько верёвок, попытаться найти место для четвертого лагеря, забросить туда снаряжение, необходимое для его установки. К месту, где вчера закончили обработку маршрута Бершов и Туркевич, поднялись к двум часам дня.

Вскоре вышли на острый гребень контрфорса. Впереди опять нависающий участок[18] скалы, но обойти его негде. Забить надежный крюк не удалось – хрупкие скалы крошились и сыпались вниз. Туркевич, шедший в этот день первым в связке, начал взбираться на плечи напарнику. Бершов стоял, балансируя, на узкой, шириной в полметра, площадке, вырубленной на гребне.

Туркевич снова выбрался на острый снежный гребень контрфорса. Закончились крючья. Их поднес вскоре Сергей Ефимов, но забивать практически некуда. Миша оседлал гребень и, свесив ноги по обе его стороны, начал передвигаться вперёд. До удобного места оказалось целых три верёвки. При прохождении последней сломался молоток. Крючья пришлось забивать камнем.

Подошел Иванов с грузами для установки лагеря. Если срезать острую вершину гребня, можно подготовить удобную и безопасную площадку для палатки. Нужна лавинная лопата[20] и несколько часов светлого времени. Ни того, ни другого нет. Сложили принесённые грузы в расщелину между камней. Четверка Иванова, преодолев самый сложный участок маршрута, с чувством выполненного долга пошла вниз. Им на смену поднималась группа Хомутова (он возглавил её после выхода из строя Онищенко).

20 апреля. Четвёрка Хомутова поднялась до места установки лагеря IV. Подготовили площадку и установили палатку. Смеркалось. Хомутов и Пучков ушли вниз. Алексей Москальцев и Юрий Голодов остались, первыми в экспедиции   проведя ночевку на 8250. На следующий день они собирались начать обработку маршрута выше четвертого лагеря.

Утром проснулись от жуткого холода: в палатке – минус 27°. Позавтракали. Алексей начал подбирать снаряжение для выхода наверх. Юра пошёл за рюкзаком, оставленным накануне метрах в двадцати ниже лагеря. Забрав груз, он поднимался к палатке. До неё оставалось не больше трех метров. В очередной раз натянул верёвочные перила и... полетел вниз.

Пролетев несколько метров, завис на предыдущем крюке, упираясь одной ногой в небольшой скальный выступ. С тяжёлым рюкзаком выбраться наверх очень сложно. Голодов позвал напарника. Ничего не подозревавший Москальцов высунул голову из палатки: «Где ты? Ну что там ещё?» Увидев, что последнего крюка и конца перильной верёвки нет на площадке, сообразил, в чем дело. Не без труда забил крюк в разрушенные скалы, организовал страховку и помог Голодову выбраться к лагерю.

Вскоре подошли Хомутов и Пучков с кислородом и питанием. Втроем (у Голодова после падения сильно болел плечевой сустав) расширили площадку под палатку, чтобы в ней можно было ночевать вчетвером, и все вместе начали спускаться в третий лагерь. План обработки маршрута выше как-то отпал сам собой. На следующий день сделали ещё одну грузовую ходку в лагерь IV и пошли вниз на отдых.

Гора опустела. Все спортивные группы совершили по три предварительных выхода наверх. Установить лагерь V, как это предусматривалось планом, не удалось. Многосложный экспедиционный механизм пробуксовывал и готов был вот-вот остановиться. В чём причины сбоя? Вот мнение старшего тренера Анатолия Овчинникова:

– в период акклиматизации участники оказались не подготовленными для переноски на высотах свыше 6500 метров запланированного веса рюкзака (16–18 килограммов), это стало возможным только после акклиматизации;

– погодные условия (сильные ветра и снегопады) были очень неблагоприятны в 1982 году, что потребовало более длительного времени для прохождения и обработки маршрута;

– потеря нескольких баулов с необходимым для обработки снаряжением (верёвки, карабины[21], крючья) во время транспортировки из Катманду в базовый лагерь вынудила отвлечь высотных носильщиков от транспортировки грузов выше базового лагеря и посылать их в Намче-Базар, чтобы купить и принести недостающее;

– работоспособность высотных носильщиков оказалась ниже предполагаемой;

– заболевания некоторых участников спортивного состава приводили нередко к  преждевременному спуску, что также не способствовало выполнению транспортировок грузов;

– надежда была на группу Хомутова, которая накануне третьего выхода предполагала обработать маршрут до выхода на западный гребень (8500 метров) и поставить палатку на месте лагеря V. Но срыв Голодова, по-видимому, отрицательно повлиял на работоспособность альпинистов, и они возвратились в базовый лагерь, не пытаясь проводить обработку маршрута выше 8250.

Таково логичное и аргументированное мнение старшего тренера о причинах невыполнения намеченного плана. И всё же. Факт остается фактом – судьба экспедиции была под угрозой. Откладывать штурм не представлялось возможным (прогнозы не обещали ничего хорошего, а с началом муссонов о выходе на вершину нечего и думать), но и начинать его без заброски необходимого запаса кислорода в верхние лагеря нереально. Тренерский совет лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации.

Тем временем четверка Мысловского, первой вернувшаяся после третьего выхода на Гору, отдыхала неподалеку от монастыря Тхъянбоче. Четыре дня им предстояло жить в живописной и благоухающей рододендроновой роще, ходить по зеленой траве, слушать беззаботное щебетание птиц. После двух месяцев безжизненных скал, снега и льда, всё это казалось раем.

Впрочем, райская жизнь продлилась недолго. Через два дня руководитель экспедиции вызвал Шопина и Черного и предложил им начать заброску кислорода в третий и четвертый лагеря. Кто-то, спасая экспедиционные дела, должен был обеспечить кислородом подступы к вершине. Они молча подчинились: надо так надо.

22 апреля. Шопин, Чёрный, Хергиани и несколько шерпов уходят на заброску кислорода во второй и третий лагери. Внизу тем временем продолжались жаркие дискуссии о том, кому выходить на установку лагеря V с последующей попыткой штурма вершины. Обсуждалось множество вариантов, и каждый имел свои плюсы и минусы.

Если говорить коротко, то основная сложность заключалась в факторе времени. Группы Иванова, Ильинского и Хомутова, недавно вернувшиеся с маршрута, не успели, как следует отдохнуть и восстановиться. Нужно было время, а его не хватало – приближалась пора муссонов.

Наиболее отдохнувшей выглядела, без сомнения, группа Мысловского (тогда уже, как мы знаем, не четверка, а двойка). Но двоим выполнить работу по обработке маршрута, установить лагерь V, да ещё пытаться штурмовать вершину очень сложно. Вариант Мысловский – Балыбердин поначалу даже не обсуждался. Потом он стал возникать все чаще – руководители четверок не без основания доказывали, что их выход без полноценного отдыха будет неэффективен.

– Откровенно говоря, у нас была надежда на двойку Мысловский – Балыбердин, которая всё время безотказно работала на маршруте, – вспоминает Анатолий Овчинников. – У нас была уверенность, что они выполнят поставленную перед ними задачу, хотя им будет очень и очень трудно.

– Да, это так, – добавляет Евгений Тамм. – И всё же. Тогда можно было рассчитывать только на их энтузиазм и добровольное желание выйти на штурм первыми.

В тот день, когда Шопин и Чёрный ушли на заброску кислорода, Мысловский и Балыбердин вернулись в базовый лагерь. На отдыхе они размышляли на ту же тему, что и руководители экспедиции.

Так организовалась передовая двойка Мысловский – Балыбердин. Двое людей разных по возрасту и опыту, непохожие характерами и темпераментом, но объединённые преданностью альпинизму и своей команде, ради которой они были готовы к самой тяжёлой работе. Помочь им перенести грузы вызвался шерпа Наванг. С условием, что в случае благоприятного исхода, ему будет предоставлена возможность штурмовать вершину.

Оглавление книги