Книга: Вокруг Петербурга. Заметки наблюдателя

На Ладогу за дровами

На Ладогу за дровами

Мы уже говорили о том, что домашние архивы хранят порой уникальные документы ушедших эпох. Именно такой уникальный документ из своего архива, который мы сегодня публикуем на наших страницах, предоставил автору этих строк петербуржец Дмитрий Васильевич Семенов.

Перед вами – записки его матери Натальи Павловны Захаровой (Семеновой), датированные началом 1920-х годов (точный год, к сожалению, неизвестен). В них повествуется о довольно прозаичном событии – поездке за дровами из Петрограда на берег Ладожского озера. Тем не менее, написана эта хроника настолько увлекательно, что от нее трудно оторваться. Очень важен и тот факт, что она снабжена множеством деталей и передает в мельчайших подробностях колорит эпохи.

К примеру, одна из примет того времени – упоминаемые в тексте «ритмические демонстрации» и «ритмисты». Речь идет об Институте ритма, основанном в 1920 году на основе курсов ритмической гимнастики по системе Жака Далькроза. Спустя пять лет Институт ритма присоединили к Институту сценических искусств, но потом ритмику, обвиненную в «буржуазности», изгнали из школьных программ и заменили «производственной гимнастикой». Спустя почти полвека ритмическая гимнастика вернулась в нашу страну и вновь стала завоевывать тысячи поклонников, только теперь она уже называлась по-другому – аэробикой…

Несколько слов об авторе записок. Наталья Павловна родилась в 1892 году, закончила гимназию в Петербурге в 1910 году, потом училась в музыкальной школе и на курсах физической культуры при обществе «Богатырь», перед революцией посещала Высшие женские курсы (Бестужевские), а в 1921–1925 годах обучалась в Институте ритма. Уже после окончания гимназии она занималась преподаванием в школах, а в то время, к которому принадлежат публикуемые записки, работала учительницей в школе № 2 Выборгского района Петрограда.

Познакомившись с записками, читатель, несомненно, почувствует, что их автор наделен литературным талантом. Герои повествования описаны настолько ярко и рельефно, что, кажется, мы слышим их голоса. Одним словом, перед нами – настоящее литературное произведение…

Отплыли от пристани около 6 часов. Народу было много, но мы устроились сносно, если не считать, что было очень жарко, что нас поливала то холодная, то горячая роса и сыпались с неба угли, правда, почти все погасшие. Погода была чудная: небо было безоблачно и ветер не крепчал. Только почти у самого Шлиссельбурга набежали тучи и стало прохладно. В этом городишке нам очень повезло, и через полчаса после прибытия мы уже отплывали на «Ладоге» по каналу.

Весь путь по Неве мы провели молча, ничего не говоря, кроме отдельных деловых фраз. Между нами чувствовалась какая-то натянутость, недоговоренность. На «Ладоге» только мы выяснили, что все это происходило от того, что мы обе старались скрыть друг от друга, что нам страшно не хочется ехать за дровами и тяжело расставаться с Петроградом.

Ночь была ясная, сумрачно-светлая. Мы сидели на полу, просунув через решетку ноги и говорили о всех о вас, о всем «нашем» Институте. Было так грустно, что можно было расплакаться. Сверху, из трубы среди сгущающейся темноты сыпался дождь огненных искр – маленькие огоньки тонули в волнах…

Н.П. Семенова (Захарова). Фото из архива Д.В. Семенова

Часа в два ночи все собрались около нас. Пели песни хором и собрали толпу слушателей. Чувство было, как на ритмической демонстрации. Публика была очень довольна, многие подтягивали нам, один раз даже вздумали аплодировать. К утру легли спать. В каютах духота, жарко и люди ловят «животных». Но мы, наплевав на все преграды, легли и заснули.

День пасмурный, впереди тучи, но в стороне Петрограда все ясное, все голубое. Я сижу на крыше парохода перед рулевым, а Леля забралась верхом на нос и наслаждается свободой. Команда парохода относится к нам очень приветливо и разрешает неразрешимое.

Все идет очень хорошо. Мы живем как в доме отдыха и садимся за стол не менее пяти раз. Встречные баржи производят очень приятное впечатление, и невольно хочется думать, что, быть может, будущее не так плохо. В Ладоге приехали в 12 ? дня.

Из Ладоги мы отправились на маленьком пароходишке «Боровичи». Народу было уйма. В каютах жарко – окна не открываются. Еле высидев около часу, мы нашли, наконец, путь на нос и водрузились между якорей и канатов. Постепенно к нам присоединились остальные ритмисты, мы приволокли сельдей и хлеба и решили закусить…

В Старую Свирицу приехали в одиннадцатом часу. Было воскресенье, и посему никого не было из начальствующих лиц. Нам отвели помещение в две комнаты, похожее на усугубленный вид нижней квартиры Института, причем предупредили, что в нем имеется обилие клопов, черных тараканов и крыс. Это было не особенно приятно, но приходилось смириться… В конечном результате мы устроили общую постель на полу среди комнаты и решили ждать своей участи. Но сколько времени ни прошло, а никто на нас не напал, и мы заснули сном благочестивых.

Проснулись – дождь; небо серое, темное, дует ветер. Встали, занялись хозяйством, потом пошли в контору получать пайки, расписываться. Там заведующий предложил нам подвести нас на своем пароходике к ближайшей деревне для обмена. Мы сбегали за мешками и поплыли. Высадившись на берег, мы долго блуждали и в конечном результате ничего не нашли и покатились дальше. Кругом кустарник из ольхи и ивы, низкий сырой берег рек, плотины, паромы, перевозы. Со встречными разговаривали, всех поражали целью своего приезда, у одной бабушки Леля даже покосить попросила. Совсем пленила ее сердце, да вот когда прощаться-то стали, прямо убила ее – взяла да и перекувырнулась. Можно ли так девушке-то делать.

Здесь нас догнали Катя и Валентина Сергеевна. Пошли дальше все вместе. Заходили во все дворы, шумели, предлагали товары, смеялись, в одном дворе покачались на качелях. Исходили верст 17-ть. Последний визит сделали просвирке, которая была очарована Лелей, называла нас всех «горя луковые». Ей было очень жаль нас, а мы как цыгане сейчас же расселись на полу рады-радехоньки отдохнуть в приличном помещении, а она готовила нам десерт – бутерброды с лососиной.

Вообще, выйдя утром, вернулись домой только к ночи голодные, но с песнями и с запасом съестных припасов. Варили уху, ужинали все вместе всей артелью и легли спать, долго перед тем смеясь, вспоминая прошедшие мытарства.

Сегодня день Петра и Павла. В деревне праздник. Мы встали поздно, вялые, невыспавшиеся. День серый, пасмурный, того и гляди, пойдет дождь. Леля села читать, я просто пристроилась подле нее и скоро заснула. Часа через два весь наш лагерь погрузился в сон. Спали все до десяти часов вечера и, кажется, отоспались на славу. Перед ужином была гроза, небо стало черное, мрачное, как волны северного моря.

Видели нашу барку. Она стоит перед нашими окнами. Барка старая, идет в воде низко, но дай Боже, доедем благополучно. Шкипер у нас Роман – парень молодой, почти мальчишка, загорелый и все смеется над нами.

После полуночи пришло распоряжение всем ночевать на барках, так как ночью пароходы могут прийти и зачалить. Начали складывать свои манатки и потащились каждая пара в свое новое пристанище. К ночи ветер стал сильнее, небо все заволоклось тучами и сделалось довольно-таки темно…

Окрики и свистки буксиров заставляли нас все время просыпаться и выскакивать из каюты. В ночь пришло 12 пароходов и собирались чалить. Некоторые буксиры уже вышли в канал, но им пришлось остановиться. Ветер стал так силен, что трудно было стоять на ногах… На реке заходили волны, разыгралась настоящая буря. Дождь лил не переставая, как из ведра. Крыша в нескольких местах дала течь. Наш шкипер Роман сделал в каюте из сломанного ведра очаг, а так как в каюте трубы не имелось, то мы с утра до вечера коптились в дыму, все трое дружно плакали и кашляли, но все же усердно раздували отсыревшие дрова. Суда все причалили к берегу и ждали конца непогоды. Но ветер крепчал, елико только возможно ему было крепчать и выл немилосердно. Мы почти весь день проспали и провалялись на своей дощатой койке… С соседней барки к нам приходили в гости «шкипарь» Николай с женой Марусей и смешили нас своей наивной болтовней. Все относятся к нам очень хорошо. Когда стемнело, пели песни и развели в очаге громадный костер… Спали селедками.

Утром зачаливали. Было сыро, сеял дождь, но ветер совсем ослабел. С трудом удерживая равновесие на мокрых осклизлых бревнах, мы бегали из стороны в сторону, исполняя приказания шкиперов…

Между тем поплыли. Довольно долго шли Свирью и было видно только серое дождливое небо, туманный узкий берег и серые мрачные волны с белыми гребешками; потом вошли в канаву и все, кажется, пошли благополучно. Только через несколько времени нам попался караван барж-порожняком; мы начали расходиться и оба сели на мель. Простояли в таком заломе часа три и, наконец, с Божьей помощью сдвинулись и снова тронулись в путь…».

Оглавление книги