Книга: Афины: история города

«Старые Афины»

«Старые Афины»

Афиняне любят вспоминать о «старых Афинах». Существует целая категория ностальгических песен: «Встреча в Афинах», «Афины и снова Афины», исполняемых замечательной Софией Вембо, «Афины в ночи», «Афинское танго», «Прекрасные Афины» и знаменитые «Афины» — песня Маноса Хадзидакиса на слова Ника Гацоса. Во время карнавала в тавернах Плаки можно услышать, как люди хором, от всей души поют эту песню.

Писатель Фанасис Петсалис-Диомедис уловил это настроение, когда в 1964 году описывал свое детство конца XIX века:

Я родился в Афинах, когда Афины насчитывали 150 000 жителей. Лошади таскали трамваи по улице Стадиу, сворачивали на площадь Конституции и ползли в гору по улице Филэллинон. В полдень молочник проводил своих коз и доил их перед дверью нашего дома. Поздним вечером на углу улицы появлялся человек с длинным шестом, вставал под газовым фонарем и одним-двумя ловкими движениями зажигал газ, который светил бледным сине-зеленым огнем в гаснущем оранжевом свете уходящего дня…

Когда я родился, пастухи из окрестных деревень, помахивая хворостинами, пасли индюков и индюшек перед дворцом и на улице Гермеса. Никакого кино не было. Только что появились первые автомобили…

В то время Афины утопали в грязи зимой и были засыпаны пылью летом. При малейшем дуновении ветра пыль поднималась тучами, и нередко Афины стояли в короне из пыли. На закате эта пыль становилась золотисто-красной и мало-помалу, по мере того как заходило солнце, принимала классический лиловый цвет. Это был апофеоз города — так называемая лиловая корона…

Я родился в Афинах в то время, когда каждый знал каждого как самого себя — и это не преувеличение, ибо кто же знает самого себя? Где бы вы ни шли, где бы ни проходили, каждый был вам знаком, так что вы приветствовали его, приподнимали перед ним шляпу, останавливались перемолвиться словечком, как в маленьком провинциальном городке.

Я, должно быть, выгляжу в глазах современных афинян доисторическим созданием, пришельцем из палеолита.

Тем, кто предается ностальгии по старому городу, приводят в пример оборотную сторону тогдашней жизни. Ведь тогда существовали и суровые, бедные Афины пригородов и «живописные» жилые кварталы, воспетые Эммануилом Роидисом, автором скандального романа «Папесса Иоанна» (1866) и сборника статей «Прогулки по Афинам», опубликованного в 1890-х годах. Роидис критиковал открытые сточные ямы, запахи, антисанитарию, пыль и мясников, держащих прилавки прямо на тротуарах, так что прохожим приходилось протискиваться между кровавыми овечьими тушами. Контраст между яркими фасадами магазинов и кафе и скудным их содержимым составлял сущность потемкинской деревни, которую представляли собой Афины при подготовке к Олимпийским играм 1896 года. Обе картины были реальны — живописное очарование и бедность и грязь.

Оглядываясь назад, можно смело признать, что период с конца XIX века до начала Первой мировой войны носил налет очарования. Эллен Босанке, жена директора Британской школы в Афинах того времени, писала:

Город апельсиновых деревьев и фиалковых клумб, новеньких беломраморных домов за очень старыми темными соснами, частных садиков, скромно окружавших центральную пальму. Улицы города, изрытые зимними потоками, каждую весну терпеливо восстанавливались заново. Вверх и вниз по улицам изредка проезжал шумный трамвай, который тащили четверо или пятеро маленьких, жилистых лошадей. В погожие дни лошади были белые; красными, синими и оранжевыми они бывали в дождь, когда краска смывалась с их попон. Были повозки плебейские, с полотняным верхом, белым, как простыня, а кроме них — патрицианские ландо, которые медленно тянули крупные британские лошади. Были и торговцы с осликами, на которых они навьючивали свои короба с окошками. Попадались мальчишки-чистильщики обуви, одетые в серые хлопчатобумажные рубахи, и люди, катившие тачки с посыпанными кунжутом рулетиками, продавцы йогурта с блестящими кувшинами холодного, кислого овечьего творога. Был и поезд, который трясся, пыхтел и свистел от Кифиссии, приезжал и останавливался под четырьмя почти библейскими пальмами. Еще были голубизна и серебро королевских ливрей, накрахмаленные фустанеллы[4] и украшенные красными кисточками ботинки конной гвардии. Была залитая солнцем центральная площадь с семейными празднествами, которые собирались вокруг маленьких железных столиков, — дети в нелепых карнавальных костюмах и праздничный верблюд, который на углу, у винной лавки, внезапно распадался на двоих мучимых жаждой мужчин. Были крестьяне, бродившие вокруг города в ярких албанских одеждах, и фермеры в раскрашенных телегах, был и современный театр, построенный и опекаемый королем, и маленькие забавные театры под открытым небом, опекаемые всяким, кто мог потратить драхму. Плетельщики с Кипра, растягивавшие на ступенях солнечных лестниц гостиницы свои сети, и мастера-родосцы, которые появлялись каждую весну с тюками украшений и фаянса. Были утренние сцены охоты на лис, когда ловкие афиняне на прекрасных лошадях выезжали к Кефессии на охоту с пахучей приманкой. Были, наконец, политические кризисы, когда каждая голова на площади скрывалась за газетой, и многолюдные дни выборов с эмблемами конкурирующих партий вместо знамен.

Так выглядела поверхность жизни, раскрашенная торжествами свадеб, похорон и крещений, освящением воды и заботой об огне на Пасху. Церковные церемонии и придворные балы следовали друг за другом, словно быстрый перезвон маленьких спешащих часов. А потом все вдруг изменилось…

«Все изменилось» после убийства греческого короля и начала европейской войны. Золотой век закончился.

Я испытываю ностальгию по началу 1960-х годов, хотя Афины, конечно, были более привлекательны в период, описанный госпожой Босанке. Однако люди в любые периоды истории вспоминают о прошлом с сожалением и грустью. Еще в 1839 году граф Карнарвон грустил о погибшем Востоке, когда писал, что освобождение от турок плохо сказалось на внешнем облике Афин:

Плоские крыши, величественные минареты, кипарисы и хохлатые пальмы — все, что сколько-нибудь несло восточный колорит, ушло вместе с былыми повелителями. Абсолютно невыразительные дома на современный немецкий манер сменили живописный азиатский беспорядок старого города.

Это новое, в свою очередь, превратилось в старое и ненужное. К примеру, дом бывшего премьер-министром в XIX веке Харилая Трикуписа на углу улиц Академиас и Мавромихали, где Трикупис вместе со своей сестрой принимал посетителей, просителей, студентов и членов общественных организаций с их петициями. Его снесли в 1936 году. Старое здание британского посольства, известное как дом Амвросия Раллиса, на площади Клафмонос также пошло под снос. Церкви тоже исчезли. Маленькая церковь Пророка Елисея в Монастириаки, где в хоре пел писатель Александр Пападиамантис, пока жил в Афинах, разрушена во время мировой войны. Один из учеников Пападиамантиса, отец Филотеос, настаивал, чтобы греческие знаменитости подали петицию в министерство образования, в святейший синод и в археологическую ассоциацию, — пусть на месте старой капеллы построят новую; удивительно (или «было бы удивительно где угодно, но только не здесь»), что эти стремления не нашли отклика ни в министерских, ни в археологических, ни в религиозных кругах. Комментарий «было бы удивительно где угодно, только не здесь» взят из эссе Дзиссима Лоренцатоса, посвященного Пападиамантису. Он отражает особый, афинский фатализм, с которым все, происходящее в Греции, воспринимается как результат чьих-то зловещих происков.

Однако утрата этих и многих других домов XIX века стала лишь следствием мании разрушения и нового строительства, охватившей афинских землевладельцев в 1950-х и 1960-х годах. В 1963-м, когда я уезжал, работа сконцентрировалась на постройке фуникулера, и было уже ясно, что скоро улица скроется под асфальтом, а старые дома будут снесены и уступят место новым блочным зданиям.

Примерно в то же время, когда Афины впервые врезалась в мою память, писатель Иоргос Теотокас, заслуженный представитель «поколения тридцатых», писал о старых Афинах и опасался за их будущее. Теотокас, и не он один, считал выбор Афин столицей греческого государства исторической ошибкой. Он признавал, что, планируя крошечную столицу Отгона и Георга, трудно было предвидеть будущее. Для Теотокаса конец старым Афинам пришел в 1920-х годах. Тогда поток беженцев из Турции и Малой Азии, спасавшихся от бедствий 1922 года, и напор экономического развития взломали старую структуру столицы: «Город быстро принял новый вид, необустроенный, беспорядочный и динамичный». Это было время, когда зародилась тоска по «старым добрым временам», когда журналы и популярные певцы с тоской вспоминали дворцовые приемы с их винами, горшочки с базиликом на окне и прочие идиллические черты милого прошлого, исчезавшие одна за другой.

Вторая череда перемен, намного мощнее первой, пришла после окончания гражданской войны, с наступлением нового мирного периода. Она нахлынула подобно взрывной волне, будто у государства созрели новые силы, которые, взорвавшись, распространяются во все стороны.

Те, кто планируют город, растянули его во все стороны, шили, латали, копали дороги, перекладывали тротуары то шире, то уже, меняли облик площадей, потом раздумывали и возвращали старый, чтобы, может быть, вскоре поменять вновь. Короче говоря, все пребывали в состоянии лихорадочной активности. Мы никогда не могли понять, что же будет дальше, какую генеральную линию выберут. Власти и не трудились объяснять нам — у них не было на это времени. Создавалось впечатление, будто они стремятся схватить за рога бешеного быка.

В 1957 году Теотокас писал, что «Афины наших отцов уже определенно принадлежат прошлому». Их накрыл собой огромный новый город, недостроенный, бесформенный, но подвижный. В «Большие Афины» объединились и Пирей, и отдельно стоявшие окрестные деревушки, со своими нефтекомбинатами, судоверфями, новыми промышленными производствами, широкими шоссе, протяженными взлетными полосами для самолетов. Все это видел Теотокас, и это было лишь начало: городу предстояло расти и развиваться. Теотокас предвидел, что лишь за одно поколение население Афин вырастет с миллиона восьмисот тысяч человек до двух миллионов и далее, к трем миллионам, что по всей равнинной Аттике развернутся работы, разовьется промышленность, возникнут аэродромы, а город протянется от своего родного предгорья до Элевсина в одну сторону и до Варкизы в другую, как будто новоявленный средиземноморский Лос-Анджелес.

Как символ происходящих событий Теотокас упоминает маленькую церковь Святого Феодора, жемчужину византийской архитектуры на углу улиц Еврипида и Аристида, у площади Клафмонос. Современный город поглотил старый храм, окружив его бетонными офисными многоэтажками. Не только церковь Святого Феодора утонула среди них — крошечная церковь Святого Духа на улице Митрополеос была буквально втиснута в угол жилого дома, и даже церковь Капникареи, защищенная до некоторой степени своим расположением на перекрестке улиц Гермеса и Капникареи, оказалась напротив офисных зданий.


Сумятицу строительного бума 1950—1960-х годов описал Патрик Ли Фермор:

Разрушительно-строительная лихорадка взяла афинян за глотку. Улицы зияют прорехами, как после бомбежки, рушатся стены, в воздухе клубится пыль, а грохот отбойных молотков стал лейтмотивом города, заменив крики маленьких сов. Ржавая щетина железобетонных конструкций застит горизонт. Новые гостиницы вырастают из камня, как людоедская пасть. Афины непрерывно меняются.

К 1967 году, году моего возвращения в Афины, предсказания Теотокаса стали сбываться. Одно- и двухэтажных старых домов становилось все меньше, оставшиеся оказались затерянными между новыми, сверкающими блочными гигантами. Строительный бум 1960-х был в разгаре, поскольку домовладельцы старались решить жилищные проблемы своих семей по системе антипарохи. Георгос Превелакис, специалист по городскому планированию, хорошо описал эту систему в своей книге «Афины. Урбанизм, культура и политика» (2000). Антипарохи — продукт изобретательности афинян в условиях послевоенного безденежья, он основан на соблюдении баланса интересов трех сторон: землевладельца, застройщика и покупателя. Застройщик заключает с землевладельцем контракт на постройку на его земле многоэтажного дома. При этом владелец получает часть квартир, а остальное — застройщик (обычное соотношение для таких сделок — 30% землевладельцу и 70% застройщику). Строительство финансируется покупателями новых квартир, которые вносят плату по частям (по-гречески «досис», как «дозы» в медицине), пока идут строительные работы. Таким образом, афинские скверы заполнились многоэтажками, а старые неоклассические и довоенные дома были снесены.

Тогда мы жили по другую сторону Ликавитоса, на широкой окружной улице Сарандапиху, опоясывающей гору под самым кольцом сосен. Мы арендовали часть старого дома у владельца, одобрявшего порядки, введенные правительством военной хунты: полковником Пападопулосом, бригадным генералом Паттакосом и полковником Макарезосом.

Взгляды нашего хозяина были типичны для людей его социального положения. Хотя сейчас многие подзабыли, на первых порах отвратительный режим «черных полковников» находил поддержку, хотя и не в политических кругах и не среди либеральной интеллигенции. Только постепенно народ осознавал, насколько режим неэффективен и тяжел. Через две-три двери по улице от нас жил канадский журналист Роберт Макдональд, недавно принятый на работу в Би-би-си. Макдональд не очень хорошо знал греческий, поэтому он давал мне работу по переводу некоторых документов. Это позволяло мне увидеть «изнанку» режима. Диссиденты подсовывали под дверь сообщения о случаях арестов и пыток. Макдональд принимал таинственные телефонные звонки. Воскресенье 13 декабря мы провели вместе, слушая самодельный приемник друга, ловя отрывочные военные сводки о том, как молодой король Константин пытался организовать контрудар против полковников. Он не преуспел в этом и бежал из Греции сначала в Рим, потом в Лондон.

Хотя в то время мы еще не могли этого оценить, за фасадом режима «черных полковников» происходили глубокие перемены в греческом обществе. Перемены затронули и сами Афины. Не последним из них было послабление высотного регламента и возведение тяжеловесного, цвета буйволовой кожи здания Военного музея, заслонившего вид на Фалерон и на море из окон британского посольства.

Режим «черных полковников» пал с позором после того, как они предприняли неудачную попытку захвата Кипра в 1974 году, что привело к турецкой оккупации северной части острова. Июльский день, в который Константин Караманлис вернулся из Парижа, чтобы возглавить правительство, стал историческим моментом истории Афин, наряду с освобождением от нацистов в 1944 году и прибытием короля Оттона в 1834-м, когда Афины стали столицей нового греческого государства. Примечательно, что возвращение Караманлиса засвидетельствовал будущий премьер-министр Великобритании Тони Блэр, оказавшийся в Греции на студенческих каникулах. Он рассказывал, как, проезжая по Афинам, можно было слушать обнадеживающие новости по радио ежеминутно, с каждого балкона, из каждой квартиры. Этот день ознаменовал период восстановления, примирения и политического развития, за что греки должны быть благодарны Караманлису.

Начало 1980-х годов, когда мы вернулись в Афины, было временем радикальных политических перемен. Тогда Караманлис оставил пост премьер-министра и вступил в должность президента Греческой республики, после того как в 1974 году народным голосованием было утверждено упразднение королевской власти. В октябре на выборах одержали уверенную победу Андреас Папандреу и его Всегреческое социалистическое движение (ПАСОК), и начался двадцатилетний период правления этой партии. Товарищ по партии и приверженец Папандреу Костас Симитис находится сейчас у власти, хотя ко времени выхода этой книги он вполне может уступить консервативной Партии новой демократии под руководством другого Папандреу (племянника).

За последние двадцать лет XX века город стал значительно удобнее для жизни. А прежде над городом и всей Аттической котловиной часто висело облако пыли (нефос), которое образовывалось в условиях температурной инверсии. В то время мы жили в довольно зеленом северном пригороде Кифиссии. В «пыльные дни», добираясь в город на работу на автомобиле, я видел желтоватое облако, висящее передо мной: единожды в него въехав, видеть его перестаешь, зато начинаешь чувствовать пыль в горле и в носу. В такие дни в больницах чаще умирали от заболеваний дыхательных путей.

Оглавление книги


Генерация: 0.504. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз