Книга: Ирландия. Прогулки по священному острову

Глава десятая Святой Патрик и «королева» Грейс

Глава десятая

Святой Патрик и «королева» Грейс

Есть стихотворение, которое произносят крестьяне на западе страны, когда, перед тем как идти спать, шевелят угли в очаге. Переведенное прозой на английский язык, оно звучит так:

Однажды вечером, в конце долгого дня, проведенного в Коннемаре, я смотрел на фермера, шевелящего угли в очаге. Он аккуратно подобрал в кучку тлеющий торф и присыпал его сверху углями, чтобы огонь дожил до утра.

Это действие, совершаемое в тысячах белых домиков с наступлением ночи, символично для Ирландии. Горящий торф можно уподобить гэлу; угли — это века, проведенные под чужеземным игом; темнота в комментариях не нуждается, а утро — будущее Ирландии. Когда утром угли разгребают по сторонам, человек видит в торфе красноватое сердце огня. Крестьянин дует на него, пока не взметнется пламя. Тогда в печь добавляют новое топливо.

Создатели современной Ирландии, верящие в то, что будущее нации связано с возрождением всего гэльского, явились на гэльский запад за вдохновением. Здесь, как мне кажется, таится странная, пока еще не проявившая себя сила. Эти гордые люди, формально неграмотные, однако с манерами и инстинктами ученых и джентльменов, обладают силой, которая должна повлиять на будущее Ирландии. Они принадлежат к тому же племени, что и шотландские фермеры. Сколь многие из знаменитых генералов, хирургов, юристов и литераторов, родившихся в Хайленде, обязаны своим успехом в жизни тому, что их семьи вытягивали из себя все жилы, чтобы послать талантливого ребенка в колледж?

Эта тяга к учению, эта почти фанатичная вера в университетское образование пока еще не заметна на западе Ирландии. Но скоро она может стать реальностью. Мне кажется, что, когда эта молодежь станет мечтать не о Чикаго и Нью-Йорке, а об академических наградах, и Ирландия предложит им блестящую карьеру, нечто новое и мощное войдет в жизнь этой нации. Гэльское возрождение зависит от деятельности ученых и других людей, пришедших из городов в глубинку. Вторая, более важная стадия наступит, когда молодые гэлы с Запада придут в города не для того, чтобы занять рабочие места, а чтобы предложить стране свои мозги.

Клифден, столица Коннемары, находится в тени гор Туэлв-Пинс. Эти горы я числю в ряду самых красивых, какие когда-либо видел. Они определяют пейзаж Коннемары. Когда едешь по этим местам, видишь их и справа, и слева. Иногда низкие облака закрывают вершины. Часто, особенно по вечерам, они упираются головой в небо, голубое, словно в Неаполе.

Клифден — маленький чистый городок, с каменными домами и широкой главной улицей. Город стоит на горе, смотрит сверху на Атлантический океан, откуда недалеко и до Америки.

В почтовом отделении я терпеливо ждал, пока молоденькая девушка, свежая, точно персик, отправит мое письмо в Нью-Йорк. Затем вынул двадцать купюр по одному фунту каждая, и ни один человек на почте не выразил ни малейшего удивления, хотя эта сумма должна была показаться им настоящим богатством.

Странно было в гостинице встретиться с внешним миром. Здесь были рыбаки с дублинским и английским выговором. Самым интересным человеком, однако, оказался шофер, которого я встретил в баре, вернее, его рассказ. Он спросил меня, заметил ли я во время ланча пожилого американца. Я заметил. Худой человек с землистым цветом лица, очки в роговой оправе.

— Да, это он, — подтвердил шофер, и в выражении его лица и в голосе я увидел и услышал сочувствие и симпатию.

Он рассказал мне в драматичной манере, присущей большинству ирландцев, что как только в Кове пришвартовался некий лайнер, этот американец бросился в гараж, где работал молодой шофер, и нанял автомобиль. Он просил отвезти его в маленький городок в графстве Мэйо. Объяснил, что хочет все успеть: и брата повидать, и уехать на следующем корабле в Америку.

По дороге на север из Корка в Мэйо было много времени, и американец, несмотря на свой кислый и необщительный вид, рассказал ирландцу много о себе и о своих делах. Он эмигрировал из Мэйо тридцать лет назад. Многие годы его мучила совесть, потому что, несмотря на успех, он ни разу не был дома, не встречался со старшим братом. Тому пришлось остаться в Ирландии и унаследовать нерентабельную ферму. Теперь, наконец, он вернулся и хотел устроить сюрприз своему брату.

В отличие от всех американцев, с которыми ранее приходилось иметь дело шоферу, его пассажир был «яростным противником алкоголя». Он даже приглядывал за водителем, и когда в Лимерике молодой человек выпил пинту пива, американец сурово отчитал его и приказал отказаться от алкоголя, пока он находится у него в услужении.

Они приехали в Мэйо, и американец явно разволновался. Он пошел в старый дом, открыл дверь, но его поприветствовал чужой человек:

— Уж не старину ли Пэта Мэрфи вы ищете, того, кто держит салун?

— Салун? — возмутился американец.

— Да, — подтвердил человек.

Они пошли в салун Пэта Мэрфи, на маленькую улочку. Там за стойкой сладко спал его брат. Сердце американца растаяло при виде родственника, и он забыл о затхлом запахе алкоголя, типичном для всех ирландских кабаков.

— Пэт! — сказал он зайдя за стойку и тихонько тронув брата за плечо. — Пэт, ты меня узнаешь?

Пэт лишь пробормотал что-то и сполз на пол. Он был мертвецки пьян.

— Он стоял, смотрел на него, — сказал шофер, — а потом повернулся и сказал: «Отвези меня обратно в Корк. Я уеду на ближайшем корабле…»

Молодой человек выпил и поправил фуражку.

— На обратном пути он не проронил ни слова. И подумать только, ради этого человек приехал сюда из Америки. Он, я думаю, жестокий человек. И все же мне его жаль. Я очень ему сочувствую…

Американец сел в автомобиль. Его лицо выражало пуританскую суровость.

За горами Туэлв-Пинс находится очаровательная земля Джойсов. Эта семья валлийского происхождения поселилась на западе в последний год тринадцатого столетия.

Коннемара живет за счет моря и морепродуктов, а Джойсы поселились в горах. Их маленькие резвые овечки пасутся на великолепных пастбищах, и шерсть, состриженная с них, вымытая и спряденная на ручных прялках, превращается в ирландский твид. Было бы легко спутать землю Джойсов с Коннемарой: на карте они рядом друг с другом, но разделяет их не только разница в национальной принадлежности. Огромная пропасть в укладе жизни разделяет рыбаков и горцев.

Дорога Клифден — Леттерфрак — Линейн, на мой взгляд, одна из самых красивых на западе Ирландии. Я проехал по ней в солнечный день. Море поражало яркой синевой, над горами плыли большие золотые облака. Подпирали небо вершинами три монстра — самая высокая гора северо-запада Муилрей, а рядом с нею Бен-Бури и Бенлангмор.

Городок Линейн приютился среди гор на краю большого фьорда Киллари. Кажется, что Коннемара тебе просто приснилась. Земля здесь другая. Высокие горы заканчиваются голыми вершинами, и уже не звон лопаты, долбящей каменистую почву, тревожит слух, а блеяние овец да щелканье челнока. Рядом с почтовым отделением стоит деревянный сарай, где день напролет стучат ткацкие станки. Это шерсть из земли Джойсов превращается в домотканую материю. Твид здесь лучше, чем в Керри. Он похож на донегол, правда, в нем отсутствуют цветные вкрапления. Это отличная грубая ткань, она вобрала в себя цвет родной земли.

Подъехав к восточной оконечности бухты Киллари, я увидел пятерых молодых людей, вытаскивающих сеть. Возможно, так выглядели рыбаки на заре человечества. На них была одежда из домотканого твида. Закатанные рукава обнажали мускулистые руки. Шеи покраснели от ветра и солнца. Работая, они громко переговаривались друг с другом по-гэльски, а сеть медленно ползла на берег.

Это был волнующий миг. Я едва не вывернул шею, чтобы увидеть это. Когда сеть приблизилась к берегу, вода примерно в пятнадцати ярдах от суши неожиданно закипела. Солнце осветило четыре фута живого серебра. Мужчины взволнованно закричали, один из них отдавал распоряжения. Лосось подпрыгнул на солнце, и я увидел серебряное чудище, фунтов на восемнадцать, с крупным телом и хвостом, которым он колотил не хуже мула.

Эти минуты я никогда не забуду: солнце на горах, запах дикого тимьяна, плеск воды, гэльские возгласы, звучавшие, словно военные кличи; яркое рыбье тело в сети, и над всем этим простое великолепие потерянного мира.

В Коннемаре и в горах земли Джойсов женщины быстро стареют, но в расцвете юности они воистину королевы.

Падрейк Колум прекрасно описал женщин Коннахта:

В Коннахте я вижу одну черту английского пейзажа, которую редко или никогда не видел в Ирландии: влюбленную пару. В Англии на каждой дороге вы видите юношей и девушек, держащихся за руки, либо встречаете группы деревенских парней, вышедших погулять с подругами. В Ирландии поразительна разъединенность полов. Возможно, к любви здесь относятся без английской сентиментальности. В Коннахте, и вообще на западе страны, мужчины редко женятся по любви. Женятся тут, по большей части, на земле.

Такие браки ужаснули бы англичан хладнокровным отсутствием какой-либо сентиментальности, а здесь, на западе страны, это обычное дело. Стивен Гвинн дал замечательное описание этого обычая в книге «Выходные в Коннемаре»:

С наступлением великого поста в 449 году святой Патрик удалился в горы Коннахта для общения с Богом. Он постился сорок дней и сорок ночей и так рыдал, что его облачение промокло от слез.

У средневековых монахов имеются подробные сведения о посте святого Патрика. Они поведали, что святой сказал ангелу, приходившему к нему каждую ночь с обещаниями от Бога:

— Будет ли что-либо еще даровано мне?

— Чего ты просишь? — спросил ангел.

— Я прошу, чтобы саксы ушли из Ирландии, по собственной воле или по принуждению.

— Теперь уходи, — велел ангел.

— Я не уйду, — сказал святой Патрик, — и пусть меня замучают, тогда я стану блаженным.

— Есть ли что-нибудь еще, чего ты требуешь? — спросил ангел.

Святой Патрик попросил, чтобы в Судный день он сам судил бы ирландцев.

— Господь этого не допустит, — сказал ангел.

— Если Он не попустит, — ответил убежденно святой, — я не спущусь с этой горы до самого Судного дня, более того, поставлю сюда охранника.

Ангел вернулся с небесным посланием.

— Господь сказал: «Не было и не будет среди людей более стойкого и хладнокровного человека. То, о чем ты молился, будет исполнено, и народу Ирландии посылаю Свое благословение, как живым, так и мертвым».

Святой Патрик сказал:

— Да будет благословен милосердный Господь. Теперь я покину гору.

Когда он поднялся и приготовился спуститься с горы, вокруг него залетали большие птицы, так что стало темно, и воздух наполнился шумом от хлопанья крыльев. Святой Патрик встал, как Моисей на Синае, и его окружили все святые Ирландии, бывшие, настоящие и будущие.

В этом мы видим веру ирландцев в непоколебимую решимость святого — «стойкого и хладнокровного человека». Рассказывают, что пока святой Патрик соблюдал пост на горе, он прогнал из Ирландии всех змей.

Гора Кроу Патрик, или гора Святого Патрика поднимается на 2510 футов над голубыми водами залива Клу. Это — святая гора Ирландии. Раз в год, в июле, совершается паломничество в маленькую часовню, стоящую на ее вершине. Атлантические лайнеры бросают якорь в заливе Голуэй. Они привозят американцев ирландского происхождения. Те поднимаются на гору для спасения души. За один день на гору взбираются до 40 000 пилигримов. Самые преданные из них снимают башмаки и носки и одолевают трудную тропу босиком.

Утро выдалось опасно ясным и солнечным. Я взял крепкую палку и приготовился одолевать мощный склон ирландского Синая. Любуясь облаками, плывущими над вершиной, я увидел далеко наверху часовню. Снизу она казалась маленькой каменной пирамидой.

Я пошел по грубой горной тропе, утоптанной за многие столетия ногами паломников. Из Атлантики подул ветер и принес с собой дождь. Серый туман мгновенно накрыл землю. Огорчившись, я тем не менее продолжил путь, надеясь, что небо очистится, и я увижу лучшую панораму Ирландии.

Мало что сравнится с ужасным восхождением на гору в туман и дождь. Чем выше я поднимался, тем гуще становился туман, тем упорнее поливал мелкий, по-особенному противный ирландский дождь. Не успеешь опомниться, как он вымочит тебя до нитки. Надо мной висела мокрая пелена, подо мной — та же пелена; только скалы под ногами были настоящими. Кроме шума падающей воды и стука отвалившегося камня, ничего не было слышно.

Есть что-то страшное, во всяком случае для меня, в туманах, затягивающих горы. За этой мглой скрывается неизвестность. Туманы отрезают человека от мира, не позволяют увидеть небо. Потеряться в горах в туман — значит впасть в паническое настроение. Тебе кажется, что ты сошел с тропы, и ты ходишь кругами, сопровождаемый злорадным смехом, доносящимся из тумана. Но я утешал себя тем, что Кроу Патрик — святая гора. Из здешних ущелий и оврагов изгнаны все демоны. Неожиданно прямо передо мной выросла белая фигура: я увидел статую святого Патрика.

Оказалось, что скульптуру поставили здесь специально, чтобы подбодрить пилигримов, потому что дальше начинается трудный подъем. Тропа заканчивается. Паломник осторожно нащупывает путь по крутому склону, из-под его ног выскакивают камни. Я почувствовал, как увлажнились мои щеки и волосы. Движение тумана подсказало мне, что я попал в огромное облако, скрывающее от глаз людей гору Святого Патрика.

Я добрался до пирамиды из камней, одного из этапов крестного пути. Остановившись, я спросил своих католических предков, что теперь делать, и услышал голос. Из тумана явилось невероятное и нелепое видение. По тропе с трудом спускалась женщина средних лет. Она выглядела так, словно кто-то перенес ее на гору Святого Патрика в тот момент, когда в магазине на Графтон-стрит она покупала шесть ярдов крепдешина. Как только я увидел ее совершенно отчетливо, из тумана материализовалась еще одна фигура — ее муж. Он тоже выглядел невероятно. На мужчине была шляпа-котелок. Очень странно было увидеть этот котелок на святой горе. Мы пожаловались друг другу на плохую погоду. Они спросили, идут ли позади меня другие люди, и признались, что это их первое паломничество. Женщина была расстроена: она потеряла среди камней четки. Если я найду их, не пошлю ли я их ей в Лимерик? Я подумал, что, на взгляд англичанина, они представляли очень странное зрелище: двое солидных немолодых людей, представителей среднего класса, вздумавших пойти помолиться на вершину святой горы.

— Да благословит вас Господь, — сказали они серьезно, а я снова вошел в сырое облако.

Мне стало жарко и радостно, я почувствовал усталость. В какой-то момент я подумал, что нашел потерянные четки, но оказалось, что это — оборванный кусок обувного шнурка, завалившийся в щель между камнями. Я дошел до другой каменной пирамиды, следующего этапа крестного пути, и вскоре оказался на вершине горы Святого Патрика, на высоте 2510 футов над Коннахтом. К северу от меня были горы Мэйо, на западе — голубой Атлантический океан, на юге — горы земли Джойсов и великолепные горы Туэлв-Пинс. Но увы! Все это только в теории, на самом деле в туче, опустившейся на вершину, я ничегошеньки не видел…

Заметил, правда, маленькую часовню. В Коннемаре мне рассказывали, как это здание было построено. К подножию горы на телегах привезли цемент в семифунтовых мешках, и каждый паломник счел своим долгом принести один из мешков на вершину. Многие люди, как мне рассказывали, совершили не одно такое восхождение ради строительства крошечной часовни.

Я вошел внутрь и опустился на колени. Здание было очень маленькое и страшно холодное. Я увидел коленопреклоненного молодого священника. По помещению гулял ветер, и я невольно подумал, каково здесь бывает, когда штормит Атлантика. Несмотря на то, что стены часовни отделяли от серой мглы, воздух помещения говорил о холодном одиночестве, отдаленности от уюта. Я чувствовал, что снаружи ходят горные туманы. Маленькое святилище напоминало усыпальницу, построенную на краю света. Коленопреклоненный священник не двигался. Казалось, он изваян из камня. Точно рыцарь, несущий бдение у алтаря.

Я вышел на цыпочках, уселся на сырой камень и съел захваченные в дорогу сандвичи с сыром. Я сидел, насквозь промокший, и надеялся, что облака разойдутся и покажут мне отдаленную землю. Ветер свистел по-разбойничьи, как бывает на вершинах всех высоких гор. Этот звук, хотя я не видел перед собой ничего на расстоянии двух ярдов, рассказывал мне о высоте, о головокружительных пропастях и страшных ущельях.

На этой высоте, как писали средневековые монахи, святой Патрик звонил в колокол, и с каждым ударом колокола жабы и змеи бежали из Ирландии.

Я пошел вниз по мокрым камням. С благодарностью добрался до белой статуи святого. Тучи ушли наверх, но дождь не прекращался. Он застил вид на море и горы.

С залива Клу, на расстоянии около четырех миль от земли, можно увидеть маленький зеленый остров. Он носит название Клэр.

На берегу, лицом к материку, стоит разрушенная башня замка Грейс О’Мэлли. Легенда рассказывает, что эта замечательная ирландская женщина похоронена на острове в аббатстве, которое сейчас, как и крепость, разрушено.

Грейс О’Мэлли, или Грануэль, как ее называют в песнях и легендах, была в Ирландии чем-то вроде Робин Гуда в женском обличье. История говорит о ней мало, но и это немногое удивительно. Она была уникальным человеком. Ее жизнь и время, в которое она жила, дожидаются ирландского Вальтера Скотта.

В то время как Англией правила королева Елизавета с помощью своих хитроумных советников, Грейс О’Мэлли властвовала над морским побережьем Коннахта исключительно благодаря силе характера. Другого такого примера в истории нет. Отцом морской королевы, или женщины-пирата был предводитель клана Оуэн О’Мэлли по прозвищу Черный Дуб. Власть его простиралась от морского побережья до Арана. С древних времен клан был знаменит отчаянными морскими набегами, и во многих путешествиях дочь сопровождала старого пирата. Когда он умер, Грейс исполнилось девятнадцать. У нее был младший брат, но, как и египетская царица Хатшепсут, она спокойно отодвинула его в сторону и заявила права на место отца. Неизвестно, что представлял собой ее флот. Должно быть, у нее были деревянные суда, но можно не сомневаться, что основу флотилии составляли кораклы. Ее крепость, Карригаули, была построена возле воды на острове Клэр. Согласно легенде, молодая королева пиратов ставила суда на мертвый якорь, связывала их друг с другом, а веревку протягивала через отверстие в стене замка и отправлялась спать с веревкой, обмотанной вокруг руки. Она всегда была начеку.

Грейс жила в век пиратства. Это было время Фрэнсиса Дрейка. Испанские галеоны, приходившие с вином в Голуэй, являлись легкой добычей, но, будучи истинным гэлом, Грейс чаще всего направляла атаки на торговые суда Елизаветы. Она сделалась такой неугомонной, что английское правительство объявило ее вне закона и предложило огромную по тем временам награду — 500 фунтов — за ее поимку. Стоявшие в Голуэе войска были посланы на захват замка, однако после двухнедельной осады отступили, и королеву пиратов оставили в покое.

Первым ее мужем был военачальник Доннел О’Флаэрти — подходящая пара, глава ужасного клана Флаэрти. Сведения о ней содержатся в рукописи, хранящейся в архиве Дублина:

Вот какая она была!

Когда О’Флаэрти скончался, Грейс выбрала себе в мужья властного англичанина ирландского происхождения по имени сэр Ричард Берк, прозванного Железным Ричардом, поскольку тот носил пластинчатые доспехи. Говорят, Грейс настояла на том, что американцы нынче называют «договорным браком». Если после двенадцати месяцев брак окажется неудачным, любой из супругов будет иметь право его расторгнуть. Некоторые говорят, что она использовала этот год для захвата крепостей мужа, а по окончании срока захлопнула перед ним ворота своего замка и объявила, что брак расторгнут.

Поскольку все это лишь слухи, обратимся к достоверным фактам. В 1576 году Грейс О’Мэлли поехала в Голуэй — просить сэра Генри Сиднея принять ее флот из трех галер и двухсот человек на службу Англии. В результате союза с Англией произошло самое удивительное событие: Елизавета пригласила Грейс посетить Лондон.

Этот визит состоялся в 1593 году, после того как королева пиратов много лет потратила на преследование врагов Англии возле побережья Коннахта. Согласно преданию, королева пиратов и ее свита приплыли в Англию и бросили якорь в Темзе возле старого Лондонского моста. Имеется много версий относительно события, которое, как некоторые утверждают, состоялось во дворце Хэмптон-Корт. Встреча Елизаветы с темноволосой пираткой Коннахта стала, должно быть, одной из самых удивительных аудиенций ее примечательного правления. Грейс представилась как «Грануэль О’Мэлли, дочь Дубдара О’Мэлли, некогда владельца земли Верхний Оул, ныне поместья баронов Мураски».

Звонкий титул. Преподобный Сизар Отуэй сохранил описание этой встречи. Возможно, его описание столь же достоверно, как и большинство других.

Говорят, ребенка привели во дворец и дали ему титул виконта Мэйо. От него и произошли нынешние графы Мэйо.

К сожалению, конец этой буйной и героической фигуры был скромен. Похоронили ее в аббатстве Клэр. Мне сказали, что много лет ее череп украшали лентами и показывали посетителям. Но в девятнадцатом веке в Шотландии создали фирму, которая собирала кости и готовила из них удобрения. С этой целью снарядили корабль, плававший вдоль западного побережья Ирландии. Там, на церковных и монастырских кладбищах, было собрано огромное количество костей. Говорят, что и кости Грануэль пошли на удобрение шотландской земли.

Есть, разумеется и художественное ирландское окончание этого рассказа. Говорят, один шотландец подавился турнепсом, и что на самом деле в горле у него будто бы застрял уголек от костей Граны!

Оглавление книги