Книга: Такая удивительная Лиговка

Дом № 25 переулок Ульяны Громовой, 8 (доходный дом Петербургского общества страхований)

Дом № 25

переулок Ульяны Громовой, 8 (доходный дом Петербургского общества страхований)


Дом № 25

В 1849 г. участок площадью в 220 кв. саженей на углу принадлежал наследникам купчихи Ефросиньи Емельяновны Щукиной, построившим на участке каменный дом (1854, военный инженер К.Е. Егоров; в 1857 и 1860 гг. архитектор П.К. Сверчков расширил его).

С середины 1850-х гг. домом владел титулярный советник Федор Петрович Сливчанский, а после его смерти в 1878 г. его дочь – жена гражданского инженера Александра Федоровна Пруссак, остававшаяся домовладелицей до 1897 г. Обследовавший домовладение архитектор Петербургского кредитного общества А.К. Бруни отметил в 1865 г. «прочность каменного четырехэтажного углового дома, возвышенного со стороны двора пятым этажом и разделенного на квартиры, с двухэтажным дворовым флигелем и одноэтажными деревянными службами». Стоимость построек по оценке Бруни приближалась к 150 тыс. руб., что и подтвердил при следующем обследовании архитектор В.Р. Бернгард, отметивший также, что лицевой жилой дом «оштукатурен в рустик, окна обтянуты наличниками и этажи разделены поясками. Полы в доме на 1/10 паркетные, имеется пять ватерклозетов, шесть кранов с раковинами.».

С конца 1873 по май 1874 г. здесь на втором этаже в квартире № 17 жил Федор Михайлович Достоевский. Квартира была неудобной, домовладелец – человек беспокойного и вздорного нрава. Достоевский снял это жилье по соображениям дешевизны и близости к редакции журнала «Гражданин», где он в то время работал. «Выбор квартиры был очень неудачен: комнаты были небольшие и неудобно расположенные, но так как мы переехали среди зимы, то пришлось примириться со многими неудобствами. Одно из них было – беспокойный характер хозяина нашего дома. Это был старичок очень своеобразный, с разными причудами, которые причиняли Федору Михайловичу и мне большие огорчения. О них говорил мой муж в своем письме ко мне от 19 августа», – писала в своих воспоминаниях А.Г. Достоевская[9].

19 августа 1873 г. Ф.М. Достоевский писал жене в Старую Руссу: «Серьезнейшее дело теперь – это наша квартира. Нельзя оставаться, Аня, говорю не горячась, с рассудком. Я пересказывал дело Анне Николаевне, и она говорит что нельзя оставаться. Сливчанский – это какой-то помешанный (я серьезно это думаю). Он нам в декабре скажет: съезжайте, безо всякой причины (здесь и далее разрядка Достоевского), и выгонит нас на улицы. У Александры паспорту срок вышел. Паспорт ее он сам видел и знает, что она не бродяга. Она переслала паспорт в Кронштадт градскому главе и деньги для высылки нового и получила почтовую росписку, что паспорт принят. Но из Кронштадта вот уж 2 недели ни слуху, ни духу. И вот Сливчанский пристает к ней и грозит прогнать из дому. Сегодня встретил ее и говорит: «Я твоему барину такое письмо напишу, что увидит!» Каково же это с жильцами поступать, коли гнать от них прислугу из пустяков, за которые уж он ни за что отвечать не может. Третьего дня из редакции Гладков прислал мне только что полученное, чрезвычайно важное от князя на мое имя письмо. У нас в редакции, кроме человека прислуживающего, есть еще рассыльный, и ходит он нарочно по распоряжению князя в русском платье с бородой, но в щегольском платье и в щегольских сапогах. Рассыльный спешит ко мне с большим запечатанным пакетом в руках, входит на лестницу, хочет позвонить – и вдруг хозяин идет сверху с лестницы: «Как ты смеешь ходить по парадной лестнице! Ты мужик! В мужицком платье не ходят по этой лестнице! Марш с черного хода!» Схватил его за рукав и стащил с лестницы, и тот должен был идти через двор с черного хода. А между тем видел же письмо в руках. Согласись, Аня, что иные могут и обидеться, например, если б был здесь Мещерский, а те, которым не очень нужно, пожалуй, бросят и не пойдут отыскивать черный ход. Посыльные из книжных лавок за книгой, пожалуй, и уйдут. Да и не дозволит хозяин, если только узнает, отпускать книгу через парадный ход. Встает чем свет и целый день ходит по всем лестницам и по всему дому, шпионит и порядки производит. Я хотел было к нему идти и объясниться о рассыльном, но рассудил, что ведь он тотчас же скажет мне: съезжайте. И до твоего приезда решился было сносить. Но вот сегодня опять стеснение: Александра по праздникам иногда (очень редко) отпрашивается в гости. А так как мне тоже надо уходить, то я, выходя из квартиры, запираю квартиру на замок и ключик оставляю у дворника, чтоб если я или Александра раньше меня воротилась, то ключ всегда бы найти у дворника, чтоб можно было в квартиру войти. Так и было раз, недавно, дня 4 тому, что я оставил ключ у дворника. Он узнал об этом и тотчас же запретил дворнику брать у меня ключ. Таким образом я теперь, уходя из дому, когда Александры нет, должен буду ключик оставлять в нужнике, в известном месте на полке. А ведь это все-таки риск; ведь у меня редакционные деньги в квартире остаются! Если он наших детей увидит на дворе, он непременно за что-нибудь придерется и закричит на няньку, что и делал с другими: ведь я уж все равно тогда исколочу его. И потому я положил съехать во что бы ни стало. Беспрерывный страх во всю зиму и беспрерывная боязнь ссоры – да ведь я от этого болен буду при моей впечатлительности! Эх, Аня, я видел, что за человек, когда мы, помнишь, были у него, и он из-за кошки сказал нам: «Ступайте». Знай тоже, что теперь цены на квартиры сравнительно с прошлой зимой еще поднялись на 30 процентов. В жильцах он уверен, вот и кутит. Я положил, что хоть бы 900 руб. заплатить, но съехать! Положительно говорю – не хочу оставаться на этой квартире. Что за квартиру [наверстаем] переплатим, то на другом наверстаем: на здоровьи детей и на моем спокойствии. При спокойствии я больше и лучше могу писать. (Полторы строчки зачеркнуто.) Говорю тебе, что больше наработаю при спокойствии. (Полторы строчки зачеркнуто.) (Первые несколько слов не разобраны, затем следует: нельзя обвинить в том, что вздорный.) Я не вступался, не объяснялся с хозяином, даже прячусь от него, несмотря на придирки с его стороны, потому что боюсь истории. Вчера я видел квартиру близ Владимир<ской> церкви – очень хорошенькую, но 900 руб. Посмотрю еще. Желал бы нанять хоть на Песках, только бы не жить в этом доме! Ужас для меня – книги. Ну как это перевозить. До свидания, голубчик. Если пишешь, что любишь меня, то вникни в наше положение, поразмысли. Ведь после худо будет, коли зимой он нас сгонит. (Полторы строчки зачеркнуто.) (Первые слова не разобраны, затем следует: не будешь так противиться. A потом беда.) Да и квартира-то уж как скверная и тесная, а детская комната и твоя – затхлые. Наша столовая по ступенькам никуда не годится: ничего там нельзя сделать. До свидания, обнимаю тебя. Если отыщу квартиру, оставлю за собой и задаток дам, не ожидая тебя, потому что квартиры с каждым днем разбираются».

В 1865–1875 гг. в доме жил состоящий на государственной службе коллежский асессор Александр Петрович Стефани, в 1879 г. – доктор медицины Юлий Петрович Серк, впоследствии главный врач Детской больницы принца Ольденбургского, сенатор Славинский с женой Глафирой Васильевной, статский советник Моисей Петрович Сливчанский, купец 2-й гильдии Степан Степанович Фролов, Павел Васильевич Шохрин.

Приобретя домовладение по купчей от 24 июня 1897 г., жена титулярного советника Вера Сергеевна Денисьева в 1898 г. продала его, обремененное долгами, Петербургскому обществу страхования, которое сразу приступило к очередной перестройке дома. В 1913 г. дом сильно пострадал от пожара.

В 1897–1898 гг. здесь жили: издательница детского журнала «Всходы» (основан в 1896 г.) и ежемесячного политического, литературного и научно-популярного журнала для самообразования «Мир Божий» (основан в 1892 г.), деятельница Русского женского взаимно-благотворительного общества Александра Аркадьевна Давыдова, художник Александр Иванович Морозов (в 1895 г. жил в доме 65), доктор медицины Николай Васильевич Петров.

А.А. Давыдова (урожденная Горожанская, 1848–1902) была замужем за виолончелистом К.Ю. Давыдовым (1838–1889; с 1867 по 1887 г. – директор Петербургской консерватории). Некролог, посвященный памяти A.A. Давыдовой в журнале «Русское богатство», хорошо характеризует выдающуюся личность просветительницы, начинавшей свою деятельность под влиянием Н.К. Михайловского, с которым она состояла в многолетней дружбе.


Обложка журнала «Мир Божий»

Многих членов редакции «Мира Божьего» связывали родственные отношения, благотворно отразившиеся на деятельности журнала. Активное участие принимали в журнале дочери Давыдовой Лидия Карловна Туган-Барановская (1869–1900) и приемная дочь Мария Карловна (1881–1966), известная в русской журналистике под двойной фамилией Куприна-Иорданская. Женой А.И. Куприна она стала в 1903 г., в это же время после смерти матери и старшей сестры она стала издательницей «Мира Божьего». За редактора «Современного мира», сменившего «Мир Божий», Н.И. Иорданского она вышла замуж в 1910 г. М.К. Куприна-Иорданская работала в журналистике и после октября 1917 г. Она оставила интересные воспоминания «Годы молодости», где рассказала и об А.И. Куприне, и о журнале «Мир Божий».

Первый номер журнала за 1892 г. вышел с опережением – 13 декабря 1891 г. Редактором вначале был профессор Виктор Петрович Острогорский (1840–1902), известный литературовед и педагог. Давыдова и Острогорский планировали создать журнал для подростков, по планы постепенно менялись. В подзаголовке «Мира Божьего» в год выхода значилось: «Литературный и научно-популярный журнал для юношества». В объявлении об издании подчеркивалось, что журнал хочет давать своим читателям «общедоступное образовательное чтение». В качестве основного читателя предполагалась и образованная семья, и читатели из различных слоев общества. Но журнал стал расширять аудиторию, выводить ее за пределы собственно подростковой. От первоначальных планов осталось только название: «Мир Божий» – мир вокруг человека, со всеми его проявлениями, тайнами и загадками. В 1893 г. редакция получила разрешение добавить к подзаголовку слова «и для самообразования». Значит, аудитория расширилась еще больше, так как самообразованием могли заниматься люди любого возраста. Журнал формировался как образовательное научно-популярное издание для юношества и «средней по образованию публики». Этим объяснялось обилие научных и научно-популярных публикаций, которыми журнал славился все время своего существования.

Общественный подъем 1890-х годов, яростные споры между марксистами и народниками, приход в журнал талантливых публицистов и общественных деятелей – все это способствовало изменению типа журнала. Постепенно «Мир Божий» превратился в журнал «обычного русского типа», сохранив черты научно-популярного издания.

Это произошло по инициативе и при активном участии появившегося в журнале в 1894 г. Ангела Ивановича Богдановича (1860–1907), который взял на себя обязанности неофициального редактора. А.А. Давыдова, хотя и прочитывала все рукописи, предложенные редакцией к публикации, редакторских функций на себя не брала. В.П. Острогорский постепенно отходил от журнала и в последние годы, как вспоминали сотрудники, подписывал журнал, не читая. Редакторские обязанности легли на А.И. Богдановича, который из-за своего прошлого (он был народником, затем примыкал к легальным марксистам, в 1893 г. – один из основателей организации «Народное право») не мог быть утвержден в качестве официального редактора. Он не мог даже подписывать свои публикации, и в течение 10 лет его знали под литерами «А.Б.». Только четыре материала, напечатанные после октября 1905 г., он смог подписать полным именем – Ангел Богданович.

А.И. Морозов (1835–1904) родился в Санкт-Петербурге, учился в Императорской академии художеств с 1851 г. В 1861 г. получил малую золотую медаль за картину «Отдых на сенокосе». Был в числе выпускников 1863 г., отказавшихся писать конкурсную картину на заданную тему и вышедших из Академии («Бунт четырнадцати»). Отказники образовали бытовую коммуну и создали Артель художников во главе с И.Н. Крамским. Через год за картину «Выход из церкви в Пскове» (находится в Третьяковской галерее) признан академиком. Кроме этой картины наиболее удачными жанровыми произведениями Морозова признаны «Сельская бесплатная школа» (1872; также в Третьяковской галерее) и «После пожара» (1888). На академических выставках в Санкт-Петербурге обращали на себя внимание публики некоторые из многочисленных портретов его работы, выполненных масляными красками (например, портреты молодого графа Апраксина и госпожи Корнилович) и акварелью. Из-под его кисти вышло также немало церковных образов. Одно время он давал уроки рисования в школе Общества поощрения художеств.

А.И. Морозов оставил не много картин, поскольку всю жизнь вынужден был зарабатывать нетворческой работой: тридцать лет преподавал рисунок в Училище правоведения в Петербурге, давал частные уроки, делал заказные портреты (иногда с фотографий), писал иконы. Практически все его работы отличаются высоким живописным уровнем и ныне экспонируются в крупнейших отечественных музеях. В.В. Стасов оценил «Выход из церкви.» как одну из первых массовых сцен, где главные герои – все изображенные, критик находил в ней «правду жизни» (прежде всего, противопоставление богатства и нищеты). Молодые И.Е. Репин и В.Д. Поленов восхищались тщательностью работы с натуры и мастерством передачи яркого солнечного света. Однако после 1860-х гг. Морозова забывают, он надолго уходит в тень. С Товариществом передвижных художественных выставок отношения у него так и не сложились, вероятно, потому, что его дар не соответствовал социально-обличительному направлению искусства передвижников. Его более привлекала природа, причем в ее гармоническом, то есть спокойном, идеальном, «вечном» состоянии. Человека он мыслил в полном единении с природой. И по мироощущению, и по художественному методу Морозов был единственным во второй половине XIX в. продолжателем венециановской традиции, оттого критики рубежа веков А.Н. Бенуа, И.Э. Грабарь назвали его «запоздалым венециановцем».

Н.В. Петров (1859–1900) – профессор Императорского клинического института великой княгини Елены Павловны. Кончил курс в Казанском университете в 1883 г. Степень доктора медицины получил в Военно-медицинской академии в 1885 г. В следующем году провел летний семестр за границей, где слушал лекции берлинских профессоров и работал в лаборатории профессоров Вирхова и Коха. С 1886 по 1890 г. состоял в должности прозектора при кафедре патологической анатомии в Казанском университете, в 1890–1896 гг. был прозектором Санкт-Петербургской городской Обуховской больницы. В 1887 г. получил звание приват-доцента патологической анатомии в Казанском университете, а в 1890 г. – в Военно-медицинской академии. В 1892 г. назначен профессором патологической анатомии в Клиническом институте великой княгини Елены Павловны. Автор многочисленных научных работ, опубликованных в русских и зарубежных изданиях.

В 1905–1910 гг. здесь жил литератор Богдан Афанасьевич Маркович (1853–1915), сын писательницы Марко Вовчок и малороссийского писателя А. Марковича. Воспитывался в атмосфере литературных интересов и общественных традиций 60-х гг. Окончил курс математического факультета Петербургского университета. В студенческие годы подвергался неоднократным арестам и административным карам. В 1884 г., будучи учителем в Ростове-на-Дону, был арестован в связи с делом народовольцев. По отбытии административной ссылки переехал в Астрахань, позднее в Саратов, где работал в местных газетах. В 1900-х гг. переехал в Петербург, продолжая публицистическую деятельность в «Биржевых ведомостях» и «Санкт-Петербургских ведомостях». В 1910–1912 гг. издал несколько математических учебников для старшей школы (геометрия и логарифмирование). В 1914 г. в серии «Трудов Ставропольской ученой архивной комиссии» напечатал книгу о своей матери «Марко Вовчок на Кавказе». Маркович был женат на Евгении Васильевне Голубовской, фамилию которой принимали их дети. В Петербурге родился их младший сын Михаил Богданович Голубовский (1900–1956), ученый-химик, основатель Всесоюзного научно-исследовательского института нефтехимии, репрессированный в 1938 г. (освобожден после Великой Отечественной войны). Старший сын Сергей Богданович Голубовский (1892–1950) – выпускник Петроградского университета (1915), участник обороны Ленинграда, полковник, преподаватель военных учебных заведений.

В 1930-х гг. здесь жили: Александр Дмитриевич и Марфа Алексеевна Беляевы, Михаил Николаевич и Николай Михайлович Ерягины.

А.Д. Беляев (родился в 1921 г. в Петрограде) – участник Великой Отечественной войны, старшина, помощник командира взвода 88-й стрелковой дивизии. Пропал без вести 16 сентября 1942 г.

Н.М. Ерягин (родился в 1924 г. в Ленинграде) – участник обороны Ленинграда. Младший сержант, заместитель командира отделения 149-го гвардейского стрелкового полка 45-й гвардейской стрелковой дивизии. Умер от ран 23 июля 1943 г. Похоронен в 4 км восточнее московской Дубровки.

Ю.И. Чернышев (родился в 1924 г. в Ленинграде) – участник Великой Отечественной войны, Красноармеец, стрелок 142-й Отдельной штрафной роты 174-й стрелковой дивизии 31-й армии, убит 1 июля 1944 г., похоронен у деревни Орехово Витебской области.

В доме № 8 по Гусеву переулку в 1904 г. жил заведующий конторой редакции «Известий Министерства земледелия и государственных имуществ» (редактор – В.Г. Швецов) и журнала «Сельское хозяйство и лесоводство» Разумник Гордеевич Швецов; в 1917 г. здесь жили: заведующий отделом театрального журнала «Зритель», секретарь Товарищества независимых журналистов Иосиф Яковлевич Воронько (Агасфер), служащий Управления городского водопровода почетный гражданин Иван Фомич Галензовский, член Государственной думы отставной флота генерал-майор Александр Александрович Можайский с дочерью Любовью, служащий Главного управления кораблевождения и снабжения коллежский секретарь Александр Григорьевич Свитальский (1874–1933; в 1917-м – статский советник) с женой Ларисой Владимировной. В 1904 г. в семье Свитальских родился сын Владимир, ставший художником-графиком.

А.А. Можайский (1863—?) – сын изобретателя самолета А.Ф. Можайского (1825–1890), выпускник Морского корпуса. B 1884–1886 гг. перешел на Тихий океан и плавал в его морях. B 1887 г. на канонерской лодке «Сивуч» участвовал в гидрографических работах у побережья Кореи. B 1889–1899 гг. плавал на крейсерах «Память Азова», «Владимир Мономах» и других на Балтийском море и Тихом океане. В 1891 г. получил чин лейтенанта. Помещик, имел имение Котельниково в Вологодской губернии. Избирался депутатом III Государственной думы. Имел богатейшую библиотеку. В ней были сочинения по военно-морскому делу, специальные словари и справочники, издания местного земства и Государственной думы. К сожалению, от нее осталось чуть более сотни томов. А.А. Можайский относится к 5-му колену династии Можайских. Семейная династия Можайских дала России в XIX–XX вв. девять офицеров. Из них семь служили в Российском императорском флоте. За верность военной присяге, за мужество и героизм они были отмечены высокими чинами (в числе девяти – три адмирала и три генерала), многими орденами и медалями. В частности, один из Можайских, Павел Тимофеевич, в чине полковника был удостоен высокой воинской награды – ордена Св. Георгия IV степени. Основателем династии считается Тимофей Иванович Можайский, который с 1791 по 1796 г. занимал в Адмиралтейств-коллегии должность генерал-аудитора.

Детство и отрочество В.А. Свитальского прошли «под ферулой» деспотичного и своевольного отца, от которого после смерти матери в 1918 г. он ушел, почти убежал, к заменившему ему отца морскому врачу, эстету и коллекционеру М.М. Мелентьеву (1892–1967).

Владимира Свитальского арестовали накануне майских праздников 1930 г., а в декабре, осужденный за «антисоветскую деятельность», он на три года попал в ссылку в Кемь, откуда «за нарушение режима» его отправили на Соловки.

В «Книге о Володе» Мелентьев писал: «К осени Володю переправили на Соловки. Издали это показалось страшным. На самом деле «страшное» от Соловков тогда уже отошло. И на Соловках того времени "процветали науки и искусства". Это были "Афины Северно-Ледовитого океана". Там издавался прекрасный иллюстрированный журнал "Соловецкие острова", велась большая музейная работа, была громадная библиотека. Население острова на 40 % состояло из людей с высшим образованием, большой культуры и различных специальностей. У Володи оказались там знакомые по Москве: профессор А.И. Анисимов, А.Н. Греч, приват-доцент, говоривший мне потом, что единственным талантливым человеком на севере был Володя. Там он познакомился с М.Д. Беляевым, Б.Н. Моласом, В.В. Гельмерсеном. Все люди из первого десятка. Последний – известный художник-силуэтист…».

Возможно, арест Владимира Свитальского был обусловлен давним, 1920 г., арестом «по политическим мотивам» его отца, заведовавшего финансово-плановым отделом какой-то московской организации, хотя и освобожденного судом через два года.

Художник-график В.А. Свитальский погиб в 1937 г., не дожив до тридцати трех лет. Погиб нелепо, задавленный поездом где-то на задних путях подмосковного Загорска (бывшего и будущего Сергиева Посада). Там же, на загорском кладбище, его и похоронили, недалеко от заброшенной могилы Василия Розанова.

Оглавление книги

Оглавление статьи/книги

Генерация: 0.652. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз