Книга: Петербург: вы это знали? Личности, события, архитектура

В.М. Сикевич – забытый литератор Коломны

В.М. Сикевич – забытый литератор Коломны

Этого имени нет ни в одном современном литературном справочнике, даже в таком фундаментальном, как биографический словарь «Русские писатели. 1800–1917», отчего сведения о Владимире Мелентьевиче Сикевиче пришлось собирать буквально по крохам в самых разных печатных источниках. В архивах, увы, найти мало что удалось. Короче говоря, на сегодня биографию литератора можно реконструировать с очень большими усилиями и, к сожалению, с досадными пробелами. Надежда на то, что после данного сообщения их начнут постепенно заполнять другие исследователи, которые стремятся сделать историю русской литературы более полной и разнообразной.

Заняться совершенно забытым автором XIX века я решил после того, как С.В. Боглачев, мой коллега по «Коломенским чтениям», сообщил о том, что Сикевич в 1861 году «поселился в Малой (точнее Большой) Коломне, у самой церкви Покрова, в доме Мазараки. Поселился на третьем этаже, в квартире в две комнаты с общей передней». Этот документальный факт он нашел в мемуарном рассказе «Былые встречи. Литературные дебюты», помещенном Сикевичем в 1893 году на страницах журнала «Исторический вестник», который выходил в Петербурге под редакцией С.Н. Шубинского. Именно с этих строк начался мой кропотливый поиск.

Процитированный рассказ содержит ценные автобиографические подробности о раннем периоде жизни Сикевича, родившегося в Киеве в 1834 году в семье потомственных малороссийских дворян. Отец – Мелентий Павлович (1806-?) служил столоначальником в Киевской Духовной консистории, мать звали Екатерина Николаевна. Она была на пять лет моложе мужа и вырастила двух дочерей Надежду и Елизавету и трех сыновей: Владимира, Ивана и Василия.

Владимир учился в Киевском университете Св. Владимира, но почему-то имел чин коллежского асессора, который был ниже чина выпускника университета. О своей дальнейшей жизни сам Сикевич писал: «Первый раз я приехал в Петербург в конце 1861 года, из Киева <…> ехал в почтовом дилижансе, по белорусскому тракту, день и ночь, шесть суток».

«Начал я с юмористического журнала „Гудок“. Стихотворения мои были приняты, я получил приличный гонорар и приглашение сотрудничать; затем я стал писать в „Русском мире“ A.C. Гиероглифова и в „Северной пчеле“ П.С. Усова. Таким образом я попал в заветную колею и приобщился к литературному миру»¹. Александр Степанович Гиероглифов (1825–1901) был в это время не только энергичным издателем («Гудок» тоже издавал он), но и активным публицистом оппозиционного толка, хвалил Добролюбова, Чернышевского и Герцена и, вероятно, оказал определенное влияние на молодого Сикевича².

Тот лично свидетельствует о своем знакомстве с революционными демократами: «В самое короткое время я сошелся с маленьким кружком новых знакомых, преимущественно молодежи, которые очень заинтересовались оригинальностью юного провинциала. Во-первых, я был очень религиозен, во-вторых, непомерно застенчив, а главное, идеалист с головы до пяток и ко всему этому до наивности искренен». Описанные качества, наверное, раздражали «передовых» юношей.

«Кроме юмористических сочинений и фельетонных работ, – продолжает Сикевич, – я задумал было писать физиологические очерки (популярный в то время литературный жанр. – В. А.) под названием „Петербургские полуночники“. За отзывами Сикевич отправился к H.A. Добролюбову, но тот не принял – был болен, и к Н.Г. Чернышевскому. Маститый критик по прочтении рукописи дал такое заключение: «Талант есть, только лимфы, лимфы (красивостей) меньше. Затем у Вас есть сильные замашки „живописать“, это не годится, приучайтесь больше к лаконизму; возьмите себе за образец телеграфный язык <…> держитесь новой школы», то есть призвал начинающего автора подражать рациональному направлению в критическом реализме³.

Эти советы обескуражили Сикевича, поскольку не соответствовали его мировосприятию. «После отзыва я бросил это сочинение, расстался с приятелями и, съехав с меблированных комнат, переехал в другую часть города, имея ввиду поменьше выходить из дома и побольше заняться срочной фельетонной работой! Следует уточнить, что под фельетонами в то время подразумевались бытовые или публицистические очерки, а также репортажи.

Сотрудничал Сикевич как в вышеназванных изданиях, так и в «Петербургском листке», новооснованной ежедневной газете «городской жизни», где в 1864–1865 годах состоял главным редактором. Правда, состоял всего три месяца, но в это время был, по собственным словам, «общественным деятелем»⁴. Газета затем выходила более полувека и имела довольно значительное распространение.

В 1863 году литератор «познакомился и сблизился» со столичным генерал-губернатором светлейшим князем Александром Аркадьевичем Суворовым-Рымникским (1804–1882), влиятельным сановником в царствование Александра II и сторонником либерализма. Канцелярия губернатора размещалась на Большой Морской улице, 38. «Когда я был утвержден, – вспоминал Сикевич, – редактором

газеты „Петербургский листок“ князь неоднократно удостаивал меня сообщением некоторых сведений для помещения в этой газете…». Очевидно, тогда же журналист познакомился с генерал-майором Александром Львовичем Потаповым (1818–1886), будущим начальником Северо-Западного края, который похоже ему покровительствовал.

А.А. Суворов-Рымникский

О Суворове критически отзывался его современник князь Владимир Петрович Мещерский (1839–1914), издатель-редактор еженедельника «Гражданин»: «Он играл самыми серьезными предметами совершенно так же, как балованное дитя игрушками, то тешась ими, то неистовствуя и ломая их вдребезги в припадках злости <…> этот самый человек, во власти своей не признававший никакой дисциплины, несдержанной натурой так много вреда наделал России…»⁵.

С Суворовым связаны сюжеты двух мемуарных очерков Сикевича, написанных довольно живо и напечатанных в 1892–1893 годах в популярном журнале «Исторический вестник». В первом очерке под заголовком «Два врага» выразительно рассказано о непримиримой вражде князя с консервативно настроенным графом М.Н. Муравьевым-Виленским, недавно подавившим Польское восстание.

Жена Суворова поехала с визитом к супруге баварского посланника, который жил в том же доме, что и Муравьев, но ошиблась этажом и ненароком попала в квартиру заклятого врага своего мужа. Муравьев подумал, что с ним хотят помириться и со своей супругой был чрезвычайно растроган: «Он целовал мои руки, – говорила княгиня, – уверял в чем-то, оба проводили меня до лестницы». Суворов отругал супругу и на мировую ни за что не согласился, несмотря на просьбы самого императора Александра II. «Нам суждено, – сказал он, – окончить с Муравьевым жизнь врагами и врагами предстать пред судом Божиим, один Бог рассудит нас!»

Второй очерк изображает Суворова в ином свете. Он принял доброжелательное участие в судьбе молодого морского офицера, соседа Сикевича по дому. Офицер – беден и потому мать невесты, богатая генеральская вдова, противилась браку. Сикевич и жених напрасно пытались договориться с несколькими священниками венчать без согласия матери, которая уступила лишь тогда, когда сватом к ней приехал сам генерал-губернатор. Князя уговорил Сикевич.

В первом очерке он описал также свое времяпрепровождение по воскресным дням: «…с утра бросал работу, отправлялся в 11 часов к обедне (в Покровской церкви. – В. А.), навещал до обеда немногих знакомых, обедал каждое воскресенье у начальницы Мариинского института М.С. Ольхиной, затем бывал в театре и возвращался домой лишь после полуночи»⁶. В эти годы Мариинский девичий институт находился на Кирочной ул., 54, довольно далеко от местожительства Сикевича.

Его квартира размещалась на Садовой ул., 94, в юго-восточном углу Покровской площади, в четырехэтажном доме Поликсены Федоровны Мазараки, вдовы генерал-лейтенанта Семена Семеновича (1787–1854), героя войны с Наполеоном, портрет которого написал талантливый художник С.К. Зарянко. В 1877–1878 гг. здание, выходящее на площадь и Прядильную улицу, хотели перестроить в стиле эклектики по проекту М.К. Приорова, но это не сделали. Оно вплоть до самой революции принадлежало семье Мазараки, грекам по происхождению. Юноши из нее учились в Аларчинской гимназии⁷.

Садовая улица, дом 94

Предок Мазараки поселился в XVI веке во Львове и положил начало двум ветвям дворянского рода: польской и малороссийской. Семен Семенович принадлежал к последней. Его потомки впоследствии носили фамилию Мазараки-Дебольцевы. Сын генерала – Адриан, был известным меценатом-меломаном и дедом певицы H.A. Обуховой, которая воспитывалась в его семье в Воронеже.

Несмотря на покровительство Суворова, после покушения Каракозова, попавшего в опалу, Сикевич лишь несколько лет провел в Петербурге и во второй половине 1860-х годов, после Земской реформы, вернулся в родную Малороссию, где занял должность мирового посредника в Радомысловском уезде Киевской губернии. В это время уездный Радомысль, находящийся в 90 км западнее Киева, был типично еврейским местечком, и – несмотря на свою древность (упоминается с XII века) – глухим и сонным городком. В Адрес-календарях Сикевич отмечен в нем в 1869–1872 годах.

Таким же местечком, как Радомысль, выглядел уездный Тараща к югу от Киева, где Василий, родной брат Владимира, несколько лет служил предводителем местного дворянства и председателем мирового суда. В Тараще он имел свой дом, в уезде – имение, в Киеве – тоже дом на Набережно-Никольской улице. Женился Василий на Наталье Даниловне Смолодович, дочери профессора-литургиста Киевской Духовной академии. Она родила пятерых детей, в их числе Владимира (1870–1952), будущего генерал-майора Императорской армии, который в эмиграции стал одним из лидеров украинских сепаратистов, прозванным «батька-атаман».

В Таращах мировым посредником какое-то время служил и Владимир. Там он столкнулся с распространением «штунды», протестантской секты, слившейся позднее с баптизмом. Об этом есть его рассказ в письме к Ивану Петровичу Корнилову (1811–1901), писателю и известному деятелю народного образования, чьи «субботы» Сикевич охотно посещал, приезжая в 1890-е в Петербург. «Самый подбор посетителей Ваших, – писал он, – и тот исторически православно-русский дух, та любовь к нашей матушке родине и ревность о православной церкви <…> все это делает субботний Ваш салон глубоко интересным». На дискуссию в салоне Сикевич откликнулся большим размышлением о значении духовного образования в пореформенной России. Судя по этому размышлению, взгляды Сикевича можно назвать славянофильскими и охранительными⁸.

Продолжая в 1880-1900-х годах службу в губернских Сувалках в Северо-Западном крае, Владимир Мелентьевич занимал должность председателя съезда мировых судей судебного округа, будучи депутатом от попечительства местного православного собора (он взорван поляками в 1930-е гг.). По служебным делам часто ездил в Петербург. В Сувалках большинство жителей состояла из евреев и поляков; русских насчитывалось всего полторы тысячи человек, часть из них составляли старообрядцы-беспоповцы. Город считался «одним из самых благоприятно обставленных городов Царства Польского»; в нем имелась промышленность, выходили «Губернские ведомости» и польская газета, действовала губернская гимназия. Польская культура в Сувалках преобладала, русская была второстепенной.

В провинциальном захолустье в 1890-е годы Сикевич создал большинство своих пьес, которые и определили его место в истории русской литературы позапрошлого века. Место скромное и малозаметное. Удалось найти названия

10 комедий и драм автора и с текстом некоторых из них ознакомиться в Российской Национальной библиотеке. Выявлены следующие произведения, получившие разрешения цензуры: «Залетная пташка», комедия (1890 г.); «Полвека спустя», драма (1892 г.); «Из мрака к свету», комедия (1892 г.); «Запуталась», драма (1894 г.); «Цветы просвещения», комедия (1894 г.). «Три жизни», драма (1895 г.); «За грех отца», драма (1897 г.); «Люба Крупицына», комедия (1899 г.); «Тиран», комедия (1895, 1899 гг.); «Я – не я», комедия (1913 г.). Часть этих пьес была напечатана в «Драматических сборниках», но какая-то часть, по-видимому, осталась в рукописи. Пьесы, как и все свои произведения, малоросс Сикевич писал на русском языке. Он был членом Общества русских драматических писателей.

Наибольшее внимание вызвала его комедия «Цветы просвещения», поставленная в конце 1894 года на сцене Никитского театра в Москве, в ней критика усмотрела сатирическую пародию на «Плоды просвещения» Л.Н. Толстого. Действие пьесы происходит в помещичьем имении генерала Полисова, 55 лет, тот ходит в парусиновой блузе и лаптях, произносит нравоучения о непротивлении злу и целомудренном браке.

Другие персонажи весьма напоминают героев А.Н. Островского: купец Мальгин, «брюхач, с жирным лицом», сосед-помещик, «на лице которого весь прейс-курант», юркий племянник, бойкая служанка Феня и «благообразный старый камердинер». По отзыву театрального рецензента С. Васильева, «пьеса написана толково, хорошим языком, имеет органическое развитие внутри самой себя…».

Первое представление комедии прошло с успехом, но после него в газетах посыпалась брань, «простая» и «отборная», за осмеяние толстовства и за сходство с «Плодами просвещения», хотя автор категорически отрицал всякий намек на произведение Толстого. Но поклонники Льва Николаевича долго не унимались, несмотря на объективное суждение, что «если основа сатиры верна, то не за что „ругать“ пьесу, а писать сатиру на „учение“ – это право литературы и театра»⁹.

«Цветы просвещения» своей откровенной злободневностью выделяются среди других произведений Сикевича, те, хотя и посвящены насущным проблемам русской жизни, зачастую трактуют их в духе мещанского зубоскальства и банальной морали. Они написаны хлестко, с вниманием к повседневным реалиям и типовым образам, однако герои лишены глубоких характеристик, а сюжеты – напряженного развития. Сикевича можно назвать скромным эпигоном реалистической школы А.Н. Островского, и в этом причина его долговременного забвения.

Драматурга можно поставить в один ряд с В.А. Крыловым (1838–1906), плодовитым автором того времени, который в своих развлекательно-обличительных пьесах метко схватывал приметы современной жизни, но тоже никогда не создавал ярких и запоминающихся характеров. Сикевич весьма ценил отзывы Крылова о своих пьесах, но лично знаком с ним не был. Отзывы Крылова – неизвестны, но сохранилась негативная рецензия A.A. Потехина (1829–1908), другого драматурга сходного уровня и начальника репертуарной части столичных Императорских театров. О пьесе «Три жизни» (переработанной драмы «Из мрака к свету») он в 1894 году сурово писал, что, несмотря на изменения, «недостатки остались теми же, как и были <…> Окончание, переделанное из мелодраматического в quasi трагическое не служит к улучшению пьесы и доказывает только отсутствие органического развития действия»¹⁰.

Наряду с пьесами Сикевич, опираясь на свой дневник, начал писать для «Исторического вестника» мемуарные рассказы. Кроме напечатанных (о них сказано выше) он, ободренный успехом у читателей, предполагал опубликовать в журнале и другие, а именно: о страшном петербургском пожаре 1862 года, когда выгорел весь Апраксин двор, о лакейском клубе, очерки «Петербургская ворожея» и «Знакомство с Д.М. Леоновой», известной оперной певицей и доброй знакомой М.П. Мусоргского, а также воспоминания о генерале Потапове и литературных чтениях А.Н. Островского, о чем и сообщал в письмах к издателю журнала. Он писал: «Помимо этого мой дневник представляет еще массу материала для дальнейших рассказов»¹¹. Этот дневник обнаружить, к сожалению, не удалось.

Из дневника и обыденных наблюдений был, вероятно, взят сюжет повести автора (ее название неизвестно), написанной в Сувалках в 1884 году, ее и пытался опубликовать все в том же «Историческом вестнике». Несмотря на исправления и сокращения повесть застряла в цензуре и скорее всего не была напечатана. Может быть, эта неудача стала причиной того, что Сикевич на время оставил прозу и обратился к драматургии¹².

Сикевич был не только драматургом и беллетристом, но и поэтом. Удалось найти его стихи, обращенные к великим княжнам Ольге и Татьяне Николаевнам, напечатанные как подносные экземпляры под названиями: «Русские царевны» (1898 г.), «Сокровища России» (1914 г.) и «Шестнадцатая весна» (1916 г.). Они – образец традиционной придворной поэзии, наполненной восторженными похвалами, шаблонной лестью и цветистыми комплиментами. Вот отрывок из «Русских царевен»:

Сочинял Сикевич и высокопарные вирши «по случаю», например по случаю 900-летия Крещения Руси в 1888 году Вирши озаглавлены «Поклон Киеву», его родному городу¹³:

Очевидно, в периодике можно найти и другие поэтические опусы Сикевича, но и они, скорее всего, своим дилетантским уровнем будут заметно уступать его бытовым пьесам.

В.М. Сикевич: «Платан A.C. Пушкина в Гурзуфе»

В Сувалках Сикевич в 1902 году напечатал свое элегическое стихотворение «Платан A.C. Пушкина в Гурзуфе», но, вероятно, уже вскоре уехал из этого города, так как с 1909 года его фамилия упоминается в адресных книгах Киева¹⁴. Можно предположить, что в Киеве он умер или погиб в 1919 году в лихолетье Гражданской войны. В «Белой гвардии» М.А. Булгакова весьма выразительно воспроизведены события и атмосфера в Киеве в том страшном году.

Судя по собранному материалу, Владимир Мелентьевич заметным литературным талантом не обладал, он был – как тогда говорили – скромным тружеником Мельпомены. Но именно такие авторы создавали тот общий фон, на коем блистали великие драматурги той эпохи: А.Н. Островский и А.П. Чехов. Чтобы понять это, достаточно обратиться к архитектуре Петербурга – ее рядовая застройка подчеркивает красоту знаменитых зданий. Культура – это многоцветная палитра, в которой рядом с яркими красками соседствуют невзрачные, но необходимые дополнительные тона.

Оглавление книги