Книга: Вокруг Парижа с Борисом Носиком. Том 2

В долинах Сосерона и Вионя

В долинах Сосерона и Вионя

Овер-сюр-Уаз Добиньи и Коро • Писарро и Клод Моне. Знаменитый доктор Гаше •Сезанн • Винсент Ван-Гог • Нель-ла Валле

Путешествие по долине реки Сосерон можно начать в каких-нибудь шести километрах северо-восточнее Понтуаза с деревушки, которой судьба сулила стать не только бойким пригородом, но и местом почти неизбежного паломничества многих тысяч туристов. Так уж случилось, что именно здесь, в Овер-сюр-Уаз (Auvers-sur-Oise), в маленькой здешней гостиничке, насильственно оборвал течение своей мученической жизни гениальный художник-голландец Винсент Ван Гог. Позднее, как вы знаете, этот художник, его живопись и его трагическая судьба приобрели безмерную известность не только в нашей маленькой Европе, но и в просторных, вроде США, или в малюсеньких, вроде Японии, заокеанских странах. (Помнится, герой позднего американского романа Набокова изумленно отмечал, что чуть не во всяком доме университетского городка с неизбежностью висит на стенке репродукция знаменитых вангоговских «Подсолнухов».)

Впрочем, добросовестность требует отметить, что свою популярность среди знаменитых живописцев (а стало быть, и право на почетное место в памяти поколений) маленький Овер-сюр-Уаз обрел задолго до краткого пребывания в нем Ван Гога (и его душераздирающей гибели).

Деревушка Овер-сюр-Уаз была в позапрошлом веке так же прелестна и немноголюдна, как другие вексенские деревни. Как и в наши дни, в ней стояла тогда замечательная XI–XIV веков церковь Успения с часовней и статуей Оверской Божьей Матери (XIV века), были в ней обширный парк с искусственным гротом и развалины поместья Людовика VI, были замок XVII века и живописные развалины еще одной старой часовни… Но как легко догадаться, разросшаяся ныне без меры пригородная деревня Овер-сюр-Уаз, как и все без меры разросшиеся пригороды больших городов, утратила за последнее столетие свой былой сельский шарм. А все же здесь встречаются еще красивые уголки, улочки, руины, тихие местечки у реки, помогающие представить себе то недавнее прошлое, когда прибрежная красота Уазы привлекла сюда и славных художников, и славных писателей Франции (к тому же железная дорога добралась сюда уже в 1849 году).

Первооткрывателем деревни был, как считают, довольно знаменитый в ту пору художник, представитель барбизонской школы и предтеча импрессионистов Шарль-Франсуа Добиньи (1817–1878), друг прославленного Камиля Коро. Добиньи знал эти места, его самого выкормила местная крестьянка (из деревни Вальмондуа). Впрочем, некоторые полагают, что завлек Добиньи в деревушку его великий друг Камиль Коро. В 1860 году Добиньи купил здесь земельный участок, а потом с помощью того же Коро и художника Удино построил и расписал дом. Стены в доме-мастерской были расписаны итальянскими пейзажами (причем сам Добиньи выполнял нижнюю часть стенописи), а комната дочки в жилом доме – картинами на сюжеты сказок Перро, Гримма и Лафонтена (и дом-мастерская, и сад ныне открыты для посетителей).

Шарль-Франсуа Добиньи был человек гостеприимный и добрый, друг Коро гостил у него каждое лето. Сам Коро был тоже человек безудержной щедрости, но при этом никогда не сидел без денег (счастливое сочетание!). В гости к Добиньи и Коро часто заглядывал их сосед и друг, знаменитый художник и график Оноре Домье. В отличие от самого Добиньи, который не мог налюбоваться на игру солнечных лучей над Уазой, на речные туманы и, конечно, писал их без конца, Домье был к природе равнодушен, он мог бы сидеть взаперти дома, да скучно ему было одному. К тому же он к старости потерял зрение, почти ослеп, да и обнищал вконец – жить стало негде, платить нечем. Щедрый Коро купил для бедняги-собрата домик в соседней деревушке Вальмондуа и подарил ему, вовсе не почитая свой поступок подвигом мецената. «Не надо никаких благодарностей, – написал он Домье. – Я сделал это, исключительно чтобы насолить вашему домовладельцу…» Где же, как не в ателье, среди стенописей, напоминавших хозяину дома его путешествия по Италии, вспомнить нам о добрых делах замечательного живописца Коро…

Во время войны 1870 года Добиньи встретил в Лондоне нуждавшихся в помощи соотечественников и собратьев по кисти – Писсарро и Моне. По возвращении Добиньи представил их молодому директору влиятельной парижской галереи месье Дюран-Рюэлю (уже покупавшему полотна Добиньи и Коро), и молодой директор стал главным покупателем полотен импрессионистов. «Если я и мои друзья не подохли в Лондоне от голоду, – вспоминал позднее Моне, – то лишь благодаря Добиньи».

Вернувшись во Францию, Писсарро поселился неподалеку от новых друзей, в Понтуазе.

В 1872 году парижский врач Поль Гаше, озабоченный нездоровьем своей супруги, купил себе огромный дом неподалеку от Добиньи и оборудовал в нем мастерские. Живший в то время в нищете молодой Поль Сезанн нашел приют у доброго доктора, и вскоре художники повалили сюда валом. В мастерской у доктора часто работал Камиль Писсарро, что же до Сезанна, то он вскоре снял поблизости маленький домик и прожил в нем добрых пять лет. Именно здесь он написал свой знаменитый «Дом повешенного».

Писатели тоже умели оценить красоту здешней природы, так что благодаря этим пейзажам, щедрому гостеприимству доктора и художника, а может, и сравнительной дешевизне тогдашней деревенской жизни, места эти почтили визитами, а то и жительством, не только Добиньи, Коро и Писсарро, но также Огюст Ренуар, Вламинк, Сезанн и такие писатели, как Бернарден де Сен-Пьер, Луи Шерон, Франсуа Коппе, Юсташ Дешан, Альфонс де Ламартин. Список великих людей Франции, посещающих в наши дни эту деревню, мог оказаться бы не менее внушительным, однако их все же чаще всего влечет сюда ныне исключительно память о трагической судьбе бедного, истерзанного душевной болезнью Винсента Ван Гога, потому что именно в Овере, в комнате гостинички «Раву», кончил он свои дни через двое суток после того, как пустил себе пулю в грудь 27 июля 1890 года. Он уже познал и психушку Арля, и приют Сен-Реми-де-Прованса, когда заботливый брат Тео (много ли в истории европейских семей найдешь примеров столь самоотверженной братской любви?) представил его доброму доктору Гаше. Это было в 1889 году, и очень многих людей в разных уголках планеты трогает сегодня трагическая судьба этого замечательного художника. Помню, как однажды мой московский друг-переводчик стал в одночасье и славен, и богат, переведя на русский язык вполне средний американский роман о жизни Ван Гога. Книгу было трудно достать, несмотря на огромный ее тираж: казалось, что всем русским без исключения хочется купить книгу про этого голландца и его брата…

В Овере, как раньше в Арле и Сен-Реми, больной Ван Гог продолжал заниматься живописью, писал портреты и пейзажи. В его последних картинах, по мнению многих, сочетание красок и извивающихся, подобно языкам пламени, мазков отражает смятенное состояние его духа. В Овере Ван Гог написал трагичнейшее полотно «Вороны над полем пшеницы» и один из своих шедевров – картину «Пейзаж в Овере после дождя», которую можно увидеть в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве…

После того, как Ван Гог выстрелил себе в грудь и умер через два дня от раны в комнате постоялого двора «Раву», брат Тео уехал в Голландию и умер там всего полгода спустя…

И вот сегодня не тысячи, а многие сотни тысяч посетителей приезжают в Овер, чтобы увидеть постоялый двор «Раву» с его вангоговским рестораном, погулять по парку, где стоит статуя Ван Гога, изваянная уроженцем Смоленска Осипом Цадкиным, знаменитым скульптором, которого, естественно, больше знают в Овере, Роттердаме, Париже, Антверпене или Эдинбурге, чем в Смоленске (а он так мечтал установить в России своего Пушкина).

Музеем постоялого двора (так называемого Дома Ван Гога), Обществом друзей Дома Ван Гога (четыре с половиной тысячи этих друзей живут в разных уголках нашей планеты), а также парижским Институтом Ван Гога занимается энтузиаст и подвижник Доминик-Шарль Жансан, которому лет пятнадцать тому назад пришла в голову замечательная мысль: открыть в комнате, где умер Ван Гог, выставку – и чтобы на стене висел последний шедевр художника, тот самый «Пейзаж в Овере после дождя», что сейчас в Москве. И вот прошло много лет, во Франции сменилось несколько министров культуры, и каждый из них был в восторге от этой идеи. Идею с энтузиазмом поддержала директриса и хранительница Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина Ирина Антонова, выставка вот-вот должна была открыться, но никак не открывалась. Может, потому, что музей не государственный, но частный, а Франция, по самокритичному признанию французов, одна из самых бюрократических стран мира, так что в последний момент всегда не хватало одной подписи. Конечно, чаще всего проект спотыкается в Дирекции французских музеев. «В Бельгии или в США государственный и частный секторы как бы дополняют друг друга в сфере культуры. По всей видимости, у нас иначе. Так надо с этим бороться», – заявил журналистам Доминик-Шарль Жансан, который от надежды переходил к отчаянью. Наконец два великих человека подали ему надежду. Музей Ван Гога посетил бывший ветеринар, а ныне первый секретарь Французской компартии Робер Ю., который оказался поклонником импрессионистов. Весть о предстоящей выставке вызвала у него пылкий энтузиазм. Потом музей посетил бывший ректор Московского авиационного института, а позднее посол России во Франции Юрий Рыжов, обаятельный, светский, интеллигентный человек, сам учившийся когда-то живописи и так же мало похожий на дипломата советской школы, как я похож на десантника. Он тоже поддержал идею выставки. Все были «за», оставалось найти, кто в лабиринтах французской бюрократии был «против». Кажется, так и не нашли, но уж кто-нибудь да был…

Конечно, у Дирекции музеев был один вполне реальный аргумент против этой затеи. Московскую картину бедняка Ван Гога оценили в 350 миллионов франков, то есть около 50 миллионов долларов, было бы смешно, если б ее не попытались украсть. Из Лувра крадут все, даже алебарды, причем крадут с удручающей регулярностью. Но Друзья Дома Ван Гога не пожалели денег на разработку мер безопасности. Инженер Жан-Мишель Вильмот спроектировал, а мастера изготовили для московской картины непробиваемый, единый, напичканный камерами и электронными датчиками стеклянный ящик-сейф. Стены комнаты Ван Гога и даже крышу, на случай вертолетного покушения, сделали железобетонными. Выставка должна была вот-вот открыть двери. Оставалось собрать последние подписи в конторах Парижа… Но сколько в Париже контор?

Мне довелось быть недавно в отделе при штабе Интерпола в Лионе, который борется с кражей картин. Мне показалось, что даже там не испытывают особого оптимизма по поводу возможностей этой борьбы…

И художники, и писатели объясняли некогда, что в долину Сосерона и в Овер их завлекли поиски «подлинных», «настоящих» пейзажей. Нашему с вами путешествию по их следам в долине мы можем дать (если не найдем других) то же самое оправдание. Хотя, на мой взгляд, благородная «охота к перемене мест» – в природе человека и не нуждается ни в каких оправданиях. Обеспокоить могут, скорее, нежелание отправиться в странствие, равнодушие, апатия…

СТРАДАЮЩИЙ СОБРАТ ВАН ГОГ РУССКОГО СКУЛЬПТОРА ОСИПА ЦАДКИНА.

Фото Б. Гесселя

Недолгое странствие по 4-й департаментской (местной) дороге приведет нас с восточной окраины Овера в деревушку Вальмондуа. Вы, может, помните, что здесь жил и умер в доме, подаренном ему Коро, Оноре Домье. Бюст его стоит нынче на площади Домье. В той же деревне жил и умер писатель Жорж Дюамель, заподозривший в конце жизни, что неспроста будущая супруга Ромена Роллана Майя, приставленная к нему в Москве в провожатые, вешала ему на уши лапшу… Впрочем, это случилось уже в XX веке, но и задолго до рождения одураченных полурусской дамой-гидом Дюамеля и Роллана один вполне профессиональный писатель, баснописец месье Лафонтен, сочинял в этой самой деревенской тиши Вальмондуа свою знаменитую басню «Мельник, мальчик и осел».

В деревне этой больше нет ни ослов, ни мельников, но кое-что еще сохранилось. Старинная (XII века) здешняя церковь Сен-Кентен сохранила неф и хоры XIII века. Есть в деревне замок XVIII века и парк, спланированный знаменитым инженером Альфандом (тем самым, что обустроил Булонский лес в Париже). Поклонники железных дорог смогут ознакомиться здесь с товарной станцией местного Музея транспорта. С возвышенного края деревушки открывается прекрасный вид на долину, отсюда уводят в глубь ее пешеходные тропы.

В соседнем с Вальмондуа Пармэне (Parmain) на улице Маршала Жоффра (дом № 84) сохранилась старинная (XVII века) голубятня на две тысячи ячеек. Напротив Пармэна, на правом берегу Уазы, лежит городок Ль’Иль-Адам (L’Isle-Adam), принадлежавший некогда герцогам Монморанси, чей род угас в 1642 году. Владение перешло тогда к Генриху II де Конде, и к концу XVII века принц Франсуа-Луи де ла Рош-Гийон (прозванный Великим Конде) построил на этом речном острове великолепный дворец, который был расширен его потомком Луи-Франсуа де Бурбоном и благополучно сбыт им злосчастному королю Людовику XVI. Заботливая Французская революция разобрала замок на стройматериалы, а королю отрезала голову. Герцог Луи-Франсуа де Бурбон-Конти умер, впрочем, своей смертью в 1814 году в Брюсселе, но не оставил потомства. Бальзак, побывавший в городке Ль’Иль-Адам (уже, конечно, лишившемся к тому времени замка), назвал его «земным раем»: острова посреди Сены, соединенные старинным мостом, огромный речной пляж, дубовый лес (иные из здешних дубов имеют до десяти метров в обхвате), а в лесу (площадь которого 1685 гектаров) – дорожки, старинное аббатство, монумент эпохи неолита. И если Революция мало что оставила своим благодарным детям от великолепного замка принцев де Бурбон-Конти, то все же уцелела в городке XV века церковь Сен-Мартен с ее блистательным ренессансным порталом, XVI века органом и скульптурами…

В здании музея XVIII века, что позади церкви, есть экспозиция, посвященная знаменитым людям, живавшим в Ль’Иль-Адаме, – Теодору Руссо, Вламинку, Бальзаку… Лес Прель (Presles) подступает к городку с востока, а за лесом высятся XVI века колокольня старинной церкви Сен-Жермен-ль’Оксеруа, феодальная ферма, замки, прелестная деревня Мафлиер (Maffliers), выросшая близ аббатства, основанного в 1163 году Ричардом V де Монморанси. Сохранились на этом месте и руины более позднего замка, в котором и жил, и писал в 1829 году свой роман «Дом кошки, играющей в мяч» великий Бальзак.

Замечательная XVI века церковь Сен-Мартен сохранилась в пяти километрах к юго-востоку от Мафлиера – в деревне Атенвиль… Не правда ли, удивительный край?..

Северо-западнее прелестного «Адамова Острова» лежит живописный городочек Нель-ла-Валле (Nesles-la-Vall?e) с его XVII века могучими, почти крепостными зданиями ферм, крошечными домиками виноградарей и с XII века церковью Сен-Сенфорьен. А еще в десяти минутах езды – Лабевиль, Фрувиль, Бервиль, Валангужар и Эрувиль с их церквами XII, XIII или XV века, старинными фермами, замками, галло-романскими городищами… Если уж здесь не найдем мы «подлинной» старины и «подлинных» пейзажей, то где ж их искать на планете?

В столь же прекрасную глушь и старину уведет нас путешествие от Понтуаза к северо-западу, по долине реки Вионь. В первой же деревушке (Osny) нас встретят два старинных замка меровингской эпохи, кладбище и XII–XIII веков церковь Сен-Пьер-о-Льен. А дальше сплошь пойдут старинные церкви, усадьбы, замок XVII века и церковь XIII века в Монжеру (Montgeroult), очень старые и красивые церкви в деревнях Сантёй (Santeuil), Шар (Chars) и Эпиэ-Рюс (Epiais-Rhus)… Нетронутая глубинка и древность в каких-нибудь полуста километрах от шумной космополитической столицы Франции, в глуши Французского Вексена…

Оглавление книги