Книга: Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Тосно – Любань

Тосно – Любань

За Царским Селом дорога постепенно портится. Радищев замечает: «Поехавши из Петербурга, я воображал себе, что дорога была наилучшая. Таковою ее почитали все те, которые ездили по ней в след Государя. Такова она была действительно, но на малое время. Земля, насыпанная на дороге, сделав ее гладкою в сухое время, дождями разжиженная, произвела великую грязь среди лета, и сделала ее не проходимую». На пути нашего героя лежит Тосненская ямская слобода, перенесенная сюда в 1714-м, еще при Петре I. Во времена Радищева Тосно – или, как произносили тогда, Тосна – становится самым крупным населенным пунктом и почтовой станцией на Московском тракте. Здесь также делают кирпичи, ломают известняк. Поселок назван по протекающей здесь реке Тосне – притоку Невы, название которой, как предполагают местные жители, происходит из древнеславянского языка и родственно словам «тесное место», «теснина».

Добравшись с грехом пополам до почтовой станции и войдя в «почтовую избу», герой Радищева видит проезжающего, который, сидя за столом, разбирает бумаги и ворчит, что ему не дают лошадей. (Мы уже поняли, что эту жалобу придется слушать на каждой почтовой станции.) Наш Путешественник присаживается к столу и знакомится с собратом по несчастью. Этот невзрачный чиновник служит регистратором при разрядном архиве – то есть занимается учетом родословных боярских и дворянских документов. Регистратор обращается к Путешественнику «Ваше высокородие, благородие или высокоблагородие!», так как не знает, к какому разряду принадлежит встреченный им чиновник. Дело в том, что петровская «Табель о рангах» подразделяла всех чиновников на четырнадцать классов, и разным классам подобало особое обращение. «Высокородиями» звали статских советников (V класс), «высокоблагородиями» – чиновников VI, VII и VIII классов (коллежский советник, надворный советник, коллежский асессор), а просто «благородиями» – чиновников с IX класса и ниже, то есть титулярных советников, коллежских секретарей, губернских секретарей и коллежских регистраторов. Кстати говоря, «благородиям» полагалось только личное, но не наследственное дворянство.

Путешественник и регистратор беседуют о старинных родах, о реформе старшего брата Петра, юного государя Федора Алексеевича, который был ему братом отнюдь не только по крови, но и по образу мысли. Процарствовав всего несколько лет, он тем не менее успел провести важные реформы по «модернизации» страны, причем одной из важнейших была отмена местничества, которую как раз и обсуждают наши герои. Местничество – преимущественное право наиболее знатных боярских родов на замещение государственных должностей, которое позволяло немногочисленным боярским семьям контролировать государя. Сам Иван Грозный просил (именно просил!) своих бояр не местничать во время боевых действий, но если те не хотели отказаться от своих привилегий, царь ничего не мог с этим поделать. Бояре продолжали «местничать» – то есть бастовать, не выполнять приказы государя под тем предлогом, что их род обошли в чинах, и, по сути, развязывали маленькие гражданские войны. Царь же Федор отменил местничество во время войны Руси с Османской империей под тем предлогом, что такое поведение «лучших людей государства» недопустимо в военное время, а, кроме того, «местничество благословенной любви вредительно, мира и братского соединения искоренительно». С этими словами царь Федор приказал сжечь «разрядные книги», в которых были указаны статусы и привилегии боярских родов, а вместо них создал новые книги. В них были вписаны служилые, люди разделенные на шесть разрядов и чины. Таким образом, Федор создал «черновой вариант» «Табели о рангах».

Регистратор осуждает Федора и Петра, говоря: «Известно вам, сколько блаженныя памяти благоверный Царь Федор Алексеевич Российское дворянство обидел, уничтожив местничество. Сие строгое законоположение поставило многия честныя Княжеския и Царския роды наравне с Новогородским дворянством (т. е. с людьми, ведущими свой род лишь с момента подчинения Новгорода Иваном Грозным. – Е. П.). Но благоверный же Государь Император Петр Великий совсем привел их в затмение своею табелью о рангах. Открыл он путь чрез службу военную и гражданскую всем, к приобретению дворянскаго титла, и древнее дворянство, так сказать, затоптал в грязь».

Но старый регистратор нашел способ справиться с этой напастью. Он написал книгу, с помощью которой всякий дворянин сможет установить древность своего рода, получить от Государыни титул маркиза. В Москве у него не получилось издать ее и продать, и теперь он хочет попытать счастья в Петербурге. «Я понял его мысль, – рассказывает Путешественник, – вынул из кошелька… и дав ему, советовал, что, приехав в Петербург, он продал бы бумагу свою на вес разнощикам для обвертки; ибо мнимое Маркизство скружить может многим голову, и он причиною будет возрождению изстребленнаго в России зла, хвастовства древния породы».

* * *

В Любани нашего Путешественника ждет совсем другая встреча.

«Для сохранения боков моих пошел я пешком, – рассказывает он. – В нескольких шагах от дороги увидел я пашущаго ниву крестьянина. Время было жаркое. Посмотрел я на часы. Перваго сорок минут. Я выехал в субботу. Сегодня праздник. Пашущей крестьянин принадлежит, конечно, помещику, которой оброку с него не берет. Крестьянин пашет с великим тщанием. Нива, конечно, не господская». Крестьянин всю неделю работал на барщине и теперь вынужден в воскресный день обрабатывать свою землю. Он работает на своем поле также и по ночам, потому что должен кормить «семь ртов» – жену и шесть малолетних детей. «То ли житье нашему брату, как где барин оброк берет с крестьянина, да еще без прикащика, – говорит крестьянин. Правда, что иногда и добрые господа берут более трех рублей с души; но все лучше барщины».

Тридцать лет спустя эта тема будет все так же актуальна. Мы помним, что Онегин, «глубокий эконом» и просвещенный человек, приехав в свою деревню…

В своей глуши мудрец пустынный,Ярем он барщины стариннойОброком легким заменил;И раб судьбу благословил.Зато в углу своем надулся,Увидя в этом страшный вред,Его расчетливый сосед;Другой лукаво улыбнулся,И в голос все решили так,Что он опаснейший чудак.

Задумавшись над тяжелым положением крестьян, наш Путешественник восклицает: «Страшись помещик жестокосердый, на челе каждаго из твоих крестьян вижу твое осуждение».

Деревня, в которой происходит этот разговор, была известна еще по писцовой книге Водской пятины в XVI веке. Свое название (Радищев использует древнюю его форму «Любани») она получила от луба – гибкой внутренней части коры липы, из которой удобно было плести лапти и корзины. Вероятно, в Любани занимались лубяным промыслом. Здесь шоссе сближалось с водным путем (река Тигода в то время была судоходной, и при Петре I в 1711 году по ней через Любань проложили судоходный торговый путь, связывающий по диагонали Волхов с Балтикой), а потому место было бойким. Но потом река обмелела, на ней появилась множество неудобных волоков, и Любань стала обычным селом. Ее популярность снова возросла лишь в середине XIX века, когда Любань оказалась популярным местом отдыха петербургских дачников. Никаких архитектурных памятников, относящихся к XVIII веку, на территории Любани не сохранилось.

Оглавление книги


Генерация: 2.347. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз