Книга: Как открывали мир. Где мороз, а где жара [Из истории путешествий и открытий]

«…и чтобы достоинство ваше не умалялось ни в чем»

«…и чтобы достоинство ваше не умалялось ни в чем»

Как ни утомительно-хлопотны были сборы, как ни тяжело было по грошам собирать деньги на хлеб, мясо и вино для поселенцев, Колумба радовала мысль, что он снова уходит в море, хотя на этот раз считалось, что адмирал плывет не для открытий и исследований, а только по делам поселения на Эспаньоле, как вице-король, губернатор.

Сборы были долгими.

Только 30 мая 1498 года флотилия Колумба покинула гавань Сан-Лукар де Баррамеда. Без пышности, без парада, без труб и литавр.

Готовясь к новой экспедиции, Колумб долго раздумывал: как это так случилось, что он до сих пор не нашел в своих Индиях несметных богатств? Один ученый-ювелир, знакомый Колумба, сказал ему, что, насколько он понимает, золото, драгоценные камни и пряности всегда привозят из «полуденных областей», то есть расположенных вблизи экватора. И Колумб решил взять курс «на полдень». И попал в штилевую область Атлантики, где корабли стояли неподвижно с поникшими парусами, где солнце палило нещадно и моряки, одетые в теплые платья — почему-то они считали, что опасно одеваться полегче, — изнывали от нестерпимого зноя. Продукты, спрятанные под палубой, портились, время от времени с шумом лопались обручи на бочках с вином, и драгоценная влага, без которой испанцы не могли жить, выливалась и пропадала зря.

Эта пытка зноем продолжалась восемь дней. На девятый подул свежий ветер, он наполнил паруса, и, к величайшей радости моряков, корабли весело понеслись по синим волнам.

«В пассатах корабли обычно испытывают сильную качку, — рассказывает бывалый мореплаватель адмирал Моррисон, — но в снастях поет свежий настойчивый ветер, сапфировое море вскипает белыми барашками… а клубящиеся пассатные облака летят и летят по небу бесконечной вереницей. Сердце моряка ликует, хочется кричать во весь голос… Время от времени вдруг налетит сердитый шквал, но тут же стихает, обрушив на вас недолгий и безобидный ливень… Летучие рыбы и дельфины резвятся рядом с кораблем, на минуту к вам прилетают буревестники и иные морские птицы… Колумб уже видел Южный Крест, но большинство моряков в южных водах впервые… Можно представить себе, как они словно завороженные стоят у бортов и вглядываются в фосфоресцирующее тропическое море, считая, что его блеск и сверкание предвещают им золото Индии».

Через три недели, 31 июля 1498 года вахтенный на мачте закричал, что видит на горизонте «три скирды или три холма». Это был новый, еще неведомый остров, названный Колумбом Тринидад. Адмирал повернул к нему и стал на якорь в устье какой-то реки. Погода стояла чудесная; моряки съезжали на берег в лодках, ловили устриц и рыбу, стирали свое белье, смывали соленый морской пот.

Освеженные, отдохнувшие, моряки пошли дальше, вдоль южных берегов Тринидада. Как-то раз им навстречу выскочило большое каноэ с молодыми гребцами — красивыми юношами, вооруженными луками и стрелами. Длинные мягкие волосы их были повязаны пестрыми платками, такие же платки были у них вокруг бедер, так что их можно было даже считать одетыми; по нашим современным понятиям, это был обычный пляжный костюм. Юноши были смелы и отважны. Встреча с огромным, невиданным каноэ Колумба их совсем не напугала, но подходить к нему близко они не желали, хотя моряки всячески старались привлечь к себе их внимание — показывали свои стекляшки, не производившие, однако, никакого впечатления на индейцев. Тогда Колумб решил повеселить их плясками под звуки тамбурина. Но, едва услыхав музыку, юноши одновременно схватились за луки и натянули тетиву, готовые к бою. Наверное, согласно своим понятиям, они приняли пляску за вызов на бой; пришлось отпугнуть их холостым выстрелом, чтобы избежать ненужной стычки.

Каноэ повернуло обратно и быстро скрылось за мысом, а корабли Колумба пошли дальше к югу, держась берегов Тринидада. Где-то вдали вставали очертания новой, неведомой земли с высокими горами, и Колумб назвал ее Землей Грасия. Он, разумеется, захотел посмотреть на нее поближе, но путь к ней лежал через неширокий, но бурный проход с течением таким же быстрым, как бывает в Гвадалквивире во время половодья. Моряки остановились у входа в пролив, чтобы наутро измерить его глубину. Колумб подозревал, что здесь много мелей и рифов. И вдруг среди ночи послышался грозный рокот, и моряки увидали, что прямо на них идет высокий вал. К счастью, вал прошел мимо, не причинив вреда, только сильно раскачал каравеллы. А утром, когда моряки стали мерить глубину, то увидели, что здесь достаточно глубоко. И Колумб решился войти в пролив. Попутный ветер благополучно пронес каравеллы через рокочущий проход, названный Пастью Змеи, и моряки очутились в довольно обширном заливе, воды которого были почти пресными. Это показалось странным и удивительным. Корабли скользили по заливу, по правому борту видны были берега Тринидада, а слева виднелась Земля Грасия. Колумб думал, что Земля эта тоже остров, но он ошибался. Это был полуостров нового неизвестного материка. Колумб впервые увидел берег Южной Америки.

В северной части залива оказался второй узкий проход, еще более бурный, чем Пасть Змеи. Скалистые берега Тринидада на севере и на юге подходят к таким же скалам Земли Грасия. Когда-то они были соединены между собой, но сильное течение веками и тысячелетиями размывало их; образовались узкие проливы, и теперь, как бы в память о далеком прошлом, в Пасти Дракона, как назвал Колумб северный проход, стоят утесы, напоминающие развалины старинных башен.

Колумб не решился войти в Пасть Дракона и поплыл обратно, на этот раз вдоль берегов Земли Грасия, надеясь найти более спокойный выход из залива.

«До сих пор я не имел еще беседы ни с одним из обитателей этих земель, — записывает Колумб, — чего я желал очень сильно. Ради этого я направился вдоль берега этой земли, и чем дальше я продвигался, тем все более пресной становилась вода.

Пройдя большое расстояние, я вступил в местность, где земли, как мне показалось, были возделаны, и, став на якорь, отправил на берег лодки».

Увы, моряки никого не увидали на этих возделанных полях, только поодаль шумела и кричала стая веселых забавных обезьян. Возможно, индейцы, увидев корабли, в испуге спрятались. Колумб поплыл дальше и наконец столкнулся с местными жителями. Индейцы встретили его без страха, радушно и приветливо, сообщили, что они живут на Земле Пария, что она густо населена, как моряки сами увидят, если захотят пройти дальше. Земля Пария, а не Грасия, как назвал ее Колумб. Мы тоже, чтобы не путаться, будем называть ее Землей Пария.

Чем дальше к югу Земли Пария продвигались каравеллы, тем все более населенные земли расстилались перед моряками; тысячи каноэ кружились вокруг кораблей, и у индейцев на шее висели большие куски золота, а к кистям рук были привязаны жемчужины. Вот они, желанные богатства — жемчуг и золото! Наконец-то Колумб нашел их, но — увы! — в этот раз он не смог подольше остановиться здесь, побеседовать с местными жителями, приобрести у них золотые слитки и прекрасный жемчуг. Его призывали к себе обязанности вице-короля Эспаньолы, и продукты в трюмах продолжали портиться, и мысль о том, что пропадают зря запасы, на которые потрачены с трудом добытые деньги, приводила адмирала в отчаяние.

Так обязанности вице-короля мешали Колумбу-мореплавателю, исследователю, первооткрывателю…

А корабли между тем плыли вдоль прекрасных берегов Земли Пария, и Колумб в поэтических красках рисует «нежную свежесть вечернего воздуха, следовавшую за нестерпимо жарким днем, прозрачную чистоту звездного неба, живительный аромат цветов, который ветерком доносится с земли». Все это наводит Колумба на мысль, что он приближается к библейским садам рая, где текут прекрасные реки. А корабли и в самом деле подошли к устью какой-то огромной реки. «Вода пресная, — писал Колумб. — Текла она в огромнейших количествах, никогда не пил я воды, подобной этой».

Со всех сторон Колумба окружала земля, пролива нигде не было, и он решил вернуться к Пасти Дракона и попытаться проскочить через него. Попытка удалась, хотя корабли едва не погибли, попав в сильнейший водоворот. Недаром и по сию пору этот проход считается опасным для мелких судов. Благополучно выскочив из него, моряки взяли курс на Эспаньолу. По пути Колумб открывал новые острова, один из них он назвал островом Маргарита, что в переводе означает «Жемчужина», потому что здесь было очень много жемчуга. Но и на этот остров Колумб едва взглянул. Он спешил на Эспаньолу.

Раздумывая над тем, что он видел, стараясь осмыслить те странные явления природы, с которыми он столкнулся — стремительное течение в узких местах, почти пресная вода в заливе, огромная масса воды, извергающаяся из какой-то реки в залив, — все это было загадкой, и Колумб правильно решил ее. Стремительное течение в проливах происходит потому, записал он, что сталкиваются между собой пресная и соленая вода. Двигаясь навстречу друг другу, она и образует водовороты и громадные валы. А пресной вода в заливе становится потому, что в него впадает какая-то огромная река. Но такая масса воды, размышляет Колумб, могла накопиться только при большой длине реки, и земля, где протекает эта вода, никак не может быть островом. Она должна быть материком. Другой свет? Да, эти слова мелькают в его записках. Другой свет… Другой свет…

Весь во власти древних и неправильных представлений о мире, он продолжает думать, что находится у берегов далеко протянувшейся Азии, тогда как это был новый материк, никому до сей поры неизвестный в Старом Свете, ибо это был другой свет, Новый Свет!

…Эспаньола не обещала Колумбу радостей, но то, что он здесь нашел, превосходило самые худшие опасения. На острове царили разгул и смятение. Часть испанских поселенцев подняла мятеж против братьев Колумба, считая их виновниками всех бед.

И без того нелегкая жизнь поселенцев в чужом месте осложнилась еще и этим резким разладом, но больше всего страдали при этом все те же индейцы.

Сам Колумб, разумеется, был чужд бессмысленной жестокости, но управителем поселения он все же был плохим. Он бывал жесток тогда, когда следовало бы проявить мягкость, и мягок в случаях, требующих твердости. Впрочем, на испанцев он все равно не угодил бы, они ненавидели его прежде всего как чужестранца и завидовали его удачам. Они громко кричали о том, что Колумбова Индия — страна обмана и несчастий, и называли ее кладбищем кастильских дворян.

Корабли с Эспаньолы все время совершали рейсы в Испанию, и с ними туда пришла весть о страшных беспорядках на Эспаньоле. Обвиняли, разумеется, Колумба! Недаром поселенцы подняли мятеж, твердили испанцы, сам Колумб понимает, что он виноват, если он пошел на все уступки мятежникам!

Да, он действительно согласился на их требования, но вовсе не потому, что считал себя в чем-либо виновным. У него не было иного выхода, он жаждал мира, мира любой ценой, чтобы приостановить кровопролитие и наладить неустроенную жизнь поселенцев. Но чем больше он уступал, тем больше возрастали требования мятежников, и не было конца смутам, и доносы летели за океан, и короли послали наконец на Эспаньолу свое «доверенное лицо», коронного инспектора Франсиско де Бобадилью, который должен был на месте во всем разобраться, принять решительные меры и навести порядок.

И Бобадилья навел свой порядок. Он считал, что во всем виноват Колумб, и начал с того, что сместил и его и его братьев с их должностей, всех троих заковал в кандалы и отправил на разных кораблях в Испанию.

Это было уже слишком…

Колумб горько переживал незаслуженную жестокую обиду. Его честность, его желание наладить дела поселения были все же вне сомнения. А главное, о чем теперь никому не хотелось вспоминать, он же был первооткрывателем, прославившим Испанию на весь мир! И вот как Испания его отблагодарила.

Капитан корабля, на котором Колумб как арестант плыл в Европу, не мог видеть адмирала в оковах, он просил его снять их.

— Нет, — сказал Колумб, — я останусь в оковах до тех пор. пока короли не позволят снять их, я сохраню эти цепи на память о своих заслугах.

И через Кадис шел Колумб в оковах, и жители были потрясены этим зрелищем, и все громче раздавались голоса в его защиту.

Так короли выполнили тот пункт договора, который гласил: «…и чтобы достоинство ваше не умалялось ни в чем. Я — король. Я — королева. Амен!»

Оглавление книги