Книга: Русский город Севастополь: великое мужество, великие тайны

Херсонесский поход князя Владимира

Херсонесский поход князя Владимира

Происхождение христианства на Руси овеяно многими тайнами, и одна из них – тайна Херсонесского похода князя Владимира. Давно уже стало легендой хождение в северные пределы Андрея Первозванного, его эстафету приняли иные миссионеры, но язычество все еще довлело над славянским миром, собирая кровавые жертвы во славу кровожадного Перуна. Христианизация шла с большим трудом, ведь даже всемогущая княгиня Ольга так и не смогла обратить в новую веру своего сына Святослава и внука Владимира. А ведь она, как никто другой, понимала, что значит лишить самых близких ей людей вечной жизни и спасения. Известно, как долго шел к христианству и сам Владимир. Но настал момент, когда великому русскому князю все же стало тесно в рамках племенно-родового язычества с его деревянными идолами-истуканами.

Киевский князь однозначно склонялся к греческому православию. Тайны он из этого никакой не делал, и вскоре замыслы Владимира становятся известными в Константинополе. Увы, вопреки ожиданиям русского князя, восторга по поводу его намерений Византия не высказала. Почему так произошло в точности не известно. Скорее всего, это явилось результатом какого-нибудь очередного зигзага политических интриг. Ведь такая линия шла вразрез с политикой, уже много лет проводимой патриархом Фотием. Может быть, стремления Владимира нарушали, по мнению Константинополя, тогдашнее равновесие в мире, а может быть, византийские императоры просто-напросто не верили в искренность русского князя. Как бы то ни было, Константинополь отнесся к намерениям Владимира более чем прохладно.

И тогда гордый русский князь, «вборзе собра воя своя», двинул дружину к стенам Херсонеса. Состав войска Владимира, вполне возможно, попросту заимствован из летописного рассказа о походе Владимира в Полоцк и его сватовстве к Рогнеде. Внимание исследователей привлекло загадочное упоминание «болгар с черными людьми». Одни исследователи видят здесь искаженное название «черных болгар» (этот народ тюркского происхождения жил где-то в Северном Причерноморье); другие – испорченное трафаретное выражение более позднего времени: «бояр с черными людьми». А может, так именовали тех самых херсонеситов, которые когда-то ушли на Русь к Святославу с Калокиром?

Известно, что русские источники по-разному объясняли причины корсунского похода. «Надумал же пойти и на греческий град Корсунь, – читаем мы, например, у Иакова Мниха, – и так стал Богу молиться князь Владимир: “Господи Боже, Владыко всех, у тебя прошу: дай мне град взять, чтобы привел я людей христианских и попов в свою землю, да научат они людей закону христианскому”».

Так, может быть, и Владимир ездил на пороги встречать византийскую принцессу Анну, которая, согласно договоренности с императором Василием, должна была прибыть на Русь? Однако Анны князь так и не дождался. Если верить сообщению византийского историка Асохика о том, что к «царю булхаров» (Владимиру?) взамен принцессы была отправлена другая женщина, то здесь, на Днепре, и состоялась его встреча с «Лже-Анной». Сразу ли князь распознал подлог или позже, в Киеве, – гадать не имеет смысла. Однако, если подобное произошло, можно безошибочно предположить, что Владимир был разгневан. Смыть же подобное оскорбление князь мог лишь кровью.

Вспомним известную и сегодня былину о сватовстве «ласкового князя» Владимира, в которой нашли отражение реальные факты биографии киевского князя Владимира Святославича, в том числе его сватовство в Полоцке и Царьграде, а также корсунское взятие – продолжение царьградского сватовства. Герой этой былины Дунаюшка Иванович, оскорбленный отказом «литовского короля» выдать свою дочь замуж за Владимира, убивает «татар до единого, не оставит-то татар на семена».

Скорее всего, перед нами один из вариантов фольклорного рассказа о сватовстве князя Владимира, в свою очередь, основанного на реальных событиях – сватовстве Владимира к Рогнеде и его же сватовстве к Анне. Но – кто знает – может быть, более поздний источник содержит какие-то намеки на посредническую роль Херсонеса в переговорах между Владимиром и императором Василием (как это было за двадцать лет до этого, во время переговоров между императором Никифором Фокой и князем Святославом)? Может быть, «князь» (правитель) Херсонеса, а также его дочь каким-то образом были замешаны в аферу с подменой невесты?

Разумеется, все эти вопросы и по сей день не имеют ответов. А так соблазнительно было бы объяснить именно этими обстоятельствами выбор Корсуни в качестве жертвы Владимира и исключительную (даже по меркам Владимира) настойчивость русских при овладении городом. Обратимся за комментарием этой версии к профессору Сергею Алексеевичу Беляеву, общепризнанному специалисту по истории средневекового Херсонеса и становлению христианства на Руси. Вот мнение С.А. Беляева: «По поводу такого построения, во многом искусственного, можно заметить, что названные события действительно связаны между собой, основной источник сведений о них – Яхья Антиохский – действительно пишет о соглашении по поводу военной помощи и выдаче Анны замуж за князя Владимира. Если судить по контексту рассказа Яхьи, то сначала были совершены таинства крещения и венчания, и, только став христианином и получив Анну, Владимир отправил императору военную помощь. Восприятие похода на Корсунь как попытку князя Владимира заставить императора Василия выполнить свою часть договора после одержанных побед является умозаключением современных исследователей и не основано на данных источниках».

Кроме того, уважаемый читатель, представим себе, как мог православный император обещать выдать свою сестру замуж за язычника-князя, у которого, по летописным данным, имелся гарем в три сотни жен. После такого антихристианского поступка он уже точно бы лишился трона. Совершенно иное дело, если Владимир до своего сватовства стал уже христианином! А вот, наконец, и сам первоисточник – летопись Яхьи Антиохского:

Вторая версия появления русичей у стен Херсонеса заключается в том, что Херсонес – Корсунь в силу якобы традиционно оппозиционных отношений к центральной власти оказался на стороне мятежников, и поход князя Владимира на Корсунь в этом контексте является частью соглашения между византийским императором и киевским великим князем – князь должен был покарать мятежников и привести их в подчинение законному императору. И снова обратимся к мнению С.А. Беляева: «…Такое объяснение причин похода еще меньше основано на данных источников, чем первое. Среди доказательств этой версии используется и такой аргумент, как якобы сильное разрушение города, произведенное князем Владимиром при его осаде. Беспочвенность этого утверждения, впервые появившегося в советской археологической литературе в 40–50-е годы и в недавнее время довольно часто используемого в западной исторической литературе, можно считать доказанной». Все дело в том, что никаких разрушений Херсонеса не было, более того, после взятия города там не было и никаких грабежей, что вообще следует считать явлением исключительным даже для более поздних времен. Итак, зачем все же ходил Владимир на Херсонес? Думается, пора ознакомиться с точкой зрения на этот вопрос и автора «Повести временных лет».

Незадолго до похода Владимира на Херсонес Византийскую империю поразило необычное небесное явление: на небе появилась хвостатая звезда – «нечто божественное, небывалое и превышающее человеческое разумение». «Появившись на северо-востоке, комета поднималась в форме гигантского кипариса на огромную высоту, затем постепенно уменьшалась в размерах и склонялась к югу, пылая сильным огнем и распространяя ослепительные яркие лучи. Люди смотрели на нее, преисполнившись страха и ужаса[1]». Это знамение продолжалось очень долго – 80 дней – до середины октября.

Комета, которую наблюдал Лев Диакон и которая предвосхитила разрушительное землетрясение, была не чем иным, как знаменитой кометой Галлея, действительно проходившей вблизи Земли летом 989 года, согласно расчетам современной астрономии.

Буквально сразу же после кометы в Константинополе произошло сильное землетрясение, во время которого была разрушена главная святыня Византийской империи – храм Святой Софии.

И комета Галлея, и землетрясение явились, по мнению византийцев, лишь предзнаменованием чего-то страшного, что должно было вот-вот произойти в политической жизни страны. И это произошло – пал Херсонес. Разумеется, искать какую-то связь между кометой и взятием Херсонеса русским войском достаточно сложно. И все же вспомним еще раз и созвездие Девы, и космический «столб» на херсонесской земле… Существует в русском эпосе и былина о князе Глебе Володьевиче и взятии Корсуня-града (в этой былине, как полагают исследователи, также отразились предания о корсунском походе Владимира Святославича) – князь такими словами призывает свою дружину:

Былинный Глеб Володьевич мстил некой правительнице Корсуня-города, злой безбожнице и еретичке «Маринке дочке Кайдаловны». Хотя, вполне возможно, что перед нами предстает какой-то неизвестный эпизод времен древнерусского Орса-Корсуня и упоминание все о той же богине Деве.

Вот примерная последовательность похода на Корсунь и самой осады, предложенная историками.

Итак, русские спустились вниз по Днепру и, вероятно, в самом конце лета или в начале осени того же 988 года появились вблизи Херсонеса. Войско Владимира насчитывало несколько тысяч человек (не более пяти-шести тысяч на 150–200 ладьях, согласно подсчетам военного инженера и археолога Александра Львовича Бертье-Делагарда, посвятившего обстоятельное исследование корсунскому походу Владимира). Херсониты, конечно, заблаговременно узнали о приближении русского флота (ибо их сторожевые корабли и обычные рыболовные лодки постоянно курсировали вблизи устья Днепра) и успели подготовиться к осаде: «затворились в граде», по выражению летописца.

Русы были сильны натиском, напором в первом бою. Умелая же осада крепостей не входила в число их достоинств. Войско Владимира не располагало ни стенобитными машинами, ни камнеметами или огнеметами, способными забрасывать в осажденный город горшки с зажигательной смесью и тяжелые камни. Не сумев выманить противника из крепости и взять город прямым лобовым ударом, русы были вынуждены приступить к осаде, надеясь на время и, как казалось, неизбежный голод. Но осада затянулась и легла тяжелым бременем не только на осажденных, но и на осаждавших. По сведениям средневековых русских источников (разных редакций «Жития князя Владимира»), русские простояли у города от шести до девяти месяцев, то есть осень, зиму и часть весны.

Херсонес был отлично укреплен и считался почти неприступным. Город находился на полуострове, соединенном с сушей лишь узким перешейком на западе. С севера его омывали волны Черного моря, с востока глубоко в линию берега врезался залив – нынешняя Карантинная бухта Севастополя. В древности к ней тянулась глубокая и узкая балка, защищавшая крепость с юга. Западная часть города ограничивалась нынешней Стрелецкой бухтой – не очень глубоким, но обширным заливом. Каменные стены города достигали 15 метров в высоту и трех (а в некоторых местах – даже 60) метров в толщину. На наиболее опасных участках крепость окружала вторая, дополнительная боевая стена.

До нас дошли два рассказа об осаде Корсуни князем Владимиром. Один из них читается в летописи и, с различными дополнениями, – в основных редакциях «Жития князя Владимира». Второй – в упомянутом выше «Житие Владимира особого состава».

Оба рассказа наполнены реальными подробностями, ярко рисующими происходящие события. В первую очередь это относится к летописному повествованию, автор которого, возможно, сам был корсунянин. Он обнаруживает исключительное знание местности и, как видно, пользуется местными корсунскими преданиями и воспоминаниями о пребывании Владимира в городе. Осада Корсуни описывается не столько глазами нападавших русов, сколько глазами самих корсунян. Связь автора летописного рассказа с Корсунью не должна вызывать удивления: известно, что после взятия города князь Владимир увел в Киев многих его жителей, в первую очередь священников. Из них, в частности, составился клир главного киевского храма времен Владимира – Пресвятой Богородицы, – известного как Десятинная церковь.

Корсунянин Анастас, один из главных героев летописного сказания, стал впоследствии ближайшим сподвижником князя Владимира; Десятинная же церковь – одним из центров первоначального русского летописания. Вероятно, в 70–80-е годы XI века летописный рассказ был переработан еще раз; тогда он и получил тот вид, в котором читается ныне в «Повести временных лет». Редактор летописного текста также хорошо знал Корсунь и также принадлежал к клиру Десятинной церкви. Он внес в текст некоторые добавления, посвященные главным образом топографии современной ему Корсуни – эти добавления также являются ценнейшим источником по истории корсунского похода.

Летописец точно называет место стоянки русских войск: «Встал Владимир об он полгорода, в лимани, далее града стрелище едино». «Стрелище едино» – это расстояние полета стрелы. «Об он полгорода, в лимани» – значит, в лимане (заливе), «по другую сторону от города». Так можно было сказать об одном из двух заливов вблизи Херсонеса – либо о нынешней Карантинной бухте, либо о Стрелецкой. И тот и другой вариант возможен.

Одни исследователи, исходя главным образом из особенностей местности (удобство Карантинной бухты как главной гавани Херсонеса, наличие пресной воды и т. д.), полагали, что ладьи Владимира вошли в Карантинную бухту, миновали город и остановились в самой глубине залива, на другой стороне от города. Но к этому предполагаемому месту стоянки не вполне подходит определение «в стрелище»: оно было отделено от города высоким холмом, и стрелы, выпущенные из лука, не могли долетать непосредственно до города.

Другие исследователи считали, что Владимир остановился вблизи Стрелецкой бухты. Она была менее удобна для византийских кораблей, но для легких челнов русов подходила вполне. Именно ее, скорее всего, корсуняне называли не «городским» заливом («лиманом»), а находящимся «об он пол града». Археологи обратили внимание на сохранившиеся следы военных действий в западной части города, примыкавшей к Стрелецкой бухте, что так же как будто указывает на расположение вблизи нее стоянки русов. Однако следов самой стоянки Владимира не обнаружено, поэтому вопрос о ее местонахождении остается открытым.

Осада города носила изнурительный характер. Корсуняне, по свидетельству летописи, отчаянно защищались («боряхуся крепко из града»). «Владимир же обступил град. Изнемогли люди в граде, и сказал Владимир горожанам: “Если не сдадитесь, буду стоять и три года”. Они же не послушали того».

Лет за двадцать до корсунской войны император Никифор Фока составил трактат, известный под заглавием «О сшибках с неприятелем». В нем император-полководец указывал, что в каждом городе, которому хотя бы только угрожает осада, каждый житель должен запастись продовольствием не менее чем на четыре месяца. Требование Никифора, по-видимому, исполнялось – тем более в Херсонесе, пограничной крепости, выдержавшей за свою многовековую историю множество осад. К тому же Владимир едва ли мог обеспечить полную блокаду города и с моря, и с суши.

Согласно позднейшему «Житию князя Владимира особого состава», некий доброжелатель русского князя из херсонеситов, варяг по имени Жедберн (по-другому Жберн, или Ижьберн), так передавал Владимиру из осажденного города: «Если будешь с силою стоять под городом год, или два, или три, не возьмешь Корсуня. Корабельники же приходят путем земляным с питием и с кормом во град». Это известие можно было бы посчитать позднейшим домыслом, если бы оно не нашло неожиданного подтверждения в археологических исследованиях средневекового Херсонеса.

Оказывается, некий «земляной путь», знакомый византийским «корабельникам», но совершенно неизвестный русским, действительно существовал. К югу от одной из калиток херсонесской крепости, в заболоченной низине, прилегавшей к упомянутой выше балке, археологи обнаружили древнюю дорогу, скрытно проложенную по особой насыпи. Зимой и весной, когда уровень воды в балке поднимался, дорога полностью уходила под воду; пользоваться ею было можно, но лишь человеку, хорошо знавшему местность. Известно, что Владимир, по подсказке Жедберна, повелел «перекопать» «земляной путь». Было ли это исполнено в действительности или рассказчик соединил предание о «земляном пути» с другим известием – о «перекопанном» Владимиром херсонесском водопроводе – сказать трудно.

Известие о «пути земляном», ведущем в Корсунь-град, вошло и в известную былину о князе Глебе Володьевиче. В этой былине, как полагают исследователи, отразились различные события русской истории – в частности, поход князей Глеба Святославича и Владимира Мономаха на Корсунь в 1077 году и осада Корсуни Владимиром Святославичем. Об осаде города русскими войсками здесь рассказывается в полном соответствии с «Житием князя Владимира особого состава»:

Лишнее подтверждение фольклорного происхождения «Жития особого состава», отразившего тем не менее исторические реалии корсунского похода Владимира.

Войско Владимира, конечно, не бездействовало в течение долгих месяцев осады. Опираясь на косвенные свидетельства позднейших русских источников, можно предположить, что ко времени окончания осады Владимир контролировал весь юг Крымского полуострова – от Херсонеса на западной его оконечности до Керчи на восточной. Вероятно, эти земли должны были обеспечивать продовольствием многочисленное русское войско.

Позднейшие русские источники (в частности, Никоновская летопись) рассказывают об активной внешнеполитической деятельности Владимира в период его пребывания в Крыму. Помимо послов «из Грек» Владимир принимал в Корсуни (или под Корсунью?) посольство «из Рима, от папы». Союз с каким-либо из печенежских племен на время корсунской осады был для Владимира крайне желателен. Однако мы не знаем, насколько достоверны эти известия летописца XVI века.

Вероятно, во время пребывания под Корсунью Владимир ни на минуту не прерывал связей и с Киевом, и с Русью в целом. Напомню, что по крайней мере две территории, имевшие постоянное русское население и налаженные связи с Киевом, находились по соседству с Крымом: Белобережье (где-то недалеко от устья Днепра) и Тьмутаракань на Тамани.

Главной же целью Владимира, несомненно, оставался Херсонес. Но военные действия, предпринимаемые русскими, не давали пока никаких результатов.

Смысл действия Владимира прояснил А.Л. Бертье-Делагард. Владимир, по его мнению, повелел делать так называемую присыпь – то есть присыпать землю к городским стенам для того, чтобы затем взобраться по ней на саму стену и таким образом ворваться в город. Этот прием известен в военной истории, но в практике русских встречался редко (если встречался вообще): неслучайно все переписчики летописного текста не смогли понять, что же именно задумал Владимир, и заменили непонятное им «приспу сыпать» на обычное «приступать к граду». Корсуняне вовремя оценили опасность. По свидетельству летописи, они подкопали стену, а, скорее всего, сделали пробоину в нижней части городской стены – и через нее вносили насыпаемую землю в город.

Археологам, кажется, удалось найти остатки этой насыпи. В западной части Херсонеса на свободном пространстве обнаружен слой насыпной земли толщиной около метра; время его образования датируют очень приблизительно – IX – Х веками, что как будто позволяет объяснить его возникновение военными действиями князя Владимира. Позднее вблизи насыпанного корсунянами холма Владимир поставит церковь – памятник своей победе.

Несомненно, Владимир испытывал тяжелые чувства во время многомесячной осады Корсуни. Время шло – а он оставался на месте, не имея возможности вернуться в Киев с победой. Оскорбление, нанесенное ему, оставалось несмытым. Надежды на то, что Херсонес будет взят измором, конечно, могли еще оправдаться. Но необходимо было хоть как-то ускорить события. Вновь, как и десять лет назад, при осаде Киева, Владимир решил сделать ставку на раскол во враждебном лагере, на поиск союзника в самом осажденном городе. И вновь его попытка увенчалась успехом.

Казалось бы, что теперь с Херсонесским походом Владимира все ясно, но это только кажется, Херсонес открыл еще далеко не все тайны 988 года! Чтобы попытаться ответить на них, вернемся немного назад. Итак, окружив город, русские дружинники приступили к его осаде. Из-за высоких стен и сильного гарнизона немедленный штурм был невозможен. Как известно, свои ладьи Владимир вытащил на песчаную отмель нынешней Песочной бухты, неподалеку от городских стен. Удалось ли князю блокировать надежно город с моря – неизвестно. Вполне вероятно, что наиболее частые схватки между осаждающими и осажденными вспыхивали именно на море, когда византийцы пытались поставлять в Херсонес подкрепления и припасы. Однако осада затягивалась. Чем бы все кончилось, неизвестно, если бы не небезызвестная стрела с запиской. Кем же был человек, решившийся предать своих сограждан и свой город?

Это может показаться невероятным, но он был вовсе не викингом-наемником, а… священником!!! Но как мог православный священник Анастасий отдать в руки язычникам свою паству, притом, что исход борьбы был еще далеко не ясен? Ведь Херсонес за свою долгую историю выдерживал и не такие приступы. К тому же в случае взятия города Анастасию как священнику особо ничего не угрожало. Но и это не все!

Уже после взятия Херсонеса Владимиром Анастасий вовсе не был предан поруганию жителями города, да и мы, живущие ныне, должны с благодарностью вспоминать этого отважного и мужественного человека, того, кто многим ранее иных сумел понять и осознать всю необходимость своего поступка, а осознав, решился воплотить его в жизнь. И еще один факт. Епископом в Херсонесе был в ту пору будущий знаменитый святитель Руси Иоаким Корсунский – личность мирового масштаба. Пройдет совсем немного времени, и Иоаким станет другом и соратником князя Владимира.

Вполне очевидно, что поступок Анастасия не мог быть сразу правильно понят всеми современниками. Возможно, именно поэтому в ряде источников его имя просто-напросто замалчивалось. Еще бы! Как мог православный священник вот так просто передать свою паству в руки презренных язычников! Ну а в «Житие Владимира» и вовсе была произведена подмена Анастасия на некоего Жедберна. Текст «Жития» гласит: «А был в этом городе муж, родом варяг, по имени Жедберн, и однажды выстрелил он стрелою в сторону, где был варяжский полк, и крикнул: “Отнесите стрелу сию князю Владимиру!” На стреле же написано: “Княже Владимир, друг твой Жедберн верностью присягает тебе и вот что тебе сообщаю: стой ты с войском своим под городом хоть год, или два, или три, не покоришь ты голодом града Корсуня, ибо лодки в город с питьем и едою проходят подземным ручьем, а начало того пути – к востоку от войска твоего”».

Даже беглый анализ «Жития» показывает, что его автор абсолютно не представляет предмета своего изложения. Скорее всего, «Житие» просто-напросто воплотило в себе все обилие слухов и домыслов, что ходили в более позднее время на Руси о Корсунском походе. Прежде всего, откуда в Херсонесе подземные каналы, по которым свободно плавают лодки? Ведь любой, кто хоть раз побывал в Севастополе, поймет полную абсурдность такого утверждения. Вырубить в сплошном скальном грунте многомильные подземные тоннели – это выглядит фантастично даже сегодня, при нынешнем развитии техники. Могло ли это быть под силу двадцати тысячам горожан Херсонеса? Кроме этого, никто и никогда в здешних краях о подобных сооружениях и слыхом не слыхивал. Еще более абсурдным является утверждение, что каналы подходили к Херсонесу с востока. Уж не с Крымских ли гор плыли в Херсонес таинственные лодки? Ведь хорошо известно, что в записке Анастасия речь шла лишь о самом обыкновенном черепичном водопроводе.

Во-вторых, все истязания семейства корсунского «князя» тоже выглядят весьма и весьма надуманными. Ведь после столь диких выходок Владимиру было бы весьма тяжело договориться с византийскими императорами, тем более просить руки их любимой сестры. Зачем ему к тому же назначать правителем Херсонеса некого варяга-предателя, когда с самого начала похода всем было абсолютно ясно, что Владимир вовсе не собирается присоединять город к своей державе. Как живой упоминается в тексте «Жития» и давно умерший к этому времени патриарх Фотий. Перечень подобных несуразиц можно было бы продолжить.

Так, до недавнего времени в науке господствовало мнение о том, что Херсонес был полностью разрушен князем Владимиром; казалось, об этом свидетельствовали данные археологических раскопок города – следы пожарищ, опустошений, толстый слой мусора, покрывавший отдельные городские кварталы.

Следы же военных действий археологи обнаруживают в ином. Так, в городе отрыты клады монет, зарытые жителями в конце Х века (очевидно, незадолго до взятия города русами). Откапывать припрятанные клады было, может быть, уже некому.

В западной части города, вблизи так называемой базилики на холме, раскрыто и исследовано целое кладбище, в том числе комплекс братских могил с массовыми захоронениями (всего около десяти могил по 30–40 человек в каждой). Исследователь этого погребального комплекса С.А. Беляев полагает, что в могилах погребены погибшие во время военных действий, вероятно, жертвы осады Корсуни Владимиром в 80-е годы Х века. Отметим подробность: одна из раскопанных могил наполнена в основном черепами. Если предположение археологов о связи этого некрополя с Корсунским походом Владимира верно, то перед нами – следы жестокой расправы, учиненной воинами Владимира над жителями города: язычники-русы сбрасывали в могилу головы казненных херсонеситов.

Археологи выделяют еще одну группу могил в том же комплексе погребений. Это могилы с захоронениями, резко отличающимися от других, обычных в Крыму: погребенные в них лежат на спине с руками, сложенными на плечах. Такой тип погребений сближается с так называемыми варяжскими погребениями в Киеве, в некрополе под Десятинной церковью. Предположительно здесь захоронены варяги, находившиеся на службе у князя Владимира и погибшие во время осады Корсуни.

Казалось бы, хоть здесь все ясно – Владимир успел все же ограбить херсонеситов и даже частично разрушить город. Но не все так просто! Последние исследования в Херсонесе доказали, что никаких разрушений в Х веке в городе не было, а то, что ранее приписывалось Владимиру, относится к XI веку и даже более поздним временам. Так, значит, занятие Херсонеса было все же мирным?

Летописный рассказ о перекопанном водопроводе совсем недавно получил полное подтверждение во время археологических раскопок, проведенных в Херсонесе еще в прошлом веке. Археологи открыли водопровод, которым херсонеситы пользовались на протяжении нескольких столетий. Во времена Владимира керамические трубы вели по желобам к источнику, расположенному к югу от города. В самом же городе трубы подходили к цистерне, вмещавшей около 4–5 тысяч ведер воды. После прекращения подачи воды в город запасов цистерны могло хватить лишь на несколько дней.

Что же касается Жедберна, то его имя, впрочем, в летописях упоминается, но только как посланника Владимира в Константинополь. С чего бы это было русскому князю поручать столь важное и деликатное дело заурядному наемнику-предателю. Видимо, Жедберн был все же одним из воевод того же варяжского полка, а имя его было использовано лишь с целью подмены «неудобного» Анастасия.

Так что же на самом деле произошло в Херсонесе накануне его падения? Скорее всего, Иоаким Корсунский лучше братьев-императоров разобрался в ситуации прихода Владимира к херсонесским стенам. И Иоаким, и Анастасий прекрасно были осведомлены о знаменитом «споре о вере» и об искренности желания Владимира принять греческую веру. Понимали они и то, как важно Византии приобрести столь могучего союзника, как Киевская Русь. Вот тогда-то, видимо, и созрело у Иоакима с Анастасием решение впустить русскую дружину в город и тем самым поставить несговорчивый Константинополь перед свершившимся фактом, одновременно подав руку русичам в их стремлении обрести православие.

Порукой же лояльного отношения русских воинов к горожанам вполне могло быть наличие в рядах владимировой дружины бывших херсонеситов-христиан. Помимо всего прочего «русские херсониситы» на каком-то этапе могли выступить и как посредники на тайных переговорах Владимира с представителями Херсонесской епархии, если таковые предваряли действия Анастасия. Кроме этого, вполне возможна связь Иоакима и Анастасия с херсонеситами в войске Владимира. Это могло облегчить и решимость священников на свой подвиг, и его выполнение.

И еще один феноменальный факт, преданный почему-то сегодня полному забвению. Дело в том, что едва Владимир овладел Херсонесом, как туда прибыли… посланники римского папы. Это был бросок отчаяния западной церкви в ее последней попытке переломить уже определившийся ход событий и любой ценой попытаться все же склонить Русь к папе. Посланцы папы уповали на то, что Константинополь, согласившись уже в целом на христианизацию Руси, все еще не изъявил желания идти на какие бы то ни было уступки в деле ее автономности. Это, естественно, раздражало Владимира, который как победитель не ожидал подобных препятствий. Мы уже никогда не узнаем, как проходили переговоры с папскими легатами, какие посулы обещала римская церковь русскому князю…

Как бы то ни было, но именно на берегах Севастопольской бухты прозвучал заключительный аккорд знаменитого спора о вере. А момент был достаточно критический, вдруг разобиженный на византийскую несговорчивость князь возьмет да на зло всем и примет сторону папы! К счастью, этого не произошло. Владимир еще раз продемонстрировал всем свою твердость в раз и навсегда сделанном выборе и завидную политическую дальновидность. Все посулы римского иерарха были решительно отвергнуты, и его нунциям пришлось ни с чем уже убраться из Херсонеса. Да и мог ли Владимир отказаться от главного дела всей своей жизни, уже вступив на священную землю древнего Орса!

Затем, как известно, были долгие переговоры русского князя с византийскими братьями-императорами. Но ситуация отныне уже существенно изменилась. Теперь Владимир выступил уже не как бедный проситель, но как покоритель одного из самых богатых городов империи, а потому разговор отныне шел уже на равных. Пока шли переговоры, русский князь принимает православие, причем принимает его из рук побежденных, как «давший себя уговорить» победитель.

Уже знакомый нам профессор С.А. Беляев, много лет занимавшийся раскопками Херсонеса, установил и примерное место этого, вне всяких сомнений, великого события. Вот что он пишет:

Историк А. Карпов, детально исследовавший вопрос, где же все-таки мог креститься Владимир, излагает суть своих рассуждений следующим образом: «Крестился же (Владимир. – В.Ш.) в церкви Святого Василия, и стоит церковь та в Корсуни-граде, на месте посреди града, где торг совершают корсуняне; палата же Владимирова с края церкви стоит и до сего дня, а царицына (?) палата за алтарем».

За крещением Владимира последовало его бракосочетание с Анной. Выше процитирован текст Лаврентьевской летописи (или, по-другому, Лаврентьевского списка «Повести временных лет»). Удивительно, но другие летописи, в том числе и очень близкие к Лаврентьевской в этой части «Повести временных лет», резко расходятся с ней и друг с другом в наименовании той корсунской церкви, в которой произошло крещение князя Владимира. Так, согласно Радзивилловской и Академической летописям, Владимир крестился в церкви Святой Богородицы; согласно Ипатьевской – Святой Софии; по Новгородской Первой младшего извода – в церкви Святого Василиска. И это при том, что в остальном текст этих летописей в описании данного события почти не разнится: о церкви, например, одинаково говорится, что она стоит «посреди града, где торг деют корсуняне» и так далее.

Другие источники еще больше увеличивают разнобой. Обычное «Житие Владимира» называет церковь, в которой крестился князь, церковью Святого Иакова (без указания ее местоположения в городе); из «Жития» это наименование попало в некоторые летописи, в частности в Софийскую Первую, Новгородскую Четвертую, Тверскую. Отдельные списки летописного сказания предлагают еще два варианта названия корсунской церкви – Святого Спаса и Святого Климента. «Житие Владимира особого состава» вообще сообщает, будто Владимир крестился (или крестил дружину?) «в речке». По мнению исследователей, это искажение первоначального «в церкви», без уточнения названия.

Итак, по крайней мере семь разных версий. А ведь в этой, столь различно поименованной, церкви произошло важнейшее для судеб Руси событие!

Слова летописца «посреди града» вовсе не означают некую центральную точку древнего Херсонеса, но лишь указывают на то, что церковь находилась внутри городских стен. Ее название опять-таки по-разному приводится различными письменными источниками. Из летописей, содержащих древнейший текст «Повести временных лет», лишь Ипатьевская называет церковь – Святого Иоанна Предтечи. «Житие Владимира» именует церковь церковью Святого Василия. Возможно, это название отразилось и в Лаврентьевской летописи – в названии другой корсунской церкви, также стоящей «посреди града», той, в которой крестились князь или его дружина.

Археологам, кажется, удалось найти остатки этого храма, отождествив Владимирову «церковь на горе» с открытой еще в XIX веке «базиликой на холме» в западной части города. Как оказалось, эта базилика – простая по форме и не очень большая по размерам – была поставлена на месте прежде разрушенного храма. Кем и когда был разрушен этот последний, неизвестно. Возможно, воинами самого Владимира после захвата города. Во всяком случае, новая базилика строилась из обломков прежнего храма, которые были под рукой у строителей. О связи новопостроенного храма с военными действиями свидетельствуют находки среди ее развалин каменных зубцов треугольной формы, некогда возвышавшихся над стенами города; их, очевидно, также использовали при строительстве. Сбрасывание зубцов со стены после окончания военных действий имело символическое значение – оно знаменовало падение города в буквальном смысле этого слова.

В историографии утвердилось мнение, согласно которому в первоначальном варианте корсунского сказания церковь, в которой крестился Владимир, не была названа по имени, но обозначалась греческим словом «василика»: оно-то и превратилось под пером переписчика в церковь Святого Василиска, а потом и Василия. Думаю, что это не так. Дело в том, что исследователи не проводили подробного текстологического анализа летописного рассказа с учетом различных (в том числе и внелетописных) текстов, содержащих корсунскую легенду. А такой анализ приводит совсем к другому выводу.

Мы уже говорили о внелетописном памятнике, содержащем близкий к летописи текст, – так называемом «Слове о том, како крестися Владимир, возмя Корсунь». В нем представлена более ранняя версия «Корсуньского сказания», нежели те, что сохранились в летописных сводах, – в частности, отсутствуют очевидные вставки в летописный текст, разрывающие связное повествование. Некоторые из таких вставок содержатся как раз в том летописном фрагменте, в котором упоминается интересующая нас церковь. Для наглядности сравним текст Лаврентьевской летописи и «Слова о крещении Владимира». (В виде исключения нам придется сравнивать древнерусский текст; однако только что был приведен его перевод на современный русский язык, так что особых трудностей у читателя не должно возникнуть.)

Легко увидеть, что в тексте «Слова» отсутствуют очевидные редакторские вставки, связанные с топографией Корсуни, – указание на местоположение церкви Святого Василия, Владимировой и «царицыной» палат. Это характерно не только для данного фрагмента текста, но и в целом для «Слова» при сравнении его с летописью. Одной из вставок, разрывающих связный текст, оказывается и упоминание церкви Святого Василия как той церкви, в которой произошло крещение Владимира.

В самом деле, летописец сначала говорит о крещении и исцелении Владимира, затем о крещении дружины и после этого снова возвращается к крещению Владимира. Особенно ярко первичность «Слова» видна при сравнении его с текстом Радзивиловской летописи. Сравним:

Слова «крести же ся» повторены летописцем некстати (ибо ранее он уже говорил о крещении Владимира); они попросту вставлены в первоначальный текст и при этом придают отрывку новый смысл: церковь, которая первоначально была названа как место крещения дружины, становится местом крещения князя. Текст Радзивиловской летописи (и совпадающий с ним текст Академической летописи) представляется в данном случае первоначальным по сравнению с текстом Лаврентьевской. Это подтверждается еще целым рядом случаев, в которых текст Радзивиловской летописи оказывается ближе к тексту «Слова о том, как крестился Владимир», чем соответствующий текст Лаврентьевской летописи.

Из всего сказанного следует вывод: первоначальный вариант «Корсунского сказания» ничего не говорил о церкви, в которой крестился Владимир, называя лишь церковь, в которой крестилась его дружина. Под пером позднейшего редактора эта церковь (Святой Богородицы) превратилась в ту, в которой принял крещение сам князь. Думаю, что название церкви Святого Василия (и, может быть, как искажение, Святого Василиска) появилось под влиянием последующего сообщения о церкви Святого Василия в Корсуни.

Литературное происхождение, скорее всего, имеет и наименование церкви Святого Климента: о существовании такой церкви в Херсонесе русскому книжнику было известно из «Слова на перенесение мощей святого Климента Римского «из глубины моря в Херсон», принадлежащего перу учителя славян Константина (Кирилла) Философа. Что же касается других названий корсунской церкви, то здесь дело может объясняться иначе. Возможно, несколько храмов Херсонеса со временем стали претендовать на обладание купелью, в которой произошло крещение Владимира.

Во всяком случае, мы вправе сделать еще один вывод: и во время обработки летописного сказания (70–80-е годы XI века) на Руси по-прежнему не было известно ни точного места крещения князя Владимира, ни точного названия той церкви, в которой – согласно корсунской версии – крещение произошло. И это при том, что летописец-редактор (как и составитель первоначального «Корсунского сказания») обнаруживает отличное знание города и его святынь.

Естественно, что вместе с Владимиром приняла крещение и его верная дружина. Крещение княжеской дружины и лиц, приближенных к князю, по всей видимости, состоялось в главной соборной церкви города (во имя Святой Богородицы?), которую современный исследователь Херсонеса С.А. Беляев отождествляет с так называемой Уваровской базиликой – самым большим по размерам храмом христианского Херсонеса. Уваровская базилика была центром большого храмового комплекса («епископского квартала»?), включавшего в себя саму церковь, малый храм и крещальню (баптистерий), а также дом херсонесского епископа. По мнению С.А. Беляева, именно в баптистерии большого храма (носящего имя святых апостолов?) и произошло крещение самого Владимира, а в малом храме (во имя святого Иакова?) – обряд миропомазания.

Но вернемся, однако, к событиям 988 года. Итак, после долгих переговоров с прибывшими воеводами Олегом и Жедберном братья-императоры Василий и Константин вынуждены были уступить требованиям князя Владимира. Совесть их была теперь чиста, ведь они выдавали сестру не за язычника, а за могучего христианского властителя, получая в его лице не только нового родственника, но и нового союзника. Анну провожали, впрочем, к жениху с плачем и стенаниями. Еще бы, девушка отправлялась в полную неизвестность, да еще к человеку, о любовном непостоянстве которого ходило только по Европе столько неприглядных слухов! Ступая на галеру, Анна бросила в полном отчаянии своим братьям:

– Что вы делаете? Зачем меня живую во гроб кладете?

Забегая вперед, можно сказать, что у царевны все в ее дальнейшей судьбе сложилось счастливо. Встреча на херсонесской земле и свадьба стали для нее началом большой и долгой любви. А для русской династии Рюриковичей первым породнением с византийским домом.

Перед нами новый поворот темы, новый сюжет, согласно которому крещение князя Владимира произошло в результате его чудесного избавления от тяжелого недуга. Источники по-разному описывают болезнь князя. Согласно обычному «Житию», Владимира поразила язва, или, в одном из вариантов, – струпие. «Житие Владимира особого состава» пытается как бы согласовать обе версии – летописную и житийную: «Князь же Владимир хотел безверие сотворить; за неверие, спустя немного времени, напала на него слепота и струпие великое». Когда князь вошел в святую купель и трижды погрузился в воду, «отпало струпие, аки рыбья чешуя, и просветилось лицо его, и стал чист».

В последнем случае участие Анны в исцелении князя не отмечено. Однако в летописи «Корсунское сказание» главная роль в излечении князя принадлежит Анне. Именно вмешательство Анны якобы привело не только к исцелению, но и к окончательному крещению князя. Таким образом, Анна стала едва ли не главным действующим лицом всего «Корсунского сказания». Что само по себе весьма примечательно. Как известно, Анна была похоронена в Киевской Десятинной церкви – той самой, клирики которой и составили «Корсунское сказание». Прославление «царицы Анны» (может быть, даже чрезмерное), несомненно, отвечало их интересам.

Надо сказать, что крещение в результате чудесного избавления от недуга – сюжет очень распространенный в житийной литературе, в какой-то степени даже агиографический штамп. Это объяснимо: и в жизни чудесное исцеление служило язычнику достаточным основанием для принятия новой веры. Но в отношении Владимира этот сюжет кажется искусственным и излишним.

В самом деле, в летописи это уже по крайней мере пятая версия приобщения князя Владимира к христианству. Один только рассказ о корсунском взятии содержит три такие версии: согласно первой из них, крещение князя объясняется мудрым советом Анастасия; согласно второй – результатами переговоров Владимира с императорами Василием и Константином относительно женитьбы на Анне и предшествующим «испытанием вер»; наконец, согласно третьей – личной настойчивостью царевны Анны.

Я полагаю, что такое многообразие сюжетов – свидетельство сложного характера всего рассказа. Сюжеты, связанные с именами Анны и Анастасия, по мнению некоторых историков, восходят к традиции Десятинной церкви (к различным устным преданиям, бытовавшим в рамках этой традиции); сюжет, связанный с именами императоров Василия и Константина, вероятно, отражает иную традицию, лишь зафиксированную автором-клириком Десятинного храма. Ряд исследователей уже высказали свои предположения о возможном литературном происхождении летописного сообщения о болезни и последующем крещении из-за быстрого излечения князя Владимира, отмечая при этом большое сюжетное сходство с рассказом о крещении апостола Павла в «Деяниях апостолов» и апокрифическим рассказом о крещении императора Константина Великого.

Памятником духовного перерождения князя Владимира стал построенный им храм в Корсуни – первая из многих христианских церквей, возведенных впоследствии по его велению. Летописец так говорит об этом:

А затем владимирова дружина покинула Херсонес и двинулась обратно в Киев. Причем вместе с Владимиром туда отправилась не только царевна Анна, но и епископ Иаоким Корсунянин со своими учениками-миссионерами.

Летопись так говорит об этом моменте отечественной истории:

Как известно, первым из русских городов крестился Киев. Деревянного истукана Перуна сбрасывают в Днепр дружинники. Точно так же много веков назад египтяне погребали своего Озириса, пуская его в лодке по Нилу. Так милосердный Христос победил кровожадного Перуна. Устанавливать же христианство во втором по значению городе Руси – Новгороде отправился Иоаким Корсунянин в сопровождении дружинников во главе с богатырем Добрыней Никитичем. Новгородские жрецы подбили было жителей на бунт, но он был быстро подавлен, местных идолов побросали в Волхов, а в городе началось интенсивное строительство церквей.

Еще один примечательный факт. Когда на Руси с возвращением владимировой дружины появились первые каменные нательные крестики, народ стал называть их ласково и любовно – корсунчики. И снова вопрос почему: в память ли о Корсуни как о месте, откуда пришло христианство, или же в память о родине Хорса-Солнца?

Кстати, в Новгороде после его христианизации старшим среди пастырей был оставлен еще один из херсонесских священников – святой Лука Новгородский. Именно он станет после смерти святителя Иоакима Корсунского его преемником, напишет поучения к пастве, создаст основы церковного красноречия, или, как тогда говорили, витийства.

Таков был великий вклад священного Херсонеса в обретение Русью христовой веры, вклад, значение которого настолько огромно и всеобъемлюще, что осознать всю его глубину и сегодня дано далеко не каждому. Ведь через Херсонес Русь не просто обрела веру, а обрела ее в один из самых критических для православия моментов – эпоху окончательного раскола с римской католической церковью. И снова закономерность или случайность? Именно о божественной закономерности «херсонесского крещения» говорит митрополит Макарий:

Оглавление книги