Книга: Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Новодевичий монастырь Крепость женского рода

Новодевичий монастырь

Крепость женского рода

На наш вкус, Новодевичий монастырь – самое светлое и самое противоречивое место в Москве. Даже в самом его названии спрятано разногласие: весенняя нежность эпитета «Новодевичий» тут же укрощается постной сухомяткой слова «монастырь». И весь его облик – белый, кружевной, воздушный, сбегающий к реке и отражающий в ней лепоту ненаглядную – тоже находится в разладе с крепостным и почти что тюремным в иные века его предназначением. Потому как был монастырь приютом овдовевших и надоевших – из царского роду-племени.

Почти пятьсот лет назад, в 1514 году, отец Ивана Грозного Василий по номеру Третий отбил у литовцев обратно русский город Смоленск. По этому поводу десятью годами позже он исполнил свой обет – построил монастырь во имя Смоленской иконы Божией Матери, исповедимыми путями великокняжеских браков попавшей сначала в Киев, а потом через Смоленск, давший ей название, и в Москву. Потом икону опять выпросили смоляне, и народ проводил ее крестным ходом до Саввина монастыря. Вот тут-то, неподалеку от Саввина (не сохранившегося до наших дней) монастыря, оставившего по себе память только ближней набережной, и порешил князь Василий заложить монастырь, прозванный Богородице-Смоленским Пречистыя Одигитрии Новым девичьим. Богородице-Смоленским – это понятно, Пречистыя Одигитрии тоже не вызывает недоумения – икона Смоленской Божией Матери была написана по канону «Одигитрия», то есть «Путеводительница», – это (неверующим и непосвященным поясняем) когда Богородица изображена с Младенцем, но щекой, как в «Умилении», к нему не прикасается. Что же касается «Новодевичьего», вытеснившего позже канонические названия, сомнения, конечно, есть. Ненадежный Кондратьев упоминает первую настоятельницу по фамилии Девочкина, но не убеждает этим и сам себя. Может, считает он, монастырь назначили для пребывания девиц, а поелику он был новым, то и стали прозывать Новодевичьим. Известный резон в его словах есть, но монахини были все больше не очень-то девицами, да и предназначение монастыря было двуликим: крепости, пусть и полной девиц, надлежало охранять Первопрестольную от ворога, крадущегося с юга. Новодевичьим монастырь прозвали, скорее всего, оттого, что в паре-тройке верст от него на Остоженке располагался Алексеевский девичий монастырь. А может, новизну считали не от Алексеевского, а от Вознесенского в Кремле, тем более что именно этот, кремлевский, был прежде местом жительства великокняжеских вдов. Опостылевших жен тогда ссылали куда подальше – в Суздаль, например, как бесплодную Соломонию Сабурову, жену того самого Василия, что основал Новодевичий монастырь.

Сначала возвели деревянные стены и главный собор. Потом потянулись высокородные монахини: княгиня Ульяна, вдова младшего брата грозного царя Ивана, потом собственноручно превращенная Грозным во вдову Елена, жена старшего сына Ивана. Дурного слова не скажем – содержали их по-царски: со штатом слуг и придворных, с любимой посудой и мебелью. Но – с глаз долой и из сердца вон! В 1598 году в Новодевичьем постриглась царица Ирина, вдова убогого Федора Иоанновича, по девичьей фамилии Годунова. Вместе с ней – в девичий, заметьте, монастырь! – прибыл и брат ее Борис. Да, видно, у будущего самодержца первым делом были все же «самолеты», то есть власть, а до девушек и потом дело не дошло, потому как дождался – на царство позвали, и скоренько, двух месяцев не прошло. На годуновский богатый вклад построены в Новодевичьем белокаменные стены – за ними в Смутное время пряталась в монастыре его собственная дочь, Ксения Годунова. Прочная кладка, однако, не спасла, монастырь пару раз переходил-таки из рук в руки, пока Пожарский не выгнал врагов вон из Москвы.

Самая большая стройка закипела в монастыре при царевне Софье – надвратные церкви, трапезная, палаты. Тогда же на башни водрузили короны, а к небу вознеслась чудной стройности колокольня, обольщающая, по словам великого Баженова, очи человека, вкус имущего. Как знала царевна, что для себя старается: победивший единокровный брат Петр насильно постриг ее в монахини и для острастки повесил перед окнами ее кельи пару сотен мятежных стрельцов. И жена Петрова бывшая, Евдокия Федоровна, неразведенная, но постылая, в конце концов тут окажется. Только это будет уже не наказание, а амнистия – внучок родной Петр II извлечет бабулю из Шлиссельбурга.

В 1812-м монастырь чуть было не взлетел на воздух, но Бог руками инокини Сарры уберег: казначея монастыря успела погасить фитили, прежде чем взорвались пороховые бочки. Советская власть оказалась хуже взрывчатки: монастырь закрыли, а в освободившихся помещениях создали – привет товарищу Сухову с Абдуллой – «Музей раскрепощения женщины». Правда, к 1926 году опамятовались и музей реорганизовали в Историко-бытовой и художественный. Прописка, работа, семья, очереди – эта крепость будет понадежнее каменных стен.

Оглавление книги