Книга: Исторические районы Петербурга от А до Я
Московская застава
Московская застава
Так называлась одна из городских застав Петербурга, созданная в XVIII в. в районе пересечения Царской перспективы (ныне – Московский пр.) с Лиговским каналом. А когда в 1838 г. появились Московские ворота, с двух сторон колоннады поставили караульные будки, и проезд был возможен только между двумя колоннами в центре, которые отстояли друг от друга на ширину кареты.
Постепенно название «Московская застава» распространилось на обширный район к югу от самой заставы. В XVIII – первой половине XIX в. это была малозаселенная окраина, потом – фабрично-заводской район. На рубеже XIX – XX вв. здесь появились такие известные промышленные предприятия, как «Сименс-Шуккерт», «Динамо», «Скороход», «Невская фабрика механического производства обуви» и др.
Район в ту пору был довольно неблагоустроенный. За Московскими воротами дорога становилась грязной и пыльной, а в ненастье превращалась в топкую грязь. Жители шутили, что в дождливую погоду «нашу улицу перейти, что Дунай переплыть».
За Путиловским мостом располагались городские поля, куда летом выгоняли огромные партии крупного рогатого скота, привозимого в Петербург на городской скотопригонный двор. В дороге скот не кормили, и он тощал настолько, что его было неудобно продавать. Чтобы скот, как говорится, «пришел в тело», его и отправляли в поля за Путиловским мостом. Продержав его там сутки-полтора на подножном корму, гнали обратно на скотопригонный двор – теперь уже на продажу. За год на этих полях бывало до 250 тысяч голов.
«Забытые углы столицы» – под таким названием популярная в столице «Петербургская газета» опубликовала в августе 1892 г. отчет об осмотре санитарным отрядом 1-го участка Нарвской части местности за Московской заставой, по правой стороне Забалканского (ныне – Московского) проспекта до Путиловского моста.
«За Московской заставой нет ни водопроводов, ни городских стоков, – сообщалось в „Петербургской газете“. – Дворовым водам деваться некуда, и они стоят до тех пор, пока не впитаются грунтом. При больших дождях воды накапливается такая масса, что она обращает все дворы в озера и затопляет выгребы, ледники, сараи и все помещения нижних этажей. То же самое бывает весной, при оттепели. Около домов, под пешеходными мостками, протекает открытая городская канавка, в которую домовладельцам предоставлено право проводить рукава для стока дворовых вод. Они воспользовались этой любезностью Городской управы и… вода продолжает по-прежнему стоять на дворах».
Московские ворота. Открытка начала ХХ в.
Причина заключалась в том, что канавка к тому времени давно уже засорилась и стояла выше уровня дворовых труб. В результате вместо пользы канавка приносила один только вред, вдобавок распространяя ужасное зловоние.
Обеспокоенные этой ситуацией, домовладельцы Московской заставы в 1886 г. подали коллективное прошение в Городскую управу, в котором просили обратить внимание на злосчастную канавку и призывали провести городские сточные трубы. «До сих пор никакого ответа со стороны Городской управы не последовало», – констатировал обозреватель «Петербургской газеты» в августе 1892 г.
Сохранилось ходатайство домовладельцев района за Московской заставой, с которым они обратились в конце 1899 г. в Городскую управу. В прошении они указывали на необходимость закрытия «зловонных канав», на крайнее загрязнение водосточных труб, на «безводные колодцы, расположенные по тракту», на «безобразное состояние мостовых», на «ночлежный приют, который служит притоном „темного“ люда», а также на «неотложность исправления и капитального ремонта Московских триумфальных ворот».
Участники Всесоюзного автопробега у Московских ворот. 18 августа 1925 г.
Под самими воротами мостовая была настолько испорчена, что, по словам современника, напоминала «американские горки»: «Проезд под такой мостовой сопряжен с опасностью для жизни. Мостовая эта находится под средней аркой, но по ней не ездят, хотя она стоит открытой, а пользуются боковыми проездами. На это безобразие неоднократно обращали внимание управы, но все тщетно!»
И тем не менее, несмотря на все эти проблемы бытовой неустроенности, места за Московской заставой облюбовали столичные дачники. Как протекал их отдых, можно узнать, к примеру, из сообщения «Петербургского листка» в июле 1897 г.
Вот что там говорилось: «Дачные колонии, приютившиеся за Московской заставой до Средней Рогатки, переполнены семейными дачниками. Жизнь здесь чрезвычайно тихая и, пожалуй, однообразная, но вот в чем горе: сюда стали все больше и больше стекаться аборигены Горячего поля, а с ними и множество отбившихся от дела мастеровых. Просторное Волково поле, небольшие лески и другие удобства привлекают сюда таких людей массами. Под открытым небом они проводят здесь время очень нескучно: старообрядческая община устроила у себя бесплатные обеды, и вот эти-то оборванцы и пользуются даровым столом. Днюют и ночуют бездомники в кустах и оврагах и нередко пошаливают. При таких условиях дачная жизнь в этой местности становится не особенно спокойной и тихой»…
Во второй половине 1930-х гг., согласно тогдашнему генеральному плану города, Московский проспект становился главной магистралью социалистического Ленинграда. Центр переносился на юг, а на новой главной площади города, нынешней Московской, стали строить шедевр сталинской архитектуры – «Дом Советов». Однако планы переноса центра города осуществлены не были – началась война, но помпезная застройка Московского проспекта в районе «Электросила» – «Парк Победы» – «Московская» дает представление о том размахе, с которым шло строительство «нового Ленинграда».
Во время реконструкции в 1936 г. разобрали Московские триумфальные ворота как мешавшие трамвайному движению. К тому же советским властям совершенно не было нужно напоминание о славе русского оружия «царских времен». Еще в 1918 г. исполком Петроградского совета распорядился ликвидировать царскую надпись на воротах как «позорную», теперь дело дошло и до самих ворот. Тогда же по обеим сторонам ворот были снесены и старинные дома кордегардии.
Колонны разобрали на отдельные чугунные блоки, которые во время войны использовались для строительства противотанковых оборонительных сооружений. Четверть века наш город жил без Московских ворот – восстановили их только в 1961 г.
Однако полностью исторический облик Московским воротам вернули только во время их реставрации к трехсотлетию Петербурга. При этом восстановили «посвятительную надпись» на воротах, текст которой, по преданию, сочинил лично Николай I: «Победоносным русским воинам в память подвигов в Персии, Турции и при усмирении Польши 1826 г., 1827 г., 1828 г., 1829 г., 1830 г., 1831 г.». Ниже – «1838» (на обратной стороне ворот – та же надпись на латыни).
Камнем преткновения едва не стало окончание надписи, напоминающее полякам о кровавом подавлении их борьбы за независимость. Однако польская сторона, всегда очень щепетильно относящаяся к напоминаниям о подобных исторических событиях, не стала противиться восстановлению исторической надписи. Таким образом, в вопросе о реставрации ворот победила историческая достоверность.
Еще одна любопытная деталь из истории Московских ворот: площадь перед ними в 1920 – 1930-х гг. служила одним из мест, где трудящиеся рабочих и фабрик Московской заставы в едином порыве поддерживали политику партии и ее мудрого вождя, а также гневно клеймили капиталистов и мировую буржуазию.
Митинговая площадь имени Сакко и Ванцетти – именно такое название могло получить место у Московских ворот, где 23 августа 1927 г. собрались на митинг протеста тысячи рабочих фабрики «Скороход». Сегодня имена Сакко и Ванцетти уже практически позабыты, а тогда, в 1920-х гг., они были известны на всем земном шаре, а в советской стране были одним из символов борьбы пролетариата с ненавистной «властью капитала».
«Дело Сакко и Ванцетти» явилось одним из самых громких уголовно-политических процессов ХХ в. Двоих американских граждан итальянского происхождения – рабочих обувной фабрики Никола Сакко и Бартоломео Ванцетти – ложно обвинили в уголовном преступлении в апреле 1920 г.
Алиби им не помогли, а процесс из уголовного приобрел ярко выраженный политический характер: Сакко и Ванцетти, приверженцев анархизма, обвинили в том, что украденные деньги были необходимы для проведения политической кампании группы анархистов, к которой они принадлежали. Через семь недель судебного процесса обоих обвиняемых признали виновными в убийстве и приговорили к смерти.