Книга: Петербург Достоевского. Исторический путеводитель

Большая Московская улица, 6

В доходном доме Есауловой, построенном в 1853 году архитектором Августом Ланге в стиле «второго барокко», Николай Чернышевский прожил последний перед арестом год. Здесь в мае 1862 года состоялась его встреча с Федором Достоевским.

До этого, по воспоминаниям Федора Михайловича, они «встречались очень нечасто, разговаривали, но очень мало. Всегда, впрочем, подавали друг другу руку».

К 1862 году Чернышевский – самый популярный русский писатель. «Что делать?» еще не написан, Николая Гавриловича знают как едкого, эрудированного, убедительного, отважного публициста в духе «реальной школы». Чернышевский не верил в успех Великих реформ и ожидал кровавой революции, если осторожный и противоречивый правительственный курс будет продолжен. «Современник» с его статьями выходил рекордным для тогдашней России тиражом, только годовых подписчиков у недешевого журнала – 6598 человек по всей России. Чернышевский был кумиром нигилистов – революционного студенчества, считавшего, что крестьянский бунт – единственный выход для России. Впрочем, непосредственное участие его в революционном движении не смогли доказать ни жандармы, ни советские исследователи.

Федор Достоевский в 1862 году еще не занял подобающего ему положения на литературном Олимпе. Публика знала его прежде всего как бывшего каторжанина, автора «Записок из Мертвого дома». С Чернышевским они были знакомы шапочно и принадлежали к разным литературным лагерям.

Тем больше стало удивление Чернышевского, когда едва известный ему литератор, без всякого приглашения, явился к нему домой. Хозяин открыл гостю сам: семья и прислуга были на даче. Разговор сразу пошел о страшном бедствии – охвативших Петербург пожарах.

В мае 1862 года в Петербурге установилась необычайно жаркая и сухая погода. Начались пожары. Горело на Большой Охте, в Московской и Каретной частях, в Коломне. На Малой Охте выгорела вся Солдатская слобода. Время вообще было неспокойное: в деревнях бунтовали мужики, готовилась восстать Польша, по городу распространялись прокламации нигилистов. Горожане считали, что пожары не случайны, полиция искала поджигателей.

16 мая, в Духов день, все петербургское купечество традиционно собралось в Летнем саду. По праздникам там происходил своеобразный смотр невест: купеческие девушки в сопровождении своих семей прогуливались по аллеям, а потенциальные женихи высматривали тех, кто им придется по сердцу. Тут же сновали свахи, любопытствующие.

Большинство лавок Апраксина и Щукина дворов в Духов день были закрыты. Именно там пожар и начался, по-видимому, сразу в нескольких местах. Позже говорили, что поджог был: кто-то застраховал свою лавку, и таким образом хотел получить за нее страховку.

Лавки по преимуществу строились из дерева и быстро занялись огнем. Дул сильный ветер. Потоки пламени охватили весь квартал, барки на Фонтанке, склад дров на углу Апраксина переулка и набережной. Огонь перенесся на другую сторону реки, загорелись дома в Щербаковом и Графском переулках. Узнав о несчастье, купцы бросились спасать свое имущество. В Летнем саду образовалась давка, людей затаптывали насмерть. Извозчики заламывали за провоз до Невского невиданные суммы, с упавших на землю купчих воры под шумок срывали драгоценности.

Да и на самом рынке грабеж шел страшнейший. На тушение пожара был брошен гарнизон, мобилизованы все пожарные части. Но из-за сутолоки и отсутствия руководства все было тщетно. Приехал государь. Несколько крупных слез тихо скатилось по царственному лицу.

К концу дня Апраксин двор представлял из себя гигантское пепелище, убытки составляли 60 миллионов рублей. 20 тысяч человек остались без куска хлеба. 4 июня по высочайшему указу торговля была временно возобновлена на Семеновском плацу (около нынешнего ТЮЗа). 8 июня Семеновский плац посетила императрица Мария Александровна: покупала всякую ненужную ей снедь и платила втридорога. 13 июня она же посетила пепелище Апраксина двора и передала погорельцам икону Казанской Божией матери. Было образовано Опекунское управление, приступившее к управлению рынком. Казна, частные лица и владельцы – Апраксины – пожертвовали на восстановление рынка 360 тысяч рублей. 17 августа 1863 года новое каменное здание вдоль Большой Садовой было освящено и названо Александровской линией. Для Щукина двора на деньги Министерства народного просвещения построили галерею, выходившую также на Садовую улицу и загибавшуюся в Чернышев проезд – Мариинскую линию (стык между ней и Александровской линией – чуть левее современного центрального входа на рынок).

Еще догорали последние здания, когда состоялся странный визит Федора Михайловича к Николаю Гавриловичу. В руке у Достоевского была только что найденная им на ручке двери революционная прокламация «Молодая Россия» (автор, как позже выяснилось, московский студент Петр Заичневский). Текст довольно страшный: «Выход из этого гнетущего, страшного положения… один – революция… кровавая и неумолимая… Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы; мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление, мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная!» Позже журнал братьев Достоевских «Время» назвал прокламацию произведением «трех золотушных школьников», которые «напечатали и разбросали глупейший листок, не справившись даже хорошо с иностранными книжками, откудова они все выкрали и бездарно перековеркали».

По словам Достоевского, дальнейшее выглядело так: «Николай Гаврилович, что это такое?» – вынул я прокламацию. Он взял ее как совсем незнакомую ему вещь и прочел… «Ну что же? – спросил он с легкой усмешкой. – Неужели они так глупы и смешны? Неужели нельзя остановить их и прекратить эту мерзость?» Он чрезвычайно веско и внушительно отвечал: «Неужели вы предполагаете, что я солидарен с ними, и думаете, что я мог участвовать в составлении этой бумажки?»

Как рассказывал Николай Чернышевский, дальше речь зашла о пожарах; Федор Михайлович твердо считал: авторы прокламации и поджигатели – люди одного круга:

– Я к вам по важному делу и с горячей просьбой. Вы близко знаете людей, которые сожгли Толкучий рынок, и имеете влияние на них. Прошу вас, удержите их от повторения того что сделано ими.

«Я, – продолжает вспоминать Чернышевский, – слышал, что Достоевский имеет нервы расстроенные до беспорядочности, близкой к умственному расстройству, но не полагал, что его болезнь достигла такого развития, при котором могли бы сочетаться понятия обо мне с представлениями о поджоге Толкучего рынка…

– Хорошо, Федор Михайлович, я исполню ваше желание.

Он схватил меня за руку, тискал ее. Насколько доставало у него силы, произнося задыхающимся от волнения голосом восторженные выражения личной его благодарности мне за то, что я по уважению к нему избавляю Петербург от судьбы быть сожженным, на которую был обречен этот город».

Это была последняя встреча Достоевского с Чернышевским. 7 июля 1862 года Николай Гаврилович был арестован на той самой квартире, куда пришел Федор Михайлович. Hиколая Чернышевского заключили в Петропавловскую крепость, где он пробыл около двух лет. 19 мая 1864 года на Мытнинской площади в Петербурге был совершен обряд «гражданской казни», после чего писателя отправили на каторгу в Сибирь, а потом в Верхоянск – в ссылку. Только в 1883 году, уже после смерти Достоевского, Чернышевский получил разрешение переехать в Астрахань, а потом в Саратов.

Оглавление книги