Книга: Московские праздные дни: Метафизический путеводитель по столице и ее календарю

О рождестве и тайне

О рождестве и тайне

21 сентября — Рождество Богородицы

Это центральный (согласно московской геометрии, срединный) день, помещаемый в глубине месяца, под скорлупой сентябрьского «ореха».

Тут можно вспомнить прятки праздника Введения Богородицы (см. главу третью, Пророки, и четвертую, Никольщина, об Анне темной, ночи зачатия Богородицы, 22 декабря, темнейшей из всех в году). Эти праздники для Москвы суть совершенная тайна и собственность. Она прячет время во чреве по образу и подобию Богородицы; Москва перманентно беременна временем.

Сегодня, 21 сентября, тот день, когда она являет миру свое сокровище. Сегодня родится Богородица. До 21 сентября Москва по частям, теперь же, словно извлеченная со дна времени пригоршней Божьей Матери, она собирается и возвышается. Спасается; ее спасает Богородица.

Московиты всякое свое действие соотносили с небесной заступницей; самый пожар Москвы Толстой, первый из всех московит, готов истолковать как знак спасения, неявную помощь Богородицы.

Неудивительно, что дату основания своего мира (не государства!) русские связывали с Рождеством Богородицы.

21 сентября 862 года. Считается, что этот день стал началом Руси. Что конкретно в тот день произошло, не очень ясно, версии историков разнятся: от основания Рюриком крепости на Волхове (которой?) до заключения судьбоносного договора со словенами.

Во всяком случае, именно эта дата поставлена на памятнике 1000-летию России в Новгороде.

Любая дата, взятая из IX века, неизбежно будет в той или иной степени условна, — почему не взять эту? Тем более что наш подход к календарю всегда был отмечен творчеством. Мы постоянно перемонтируем историю; иногда это имеет возвышенный смысл, большей частью сказываются соображения политические. В данном случае, в сличении, сложении дня рождения русского мира с днем рождения Богородицы, — пусть и задним числом, хоть тысячу лет спустя, — совершалось художество не только политическое, сколько время устроительное.

Здесь, в этой точке родится русское время — вместе с Богородицей: нет и ничего не может быть до Богородицы.

Той же примерно логикой руководствуется Толстой, связывая жертву и последующее возрождение Москвы с праздником Рождества Богородицы.

На ту же тему: 1380-й год, победа войск Дмитрия Донского на Куликовом поле. В этот же день.

Само поле по сей день толком не идентифицировано, сказание о великой сече также нуждается в критической проверке. Этот сюжет переписывался не раз, — как великое множество раз перепахивалось окрестными крестьянами само Куликово поле. Но дата (соответствие празднику) у Москвы не вызывает сомнения.

Перепахивание Куликовского поля (равно и истории) весьма затруднило работу археологов, явившихся сюда поздно; только к 1980-му юбилейному году поле начали исследовать всерьез. К этому моменту сельскохозяйственный промысел, сведший в округе все леса, по сути, уничтожил материальные следы битвы. Ученые отыскивают единицы находок — и это после стотысячного боестолкновения. Поневоле явятся сомнения, — здесь ли было сражение?

Так или иначе, этот капустный кокон истории придется долго и осторожно разворачивать, чтобы обнаружить там окровавленного мальчика-с-пальчика.

Сам факт ужасной сечи сомнения не вызывает. Сошлось более ста тысяч человек, притом татары вдвое превосходили русских по численности (70 тысяч против 35; тут видны рифмы с Бородином — только при Бородине таковы были потери). На стороне Дмитрия была внезапность. Мамай двигался к Москве, не ожидая нападения. Для него это была почти традиционная процедура по приведению Руси к спокойствию. Орде не понравилось новое сплочение русских: Дмитрий женился на суздальской княгине Евдокии, отчего в сердце русской земли прекратилась междоусобица. Русские воспряли духом и замыслили независимость. Мамай поднялся со всей тяжестью сие поползновение пресечь. Такова основная версия; ее дополняют рассуждения, что Мамай был не глава Орды, но ее военачальник, выступал со стороны Крыма, вел среди остальных войск генуэзцев и проч. Оттого и выступление Дмитрия было не против ордынского сюзерена, но против его крымского подчиненного, стало быть, Москва не замышляла бунта. Однако ее готовность к сопротивлению была уже слишком велика.

Московиты хорошо подготовились: разрядили обстановку на остальных фронтах (их было немало), договорились с рязанским князем о его неучастии в деле (он должен был идти на помощь татарам), провели глубокую разведку — каждый шаг Мамая был им известен — и выдвинулись на заранее осмысленные позиции. Само их нападение было неожиданно. Акция засадного полка была апофеозом военного сюрприза.

И опять, о главном, о легитимном устройстве календаря, в котором показательно совпадают военные события 1380 и 1812 годов. Календарь фиксирует явление Москвы в сентябре. В 1380-м это была не просто успешная военная акция. Это был первый выход Москвы за свои пределы (сопровождаемый миссионерским выступлением на северо-востоке), шаг к свободе, которая на деле после сражения надолго была отложена. Но вышли!

Это было очередное рождение Москвы на Рождество Богородицы.

В народе в этот день причитания баб. Обращения к Богородице: избавь от суеты, от маеты.

В этот день женщине категорически запрещено пересчитывать деньги.

Женских сюжетов набралось уже довольно; неудивительно — в бабье-то лето. Это еще заметнее оттого, что в календаре отсутствует Петербург и его знаки (рационального) пространства. Бабье лето обустраивает себя по иному закону: богородичному, «ореховому», где не одно за другим, но одно внутри другого.

Принцип укрытия, сохранения в тайне, в пространстве без пространства. В сфере, в шаре, не имеющем размеров.

Может быть, поэтому сегодня нельзя считать деньги? Деньги — своего рода размер; не просто средство для обмена ценностей, но их, ценностей, умаление, рассыпание на цифры. Этот день Москве нельзя делить на рубли и копейки: он безразмерен и неделим.

В другие дни Москва считает деньги с большим удовольствием.

Прежде чем продолжить наблюдение пьесы Толстого о московском сентябре, нужно отметить его характерный настрой: увидеть в Москве прежде всего женщину.

В разных ипостасях — бабушки, матери, невесты, которой ему нужно добиться, после венчания — жены. Никогда дочери или внучки: Москва всегда старше его; в крайнем случае она ему ровесница. Очень интересен его опыт общения с Москвой как с тетушкой. Вообще тетушки сыграли в его жизни важнейшую роль.

Оглавление книги