Книга: Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Рождественка Дар храброй мамы

Рождественка

Дар храброй мамы

У князя Владимира Андреевича Серпуховского была мама – княгиня Мария Ивановна. Ну была и была, скажете вы, у всех людей есть мамы, дай им Бог здоровья, если живы. Но вдова младшего сына Ивана Калиты, дочь галичского князя Ивана Федоровича заслуживает нашей благодарной памяти – за тот след, что она оставила в истории и культуре Москвы. Во-первых, Мария Ивановна в одиночку (супруг Андрей Иванович скончался молодым еще до рождения наследника) воспитала смелого сына, который – как помнят все одолевшие школьный курс истории – вместе с Дмитрием Боброк-Волынским командовал засадным полком в Куликовской битве и отважно решил ход побоища, обратив в бегство ударом из дубравы Мамаевы войска, за что и был прозван Храбрым. А во-вторых, безмерно счастливая возвращением сына с поля этой брани, шесть лет спустя на высоком берегу реки Неглинки недалеко от Москвы Мария Ивановна основала монастырь Рождества Богородицы. Знатокам церковного календаря понятно, а остальным объясним: битва на поле меж Непрядвой и Доном случилась 8 сентября старого стиля, как раз в праздник Рождества Пресвятой Богородицы.

Почему серпуховская княгиня учредила монастырь не в сыновнем уделе Серпухове? Да потому, что Серпуховским князь назывался для краткости, а на самом деле имел владения в разных уголках Московского княжества и даже треть от города Москвы. Ему, например, принадлежало село Ясенево, где он живал летом. Зимой, сообщают уважаемые источники, Владимир Андреевич квартировал в Московском Кремле. Не станем дивиться: губернатор Московской области тоже постоянно дислоцируется в столице, а в подведомственную губернию только наезжает. Да и, справедливости ради, некогда было Владимиру Андреевичу в Москве сидеть, он все больше в полях сражений обретался: то с Тверью, то с Рязанью, то с Новгородом, то с ливонцами, а то и с собственным тестем Ольгердом Литовским воевал.

Кстати сказать, супруга, а потом и вдова, Владимира Храброго Елена Ольгердовна подарила Рождественскому монастырю свои вотчины и, подобно свекрови, закончила свои дни инокиней этого монастыря. Таким и был, считают, замысел: выстроить приют для вдов и матерей участников Куликовской сечи.

Век, напомним, стоял на дворе четырнадцатый. Москва чуть выплеснулась тогда за стены Кремля и вся как есть умещалась в границах Китай-города, который и стеной-то обнесут еще через полтора века. А когда огородят, то аккурат напротив нынешней Рождественки устроят в стене Троицкие ворота, от которых проложат к Рождественскому монастырю дорогу – вот она-то и станет улицей Рождественкой. Еще лет через пятьдесят стену возведут вокруг Белого города, но ворот в районе Рождественки не предусмотрят, так и останется она на долгие годы тупичком. Да и застраивалась улица не бойко: некоторое жилье появлялось только на нынешней четной стороне, на крутом склоне к Неглинке народ долго строиться не отваживался, и тут расстилались монастырские огороды. Потом мало-помалу пошло…

Триста лет улица бессменно называлась Рождественкой. Древнее имя уцелело и в революцию. Но печальной участи все же не избегло: в 1948 году скончался верный сталинский соратник Жданов, покрывший себя Геростратовой славой гонителя Ахматовой и Зощенко – во всяком случае, другие его заслуги в энциклопедиях не указаны. Могли бы, конечно, переименовать Петровку или Сретенку, Солянку или Пятницкую, но вот выбрали коротенькую – неполный километр – Рождественку. Ветры перестроечных перемен сдули совпартдеятеля с карты Москвы. Реабилитировали и монастырь, сильно изуродованный семидесятилетней службой НКВД и трудовому народу. Что ж, скажем советской власти спасибо – хотя бы за то, что обитель, устроенная в память Куликовской битвы, не разделила участи Никитского и Страстного, Златоустовского и Зачатьевского, Алексеевского на Красносельской и Покровского на Таганке монастырей.

Оглавление книги