Книга: Здесь был Рим. Современные прогулки по древнему городу

Весталки: культ и обряд

Весталки: культ и обряд

Когда поэт Гораций в оде Exegi monumentum, образце всех будущих «Памятников», хотел выразить свое «и славен буду я, доколь в подлунном мире», он сделал это в таких словах:

«пока на Капитолий всходит верховный жрец с безмолвной девой». Это означало: пока стоит Рим, а Рим, как известно, вечен. И действительно, ничто для римлян не олицетворяло вечность их города и миропорядка в большей степени, чем культ дев-весталок.

Культ этот был очень древний. Он предшествовал основанию города: мы помним, что Ромул и Рем считались сыновьями весталки Реи Сильвии и бога Марса. Коллегию весталок в Риме утвердил легендарный царь-законотворец Нума Помпилий, тот же, что основал Регию. Главной обязанностью весталок было сохранение священного огня Весты и охрана священных предметов — их точный перечень неизвестен, но среди них был Палладий, деревянная статуэтка Афины, спасенная когда-то Энеем из горящей Трои. Так в культе весталок изначально сошлись несколько важных для римлян географических компонентов: альбанский, троянский, латинский, общесредиземноморский (у Весты был греческий прототип — Гестия, богиня домашнего очага). Римлянам было важно считать себя первыми среди равных в семье народов, но они понимали, что этим первенством они обязаны не чистоте породы, а, наоборот, плавильному котлу, в котором их нация формировалась.

Первоначально весталок было четыре, потом это число увеличили до шести. Девочек записывали в весталки в возрасте от шести до десяти лет. Требования были довольно жесткие: у кандидаток не должно быть никаких физических недостатков; у них должны быть живы оба родителя; отец должен быть жителем Италии; ни один из родителей не может быть рабом или представителем низкого ремесла. Отбор осуществлялся более или менее как армейский призыв, по выбору верховного жреца, а из числа отобранных — по жребию, чтобы выбор людей был подтвержден волей богов. В исторические времена, впрочем, необходимости в столь строгом ритуале не было: влиятельные родители сами предлагали своих дочерей, и их просьбы обычно удовлетворялись. С другой стороны, популярность этой практики тоже не всегда была одинакова: стареющий Август упрекал сенаторов, что они не предлагают дочерей в весталки, и уверял, что будь у него внучка подходящего возраста, он не колебался бы ни секунды. Зато даже в древнейшие времена весталок выбирали не только из патрицианского, но и из плебейского сословия; только весталки могли с полным правом предстательствовать перед богами за весь римский народ.

Девочка становилась весталкой в ходе обряда, который позднейшие историки назвали captio, «захват». Он несколько напоминал архаичный свадебный ритуал, но останавливался на полпути, не передавая «невесту» из-под власти отца под власть мужа. К девочке, сидящей на коленях у отца, подходил верховный жрец, хватал ее за руку и уводил, «как будто ее взяли пленницей на войне», отмечает книжник II века н. э. Авл Геллий, оставивший самое подробное описание этого обряда. При этом жрец произносил следующую формулу: «Жрицей-весталкой, которая будет выполнять священные обряды, как по закону положено выполнять жрице-весталке ради римского народа и квиритов, как той, что по высшему закону их исполняла, я тебя, Амата, беру».

Поскольку формула эта была очень древняя, во времена Геллия некоторые ее детали уже вызывали вопросы; так, неясно, что означает «по высшему закону» (optima lege) и почему будущую весталку называют Амата. Самые простые гипотезы заключаются в прямом словарном значении этого слова («любимая») и в версии самого Геллия, согласно которой так звали первую весталку; современные ученые добавили к этому разные домыслы, вроде того, что это ведический термин, означающий «младшая», или латинизация греческого слова «адмета», что значит «непокоренная» или «девственная», — но эти теории не слишком убедительны.

Старшая весталка.

Помимо поддержания огня Весты и хранения священных предметов, весталки участвовали во многих религиозных обрядах. Первого марта, когда по старому римскому календарю начинался новый год, они украшали храм Весты свежими ветвями лавра и зажигали на алтаре новый огонь. В апреле в жертву богам приносили беременных коров; в апреле же, на празднике Парилий, сжигали пепел теленка, кровь лошади и бобовые стебли; в мае весталки бросали с моста в Тибр сделанные из тростника фигурки людей (смысл этого ритуала неясен; Овидий туманно говорит «изображения давних людей»). В июне проходили Весталии, главные торжества в честь их богини; в этот день пепел из священного очага торжественно выносили из храма и выбрасывали в воды Тибра. В октябре в жертву Марсу приносили коня, весталки сжигали его хвост в качестве очистительной жертвы, а голову вешали на стену Регии; в декабре жрицы Весты были одними из главных участниц таинств в честь Доброй Богини. Несколько раз в году весталки готовили ритуальную муку из особого реликтового злака, спельты (по-русски он называется «полба»; сейчас этот вид гексаплоидной — с шестью наборами хромосом — пшеницы снова приобрел популярность в Западной Европе как «экологически чистый»), а 13 сентября к муке добавляли два вида соли; получалась mola salsa, «соленая мука», из которой делали особый жертвенный хлеб. Смысл всех этих ритуалов сводится к двум основным вещам: очищению и благоденствию (благоденствие, в свою очередь, разделялось на безопасность римских закромов и, возможно, на плодородие — хотя об этом у современных исследователей нет единого мнения).

Безопасность весталок и всего, что было вверено их заботам, считалась первостепенно важной для римского народа. Об этом свидетельствует красноречивый исторический эпизод: в 386 году до н. э. галлы осадили Рим, вызвав паническое бегство населения; в числе эвакуирующихся были весталки со своими святынями. Плебей по имени Луций Альбин высадил из своей повозки жену и детей и взял вместо них весталок с их скарбом, которых и доставил в безопасности в этрусский город Кайре (нынешний Черветери). Эта история похожа на обычную патриотически-пропагандистскую легенду, вполне типичную для Рима (М. Л. Гаспаров замечал, что Павлику Морозову в Риме тоже поставили бы памятник).

Правила, относящиеся к весталкам, подчеркивали их исключительность. Во-первых, жрецы в Риме не были отдельным сословием, как в Древнем Египте или в дореволюционной России; жреческие должности были выборными, и нередко, особенно в бурные эпохи, политически значимыми. Весталки, чаще всего выполняющие свои обязанности пожизненно, выпадали из этой схемы. Во-вторых, весталки были единственными женщинами в римском обществе, неподвластными мужской воле (отца, мужа или иного опекуна). Формально верховный жрец выполнял по отношению к ним некоторые отцовские функции, но весталки единственные среди римлянок могли свободно распоряжаться своим (порой немалым) имуществом, составлять завещания, а также лично выступать в суде. При этом их показания имели такую силу, что одна из весталок раннеимператорской эпохи отказалась явиться в суд — мол, много чести — и вместо этого потребовала, чтобы претор пришел к ней и выслушал ее свидетельство. Претор послушно явился. Весталки имели право передвигаться по Риму в экипаже — что не было позволено почти никому; они владели собственными конюшнями; в императорские времена их сопровождал вооруженный телохранитель-ликтор, а осужденный преступник, который случайно встречал на улице весталку, мог рассчитывать на помилование.

Религиозные, юридические и финансовые особенности культа весталок обеспечивали их ни с чем не сравнимое, пограничное положение в римском обществе. Весталки были полностью инкорпорированы в общественную структуру Рима, оставаясь полноправными гражданами государства, но при этом были исключены из сети семейных отношений, которыми были связаны обычные римляне обоих полов. Благодаря этому весталки и могли олицетворять римский народ в его единстве, не принадлежа ни к какой касте и клану.

Степень оторванности весталок от их биологических семей не стоит преувеличивать. Правила недаром не рекомендовали брать девочку в весталки, если ее сестра уже выбрана в коллегию: никто не хотел усиления одной семьи через влиятельных жриц. Первый известный нам случай открытого вмешательства весталок в государственные дела произошел в 143 году до н. э., когда консул Клавдий Аппий Пульхр, в надежде на триумф, атаковал альпийское племя салассиев (неподалеку от нынешнего города Аосты), но Сенат, ссылаясь на понесенные им потери, в триумфе отказал. Тщеславный Пульхр решил справить триумф за собственный счет, невзирая на запрет, и когда народный трибун попытался остановить процессию и стащить консула с колесницы, весталка Клавдия бросилась к консулу и авторитетом своей святости защитила его самого и его несанкционированный триумф. Как нетрудно догадаться, весталка приходилась консулу родственницей (сестрой или дочерью — на этот счет у античных источников нет единого мнения).

В первом веке до н. э., самом бурном в римской истории — по крайней мере, с точки зрения внутриполитической борьбы, — весталки довольно активно действовали в этом жестоком и, казалось бы, насквозь мужском мире. В 63 году весталка Лициния уступила свое почетное место на гладиаторских играх кузену, Лицинию Мурене. Поскольку Мурена претендовал на консульство следующего года, этот жест трудно было истолковать иначе как поддержку конкретного кандидата (его семьей или бессмертными богами — в зависимости от точки зрения). В этом же году римские матроны собирались на празднества Доброй Богини в доме действующего консула, Цицерона. В ходе ритуала горящий на алтаре огонь был, как положено, потушен. Внезапно он вспыхнул вновь; присутствующие на церемонии весталки единодушно заключили, что это добрый знак, и велели хозяйке дома сообщить мужу, что принятое им решение следует немедленно исполнить, ибо богиня зажгла огонь ради его славы и процветания. Учитывая, что одна из весталок приходилась единоутробной сестрой жене Цицерона, мы вряд ли погрешим против истины, предположив, что произошедшее чудо было заранее подготовленным пиротехническим фокусом, наподобие ежегодного пасхального схождения Благодатного огня в Иерусалиме.

Наконец, в следующем, 62-м году весталки снова выступили на стороне Цицерона и его партии: коллегия жрецов и весталок должна была принять решение о виновности Клодия, молодого политикана, который в женской одежде пробрался в дом Юлия Цезаря во время проходящих там обрядов в честь Доброй Богини. Эти обряды были строжайшим образом запрещены для мужчин — до такой степени, что даже имя богини не дошло до нас («Добрая Богиня», Bona Dea, — это лишь позволенный мужчинам эвфемизм). Весталки признали Клодия виновным и препоручили специальному трибуналу вынести окончательный приговор; судьи были подкуплены и, несмотря на страстные ругательства Цицерона, оправдали Клодия.

В 73 году до н. э. весталка Лициния была обвинена в любовной связи со своим кузеном Марком Лицинием Крассом. Красс сумел спасти родственницу, убедив общественность, что он всего лишь собирался купить у нее кое-какую недвижимость. Дурная репутация Красса в данном случае сработала в его пользу. Он содержал частные пожарные команды, которые вместе с ним выезжали на многочисленные римские пожары; там Красс предлагал безутешному владельцу горящей собственности купить у него дом за бесценок. Если хозяин отказывался, Красс со своими молодцами ретировался; если соглашался, то пожарные спешно тушили новый дом своего изобретательного работодателя. О чем еще такой человек мог говорить с весталкой?

Мы подошли к самому известному и самому зловещему элементу культа Весты — девственности весталок и наказанию за ее потерю. Как мы помним, девочек избирали в весталки до достижения ими половой зрелости, а минимальный срок службы составлял тридцать лет. На протяжении служения весталка должна была оставаться ритуально чистой, в том числе сексуально; это обеспечивало ее статус девы, virgo, который позволял ей иметь дело со священным огнем Весты и прочими святынями. Любое нарушение ритуала было чревато нарушением хрупкого равновесия между миром людей и миром богов, известного как pax deorum. Поэтому за провинность весталкам грозили очистительные жертвы и наказания, а самое страшное прегрешение, утрата невинности, каралось смертью.

Римляне избегали приводить в исполнение смертные приговоры, особенно связанные с нечестием по отношению к богам; так, отцеубийц зашивали в мешок вместе с собакой, обезьяной и петухом и бросали в Тибр — технически смерть преступника оставалась прерогативой богов. В случае с весталками, виновными в incestum (это слово означало нарушение религиозных обетов или сексуальную нечистоту, частное значение «кровосмешение» появилось позже), казнь была еще более опосредованной. Осужденную весталку несли в похоронных дрогах через весь город к Коллинским воротам, к месту, называемому campus sceleratus («проклятое поле»; место это находилось примерно на пересечении нынешних улиц Венти Сеттембре и Гойто, где сейчас министерство финансов). Весталку провожали родственники и жрецы; на «проклятом поле» несчастная спускалась в заранее приготовленную подземную каморку, где для нее оставляли постель, светильник, масло, хлеб, воду и молоко. После этого дыру в земле замуровывали так, чтобы не оставалось следа. Любовника весталки, если он был известен, публично забивали до смерти ивовыми прутьями.

Весталка Тукция с решетом. Гравюра XIX века.

За всю тысячелетнюю историю существования культа случаев погребения весталок было не очень много, и почти все они приходились на времена общественных смут. Так, например, две весталки, Опимия и Флорония, были обвинены в incestum и осуждены за это в 216 году до н. э., вскоре после сокрушительного поражения римской армии при Каннах. Это был момент, когда безопасность и само существование римского государства оказались под угрозой и в Риме стоял страшный, непрерывный женский вопль: в каждом доме оплакивали павших. Осуждение весталок имело в этой ситуации двойное значение: оправдаться перед богами за нечестие (возможно, мнимое) и припугнуть римских женщин, которые могли своими воплями окончательно деморализовать мужей, братьев и сыновей.

Хотя решение по делу о виновности весталки мало зависело от обвиняемой — обычные для римского права понятия в данном случае не действовали, — некоторым удавалось оправдаться. Летописцы, конечно, особенно увлеченно пересказывали те истории, в которых усматривали божественное вмешательство; так, весталка Тукция доказала свою невинность тем, что донесла воду из Тибра до Форума в решете (поэтому на возрожденческих картинах решето — символ целомудрия; с ним изображали, в частности, английскую королеву Елизавету I). Весталка Эмилия положила свои одежды на очаг в храме, и потухшие угли вдруг снова запылали. Бывали случаи менее фантастические — например, весталку Постумию обвинили в incestum за бойкий нрав и манеру одеваться; ей удалось оправдаться, но верховный жрец тем не менее сделал ей строгое взыскание и приказал впредь стремиться во внешности и поведении к святости, а не фривольности.

Минимальный срок полномочий весталки, как мы уже сказали, составлял тридцать лет, которые делились на десять лет ученичества, десять лет служения и десять лет наставничества. В принципе, после этого весталка имела право покинуть коллегию и выйти замуж; в 36–40 лет это была женщина даже по римским понятиям не старая. Тем не менее у тех немногих, кто на это отваживался, частная жизнь по понятным причинам не складывалась удачно. Большинство весталок предпочитали оставаться жрицами пожизненно.

В императорский период политическая жизнь Рима постепенно преобразовалась из публичной в кулуарную. Соответственно изменился и статус весталок: они оказались тесно связаны с культом императора и нередко выступали как хранительницы особо важных государственных документов. Мимолетное свидетельство Светония в биографии императора Домициана позволяет предположить, что в I веке н. э. обет целомудрия не соблюдался строго и «добрые императоры» (Веспасиан и Тит) смотрели на это сквозь пальцы. Это тоже можно понять: образованные и независимые весталки, скорее всего, считали свое целомудрие пережитком архаичного прошлого и не относились к нему серьезно. Домициан не одобрил попустительство отца и брата, и при нем за incestum были осуждены четыре весталки.

С христианизацией Рима деятельность весталок становилась все более формальной, пока в конце IV века император Феодосий не запретил языческие культы. В 394 году коллегия весталок была распущена, а здания и имущество отошли в собственность императорского дома.

Оглавление книги