Книга: Петербург Достоевского. Исторический путеводитель

Вознесенский проспект, 8

На углу Исаакиевской площади, Малой Морской и Вознесенского проспекта, торцом к площади стоит четырехэтажный дом, принадлежавший в середине ХIХ века некому Якову Христиановичу Шилю. Достоевский снимал комнату в квартире Бреммера на третьем этаже. Здесь были написаны рассказы и повести «Ползунков», «Слабое сердце», «Честный вор», «Елка и свадьба», «Чужая жена и муж под кроватью», «Белые ночи».

Исследователи жизни писателя давно заметили любопытную закономерность: Достоевский почти всегда селился в угловых домах, неподалеку от церкви. Таков и этот дом.

Два года в доме Шиля – не самые счастливые в жизни писателя. После сенсационного, шумного успеха первой повести Достоевского «Бедные люди», следующие его произведения «Двойник», а особенно «Господин Прохарчин» и «Хозяйка», провалились. Он стал объектом злословия и насмешек кружка писателей, группировавшегося вокруг главного литературного авторитета российской читающей публики, – критика Виссариона Белинского. Этот внезапный поворот от единодушного восторга (Белинский писал об авторе «Бедных людей»: «…новый Гоголь, явление необыкновенного таланта… так начать – это… что-то уж слишком необыкновенное… в публике только и толков, что о Достоевском») к обидным эпиграммам и оскорбительным сплетням был чрезвычайно болезнен для чудовищно самолюбивого автора.

Одним из следствий стала начавшаяся эпилепсия.

Порвав с кругом Белинского (что во многом определило его дальнейшие отношения с Тургеневым, Григоровичем, Некрасовым, Панаевым), Достоевский сблизился с участниками кружка петрашевцев – молодыми поклонниками Фурье и утопического социализма. По пятницам на окраине города в Коломне у чиновника Михаила Петрашевского, человека образованного, яркого и эксцентричного, они собирались на скромный ужин в складчину.

Один из постоянных посетителей, Дмитрий Ашхарумов, вспоминал: «Это был интересный калейдоскоп разнообразнейших мнений о современных событиях, распоряжениях правительства, о произведениях новейшей литературы по различным отраслям знаний; произносились городские сплетни, говорилось обо всем без всякого стеснения. Иногда кем-либо из специалистов делалось сообщение вроде лекции».

Все это мало походило на организацию заговорщиков, скорее молодежный кружок, хотя и с оппозиционным оттенком. Сам Достоевский прочел на собрании 15 апреля 1849 года неопубликованное, ходившее в списках письмо Белинского Гоголю с его тоже весьма умеренной политической программой: «уничтожение крепостного права, отменение телесного наказания, введение строгого выполнения хотя бы тех законов, которые уже есть».

Между тем, в кружок уже внедрился полицейский агент, некий Антонелли. Только что Европа была потрясена революцией 1848 года; Николай I ждал заговоров и в России и жаждал их пресечь. Услужливые деятели политической полиции представили посетителей «пятниц» у Петрашевского опасными революционерами. Николай распорядился: «Дело важное… оно в высшей степени преступно и нестерпимо… приступить к арестованию. С Богом! Да будет воля Его».

Дождливый вечер 23 апреля 1849 года Достоевский провел у приятеля по кружку, на обратном пути зашел еще к одному, и вернулся домой глубокой ночью. По его позднейшим воспоминаниям, он лег спать и тотчас же заснул. «Не более как через час я сквозь сон заметил, что в мою комнату вошли какие-то подозрительные и необыкновенные люди. Брякнула сабля, нечаянно за что-то задевшая. Что за странность? С усилием открываю глаза и слышу мягкий симпатический голос: „Вставайте!“ Смотрю: квартальный или частный пристав с красивыми бакенбардами. Но говорил не он, говорил господин, одетый в голубое (цвет жандармских мундиров. – Л. Л) с подполковничьими эполетами. „Что случилось?“ – спросил я, привставая с кровати. – „По повелению…“…Смотрю: действительно, „по повелению“.

…Пока я одевался, они потребовали все книги и бумаги; немногое нашли, но все перерыли… Нас провожала испуганная хозяйка и человек ее Иван, хотя и очень испуганный, но державшийся с какой-то тупой торжественностью… У подъезда стояла карета…»

Достоевского повезли на Фонтанку в III отделение – тогдашнюю политическую полицию. Там он встретил арестованных товарищей, с которыми за несколько часов до этого сидел за столом у Петрашевского.

Дом Шиля остался в памяти Достоевского навсегда и, видимо, не случайно в «Преступлении и наказании» он дал дому, в котором жил Раскольников (находящемуся довольно далеко отсюда), такое же название.

Оглавление книги