Книга: Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты

Глава VIII ЛУБЯНКА Между улицами Большой Лубянкой и Мясницкой

Глава VIII

ЛУБЯНКА

Между улицами Большой Лубянкой и Мясницкой

Крутой и высокий левый берег реки Неглинной издавна назывался Неглинным верхом, или Кузнецкой горой. От нее шла дорога вниз к мосту через Неглинную, около которого находилась Кузнецкая слобода. Кузнецы, гончары – люди, чьи ремесла связаны с огнем, – располагались поодаль от городских стен и рядом с водой.

Неглинный верх – одно из самых высоких мест в городе, водораздел между бассейнами рек Яузы и Неглинной. По самому гребню его проходила древняя дорога в Ярославль и Ростов Великий – современная улица Большая Лубянка, а еще раньше Сретенка.

После успешных походов Ивана III и его сына Василия Ивановича бывшие вольные республики Псков и Новгород были присоединены к Московскому государству. Многих москвичей переселяли на новоприсоединенные земли, и в Москву вывезли несколько сот семей новгородцев и псковичей. Псковская летопись за 1510 г. так описывала эти события: великий князь Василий Иванович «триста семей Псковичь к Москве свел, и в то место привел своих людей. и бысть во Пскове плачь и скорбь велика, разлучения ради». Великий князь «подал им дворы по Устретенской улице» и «не промешал с ними ни одного москвитина». Здесь образовалось поселение псковичей, где они построили Введенскую церковь на площади у пересечения Кузнецкого моста и Большой Лубянки. В Новгороде была улица Лубяница, и новгородцы, вероятно, принесли с собой родное им имя, сохранившееся в названиях Лубянской площади и двух улиц Лубянок – Большой и Малой.

Большую и Малую Лубянку разделяют здания бывшего ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ, а теперь ФСБ. В начале Малой Лубянки с ее левой стороны высится здание, выстроенное в 1928–1931 гг. архитектором И.А. Фоминым в аскетичном стиле конструктивизма, как сам архитектор определял его – «пролетарского классицизма». Голые стены, большие стволы полуколонн, лишенные энтазиса и капителей, производят удручающее впечатление. Дом первоначально предназначался для квартир сотрудников этой организации, но потом был занят конторами и кабинетами.

На Малой Лубянке у самой Лубянской площади, там, где теперь пересечение Фуркасовского переулкаи безымянного проезда, находилась одна из древних московских церквей – Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, выстроенная, по преданию, в 1337 г. во времена Ивана Калиты. До тотальной борьбы большевиков с религией дожил ее скромный четверик, датируемый 1643 г., с колокольней 1740-х гг. В церкви находились древние иконы Иоанна Предтечи, Божией Матери Виленской, Екатерины Великомученицы. Церковь снесли при постройке нового здания для НКВД в 1944–1945 гг. (проект архитектора А.В. Щусева).

По церкви переулок назывался Ивановским или Предтеченским, а его современное название обязано «иноземцу французской нации, портному мастеру» Пьеру Фуркасе, имевшему небольшой двор рядом с церковью.

Левая сторона Малой Лубянкизанята конторскими зданиями той организации, которая распространилась здесь на много кварталов. Участок под № 5 принадлежал 3-й гимназии, основное здание которой – бывший дворец князей Голицыных – выходил фасадом на Большую Лубянку, а на Малой Лубянке находились различные здания, принадлежавшие гимназии. В одном из них в меблированных комнатах в 1853 г. жил историк П.И. Бартенев, в 1860-х гг. – главный врач Ново-Екатерининской больницы, выдающийся хирург Александр Иванович Поль, в 1870-х гг. – Николай Иванович Кареев, будущий знаменитый историк, специалист по истории Западной Европы, а тогда молодой преподаватель в 3-й мужской гимназии.

Вообще Малая Лубянка не может похвастаться интересными сооружениями, за исключением, может быть, только здания французской католической церкви св. Людовика, которое построено по проекту Александра Жилярди. Скромное здание церкви оживлено лишь приземистым строгим шестиколонным тосканским портиком и невысокими колокольнями по его сторонам.

Впервые вопрос о строительстве церкви для большой французской колонии в Москве был поднят в царствование Екатерины II. На просьбу позволить постройку в центре города она ответила пожеланием, чтобы церковь была возведена в Немецкой слободе. Но позднее ее убедили дать разрешение на постройку в центре, так как почти все прихожане жили вблизи Кузнецкого моста.

Деревянное здание церкви, освященное в честь святого Людовика 30 марта 1791 г., находилось на маленьком нанимавшемся дворе и было очень скромным. В 1806 г. весь участок был продан в полную собственность церкви, и уже существенно позднее прихожане собрали средства на постройку каменного здания.

Французская церковь

По сообщению официальных документов, церемония закладки церкви состоялась 3 апреля 1833 г. В основание была положена закладная доска с именами присутствующих – аббата Шибо, синдиков (то есть старшин прихода) М. Аллара и Л. Обера, архитектора Жилярди, производителя работ (constructeur) Кампиони и др. Отстроенное здание церкви было освящено 23 ноября 1836 г.

С обеих сторон въезда на участок выстроили церковные дома – с левой стороны здания для богадельни св. Дарьи в 1885 г., основанной в память жены благотворителя графа де Кенсона Дарьи Петровны, урожденной Одоевской, а с правой – жилой дом 1889 г., в котором до 1908 г. жили Гедике, служившие органистами в католической церкви, несмотря на то что они были лютеране. На стене левого дома устроены солнечные часы, на которых латинская надпись: «sicut umbra declinaverunt», то есть «как тень уклоняющаяся» («яко сень уклонишася»). Это строка из сотого псалма Псалтыри, описывающего страдания еврейского народа: «Дни мои – как тень уклоняющаяся, и я иссох, как трава. Ты же, Господи, вовек пребываешь, и память о Тебе в род и род» (Псалтырь, 100: 12–13).

Церковь св. Людовика являлась центром для французской московской колонии, рядом были французские благотворительные учреждения, гимназия, школа. В конце XIX в. французы смогли построить большое здание (проект архитектора О.Ф. Дидио) для двух школ, находившихся в Милютинском переулке(№ 7а): женской школы св. Екатерины, в ней училась популярная артистка В.П. Марецкая, и мужской – св. Филиппа Нэрийского, открытой на средства семьи виноторговцев Депре, в которой имя Филипп носили старшие в каждом поколении дети. На этом здании укреплена доска со следующей надписью: «Французский лицей в Москве. Доска установлена 25 сентября 1997 года по случаю государственного визита в Российскую Федерацию президента Французской республики Жака Ширака».

Вплотную к этому зданию на участке № 9 перед Первой мировой войной собирались строить восьмиэтажный дом для французской колонии в Москве сначала по проекту Р.И. Клейна, который был отвергнут и передан А.У. Зеленко и И.И. Кондакову. В большом жилом комплексе предполагалось также поместить театр, библиотеку, коммерческий музей и генеральное консульство Франции. Война помешала строительству – был только сломан дом, стоявший с XVIII в., а уже в советское время на этом участке построили два особнячка.

Милютинский переулок берет начало от Мясницкой улицы, там, где после сноса в 1926 г. церкви св. Евпла образовался нелепый безобразный пустырь, никак не украшавший это место в течение многих десятков лет.

Церковь освящена в память святого, имя которого отнюдь не было популярно в Москве. Можно думать, что в этих местах устроились новгородцы, переселенные из родного города, ведь день этого святого приходится на 11 августа, на тот самый день, когда был заключен мир с Новгородом в 1471 г. Внушительное здание ее построено в 1750–1753 гг. по прошению генерал-майорши Д.Л. Томиловой и других прихожан. В нем до разрушения сохранялись великолепный иконостас, паникадила, подвесные подсвечники и стенная роспись XVIII в.

Эта церковь была приходской для Веневитиновых – в ней происходили обряды бракосочетания отца и матери поэта Дмитрия Веневитинова, отставного гвардии прапорщика Владимира Петровича Веневитинова и княжны Анны Николаевны Оболенской, 18 апреля 1798 г. и его сестры Софьи и лейб-гвардии Конного полка графа Георгия Евграфовича Комаровского 9 февраля 1830 г.

На первом этаже церкви находился храм св. Евпла и придельный Михаила архангела, а на втором – Троицкий, который закончили в 1761 г., а между этажами проходило широкое гульбище. Биографы утверждают, что именно отсюда мальчиком Пушкин видел императора Александра I. В «Путешествии из Москвы в Петербург» (черновом варианте) он писал, что он «стоял с народом на высоком крыльце Николы на Мясницкой. Народ, наполнявший все улицы, по которым должен он был проезжать, ожидал его нетерпеливо. Наконец показалась толпа генералов, едущих верьхами. Государь был между ими. Подъехав к церкви, он один перекрестился, и по сему знаменью народ узнал своего государя».

Биографы решили его поправить, так как посчитали, что Пушкин не мог видеть императора, стоя на крыльце церкви Николы в Мясниках, и они поставили его повыше – на высокое гульбище над первым этажом церкви Евпла. Однако они не знали, что Сергей Львович снял дом рядом с церковью Николы, который находился на некотором расстоянии от улицы, а сама церковь выходила на Мясницкую, и для Пушкиных вполне естественно было выйти из дома, пройти к своей приходской церкви (и не имело никакого смысла ехать по всей Мясницкой к церкви Евпла) и наблюдать оттуда за проездом императора.

Снесли церковь в советское время одной из первой. Протестовали многие – и отдельные ученые, и архитекторы, и учреждения. Так, Главнаука в заключении, подписанном завотделом по делам музеев Н. Троцкой (супругой Льва Давыдовича), считала, что церковь «представляет историкохудожественный интерес, являясь цельным и единственным в своем роде образцом памятника переходной эпохи, объединившим архитектурные приемы Петровского времени с западноевропейскими воздействиями», члены общины верующих отправили властям просительное письмо с 83 подписями. Однако все было напрасно: 6 июля 1925 г. ВЦИК РСФСР принял постановление о сносе. В газете «Рабочая Москва» от 25 марта 1926 г. сообщалось: «На углу Мясницкой и Милютинского переулка имеется церковь св. Евпла. Это здание сильно мешает уличному движению. Силами безработных эта церковь разбирается. Уже снята колокольня и разобрана часть здания. Работы окончатся в середине лета». Журнал «Строительство Москвы» поместил фотографию церкви с подписью: «Здесь по инициативе центрального правления Государственного объединения машиностроительных заводов (ГОМЗы) будет сооружен 9-этажный „Дворец трестов”. Церковь снесли, но «гомза» так ничего и не построила, и только в 1996 г. здесь началось строительство делового центра, которое никак не закончится (и может быть, к лучшему, ибо появление еще одного шедевра современной архитектуры одного из известных московских архитекторов, весьма возможно, окончательно испортит этот отрезок Мясницкой).

В начале переулка – массивный доходный дом (№ 3), выстроенный в 1897 г. по проекту архитектора Н.Г. Фалеева. В 1910–1915 гг. в нем жил архитектор И.Ф. Мейснер, а в доме, стоявшем до постройки современного, жил у владельца О.Л. Свешникова, торговавшего книгами на Никольской улице, известный историк и археограф К.Ф. Калайдович. Современное здание в 1932 г. надстроили для квартир служащих ГУЛАГа – Главного управления лагерей НКВД.

Скульптуры у входа на телефонную станцию

С ним рядом находится одно из самых высоких зданий старой Москвы – дом № 5. Его назначение выдают выразительные, единственные в своем роде в Москве скульптуры по обеим сторонам у входа – мужчина и женщина, разговаривающие по телефону. Это здание Центральной телефонной станции, возведенное по проекту шведского архитектора И.Г. Классона под наблюдением А.Э. Эрихсона. Сначала в 1902–1904 гг. была построена квадратная в плане башня в глубине участка, а к 1914 г. к ней пристроено здание по красной линии переулка. Это была одна из лучших телефонных станций в мире – тогда журнал «Нива» сообщал, что построенная станция «является последним словом техники и строительного искусства. До сих пор стокгольмская станция считалась первой по внутреннему оборудованию, но московская станция превзошла ее во всех отношениях».

В самом начале ноябрьских боев 1917 г. станция была занята отрядом юнкеров, отключивших телефоны большевистских ревкома и полков. Около станции была возведена баррикада из кабельных барабанов, а вход завален мешками с мукой. Большевики прекрасно понимали значение телефонной станции в вооруженной борьбе, и вскоре войска под командованием Г.А. Усиевича начали боевые операции по ее захвату. Ввиду большой важности объекта Военно-революционный комитет решил использовать не артиллерию, а пулеметы и бомбомет, который установили на тогда еще не полностью отстроенном доме № 20. Только после трехдневного обстрела утром 1 ноября 1917 г. офицеры и юнкера войск законного правительства подчинились ультиматуму о сдаче.

Валерий Яковлевич Брюсов

За апсидами французской церкви находится краснокирпичное строение бывших образовательных учреждений (о них рассказано ранее), а далее особняк (Милютинский переулок, 9) с двумя полукруглыми ризалитами, и рядом стоял еще один небольшой особняк под № 9а. Он уступил свое место новому восьмиэтажному строению с элементами декора, вторящими соседнему. Это произведения архитектора А.Я. Лангмана. Он уже с конца 1920-х гг. становится главным архитектором могущественной организации Советского Союза, его тайной полиции, и, как отмечают авторы очерка о нем в книге «Зодчие Москвы», имя Лангмана «мы не встретим среди имен участников важнейших всесоюзных конкурсов: он был занят строительством». Конечно, проекты НКВД не нуждались в конкурсах и обсуждениях. Здесь он построил уютное гнездышко для высокопоставленных энкавэдэшников – как рассказывает один из тех, кто уцелел в те времена, «большинству оперативных работников ОГПУ конца 20-х так или иначе становилось известно об устраиваемых на квартире Ягоды шикарных обедах и ужинах, где он, окруженный своими любимчиками, упивался своей все возрастающей славой…». В конце 1920—1930-х гг. в этом доме жили чуть ли не все известные палачи из ГПУ-НКВД – начальник контрразведывательного отдела ОГПУ, сын итальянского сыровара Фраучи, более известный под фамилией Артузов, начальник секретного отдела ОГПУ Дерибас, начальник иностранного отдела Трилиссер (работавший под псевдонимом Москвин), руководитель разведывательных органов Фитин, благополучно окончивший свою жизнь заведующим фотоателье, известный мокрыми делами Судоплатов, ответственный секретарь «особого совещания» НКВД Буланов, старший майор госбезопасности Фельдман, избивавший на допросах своих же бывших сослуживцев, разведчик, начальник ГУЛАГа Наседкин, как ни странно, не расстрелянный, нарком легкой промышленности Уханов, бывший председателем Мособлсовета, подписывавший распоряжения о сносе церквей, чекист Деканозов, ставший послом в Германии перед войной, арестованный и расстрелянный вместе с группой сподвижников Берии, а также замнаркома НКВД Агранов, один из самых одиозных чекистов, которого выразительно описал писатель-эмигрант Роман Гуль: «…кровавейший следователь ВЧК Яков Агранов, эпилептик с бабьим лицом, не связанный с Россией выходец из Царства Польского, ставший палачом русской интеллигенции. Он убил многих известных общественных деятелей и замечательных русских ученых. Агранов уничтожал цвет русской науки и общественности, посылая людей на расстрел за такие вины, как „по убеждениям сторонник демократического строя” или „враг рабочих и крестьян” (с точки зрения убийцы Агранова). Это же кровавое ничтожество является фактическим убийцей замечательного русского поэта Н.С. Гумилева».

На углу Сретенского переулка – зримое свидетельство строк того, как в начале XX в. тихий до того Милютинский переулок не избежал строительной лихорадки, охватившей всю Москву. Возможно, именно об этих местах писал В.Я. Брюсов:

И действительно, в 1904–1905 гг. на углу со Сретенским переулком на участке, который в 1746 г. принадлежал фабриканту А.Я. Милютину, а потом его племяннику Михаилу Андреевичу, застроившего его в 1790 г. каменными зданиями, «воздвигся» Российским обществом застрахования капиталов и доходов большой дом, выходящий и на Малую Лубянку (№ 11, 1904 г., архитектор В.В. Шауб); напротив него произведение архитектора В.В. Шервуда (№ 13, 1899–1900 гг.), а у выхода переулка на Сретенский бульвар вырос весьма представительный дом страхового общества «Россия» с квартирами для состоятельных жильцов (1899–1902 гг., архитектор Н.М. Проскурнин).

В доме № 11 находилось РОСТА (Российское телеграфное агентство), чей художественный отдел был на пятом этаже, там работали над «Окнами РОСТА» В.В. Маяковский, М.М. Черемных и др.

Сретенский переулоквыходит к Большой Лубянке. Дом № 1/22 в этом переулке – один из московских адресов Ильи Ильфа. Он переехал сюда из комнатушки при типографии «Гудок» в Большом Чернышевском переулке в 1925 г. в небольшую комнату на втором этаже под колбасной коптильней, и здесь он стал знаменитым: его узнала вся страна как одного из авторов романа «Двенадцать стульев».

Примерно посередине этого короткого переулка за красную линию застройки выходит двухэтажный дом, который показан на планах XVIII в., но, может быть, он значительно старше.

По левой стороне Милютинского переулка в доме № 15 (1884 г., архитектор Б.В. Фрейденберг) находился подпольный склад революционных изданий, в котором полиция в 1908 г. конфисковала около 140 пудов (!) книг, брошюр и листовок.

В доме рядом (№ 17) в 1870-х гг. размещались меблированные комнаты Петра Леонидовича Карлони, позднее «Родина», где в сентябре 1884 г. остановился И.Е. Репин, писавший тогда портрет композитора П.И. Бларамберга. Зимой 1908 г. здесь жила скульптор А.С. Голубкина, приехавшая в Москву из ее родного города, так как в Зарайске работать с обнаженной натурой было немыслимо. Она обратилась в Училище живописи, ваяния и зодчества за позволением работать вместе с учениками, но ей отказали, так как она числилась в списках неблагонадежных. Единственным, кто возмутился таким отношением к скульптору, был Валентин Серов, уволившийся вообще из училища. Голубкиной пришлось поселиться здесь и посещать частную художественную школу Ф.И. Рерберга неподалеку, на Мясницкой (в доме № 24), которая совсем не удовлетворяла ее методикой преподавания.

Соседний дом (№ 19) – одна из работ 1840-х гг. ведущего московского архитектора середины XIX в. М.Д. Быковского, автора Голицынской галереи на Петровке, многих церквей, усадьбы Марфино под Москвой и других построек. Здесь он построил для надворного советника И.Д. Лорис-Меликова, племянника известного деятеля последних лет царствования Александра II генерала М.Т. Лорис-Меликова, особняк сдержанных и благородных пропорций (в него включили и части палат 1770-х гг.). На соседнем пустопорожнием участке в 1907 г. предполагалось построить «каменный в два света подвальный театр» по проекту архитектора И.А. Иванова-Шиц, но это не было сделано, и тут находились дровяной склад и конюшни, а в 1927 г. его застроили жилым домом, фасад которого оживлен тремя эркерами и балконами на углу, по проекту архитектора Л.С. Животовского. В нем с 1930-х гг. по кончину в 1946 г. жил карикатурист и автор плакатов Дени (В.Н. Денисов), в молодости в конце 1930-х гг. жил поэт С.С. Наровчатов, а также «правдист» Д.И. Заславский, сделавший своей профессией травлю честных деятелей искусства. Удивительно, как он смог выжить при Сталине, который не мог не знать его наскоков на Ленина в 1917 г. – ведь он разоблачал Ленина как немецкого шпиона, платного агента германского Генерального штаба, но для Сталина было важнее то, что Заславский писал все, что было угодно его хозяину. Как было сказано о нем: «Одиозный Заславский – одна из омерзительнейших фигур в истории не только межэтнических отношений, но и в сфере советского цензурного террора».

Правая сторона Милютинского переулка продолжается за бывшим участком Евпловской церкви: вплотную к нему небольшие строения (№ 2 и 4), принадлежавшие церковному причту, далее – четырехэтажный дом (№ 6), стоящий на большом участке, выходившем на Мясницкую и принадлежавший генералу Ф.И. Глебову и впоследствии его жене Елизавете Петровне Глебовой-Стрешневой, владелице красивой усадьбы на северо-западе Москвы. Часть, выходившая в переулок, в 1841 г. разделилась на пять участков и была распродана разным владельцам. На участке под № 6 мещанин из города Солигалича Павел Мачихин построил двухэтажный каменный дом, который следующий владелец, потомственный почетный гражданин Карп Шапошников, объединил с новым строением (1874 г., архитектор Г.П. Пономарев), а в 1913 г. архитектор Г.А. Гельрих надстроил дом двумя этажами для его сына Василия, владельца строительной фирмы.

Архитектор Афанасий Григорьевич Григорьев

В этом доме, кроме торговых контор, находились редакции нескольких газет и журналов: «Торгово-промышленной газеты», «Вестника финансов, промышленности и торговли», «Русского филателиста». В 1914–1917 гг. помещались курсы «Знание», а в советское время – школа-семилетка «Красный строитель».

Участок рядом (№ 8) был приобретен на имя Авдотьи Ламони, жены много работавшего в послепожарной Москве архитектора Карла Ивановича Ламони, но почти сразу же его купил «коллежский советник и кавалер» Афанасий Григорьевич Григорьев и в мае 1842 г. получил позволение построить «каменный на подвалах с жилыми покоями дом в два этажа» и террасой с левой стороны. Интересной особенностью интерьера этого дома, вызванная небольшими размерами его, была парадная комната с полуциркульными окнами, занимавшая всю длину по фасаду, разделенная арками и воспринимавшаяся как анфилада.

В январе 1844 г. известный тогда архитектор, обвенчавшись вторым браком с вдовой его друга архитектора Ф.М. Шестакова, переехал в этот дом и прожил в нем 24 года, до кончины в 1868 г. Рядом с ним – трехэтажный жилой дом под реконструкцией (№ 10), также стоящий на земле усадьбы Глебовой-Стрешневой. В 1842 г. тогдашняя владелица купчиха Анна Эларова получила разрешение выстроить двухэтажный каменный дом, позднее надстроенный. В 1847 г. он перешел к семье Колли, выходцев из Шотландии, занимавшихся коммерцией и банковскими операциями, в Москве был известен банкирский дом «Колли и Ашенбах». В этом доме жили и ученые из семьи Колли: физик, профессор Московского университета Роберт Андреевич, и его брат химик-органик, профессор Московского технического училища Андрей Андреевич, установивший строение глюкозы.

Герб рода Милютиных

В конце XVII – начале XVIII в. Милютинский переулок назывался Казенным, возможно, по Казенной слободе. Нынешнее название переулок получил, как это часто случалось в Москве, по фамилии самого приметного его жителя Алексея Яковлевича Милютина, который в 1714 г. завел здесь «шелковую, лентную и позументную фабрику на свои собственные деньги и своими мастеровыми людьми, своим старанием прежде других фабрик». Его лично знал Петр I, по рассказам, Милютин показал ему сотканные на ткацком станке собственного изобретения шелковые ткани и получил разрешение завести фабрику.

Первое время она помещалась в нескольких «деревянных поземных хоромах», а сам хозяин жил в «одинаких жилых малых полатах», в которых «с нуждою» помещался. Дело шло медленно, оно требовало много расходов и внимания. Были приглашены армяне-мастера из Астрахани «для чистки и пряжи и крашения шелков» и для обучения учеников «ленты и позументы ткать, гладкие и фигурные узоры набирать и рисовать, чему он сам умеет». Постепенно производство расширялось, продукции требовалось все более, и приходилось ленты делать «новых маниров», для чего приходилось «обрасцов по нескольку из-за моря выписывать». В 1720-х гг. строятся каменные производственные помещения.

При императрице Анне Иоанновне он, «находясь при Высочайшем дворе комнатным истопником», пожалован в потомственные дворяне. Роду Милютиных был дан герб, где изображались три серебряные вьюшки (прозрачный намек на придворные обязанности нового дворянина).

Николай Алексеевич Милютин

Дмитрий Алексеевич Милютин

Его мануфактура была самой старой и самой большой в Москве – к концу XVIII в. на ней трудились 350 работников. После кончины основателя она перешла к его племяннику Михаилу.

Его внуки удостоились отдельных статей в энциклопедии. Самый старший, Дмитрий, реформатор русской армии, прожил долгую жизнь – он видел Пушкина, участвовал в войнах на Кавказе и против Турции, был военным министром и умер 95 лет в чине генерал-фельдмаршала в начале прошлого столетия. Средний брат, Николай, прожил 54 года, он был выдающимся государственным деятелем, активным участником освобождения крестьян от крепостной зависимости. Самый младший, Владимир, жил меньше всех – он скончался в 29 лет, но и за время, отведенное ему судьбой, он стал известен как незаурядный публицист, автор нескольких талантливых книг по экономике. О родовом доме в Милютинском переулке сохранились интересные воспоминания Дмитрия Милютина.

После пожара 1812 г. фабрика постепенно пришла в упадок и закрылась, а владение разделилось на два участка – № 14 и 16.

Участок под № 14 в 1829 г. купила М.Ф. Секретарева, а в 1882 г. он переходит во владение купца Фердинанда Фульда, торговавшего химическими, москательными товарами и мелкими металлическими изделиями, потом к полковнику Херодинову, у которого в 1850–1860 гг. главный дом нанимала семья купца Ивана Васильевича Щукина, у которого было 11 детей, и многие из них стали известными собирателями и знатоками.

Дом № 14 известен тем, что связан с памятью поэта Валерия Брюсова. Его дед, крепостной крестьянин из Калужской губернии, получил вольную, переехал в Москву и разбогател на торговле пробкой, а вот отец, получив наследство, занимался самообразованием и увлекся литературой. Мать Брюсова была дочерью мещанина из Лебедяни, поэта-самоучки. Они наняли дом в Милютинском переулке, и в нем 1 (13) декабря 1873 г. родился будущий поэт, основатель русского символизма.

В метрической книге Евпловской церкви было записано: «…родился Валерий, – крещен 6-го числа, родители его Московский 2-й гильдии купеческий сын Мясницкой слободы Яков Косьмин Брюсов и законная его жена Матрона Александровна, оба православного вероисповедания, восприемники были: Лебедянский второй гильдии купеческий сын Яков Александрович Бакулин и Московской 2-й гильдии купеческая дочь девица Елизавета Косьмина Брюсова, крестил священник Дмитрий Добронравов с причтом».

В этом доме Брюсовы жили до 1877 г., когда был приобретен собственный дом на Цветном бульваре (№ 22).

Здесь же жил П.И. Бартенев, издатель исторического журнала «Русский архив».

Вернемся к милютинскому участку – дом № 16, стоящий по красной линии улицы, сохранился по крайней мере с XVIII в., позднее он был надстроен третьим этажом. Этот участок в 1829 г. перешел к майору Платону Митькову – его брат Михаил был членом Северного общества декабристов. Дом во дворе – одно из пушкинских мест Москвы. В 1834–1837 гг. тут жили родственники А.С. Пушкина – его тетка Елизавета Львовна с мужем Матвеем Михайловичем Сонцовым (Солнцевым) и двумя дочерьми – кузинами поэта. Он писал Наталье Николаевне 11 мая 1836 г. о посещении этого дома: «Был я у Солнцевой. Его здесь нет, он в деревне. Она зовет отца к себе в деревню на лето. Кузинки пищат, как галочки». В 1837 г. Сергей Львович Пушкин, живший в этом доме, узнал о гибели своего сына. Е.А. Баратынский вспоминал, что он «как безумный долго не хотел верить» страшному известию. «Мне остается одно, – сказал тогда ему Сергей Львович, – молить Бога не отнять у меня памяти, чтоб я его не забыл».

Дом № 16 по улице – памятник театрального прошлого Москвы. В его подвале – восемь окон слева от входа во двор были лет двадцать тому назад заложены – в 1912 г. начались спектакли «Летучей мыши», первого московского театра миниатюр, выросшего на основе капустников артистов МХТ. На занавесе вместо чайки была изображена летучая мышь:

Создатель этого театра, артист Никита Балиев, был одним из первых конферансье в России. Даже это слово – «конферансье» – до его выступлений не было известно. Атмосфера отдыха, непринужденной беседы, общения со зрителем – все это было заслугой Балиева. Обладая незаурядным вкусом, он сумел поставить дело так, что выступать на подмостках его театра считали за честь многие известные артисты. Современники вспоминали, что на эти актерские «ужины шуток» приглашалась вся Москва, а сам Балиев приобрел репутацию «самого большого мастера на самые маленькие пьесы». Биография этого театра началась с маленького подвальчика в доме Перцова, на Пречистенской набережной. Здесь после спектаклей собирались актеры и их гости, шутили, смеялись, отдыхали, выступали перед товарищами на маленькой сцене. Но Шаляпин и Собинов не пели, а. демонстрировали французскую борьбу, Станиславский показывал фокусы, а Качалов танцевал польку.

Помещение театра в Милютинском переулке уже значительно больше старого. Стены его были украшены панно, в углу зрительного зала виднелся фонтан в виде струившей слезы трагической маски, сделанной известным скульптором Н.А. Андреевым. Театр был необыкновенно популярен в Москве – его зеленоватая карточка с изображением летучей мыши и со словами «„Летучая мышь” разрешает вам посетить ее подвал» была предметом сокровенных желаний многих, здесь выступали такие знаменитости, как Шаляпин и Баттистини, Собинов и Качалов, Савина и Варламов. Здесь состоялся дебют будущей известной певицы Валерии Барсовой. К сезону 1915 г. театр перешел в свое третье помещение, в подвал только что отстроенного дома в Большом Гнездниковском переулке, 10.

В подвале же этого дома обосновалось тоже театральное предприятие – так называемая массалитиновская школа, руководимая артистами Художественного театра Н.О. Массалитиновым, Н.А. Подгорным и Н.Г. Александровым. В этом же памятном в истории русского театра месте 24 ноября 1916 г. спектаклем «Зеленое кольцо» родилась 2-я студия Художественного театра.

В доме № 16 в 1920-х гг. были и квартиры актеров К.Н. Еланской, И.Я. Судакова, И.М. Раевского.

В 1920-х гг. здесь был клуб ветеранов польского рабочего движения. Перед ними неоднократно выступал Юлиан Мархлевский, один из основателей Коммунистической партии Польши, именем которого переулок назывался в 1927–1990 гг.

Издавна этот переулок был центром притяжения для поляков, живших в Москве, и неудивительно, что в нем была построена католическая польская Петропавловская церковь.

Польская церковь Петра и Павла

История появления первой в Москве католической церкви начинается с времени Петра, когда его близкий помощник генерал Гордон, католик по вероисповеданию, испросил разрешения на строительство церкви. До того московские власти наотрез отказывались давать такое позволение – в Москве давно существовали протестантские кирхи, но католических и в заводе не было – как огня боялись покушений на «чистоту» православной веры. После 1812 г. многие католики переселились из бывшей Немецкой слободы в центр города, и они начали ходатайствовать о постройке церкви поблизости. Городские власти в лице генерал-губернатора князя Д.В. Голицына были отнюдь не против, но требовался и отзыв представителя официальной церкви. Голицын запросил митрополита Филарета, но не только он, но и Синод заняли непримиримую позицию: «Построение вновь церкви иностранного вероисповедания близко к центру города и на видном месте не может признано удобным и приличным и не может не сопровождаться неблагоприятными впечатлениями древней столицы, которой средоточие ознаменовано древнею святынею и священными памятниками православной церкви и царского благочестия…» К чести Голицына, он не прислушался к мнению мракобесов и разрешил строительство. Краеугольный камень здания польской римско-католической церкви был заложен 16 сентября 1839 г. (архитектор А.О. Жилярди), а освящение возведенного здания по измененному проекту (архитектор А.Ф. Шимановский) состоялось в июне 1849 г. Кроме церкви на участке находились богадельня и женская гимназия, жилой дом для причта и библиотека римско-католического благотворительного общества, где проходили заседания религиозно-философского общества памяти Владимира Соловьева, и еще многие другие учреждения. В этой церкви отпевали «святого доктора» Федора Петровича Гааза. Толпы собрались его проводить на Немецкое кладбище. В ней крестили Владислава Ходасевича. Он вспоминал: «Очень важная во мне черта – нетерпеливость, доставившая мне в жизни много неприятностей и постоянно меня терзающая. Может быть, происходит она от того, что я, так сказать, опоздал родиться и с тех пор словно все время бессознательно стараюсь наверстать упущенное. Первым проявлением моей нетерпеливости было то, что я поспешил увидеть свет на две недели раньше, чем мне полагалось. Это событие произошло в 1886 году, 16 мая по старому стилю, в полдень. Поторопившись родиться, поторопился я совершить первую в моей жизни бестактность: досточтимому отцу Овельту, настоятелю польской церкви (что в Милютинском переулке), при погружении меня в купель совершенно отчетливо показал я нос. Достоверное предание о сем происшествии сохранилось в семье».

В советское время в здании бывшей церкви находились польский клуб, Госпольтеатр, польское культурно-просветительное общество «Труд». С уничтожением национальных обществ, газет, театров большевики вознамерились устроить в бывшей церкви кинотеатр – разобрали внутренние стены, пробили новые проемы, но в 1946 г. передали здание институту «Гипроуглемаш», который его значительно перестроил для своих нужд. Первоначальная псевдоготическая декоративная обработка сохранилась на стенах обеих флигелей.

Участок бывшей католической церкви с начала XVIII в. принадлежал князю Михаилу Петровичу Черкасскому и его наследникам, у которых его прикупила в 1777 г. вдова гвардии майора В.Л. Петрово-Соловово и соединила со своим участком на углу с Бобровым переулком (№ 20). На этом участке перед самым 1917 г. началось строительство большого и красивого доходного дома (№ 20/2) по проекту архитектора В.Е. Дубовского, но из-за войны достраивалось по упрощенному проекту А.М. Калмыкова. В 1930-х гг. в доме была квартира архитектора К.С. Алабяна, автора театра Красной армии, павильона Армении на ВСХВ и многих жилых зданий. С 1934 по 1946 г. в доме жил известный художник Е.Е. Лансере, удивительно разнообразный по своим интересам, – он был, как его называли, «гениальным иллюстратором» книг, акварелистом, театральным художником, скульптором, мастером станковой картины и монументалистом. И во всех этих областях изобразительного искусства Лансере добился удивительных успехов.

Б.М. Кустодиев. Портрет Е.Е. Лансере. 1913 г.

Бобров переулок, названный по фамилии купца Василия Бобра, до 1922 г. назывался Юшковым – по владельцу углового с Мясницкой дома (№ 21). В Бобровом переулке, почти на самом переломе, стоит дом (№ 4), выходящий за красную линию, что заставляет предположить его древность. И действительно, он датируется по крайней мере XVIII в. (в конце века владельцем был надворный советник Ф.М. Протасьев), но здание требует натурных обследований, так как в нем могут быть обнаружены и более древние части. Здесь в 1875–1886 гг. помещалась одна из самых известных дореволюционных московских газет – «Русские ведомости». Это владение приобрели с помощью железнодорожного магната, соиздателя газеты В.К. фон Мекка. Редакция занимала две комнаты в бельэтаже, одна – кабинет редактора, а другая, с одним длинным столом, была занята сотрудниками. Вход в редакцию был со двора, и там же находилась типография. Этот невзрачный дом помнит многих известных деятелей русской культуры, сотрудничавших в «Русских ведомостях». Имена Д.Н. Мамина-Сибиряка, К.А. Тимирязева, Н.К. Михайловского, И.И. Мечникова неоднократно появлялись на страницах этой популярной в кругах передовой русской интеллигенции газеты. П.И. Чайковский в 1872–1876 гг. вел в газете «Музыкальную хронику»

Соседний участок № 6 застроен несколькими зданиями, самое старое из которых, правое от входа, впервые показано в архиве Московской городской управы на плане 1822 г. (позже надстроенное), а самое молодое – прямо напротив входа в глубине, архитектора И.П. Машкова 1901 г. Тут жила семья коллекционеров Лезиных. Художник М.С. Сарьян вспоминал, что в их уютной квартире часто бывали его товарищи С. Жуковский, И. Аладжалов, П. Петровичев, Л. Туржанский и др. Это также адрес прекрасной актрисы, одной из «великих старух» Малого театра Е.Д. Турчаниновой.

Здания, выходящие во двор, теперь занимает Тургеневская библиотека, которая при прокладке так называемого Новокировского проспекта (теперь проспект Академика Сахарова) лишилась своего исконного помещения на Тургеневской площади, выстроенного в 1885 г. (по проекту архитектора Д.Н. Чичагова) специально для нее на пожертвованные B. А. Морозовой средства. Тургеневка пользовалась огромной популярностью, там «открывался для пытливого юношеского ума и чувств свободный выход в необъятный простор мировой мысли и литературы», – вспоминал многолетний посетитель библиотеки известный искусствовед C. Н. Дурылин.

Бобров переулок, дом № 6

Я вспоминаю, как хорошо было работать в том старом здании, как много было там интересных и редких изданий, как много журналов и газет.

После сноса исторического здания, приуроченного к «празднику Октябрьской революции» в ноябре 1972 г., для прокладки Новокировского проспекта к Лубянской (Дзержинского) площади, Тургеневская библиотека четверть века ютилась в случайных помещениях, совершенно неподходящих для нее. Только в 1995 г. город нашел средства для своей библиотеки, и с того времени начались энергичные работы по перестройке и приспособлению старых жилых строений по проекту А. Асадова и др. Были найдены древние палаты, которые выделены белым цветом на строении справа (строение 1) с восстановленными «нарышкинскими» наличниками на окнах; декор палат сохранен и на внутренних стенах читального зала, как и декор, более поздний, середины XVIII в., когда усадьба принадлежала Петровым-Солововым. «Тургеневская читальня» была открыта 9 февраля 1999 г.

Во дворе библиотеки – бюст Тургенева, отлитый по модели С.Т. Коненкова.

На противоположной стороне переулка, на месте огромного жилого дома страхового общества «Россия» (вензель его – «СОР» – вплетен в чугунную вязь решетки ворот со стороны Боброва переулка) в XVIII – первой половине XIX в. ближе к Фроловому переулку, находился так называемый старый почтамт, который с 1742 г. располагался в палатах архиепископа Феофана Прокоповича. Он в 1727 г. жаловался канцлеру Головкину, что живет очень «тесно»: «Может быть то гляиуть на мой на Чистом Пруде дом. какъ мы тамъ пространно живем, где кроме меня и церковные миогне служители, и дворяне, и конюхи, и контора, и колодники, и домовые разного звания и разных нужд слуги».

В 1785 г. для почтамта наняли дом И.И. Лазарева на Мясницкой улице, но старый дом продолжал использоваться для почтовых нужд (там жили почтамтские чиновники, находились почтамтские школа и больница) до продажи с торгов в 1872 г. На его месте в 1881 г. выстроили (архитектор Н.В. Карнеев) здание панорамы «Царь-град», позже, в 1886 г., переделанное антрепренером М.В. Лентовским по проекту М.Н. Чичагова под «Скоморох» – «театр общедоступных и народных представлений». Его охотно посещал простой народ, сюда часто приезжали крестьяне из подмосковных деревень. С.Т. Коненков, учившийся поблизости отсюда и бывавший в театре, рассказывал, что на его стенах были надписи для неопытных театралов: «Шапки снимать», «С места на место не переходить – отовсюду хорошо видно», «Бис – значит повторить» и т. д. В театре с успехом прошла премьера пьесы Л.Н. Толстого «Власть тьмы». Автор сам наблюдал за репетициями и подготовкой костюмов.

Страховое общество «Россия» приобрело в 1898 г несколько участков в квартале между Милютинским и Фроловым переулками и построило в 1899–1901 гг. огромный жилой комплекс по проекту архитектора Н.М. Проскурнина (с участием О.В. Дессина), в 148 квартирах которого жили преуспевающие адвокаты, врачи, предприниматели. Здесь были квартиры архитектора О.В. Дессина, знаменитого юриста, председателя Первой Государственной думы С.А. Муромцева, адвоката и театроведа С.Г. Кара-Мурзы, ботаника Д.П. Сырейщикова, всемирно известного офтальмолога академика М.И. Авербаха, минералога А.Е. Ферсмана, химика Н.С. Курнакова, математика Н.Н. Лузина, физикохимика П.А. Ребиндера, физиков И.Е. Тамма, В.Ф. Миткевича, Н.Д. Папалекси. Здесь же жили артист Н.П. Хмелев; артист оперетты Ю.О. Хмельницкий; Наташа Ковшова, участница Великой Отечественной войны, погибшая в бою и получившая посмертно звание Героя Советского Союза. В правом корпусе с 1920 по 1925 г. помещался Наркомпрос, возглавляемый А.В. Луначарским, и сюда в так называемое ЛИТО, то есть литературный отдел Главполитпросвета, который, по мысли коммунистов, должен был руководить литературой в новой России, приходит на работу М.А. Булгаков: он 30 сентября 1921 г., на третий день после приезда в Москву, подает заявление о зачислении на работу и становится секретарем отдела, и вскоре он с женой с помощью руководителя Главполитпросвета Н.К. Крупской прописываются в «нехорошей» квартире № 50 дома № 10 по Большой Садовой. Он протоколирует заседания, составляет лозунги, но это ЛИТО влачило жалкое существование, и в декабре его уже не стало, и Булгаков переходит в редакцию «Торгово-промышленного вестника», который также прожил недолго.

В советское время в доме находилось Главное артиллерийское управление Красной армии, которое, как утверждается на мемориальной доске, посетил Ленин.

К Боброву переулку примыкает совсем коротенький Фролов переулок, получивший название от древней церкви Фрола и Лавра, находившейся между этим переулком и Мясницкой.

Святые Флор (или, как чаще произносили, Фрол) и Лавр (иногда – Лавер) в России почему-то стали считаться покровителями домашнего скота, хотя ничего в их житии не говорит о каких-то особых связях со скотоводством. «Умолил Фрола и Лавра, жди лошадям добра», «Флор и Лавер до рабочей лошади добер», – говаривали в деревнях. В этот день на лошадях не работали, их кормили в полную сыть, купали и чистили. Крестьяне пекли особые печенья с изображением конского копыта и отдавали его священнику. Около церкви каждый год 18 августа происходил своеобразный праздник – со всей Москвы приводились лошади с вплетенными в гривы и холки цветами и лентами, и их здесь окропляли святой водой.

Церковный приход состоял в основном из обитателей Мясницкой слободы, ремесленников, разного трудового народа – портных, калашников, хлебников. По переписи XVII в. в приходе жили, кроме сравнительно состоятельных прихожан, и Купреянка Дементьев, который «кормился в миру», Иван Ерохов – «обнищал, не видит», Жданка Ондреев, «нищ, не видит, детей нет».

Слобожане выстроили в 1657 г. рядом со старой деревянной новую каменную церковь на земле, пожертвованной тяглецами Мясницкой сотни Александром Марковым и Никитой Гавриловым. В церкви находился резной золоченый иконостас с иконами, современными храму, а на тумбах клиросов были изображены древние философы, державшие свитки с изречениями, – Платон, Аристотель, Солон. На южной стене церкви сохранялась железная дверь с «замечательно богатым наличником» XVII в., великолепная по форме шатровая колокольня. По словам архитектора В.П. Десятова, обследовавшего церковь, она являлась «прекрасным памятником русского искусства».

Еще в 1925 г. были поползновения разрушить эту церковь – МСНХ (то есть Московский совет народного хозяйства) вознамерился на ее месте выстроить здание машиностроительного треста, но тогда удалось церковь отстоять. Однако в период строительства метро этого сделать уже не получилось: в 1932 г. власти, «принимая во внимание необходимость постройки основной шахты Метростроя», постановили «разрешить Сокольническому райсовету церковь так называемого Флора и Лавра закрыть, а здание ее снести» и, конечно, снесли. Произошло это в 1934 г. Под ее алтарем во время строительства метро был обнаружен узкий тоннель, разделявшийся на три извилистых хода. Их, к сожалению, не исследовали и засыпали, а возможно, что и сейчас там лежат клады, зарытые москвичами в тяжелые времена. Существует проект восстановления церкви известного архитектора А.А. Анисимова.

На углу Фролова переулка – здание театра под странным и ничего не говорящим названием «Et Cetera» (что по-латыни значит «и так далее»). Здание выросло такое, что оно вызывает у жителей и прохожих оторопь: нагромождение не поддающихся логическому объяснению разных форм, «объединенных» большим гвоздем со шляпкой, а в этих формах неожиданно видны порталы, колонны, детали классической архитектуры, как-то неуклюже прилепленные ни к селу ни к городу, и все это перебивается случайным образом окнами произвольной формы.

Это сооружение вызвало такие отзывы специалистов: «…архитектурные детали нарисованы оскорбительно плохо. С основным объемом они монтируются очень странно. Это выглядит так, будто триумфальными арками и величественными римскими колоннами решили украсить цирк-шапито, причем, пока украшали, настоящие колонны и арки сперли, и вместо них штатный художник шапито что-то такое сварганил по мотивам». «Градус абсолютной дикости, которую транслирует в окружающие переулки (с застройкой 1890—1900-х гг.) новое здание, от этого подскакивает неимоверно. До такой степени, что глазам перестаешь верить, осознавая, что вот это построено в самом центре Москвы. Не столько театр, сколько богатая дача в коттеджном поселке, где все правила вкуса легко поправлены вкусом владельца. Если поверить, что театр начинается с вешалки, трудно себе представить, что должны будут показывать на сцене „Et Cetera”, дабы соответствовать стилю здания».

Как можно было возводить такое бредовое сооружение здесь, в старом московском переулке, – непонятно. Это значит не только не уважать себя как творца, но еще и не уважать то дело, которым ты занимаешься, и, более того, не уважать людей в этом городе, да и сам город, в котором, как оказалось, можно так гадить. Это здание – яркий пример беспардонной, какой-то наглой архитектуры, вторгнувшейся в Москву в последнее время. Хуже этого трудно было бы что-то придумать.

Неудивительно, что один из архитекторов, который начал работать над зданием, был вынужден отказаться от авторства – он заявил: «Мне просто стыдно, что про меня могут подумать, что я это спроектировал». На доске, помещенный на стене театра, приводятся фамилии архитекторов: А. Великанов (это он отказался), А. Боков, М. Бэлица, А. Кузьмин.

Оглавление книги