Книга: Петербургские окрестности. Быт и нравы начала ХХ века

Островки Германии на русской земле

Островки Германии на русской земле

Своеобразный колорит Петербургской губернии на протяжении многих лет, остающейся и поныне местом мирного сосуществования представителей десятков народов и национальностей, придавали поселения немецких колонистов.

Появились они в эпоху царствования Екатерины Великой, та в начале 1760-х годов пригласила своими манифестами иностранцев различных сословий селиться в России, обещая за это всяческие льготы, в том числе свободу вероисповедания, свободу от податей и служб на срок от 10 до 30 лет и т.д. Однако из всех европейских народов откликнулись в основном только немцы, ибо большинство европейских монархов приняли меры против эмиграции своих подданных в Россию, а в тех странах, откуда выезжать разрешалось, и так жили неплохо. Только немцы, и то лишь из юго-западной части Германии, стали переселяться в Россию.

Прибывающие немцы образовывали свои поселения – колонии, а звать их стали колонистами. Жили они замкнуто, хранили национальные устои и традиции, любым способом сопротивляясь ассимиляции. Ярче всего немецкие поселения в России проявились в Крыму, в Новороссии, в Поволжье и у нас – в Петербургской губернии. Общее число немцев, прибывших в Россию к концу XVIII века, составило около 50 тысяч человек.

Первой и одной из самых крупных колоний под Петербургом стала Ново-Саратовка, основанная в 1765 году переселенцами из Бранденбурга и Вюртемберга. Первоначально предполагалось, что они проследуют в район Саратова, и Петербург для них представлял что-то вроде «перевалочной базы». До Саратова они не доехали, однако свое поселение под Петербургом назвали Ново-Саратовкой. По-немецки колонисты называли свое поселение «die Sechsziger Colonie», а финны говорили о ней «Kolonistil Nevanrannala», то есть «колонисты на невском берегу».

Вскоре количество колоний в губернии достигло уже не меньше десятка, они появились как в непосредственной близости к Петербургу, так и на отдаленной территории губернии. Девяносто два семейства колонистов поселили в окрестностях Ямбурга, они основали там три колонии – Луцкую, Порховскую и Франкфуртскую. До конца 1810-х годов на карте Петербургской губернии возникали колонии, заселявшиеся переселенцами, только что прибывшими из Германии. Затем образование колоний происходило за счет расселения выходцев из существующих колоний на новые земли, так что к началу XX века на территории губернии находилось не менее тридцати немецких поселений.

В религиозном отношении немецкие колонии представляли шесть общин (приходов) Евангелическо-лютеранской церкви России. Немцы-колонисты – не единственные прихожане этих общин (кроме них – эстонцы, латыши и шведы), но в четырех из общин они составляли большинство – в Ново-Саратовской, Стрельнинской, Петергофской и Ямбургской.

Немецкие колонии являлись особым миром – замкнутым и обособленным. Внешний их облик хранил некоторые черты Германии и резко отличался от русского окружения: широкие улицы, обсаженные деревьями в два ряда, сады, иногда кусты роз в цветнике. Колонисты свято хранили свои национальные и религиозные традиции, поэтому их поселения выглядели своеобразными немецкими уголками на российской земле. Между собой колонисты говорили по-немецки, женились и выходили замуж только за немцев из других колоний. Но в отношениях колонистов с жителями близлежащих мест никогда не возникали межнациональные конфликты.

Быт колонистов отличался присущей немцам строгостью и аккуратностью. «Колонист тщательно выбрит, одежда у него немецкого покроя, а колонистки являются в город, на рынок, в неизбежных чепчиках, – писал в 1903 году знаток петербургского быта журналист Бахтиаров. – Фасон чепчика, вывезенного некогда из своего отечества, колонистка строго сохраняет и передает из поколения в поколение…»

Занимались колонисты сельским хозяйством, ведя его с немецкой педантичностью и тщательностью. Их поселения славились прекрасным картофелем и прочими овощами, молочными продуктами. Занимались колонисты садоводством, а также разводили клубнику. На протяжении XIX и XX веков, вплоть до Первой мировой войны, современники уважительно отзывались о немецких колонистах Петербургской губернии, подчеркивали их трудолюбие и выносливость, отмечали образцовую чистоту и порядок на мощеных улицах. Недаром Ново-Саратовка производила впечатление небольшого уездного города.

Вот как описывал обозреватель дачных окрестностей Петербурга В.К. Симанский немецкую колонию Овцыно, она так же, как и Ново-Саратовка, располагалась вдоль Невы: «Уже по наружности колонии, по крепким и уютным домам, по аккуратно содержимым дворам и хозяйственным пристройкам можно заметить, что население ее пользуется довольно высоким благосостоянием».

«В старину у колонистов существовали патриархальные нравы, – писал историк Михаил Пыляев, – нищих здесь никогда не было, если случалось кому впасть в нищету, то его родственники и соседи ему помогали, засевали своими семенами его поле, давали скотину и т.п. С такой помощью бедняк скоро поправлялся…»

Правда, те же бытописатели сетовали, что колонисты используют, в отличие от русских, фекалии как удобрение для полей, поэтому запах оттуда, по их словам, шел невыносимый. Как отмечал один из обозревателей: «Многие колонисты занимаются ассенизацией как промыслом», и «лишь благодаря обстоятельствам, дачники могут подышать время от времени чистым воздухом…».

«Всю зиму они очищают столичныя конюшни, – сообщал В.К. Симанский о жителях Овцынской колонии, – а весною, вместе с вскрытием Невы, весь берег вдоль колонии уставлен небольшими судами, называемыми здесь "сойминками", которые бывают нагружены "товаром" из городских выгребных ям. Цена такому судну от 60 до 80 руб. Зловоние, которое в это время распространяют по всей колонии "сойминки", поражающе. Но привычные колонисты стоически переносят непривлекательный запах и в бочках развозят эту полезную влагу по своим полям».

Устойчивый запах фекалий с колонистских полей – едва ли не самое главное, что не нравилось дачникам. Ну и еще – отсутствие увеселительных заведений. В остальном – просто благодать: обилие свежих молочных продуктов и – никаких пьяных драк.

Немецкая идиллия завершилась с началом Первой мировой войны. На питерских немцев стали коситься как на сородичей «злейших врагов России». Затем – первое послереволюционное «раскулачивание». В 1930-х годах раскулачили тех, кого не успели ограбить раньше, наиболее зажиточных хозяев выселили, а в 1937 году многих репрессировали по политическим статьям. Но впереди их ожидали еще большие испытания: во время войны «советские немцы» оказались меж двух огней. Советская власть не без резона рассматривала их как пресловутую «пятую колонну» и делала все, чтобы ликвидировать остатки национальных автономий и выселить немцев подальше от фронта – в Сибирь, Казахстан, на Урал. Впрочем, на оккупированных территориях немецкие власти также с достаточным недоверием отнеслись к своим соотечественникам, нередко обвиняя многих из них… в большевизме.

Не миновала эта участь и бывших колонистов Ленинградской области – и тех, кто очутился в оккупации, и тех, кто оказался внутри блокадного кольца. В августе 1941 года, когда немцы подходили к Ленинграду, Военный совет Ленинградского фронта принял постановление «Об обязательной эвакуации немецкого и финского населения из пригородных районов Ленинградской области». Но приказ удалось выполнить только частично, так как немцы очень скоро блокировали Ленинград. Впрочем, как отмечает историк Ингерманландии В. Мусаев, «советские немцы» едва ли заслуживали такого отношения, хотя, возможно, среди них и были люди, относившиеся к советской власти неприязненно.

20 марта 1942 года принято повторное постановление Военного совета Ленинградского фронта о депортации оставшихся внутри блокадного кольца финнов и немцев. Но фактически выселение началось еще за несколько дней до этого решения. Выселяли в принудительном порядке, в 24 часа. Да, эвакуация из блокадного города многим спасла жизнь, но в пути и потом уже, на «большой земле», к ним относились не как к спасенным от голода ленинградцам, а как к «пособникам врагов» или, по крайней мере, как к политически неблагонадежным, отправленным на спецпоселение.

В товарных вагонах их увозили в Сибирь. После войны им не дозволялось возвращение в родные места, и только некоторым удавалось преодолевать множественные запреты. Но, как правило, возвращаться уже было некуда: постройки колонистов заселялись русскими и превращались в многосемейные общежития.

Последней памятью о живших когда-то тут немцах остались колонистские кладбища с характерными каменными надгробиями, на которых едва ли кто-нибудь из новых жителей мог прочитать эпитафии, написанные затейливой готической вязью. Но за этими могилами некому было ухаживать, и они стали приходить в запустение. И по сей день на кладбище в Ново-Саратовке среди современных могил можно кое-где увидеть полуразрушенные, разбитые и опрокинутые надгробные камни немецких колонистов. Так стиралась память о немцах, живших почти два столетия на земле Петербургской губернии…

Однако времена изменились, и спустя полвека вновь стало возрождаться немецкое и русское добрососедство. В Стрельне в 1997 году при активном участии Общества ревнителей истории Стрельны, подготовившего историческое обоснование проекта, началось строительство нового поселения российских немцев «Нойдорф-Стрельна». Оно осуществлялось в ходе долгосрочной программы Межправительственной российско-германской комиссии по проблемам российских немцев.

Еще один аспект – религиозное возрождение, ставшее знаком последнего десятилетия. Одним из центров его стала Ново-Саратовка, хотя уже давным-давно в ней не услышишь немецкой речи. В 1994 году здание бывшей лютеранской Церкви Святой Екатерины в Ново-Саратовке передали евангелическо-лютеранской церкви, которая разместила здесь свою семинарию. Ее торжественно освятили 26 сентября 1998 года.

По словам инспектора семинарии Александра Гросса, основной задачей этого заведения является подготовка пасторов для общин евангелическо-лютеранской церкви. Но также существуют и дополнительные курсы. Предполагается также подготовка церковных сотрудников: канторов, работников с молодежью и детьми и т.д. Срок обучения в семинарии – три года. К этому добавляется год практической работы в общине под руководством опытного пастора.

Оглавление книги