Книга: Северные окраины Петербурга. Лесной, Гражданка, Ручьи, Удельная…

До и после земледельческого училища

До и после земледельческого училища

Родоначальником местности Удельная можно назвать Удельное земледельческое училище, появившееся здесь в 30-е годы XIX века. Впрочем, есть сведения, что еще в конце XVIII века эти территории передали в ведение Департамента уделов.

В 1797 году Павел I в день коронования подписал «Закон об императорской фамилии». В нем определялось, что отныне император, его мать, императрица и наследник находятся на постоянном содержании казны. Прочие же дети с момента совершеннолетия или выхода в замужество переходили на содержание «удельного капитала», собираемого в виде оброка с крестьян имений, выделенных из государственных владений в так называемые «удельные», то есть принадлежащие императорской фамилии, или уделу.

В 1827 году оброк заменили доходом от общественных запашек, обрабатываемых крестьянами сообща. За работами на этих полях наблюдали специальные смотрители. Для их подготовки учредили Удельное земледельческое училище. Его строительство началось в 1832 году на пустоши сельца Никольского, на шестой версте от Петербурга, по левой стороне от Выборгской дороги (потом – шоссе, ныне – проспект Энгельса). От этого учебного заведения, торжественно открытого 1 октября 1833 года, и пошло название Удельной.

В последующие десять лет училище распространило свои владения: в 1839 году было приобретено 39 десятин от почетного гражданина Лихачева, в 1843 году – 252 десятины пустоши от сенатора С. Ланского. Таким образом, владения училища распространились по левой стороне Выборгской дороги от нынешних Поклонногорской улицы до Ланского шоссе. С запада границей служили земли коломяжского имения. На вновь приобретенных землях находились пустоши и еловый лес, местами заболоченный. На расчистку, осушение, планировку приходилось затрачивать много труда и средств.

Проектирование и наблюдение за строительством училища выполнял академик архитектуры Х.Ф. Мейер, с 1819 года в течение тридцати лет состоявший на службе в Удельном ведомстве. По проекту в первую очередь возводилось 23 здания – главный корпус, спальни воспитанников, дома для персонала, столовая, больница, две мастерские, а по периметру двора – службы. Через два-три года на соседних участках появились ферма, еще восемь мастерских и другие хозяйственные постройки.

Идиллическую картину Удельного земледельческого училища оставил молодой литератор В.П. Бурнашев (более известный под псевдонимом Бурьянов), посвятивший ему ряд статей в популярной петербургской газете «Северная пчела», а затем выпустивший книгу «Описание Удельного земледельческого училища». Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона называет Бурьянова еще и «дилетантом-агрономом». В 1843–1844 годах вышел составленный им первый русский сельскохозяйственный словарь – «Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного», высоко оцененный В.И. Далем.

Подробное описание училища есть и в его путеводителе «Прогулка с детьми по С.-Петербургу и его окрестностям», изданном в 1838 году, построенном в форме описания совместной прогулки автора с читателями. Заглянем и мы на страницы этой книги. Итак, покинув Лесной Институт и двигаясь дальше по Парголовской (Выборгской) дороге, «видим по левую руку превосходно возделанные поля, покрытые такой рожью и таким овсом, каких, конечно, трудно где-нибудь найти; нивы на большом пространстве обнесены канавою с высокой балюстрадой. Это должно быть какое-нибудь казенное заведение, думаете вы, и не ошибаетесь: вот столб, на котором изображен государственный орел, вот другой, на котором вы читаете надпись: Удельное земледельческое училище. Проехав несколько мимо превосходно обработанных полей, завернем налево на планированный, как садовая дорога, проспект, ведущий к множеству красивых, хотя несколько однообразных деревянных строений, белых со светло-зелеными крышами». Если перевести это на современный язык, то мы свернули с проспекта Энгельса на Скобелевский. Но вернемся снова к путеводителю Бурьянова: «По обеим сторонам волнуется море ржи, спелой, высокой, густой».

Прервем на минуту Бурьянова и отметим: именно так появился нынешний Скобелевский проспект: самые первые ученики училища проложили широкую дорогу для проезда от Выборгской дороги к училищу, устроив с обеих сторон канавы, деревянные тротуары и тумбы.

И вот мы, следом за Бурьяновым, во дворе Удельного училища. «Боже мой! Как чист, как хорошо содержан этот двор, обширный, окруженный разными училищными зданиями и хозяйственными заведениями; ни соринки нигде. Посередине двора устроены качели и превысокий шест, на который мастерски умеют лазить здешние воспитанники». В главном корпусе – церковь, квартиры директора и его помощника, музеум и прочие заведения. Музеум разделен на две части: «направо разные иностранные усовершенствованные орудия: культиваторы, экстирпаторы, веялки, молотильни, маслобойни, сеяльницы и пр. и пр. Налево собственно русские орудия в том виде, в каком они употребляются крестьянами в разных губерниях: тут соха, плуг, орало, косуля, межеумок, кривуша и пр.».

Среди хозяйственных заведений – водяная мельница, хлебник, рига, коровник с быками и коровами швейцарскими, штейермаркскими, тирольскими и нашими холмогорскими, свинарня с огромными ютландскими и китайскими свиньями, птичник, молошня, а также анатомический театр. В последнем «воспитанники упражняются в искусстве снимать кожу с убитого животного и в рассматривании его внутренностей для узнавания внутреннего состава; это необходимо всякому хозяину, который хочет сам лечить свою скотину».

Таким образом, Удельное земледельческое училище представляло собой воплощение попытки обучения юношей в условиях образцового крестьянского хозяйства. Как писал все тот же Бурьянов, воспитанники училища – «добрые сельские юноши, готовящиеся скоро сделаться полезными сынами отечества распространением правил сельского хозяйства в Русском Царстве».

Удельное земледельческое училище учреждалось для обучения 250 крестьянских мальчиков из разных имений в возрасте не моложе 16 и не старше 19 лет, «здоровых, одаренных умом и способностями и отличающихся хорошей нравственностью».

Преподавание строилось таким образом, чтобы будущие «смотрители общественной запашки» обладали знаниями основ наук (преподавались грамота, арифметика), а также овладевали ремеслами, необходимыми для устройства и использования земледельческих орудий и вообще для семейного крестьянского быта. Как писал В. Бурьянов в «Прогулке с детьями по С.-Петербургу и его окрестностям», «здесь воспитанник знает: и покрыть кровлю, и выконопатить дом, и поставить печку, и стачать сапог, и содержать скотину, и доить корову, и пр.». Во многом это достигалось тем, что в Удельном училище не предусматривалась прислуга, и воспитанники сами поочередно выполняли обязанности пекарей, кашеваров, истопников, прачек и т. д., и т. п. Сами доили коров, занимались откармливанием телят и поросят, готовили молочные продукты («Что за сливки, что за творог, что за простокваша, что за варенцы, и все это делают сами воспитанники, которые сверх того мастерски приготовляют французский сыр», – восторгался В. Бурьянов), занимались пчеловодством, делали мебель.

Среди построек училища имелась «образцовая изба», в ней попеременно живут воспитанники и «учатся на практике тому умению жить, которое преподается им в теории». Персонал училища составляли директор, его помощник, священник, медик, четыре учителя, садовод, фермер, скотник, шесть надзирателей из отставных унтер-офицеров, десять удельных крестьян-наставников по сельскому хозяйству и мастера по обучению ремеслам. Отметим, что директором училища в течение 17 лет служил профессор агрономии и математики М.А. Байков, приглашенный из Харьковского университета.

В течение первых четырех лет пребывания в училище занятия сельским хозяйством чередовались с обучением грамоте и арифметике по «Ланкастерской методе взаимного обучения», а последние два года отводились исключительно работе – на ферме, в поле, в мастерских. На полях выращивались разные сорта зерновых и трав, картофель, турнепс и другие культуры, в то время почти неизвестные русскому крестьянину, причем их семена, выписывались из-за границы. На полях училища росли даже арбузы и дыни.

Уклад училища обуславливали строгая дисциплина, привычные для крестьянского обихода одежда и пища, ежедневные общие молитвы, пение в церковном хоре, соблюдение постов и обрядов. Например, В. Бурьянов описывал торжественную церемонию водоосвящения и крестного хода по полям училища, связанного с началом жатвы.

Училище привлекало общественный интерес, являлось местом паломничества русских помещиков и иностранцев. Среди гостей были Николай I, министры М.М. Сперанский и Е.Ф. Канкрин, писатели В.А. Жуковский, H.H. Греч, О.И. Сенковский, генерал H.H. Скобелев и любимец воспитанников – И.А. Крылов. В «музеуме» училища, как писал В. Бурьянов, хранился цеп, которым молотила рожь великая княгиня Елена Павловна, «удостоившая заведение своим посещением и подробным осмотром по всем частям, 3-го сентября 1836 г.».

Во время крымской войны Удельное училище стало местом размещения «образцовой роты» Стрелкового полка Императорской фамилии, сформированного из удельных крестьян, «занимающихся звериным промыслом». Несколько зданий училища приспособили под казармы, квартиры офицеров, хозяйственные службы, построили манеж, тир и «ретирадные места». Рота прославила эту местность еще несколькими знаменитыми именами, ибо в числе ее 22 офицеров были подполковник А.К. Толстой, а также поручик Владимир и прапорщик Алексей Жемчужниковы, будущий искусствовед Лев Даль. Последние трое являлись соавторами знаменитых сочинений «директора пробирной палатки» Козьмы Пруткова.

Пребывание здесь роты нарушило установившийся годами распорядок жизни и быта Удельного училища, и его деятельность стала клониться к упадку. А реформа 1861 года, сделавшая удельных крестьян, как и других крепостных крестьян, свободными сельскими обывателями, окончательно определила судьбу училища – спустя четыре года его упразднили. Начался новый этап истории местности.

Вот что представляла собой Удельная спустя почти тридцать лет, в конце 1890-х годов, по словам М.И. Пыляева: «Собственно дачи на Удельной расположены с правой стороны железнодорожной линии от Петербурга, с левой же стороны находится удельная ферма с парком, в котором содержатся разнообразные красивые птицы, а далее – благотворительные учреждения: городская больница св. Пантелеймона и Дом призрения душевнобольных…».

Впрочем, обо всем по порядку. После упразднения Удельного училища часть его бывшей территории отошла под полотно сооружавшейся Финляндской железной дороги. В 1870 году появилась станция «Удельная». Автором деревянного здания вокзала, как и соседнего в Шувалово, явился финский архитектор Вольмар Вестлинг. В камне удельнинский вокзал перестроил в 1914 году архитектор Бруно Грангольм.

Юго-западный участок бывшего Удельного училища отводился Царскосельскому скаковому обществу под ипподром, каковой и был построен, но только гораздо позже – в 1892 году (он стал называться «Удельным», или «Коломяжским»). На остальной части территории Удельное ведомство устроило ухоженный парк (работами заведовал ученый-лесовод граф А.Ф. Варгас де Ведемор), получивший название «Удельного», иначе – «Царской рощи» (затем – «парк Челюскинцев», теперь – снова «Удельный»). Достопримечательностью парка служила «петровская сосна», посаженная, по преданию, самим Петром I. Ее огородили невысокой оградой.

Сами здания бывшего Удельного училища отдали под Временную загородную больницу. Севернее больницы в 1870 году по изволению наследника цесаревича Александра Александровича (будущего Александра III) началось строительство Дома призрения душевнобольных, названного в его честь. Проект больничного комплекса разработал архитектор И.В. Штром.

Дом призрения находился в ведении попечительского совета, возглавлявшегося принцем А.П. Ольденбургским. Обитателями этого заведения становились люди небедные – представители дворянства, купечества и духовенства. Они принимались на платной основе. Благодаря чему им обеспечивалось достойное содержание: павильоны как по внешнему виду, так и по внутреннему убранству напоминали домашнюю обстановку.

Как писал М.И. Пыляев в очерках «Дачные местности близ Петербурга», опубликованных в 1898 году в «Ведомостях С.-Петербургского градоначальства и столичной полиции», «больница эта устроена согласно последним требованиям науки, и в ней приняты специальные меры, чтобы больные беспокойные или буйные не могли принести какого-нибудь существенного вреда себе или другим больным. Для этой цели в больнице устроены так называемые комнаты для изоляции: окна защищены решетками, стекла вставлены в них корабельные, пол, потолок и стены гладки, без уступов, стены, кроме того, обложены войлоком».

Здесь до сих пор сохранились уникальные деревянные постройки 1870-х годов (редко где в Петербурге можно увидеть такие образцы!), а построенные на территории Дома призрения в начале XX века «пансионатные» корпуса для «беспокойных больных» можно отнести к одним из лучших творений петербургского модерна. Сооруженные в 1904 году по проекту архитектора Г.И. Люцедарского, они напоминают скорее не больницу, а старинные английские замки. Речь идет о мужском и женском корпусах, предназначенных по большей части для офицеров и фрейлин Императорского Двора. Здесь не было решеток на окнах – вместо них установили сверхпрочные корабельные стекла.

Каменные «пансионатные» дома на территории Дома призрения строились на средства от пожертвований родственников. Первый из них появился в 1893 году. Иногда состоятельные пациенты содержались в отдельных зданиях. Известно, что на деньги графов Орловых выстроили небольшой особняк для их больного брата, а в одном из флигелей жила дочь лейб-медика, лечившего представителей царской семьи.

В 1885 году в помещениях Временной загородной больницы, после реконструкции по проекту архитектора И.С. Китнера, обосновалась городская больница во имя великомученика и целителя Пантелеймона для хронических душевнобольных. В отличие от соседнего Дома призрения, это заведение не было привилегированным. Оно содержалось на средства городской казны, поэтому здесь не было комфортных палат.

…Катаклизмы государственного масштаба нередко приводят к увеличению числа обитателей сумасшедших домов. Так произошло и после Первой русской революции, когда больница для душевнобольных пополнилась людьми, пережившими кризисы в личной и общественной жизни на почве несбывшихся надежд. В этом наглядно убедился репортер «Петербургской газеты», наведавшийся в Удельную с журналистским заданием в январе 1908 года. Больница оказалась переполненной сверх меры: в ней значилось 440 мужчин и 260 женщин, то есть ровно втрое больше положенного.

«Каждый уголок всех 16 домиков занят кроватями, больных втиснули, как животных, – негодовал журналист. – Деревянные домики, некогда служившие для земледельческого училища и фермы, мало отвечают теперешнему назначению. Помещения запущены, давно не ремонтируются и, как видно, мало интересуют наших отцов города».

Не только в отношении благоустройства, но и в плане безопасности больница в Удельной испытывала серьезные проблемы. По словам современников, ни в одной больнице мира не бывало столько нападений сумасшедших на врачей, служащих и просто друг на друга, как здесь. В среднем в год на врачей совершалось девять нападений, на надзирателей – около десяти, на служащих – больше тринадцати.

Репортеру «Петербургской газеты» разрешили посетить «самый ужасный павильон», под № 15, отведенный для буйных. «Едва мы вошли, как несколько больных бросились к нам с ужасной руганью, – рассказывал репортер. – Бывший городовой требовал, чтобы его немедленно отпустили на войну, где он заменит генерала Куропаткина. Потом мне представился „министр народного просвещения“ и „знаменитый изобретатель“ воздушного шара».

Последний негодовал на надзирателя, который ни за что не хотел понять своей выгоды. Сколько ни толковал ему, что надо немедленно ехать в Америку с проектами воздушного шара, надзиратель ничего не понимал. А симпатичный тихий немец вежливо объяснял репортеру, что совершенно поправился и его скоро выпустят. Увы, из 15-го номера никого не выпускали…

Барак № 9, в который также разрешили заглянуть газетчику, отводился для «спокойных больных». Этот барак запирали только на ночь, а днем его обитатели были свободны – в пределах больницы, разумеется. Здесь народ был общительный и доброжелательный.

«Я познакомился с режиссером местного театра, очень симпатичным и красивым блондином, – сообщал репортер. – Другой больной, старичок, очень корректный на вид, пожаловался мне на собак:

– Разве можно спускать собак с цепи? Администрация больницы, видно, хочет, чтобы больных перекусали до смерти.

– Да где же вы видите собак?

– Вот, смотрите, в углу и в дверях, и в той комнате…»

Дабы занять больных и содействовать «смягчению нравов», для обитателей больницы умалишенных устраивались всевозможные развлечения. Врачи психиатрической больницы считали, что приобщение душевнобольных людей к интересующей их деятельности – своеобразная и действенная форма психотерапии. Они гордились тем, что их подопечные свободно живут как здоровые люди и даже принимают участие в искусстве. В саду устроили открытую сцену и летний театр, а зимой спектакли давались в одном из павильонов. Больные пели в церкви, играли на рояле, на скрипках и на балалайках. Группа больных, под руководством бывшего сотрудника одной из известных столичных газет, издавала журнал «Павильон».

Каждое лето, в день святого покровителя больницы – священномученика Пантелеймона, на ее территории проводились праздничные гулянья. Торжества начинались с богослужения в честь св. Пантелеймона, а затем следовали различные развлечения. В художественной части программы участвовали главным образом сами больные.

После революции, в 1919 году, обе больницы объединили в одну – Удельную психиатрическую больницу. В 1931 году ей присвоили имя большевика И.И. Скворцова-Степанова, поэтому в просторечии больницу стали называть «скворечником»…

Впрочем, вернемся назад, в 1870-е годы. Полевую землю бывшего Удельного училища между Выборгским шоссе и железнодорожным полотном распланировали на 3 продольных проспекта (Удельный, Костромской и Ярославский) и на 25 поперечных улиц. Назвали их преимущественно по городам, вблизи которых находились удельные имения. Проспект же, проложенный первыми воспитанниками училища в 1830-х годах от Выборгского шоссе к зданию училища, получил название Скобелевского – в честь генерала Михаила Дмитриевича Скобелева, участника Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и завоевания Хивы и Коканда в 1873–1876 годах.

Удельная на карте Петрограда 1916 года

Так сложилась западная часть Удельной, с сохранившейся до сих пор чересполосицей поперечных улиц. А само название «Удельная» от училища перешло к станции и парку, вскоре оно распространилось и на всю ставшую обустраиваться местность – сначала на ее западную часть, а затем и на восточную (за Выборгским шоссе), не принадлежавшую прежде Удельному училищу.

Образовавшиеся участки сдавались в аренду. Арендаторы получили право строить дома и оранжереи, возделывать сады и огороды, рыть пруды с небольшими купальнями, однако им запрещалось «разводить питейные, промышленные и фабричные заведения, а также извлекать из недр всякого рода произведения».

Оглавление книги