Книга: Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

Записки сумасшедшего петербуржца

Записки сумасшедшего петербуржца

Тема обмана, миража, «перевернутого мира» повторяется и в другой «арабеске» Гоголя – повести «Записки сумасшедшего». Главный герой ее, еще один «вечный титулярный советник» Аксентий Иванович Поприщин, буквально сходит с ума от любви к дочери своего начальника. Но сумасшествие это не трагическое, а комическое.

По крайней мере, поначалу он слышит, как разговаривают на улице собаки, перехватывает их письма, пытается подкупить собачонку по имени Меджи, чтобы та выдала ему тайны его любимой.

Путешествия Поприщина совершаются по «тайному городу» мелких чиновников, который расположен как бы «с изнанки» аристократического Невского проспекта. «Перешли в Гороховую, поворотили в Мещанскую, оттуда – в Столярную, наконец к Кокушкину мосту и остановились перед большим домом. „Этот дом я знаю, – сказал я сам себе. – Это дом Зверкова“. Эка машина! Какого в нем народа не живет: сколько кухарок, сколько приезжих! а нашей братьи чиновников – как собак, один на другом сидит». Улица Гороховая начинается прямо от Адмиралтейства и является (как и Невский проспект) одним из лучей «петербургского трезубца».

Нынешнее название улица получила после 1756 года, когда купец Гаррах (в народе – Горох, Горохов) построил на ней каменный дом и открыл лавку. «Мещанская улица» – это, вероятнее всего, Малая Мещанская, позже переименованная в Казанскую, а Столярный переулок расположен неподалеку от Сенной площади. Здесь нам еще предстоит побывать, и не раз, когда мы будем следовать за героями Лермонтова и Достоевского.

Наб. канала Грибоедова, 69

Поприщину прогулки по этим улицам вовсе не доставляют удовольствия. «Я терпеть не люблю капусты, запах которой валит из всех мелочных лавок в Мещанской; к тому же из-под ворот каждого дома несет такой ад, что я, заткнув нос, бежал во всю прыть. Да и подлые ремесленники напускают копоти и дыму из своих мастерских такое множество, что человеку благородному решительно невозможно здесь прогуливаться».

А доходный дом Зверкова у Кукушкина моста – это тот дом, где в 1829–1831 годах жил сам писатель и где создавал свои петербургские повести (современный адрес – наб. канала Грибоедова, 69).

Отсюда Николай Васильевич переехал в другой доходный дом, на Офицерской улице, принадлежащий некому Брунсту (ул. Декабристов, 4), а в 1833 году – в дворовый флигель дома Лепена (Малая Морская ул., 17, кв. 10). Потом была Италия.

Для Поприщина все закончилось вовсе не так благополучно. Ему так и не удалось вырваться из Петербурга, из заколдованного круга Мещанских, Гороховых и Столярных. Постепенно Поприщин убеждается в том, что он – потерянный испанский принц, и он начитает ставить на своих записях даты: «Год 2000 апреля 43 числа» или «Мартобря 86 числа». Потом его увозят в сумасшедший дом, а он думает, что едет в Мадрид вместе с «испанской депутацией». Заканчивается рассказ душераздирающей мольбой: «Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже! что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что могу дать я им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук их, голова горит моя, и все кружится предо мною. Спасите меня! возьмите меня! дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною; звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеют. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит перед окном? Матушка, спаси твоего бедного сына! урони слезинку на его больную головушку! посмотри, как мучат они его! прижми ко груди своей бедного сиротку! ему нет места на свете! его гонят! Матушка! пожалей о своем больном дитятке!.. А знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?».

Известно, что дорога из Петербурга – по русским степям, в теплые страны – в Италию не раз спасала Гоголя от ипохондрии и, может статься, от безумия. Но тройка уводит Поприщина прямиком на тот свет. А нам остается лишь щемящее чувство жалости к еще одному гоголевскому «маленькому человеку», потерявшему рассудок и самую жизнь на улицах Санкт-Петербурга. Но смерть Гоголя будет странно похожа на смерть Поприщина – то же принудительное лечение, то же нежелание жить…

Оглавление книги