Книга: Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 2: Правый берег

По следам комиссара Мегрэ и его творца Сименона

По следам комиссара Мегрэ и его творца Сименона

В квартале Маре, на славной площади Вогезов, провел в молодости несколько счастливых лет, познал первый успех и радости любви всемирно известный и очень талантливый бельгиец, писатель Жорж Сименон. Он творил в столь любимом читающей публикой жанре детективного романа, и его герой, симпатичный комиссар Мегрэ, превзошел своей мировой славой нашего вполне симпатичного майора Пронина с Петровки, 38. Трудно, оказавшись в Париже, не поддаться искушению погулять по парижским следам легендарного Мегрэ и его столь же легендарного создателя Жоржа Сименона. Прогулка эта представляет интерес не только потому, что инспектор и его творец вдоль и поперек исходили Париж, но и потому, что в Париже прошла и самая, вероятно, важная для его становления как писателя часть жизни молодого бельгийца. Добрых два десятка лет провинциал-бельгиец бурно обживал и познавал французскую столицу, успев стать (как это часто бывает с недавними провинциалами) истинным парижанином, которого знал «весь Париж». Прогулка же в обществе прославленного детектива Мегрэ настроит и нас с вами на исследовательский или хотя бы на следовательский лад, так что, может, и нам удастся раскрыть какие-нибудь тайны. Скажем, тайны Парижа, или тайны Мегрэ, или тайны самого Сименона, который последние полтора десятилетия своей совершенно фантастической жизни занят был созданием биографического мифа о Сименоне, диктуя собственные мемуары на магнитофон, записывая их четким и мелким почерком или бесконечно рассказывая историю своей жизни корреспондентам. При этом, как всякий писатель, еще при жизни достигший богатства и славы, он творил для себя новый «имидж», тасуя полузабытые истории, не в силах отделаться от обретенного за трудовую жизнь литературного навыка, иными словами, сочиняя новый роман – роман о своей жизни. Ну а читатель, особенно поклонник детективных романов, он ведь хочет докопаться до истины, хотя бы и горькой, хочет знать, что же все-таки было на самом деле. В результате обычно случается то, чего так боится писатель-мифотворец: по следам писателя (уже вскоре после его смерти) устремляется биограф, который извлекает на свет Божий документы, устные свидетельства близких, неуютные факты. Увы, так случилось и с Сименоном… Впрочем, не будем медлить. Нас ждет сименоновский Париж, и вот уже попыхивают две трубки и солидные фигуры наших спутников, инспектора Жюля Мегрэ и писателя Жоржа Сименона, маячат за углом парижской улицы. Что ж, в дорогу…

Как и для тысяч тогдашних приезжих, Париж для Жоржа Сименона начинался на Северном вокзале, на Гар дю Нор, под великолепным стеклянным навесом архитектора Хитторфа, приведшем некогда в восторг заказчика – самого императора Наполеона III. Впрочем, ошарашенному новичку по приезде обычно не до стеклянной крыши, он озабочен предстоящими трудностями. В творимой им позднее легенде Сименон даже усугублял свои растерянность и страх перед незнакомым Парижем, свое одиночество новичка-провинциала. На самом деле его встретил на вокзале друг-художник, который еще на родине, в бельгийском Льеже, был душой их богемной компании. Так что молодой льежский журналист Жорж Сименон, или, как он себя представлял, Жорж Сим, сразу попал в шумную компанию молодых земляков-бельгийцев, которые собирались в ателье его друга на Монмартре, на улице Мон-Сени. На этой знаменитой улице сохранились еще остатки старого Монмартра, есть башня XV века, однако молодым завоевателям французской столицы не до чужой истории: они пьют вино, спорят о политике, о профессии и строят планы на будущее. Девятнадцатилетний Сименон уже сделал дома первые шаги в журналистике, в кармане у него рекомендательное письмо от редактора «Льежской газеты», но он мечтает о литературной карьере. Во время шумного дружеского застолья он заявляет, что будет подобно Форду, который клепает дешевые машины на конвейере, печь какое-то время литературные произведения для денег, а уж потом для себя самого не спеша соорудит блистательный «мерседес». Оставались ли у него полвека спустя силы на создание «мерседеса» – вам судить…

Для начала судьба и рекомендательное письмо редактора «Льежской газеты» приводят Сименона в поисках места на улицу Фобур-Сент-Оноре. Здесь, близ знаменитого концертного зала Плейель, в старинном обшарпанном доме жил писатель Жан Бине-Вальмер, к которому Сименон устроился секретарем; Бине-Вальмер был литератор не слишком знаменитый, но зато являлся активным политиком, возглавлял политическую организацию и даже издавал какую-то газету. Организация, как пишет Сименон, была «ультраправая, как и “Льежская газета”, из которой я явился». Понятно, что молодому журналисту не всегда приходится выбирать газету, но, поскольку в России в 80-е годы много было понаписано о прогрессивных и гуманистических воззрениях Сименона, может, следует уточнить, что ни взгляды «Льежской газеты», ни взгляды парижского его хозяина не коробили молодого Сименона. Еще в «Льежской газете» он отличился длинной серией в семнадцать антисемитских статей, пересказывавших модные в тот год «Протоколы сионских мудрецов», что же до его критики капитализма, которой позднее так восторгались советские литературоведы, то Сименон действительно всегда с яростью разоблачал чужой (но не свой) капитал, банки, парламенты, демократию, и в этом плане действительно красные и коричневые смыкаются очень близко. Все эти взгляды с небольшими вариациями можно было проследить позднее и в романах, и в газетных статьях Сименона.

После Бине-Вальмера Сименон служил секретарем у другого ультраправого политика – маркиза де Траси и жил у него в замке. Там ему тоже приходилось писать статейки для местной, вполне коричневой газеты, и только в 1924-м Сименон с молодой женой, землячкой-художницей из Льежа Режин Раншон, которую он звал Тижи, наконец поселился окончательно в Париже в отельчике «Босежур» на рю де Дам, то есть на Дамской улице, в Батиньоле. Этот колоритный квартал расположен на севере Парижа, неподалеку от площади Клиши, в двух шагах от бульвара Батиньоль – там, учтите, и ныне еще отели не слишком дороги, а молодые супруги занимали всего одну комнату и даже не имели права готовить у себя пищу.

Монмартр находился неподалеку, совсем рядом были и бульвар Клиши, и площадь Пигаль, и злачные места, и бордели, которые, если верить его рассказам, Сименон всегда посещал усердно, как только появлялись деньги. В общем, в двух шагах от них бурлила криминальная стихия будущего инспектора Мегрэ, это, если помните, и был его участок до того, как он перебрался в управление на Кэ-дез-Орфевр. Сименон (или Жорж Сим) начинает здесь журналистскую борьбу за выживание – пишет заметки, очерки, репортажи, разносит их всюду, где берут, или отсылает в Бельгию. Супруга его купила однажды общую тетрадь, куда стала заносить все литературные доходы, все скудные пока еще гонорары.

Мало-помалу Жорж Сим начинает писать рассказики для доброго десятка низкопробных журналов вроде «Фру-фру», «Парифлирт», «Рик-э-рак» и наконец проникает в более солидную «Матен». Это удача для новичка. Супруги перебираются в новое жилье, на знаменитую площадь Вогезов, на плас де Вож. Их маленькая квартирка – на первом этаже дома № 21, бывшего дворца маршала Ришелье, о котором Сименон написал позднее, что герцог Ришелье «прославился не военными победами, а своими сексуальными подвигами». Так или иначе – исторический дом на исторической площади… И в утренней тишине квартала, и днем, и даже в ночи Жорж Сим – за письменным столом. Милая Тижи выполняет все домашние обязанности и еще успевает заниматься живописью. Вечером она ведет мужа на Монпарнас, где собираются художники, парижская богема, – в «Куполь», в «Дом», в «Ротонду». В «Куполи» Сименон беседует с барменом Бобом, знакомится с русским писателем и поэтом Эренбургом. Среди его друзей-художников также Моше Кислинг. Там бывают в те годы и Вламинк, с которым Сименон сходится ближе всех, и Макс Жакоб, и россиянин Сутин, и Пикассо. Иногда среди дня Сименон гуляет по своему кварталу Маре, забредает на рю де Розье, где живут иммигранты-евреи из Литвы, Польши, Чехословакии. О них, как ему кажется, он все знает с детства: молодые студенты-евреи из Восточной Европы снимали комнаты в доме его матери в Льеже. При сложных, ревнивых отношениях Сименона с матерью это не пробудило у него симпатии к разлучникам-евреям… Так что все, что ему нужно было знать о евреях и во что хотелось бы верить, Сименон нашел в «Протоколах сионских мудрецов». Неудивительно, что и в романе, который официально считается первым его романом с участием инспектора Мегрэ, в романе «Латыш Петр», именно сюда, на рю де Розье, где живут ненавистные евреи, в поисках преступников забредает инспектор Мегрэ. Любопытно, что через полвека с подачи самого писателя автор советского послесловия о Сименоне приписывал этим ненавистным студентам, которых Сименон лукаво называл «русскими революционерами», благотворное влияние, которое они оказали на подростка Сименона… Но где ж знать простому московскому доктору филологии все эти тонкости – что он, психоаналитик, что ли?

Итак, середина двадцатых годов, благословенная парижская жизнь молодого, пока еще небогатого писателя на площади Вогезов. Супруги вместе ходят в маленькие кинотеатры левого берега – «Урсулинки» или «Вье Коломбье», иногда добираются до Монмартра, бывают на концертах, на спектаклях – в Театре Елисейских Полей или в маленьком кабаре близ Мадлен, которое называется «Бык на крыше». Здесь можно было увидеть и Дягилева, и Поля Морана, и Андре Жида, и Мориса Шевалье, и Коко Шанель. Здесь много русских. Здесь все знают друг друга. И уже многие знают Жоржа Сима.

Чуть позднее у Сименонов появляется прислуга из деревни, крепышка по кличке Буль, то есть Шарик. Она во вкусе Сименона, так что становится прислугой, другом семьи и любовницей хозяина. Она осталась с ним до конца своих дней.

Когда в доме № 21 освободилась квартира, Сименон снял еще и салон с видом на площадь Вогезов. Здесь он теперь пишет, сравнивая себя с ремесленником, с крестьянином, который знает цену своей продукции на вес: в отличие от многих собратьев по перу он умеет торговаться, умеет зарабатывать деньги, знает цену своему труду. Впрочем, он не преувеличивает литературных достоинств этой продукции и никогда не подписывает ее собственным именем. За семь лет, с 1924 по 1931 год, он напечатал 180 так называемых популярных романов, подписав их полутора десятками псевдонимов. Он набивает руку, он овладевает техникой. Герои его романов путешествуют, совершают подвиги на Монблане, на Южном полюсе, во льдах, но сам он не выходит из комнаты, он держит под рукой географический атлас и иллюстрированный словарь Ларусс – этого ему достаточно. Он листает, читает, пишет – очень быстро… Иногда он выходит ненадолго подкрепиться в недалекий ресторанчик. Позднее туда забегал и Мегрэ – это в тупике Генеме, что близ улицы Сент-Антуан, на самом углу.

Подлинные его путешествия пока пролегают по Парижу на пути к издателям: на улицу Антуан-Шантен, что в XIV округе, – к издателю Ференци, на улицу Сен-Готард – в издательство Артэма Файяра, зять которого покровительствует Сименону и часто приглашает его к себе домой на рю д’Амаль или в кафе «Куполь». Несколько издателей едва успевают выпускать все, что пишет Сим, – он пишет очень быстро и производит как раз то, что нужно издателям, стараясь не выходить за рамки игры.

Жорж Сим теперь свой человек в Париже. Недаром же озабоченный приемом прибывающего в Париж советского наркома просвещения Анатолия Луначарского директор театра «Одеон» просит именно «малыша Сима» поводить могущественного наркома по столице. Сименон показал наркому все, что было достойно внимания в Париже, и в первую очередь повел его, конечно, к прославленной Жозефине Бекер. Он и сам открыл танцовщицу совсем недавно, одновременно со всем Парижем, в октябре 1925-го, во время ревю американского диксиленда в знаменитом Театре Елисейских Полей, том самом, что еще помнил дягилевский скандал и триумф Нижинского… Дерзостные позы, животная фация и волнующая сексуальность этой гениальной мулатки из миссурийского городка Сент-Луис тоже вызвали скандал и имели шумный успех. Сотни мужчин были тогда взволнованы игрой актрисы, но не многие, подобно Сименону, решились отправиться к ней за кулисы, чтобы попытать счастья. «Малыш Сим» добился своего – он стал ее близким другом и любовником. Он не женился на ней, потому что уже был женат, и к тому же здраво рассудил, что рядом с прославленной мадам Бекер он, еще не снискавший славы, станет не более чем месье Бекером. А он не сомневался, что его собственная слава не за горами.

Новый издатель Сименона, Эжен Мерль, хозяин «Белого Мерля», «Фру-фру», «Пари-суар» и других газет и журналов, которые Сименон исправно заполнял своей продукцией, решил основать новую газету и для ее рекламы придумал трюк. Первый номер его «Пари-матэн» должен был открыть роман Жоржа Сима, роман, который этот гениальный, плодовитый, пулеметно-скоропишущий Сим будет сочинять на глазах у публики, сидя в стеклянной клетке на террасе «Мулен-Руж». Причем сами читатели путем референдума заранее определят название романа и список его персонажей. А великий Сим будет передавать наборщику исписанные листы, которые будут тут же выставляться на обозрение публики. Сименон согласился, только, как всегда, жестко обсудил финансовые условия: 50 000 аванса, 50 000 по окончании и еще по франку с четвертью за строчку. Мерль не поскупился на рекламу, возвещая о том, что двадцатитрехлетний гений уже написал тысячу рассказов и шестьдесят романов, что он пишет с невероятной скоростью и может за час написать очередную порцию текста для номера газеты. Ж. Сименон и сам многим уже успел похвастать, что за сорок пять минут может отстучать на машинке десять страниц романного текста…

Некоторые биографы Сименона описывают этот невероятный аттракцион так, словно он действительно имел место. На самом деле Мерль усомнился в том, что фокус этот окупится и принесет после всех затрат ожидаемый доход. Сенсационное мероприятие не состоялось, но по странной аберрации памяти Сименон вошел в историю как «тот самый Сименон, что писал в стеклянной клетке». Позднее Сименона раздражали все эти ярлыки и термины вроде «феномен Сименона», «случай Сименона». Он не хотел быть феноменом. Он хотел быть просто писателем, настоящим писателем, таким, как его великие предшественники. В конце концов, разве Мольер не написал «Мещанина во дворянстве» по заказу за один месяц, разве Вольтер не написал «Кандида» за одну ночь, а Гюго свой первый роман за пятнадцать дней? Разве не понаписали кучу романов для денег великий Дюма-отец и великий Бальзак? Может, Сименон и пожалел через десять, двадцать или сорок лет, что сам некогда распускал все эти слухи про «Сима, который пишет десять страниц за сорок пять минут», про великого мужчину Сименона, которому нужны три женщины в день. Но удержаться он уже не мог – ни от торопливой работы для денег, ни от саморекламы и эксгибиционизма. Даже в старости в диалоге с Феллини, имевшем якобы целью разрекламировать фильм «Казанова», он заявил вдруг, что у него было 10 000 женщин, из них 8000 проституток. Он и позже, в страшном, трагическом интервью о самоубийстве дочери, вдруг вспоминал о себе какие-то непристойности. Инерция…

К двадцати восьми годам Сименон решает, что ему пора начать писать под своим именем. К этому времени в романах его появляется новый персонаж – комиссар Мегрэ. Запершись в номере гостиницы «Эглон» на бульваре Распай (я жил там когда-то с московской писательской группой туристов, и никто из нас не знал, чем славен «Эглон»), Сименон пишет несколько романов, в которых комиссар Мегрэ, имя которого уже мелькало у него здесь и там, становится главным героем. Желая начать новую жизнь, Сименон создает про запас несколько романов с комиссаром Мегрэ. Среди них «Латыш Петр», где герой – «русский» (латыш, еврей – в общем, «русский»), и «Человеческая голова», где появляется персонаж, похожий на Илью Эренбурга, носящий фамилию Радек: сказывается близость гостиницы «Эглон» к «Ротонде». Договорившись с Файяром об издании серии о Мегрэ под его настоящим именем, Сименон дает бал в мартиникском ночном баре «Белый шар». И афиши, и декор, и пригласительные билеты, и карточки с афоризмами комиссара Мегрэ – все на этом балу выдержано было в полицейско-тюремном стиле. Кого только не было в ту ночь в мартиникском баре на улице Вавэн! И поэт Франсис Карко, и подруга Дягилева Мися Серт, и Филипп де Ротшильд, и знаменитая модель Кики с Монпарнаса, и художники Кислинг и Дерен, и журналист Пьер Лазарев. Презентация комиссара Жюля Мегрэ удалась на славу, комиссару оставалось теперь отправиться на завоевание Франции, Европы, далее везде. И может, сейчас, когда Мегрэ только двинулся на завоевание мира с предрассветной парижской улицы, самое время присмотреться к нему поближе.

Мегрэ как раз в том возрасте, в котором умер отец Жоржа Сименона, Дезире. Что до биографии, то она кое в чем напоминает биографию его творца. Он не сыщик-интеллектуал, он не Пуаро, не Шерлок Холмс, он полагается на инстинкт, на интуицию, на нюх. Запахи, кстати, вообще играют огромную роль у Сименона. Память Сименона воспроизводит запахи пива в льежских пивных его детства, запах и шум льежского дождя. Комиссар любит выпить, но редко напивается, он человек привычки и традиций. Он автодидакт, как и его творец, поэтому не любит умников, эрудитов, не любит депутатов, не любит парламенты, не любит богачей. Поднимаясь на свой этаж в доме на бульваре Ришар-Ленуар, он расстегивает пальто и лезет в карман за ключом, хотя точно знает, что Луиза, его жена, откроет дверь прежде, чем он вставит ключ в замочную скважину. Сила традиции. Он давно в Париже, но остается в душе провинциалом, человеком от земли…

Парижская жизнь его в основном протекает в треугольнике между его домом на бульваре Ришар-Ленуар (хотя, может, вы отметили, что ему доводилось одно время быть соседом Сименона на площади Вогезов), между штабом уголовной полиции на набережной Златокузнецов, на Кэ-дез-Орфевр, что на южном берегу острова Сите, и набережной дела Рапе, где находятся судебно-медицинский институт и знаменитый морг. Можно было бы назвать еще бульвар Бон-Нувель, куда он раз в неделю ходит в кино с женой, два-три, а может, и десять – двадцать его любимых кафе, бистро и пивных, но боюсь, что перечисление отнимет у нас слишком много времени. Оттого я просто посоветую читателю, как однажды это сделал живший в Париже писатель Виктор Некрасов, побродить в свободный вечер вместе с комиссаром Мегрэ по улицам Парижа. Побродить, не выходя из дома, как чаще всего делал и сам творец Мегрэ Жорж Сименон. Побродить, положив рядом на диване роман Сименона, карту Парижа, а если попадет под руку – и хороший путеводитель, который поможет сделать путешествие более содержательным, ведь, в конце концов, полицейский комиссар не эрудит и не историк, он знает Париж, но воспоминания его носят по большей части семейный и служебный, то есть криминальный, характер. Зато присутствие Мегрэ сообщит вашей прогулке то, за что так высоко ценят Сименона, – его знаменитую «атмосферу». Сам писатель объяснял умение создавать ее своей близостью к эпохе художников-импрессионистов. Однако он знал, конечно, что и образом Мегрэ, и знаменитой «атмосферой» он обязан только своему исступленному труду и своему таланту.

Итак, вооружившись книгами, отправляйтесь странствовать по Парижу комиссара Мегрэ. Маршрутов при этом представится великое множество. Можно проследить путь буфетчика Проспера Донжа, который из своего домика на холме пригородного Сен-Клу едет на работу в отель «Мажестик» на велосипеде: едет мимо домиков с садиками в Сен-Клу, через мост Сен-Клу, мимо ворот Сен-Клу, через Булонский лес, мимо прудов, мимо Порт-Дофин, по авеню Фош, мимо Триумфальной арки и площади Звезды, по Елисейским Полям и на другую сторону, к отелю, к улице Берри и служебному входу в отель с улицы Понтье. Конечно, буфетчику, который в такую рань спешит на работу (а тут еще и шина у него лопнула на заднем колесе) не до красот примелькавшегося маршрута, но для нас, праздных туристов, это прекрасное путешествие: на пути и Булонский лес, и Порт-Дофин (названный так в честь Марии-Антуанетты) с прелестным павильончиком метро – стеклянной бабочкой Эктора Гимара, и авеню Фош со множеством деревьев, великолепнейший бульвар, может, один из самых красивых в Париже (иные считают, что он один из самых красивых в мире), потом площадь Звезды, ныне Шарль-де-Голль-Этуаль, Елисейские Поля…

Шикарный отель «Мажестик», в котором служит буфетчик Донж, подозреваемый в убийстве, появляется уже в первом романе с Мегрэ – в романе «Латыш Петр». Сименон дает там портрет инспектора, человека, столь мало совместимого с обстановкой отельной роскоши: «Присутствие Мегрэ в “Мажестике” совершенно не вязалось со здешней атмосферой. Он являл собой как бы инородное тело, которое она как бы отказывалась принять в себя. Не то чтобы он являл собой образ полицейского с популярной карикатуры: у него не было усов, он не носил ботинок с толстой подошвой. Одежда его из довольно тонкой шерсти, хорошего покроя. Он брился каждое утро, и руки у него ухоженные. Однако остов его тела был плебейским. Он был огромен и костист. Жесткие его мускулы проступали под пиджаком и лишали складок только что купленную пару брюк… Трубку, зажатую в зубах, он не вынул изо рта, хотя и сидел в “Мажестике”. Может, это была нарочитая грубость, знак уверенности в собственных силах».

Итак, Мегрэ чужд роскоши отелей «Мажестик», «Кларидж», «Георг V»… Ну а Жорж Сименон? Под неподкупным взглядом комиссара Мегрэ должен признать, что певец «маленького человека» Сименон всю эту роскошь обожал, что он щеголял ею; и это стало очевидным в его жизни именно с момента появления Мегрэ в его романах. В это время Сименон переехал в аристократический Нейи, заказал посуду с инициалами, стал шить костюмы у лучших портных, обедал у «Максима», а свидания отныне назначал в «Фуке». Он поселился в доме № 7 по улице Ричарда Уолласа, но, так как в доме № 7 не было знаменитостей, он говорил, что живет в доме № 3, в том же, где Абель Ганс, Даниэль Дарье и Пьер Брассер. Заветным парижским адресом для него, как, впрочем, и для почти всякого французского писателя, становится дом № 3 на улице Себастьян-Ботен. Здесь размещалось издательство «Галлимар», в котором издавалась настоящая литература. Сименон близко знакомится с Гастоном Галлимаром, Сименона много печатают здесь, но печатают не в престижной серии «Новый французский роман». К последней знаменитый Жан Полан его не подпускает, считая, что, хотя Сименон полезен для кассы, он вульгарен. Полан уже тогда употреблял такие обидные термины, как «феномен Сименона», «загадка Сименона» или «случай Сименона».

Есть еще место, где над Сименоном посмеиваются. Это настоящая полиция, контора на Кэ-дез-Орфевр. Для настоящих полицейских Мегрэ – дилетант и, уж конечно, не тянет на комиссара, а может, и на участкового инспектора. И потом, почему он ведет следствие за границей? На это есть «Сюрте женераль». Этих «почему» у профессионалов много, но Сименон пренебрегает мелочами, и он прав – он ведь придумывает свою полицию, такую, какой нет на свете. Впрочем, публика и журналисты принимают его расследования всерьез. В газетах его принимают с распростертыми объятиями, и он приносит туда зачастую что-нибудь сенсационное, скажем, интервью с Троцким, который показался ему страстным любителем рыбной ловли. Особенно тепло относился к Сименону редактор «Франс суар», знаменитый Пьер Лазарев. Он поручил Сименону репортаж-расследование дела афериста Ставиского. И тут всесильный Мегрэ растерялся. Тайна была настоящая, не им придуманная, и какие-то проходимцы стали за деньги поставлять ему «утки» и обвели его вокруг пальца. Впрочем, Сименон часто ездил от газет по Европе, ездил в Африку, привозил оттуда репортажи, зачастую выдававшие его ультраправые взгляды.

Был еще один адрес в Париже, которым Сименон дорожил. Дом Андре Жида на западной окраине Отей. Конечно же и этот уголок Парижа пригодился комиссару Мегрэ: «В квартале, расположенном вокруг Отейской церкви, преступления случаются редко. А улица Лопер, которая никуда не ведет, вернее, даже не улица, а дорога, окаймленная двумя десятками частных домов, скорее могла бы сойти за провинциальный бульвар. Находишься в двух шагах от улицы Шардон-Лагаш, а чувствуешь себя вдали от парижского шума…»

Вот тут и располагался дом Андре Жида. Сименон дорожил дружбой с Андре Жидом, который подбадривал его и то ли искренне, то ли по дружбе давал всегда высочайшую оценку его романам, называл их подлинной литературой.

Заручившись свидетельством о своей «подлинности», Сименон возвращался к комиссару Мегрэ, который колесил по улочкам так хорошо знакомых Сименону окрестностей площади Пигаль, поднимался на Монмартр, вызывавший у него тысячу воспоминаний о молодости. Это здесь в пору бедности он помогал Тижи продавать ее картины… На деньги, полученные за картину, они смогли впервые поехать на Лазурный Берег. Это были счастливые времена…

Война оборвала парижскую жизнь Сименона. Дальше все было иначе – и в Вандее, и в Америке, и в Канаде, и в Швейцарии… И не было больше Тижи. Она застала его в неловкой позе со служанкой и ушла насовсем. Париж, после войны с подозрительностью допрашивавший писателя о годах его военного процветания (вопреки его собственным рассказам Сименон не участвовал ни в каком Сопротивлении, много печатался в пору оккупации и жил по-царски), а позднее снова поднявший его на щит, больше не был его городом. Сименон навсегда покинул Париж. Город продолжал, однако, жить в романах о комиссаре Мегрэ, чей силуэт еще добрую четверть века возникал в самых укромных уголках Парижа.

«…Такси остановилось на набережной Орфевр. Было половина шестого утра. Над Сеной поднимался желтоватый туман…»

Иногда, проходя весною по этой набережной, я вдыхаю насквозь пробензиненный воздух и думаю о том, что надо было иметь обоняние Мегрэ и Сименона, чтобы различать еще какие-нибудь запахи парижской весны, кроме запаха бензина. Впрочем, может, не эта, а сименоновская Кэ-дез-Орфевр и есть настоящая. Ведь столько людей во всем мире знакомы с ней по Сименону…

Оглавление книги


Генерация: 0.539. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз