Книга: Подмосковье

9. По Дмитровской дороге

9. По Дмитровской дороге

Путь на Дмитров – один из наиболее интересных. Здесь можно любоваться красивыми пейзажами, познакомиться с памятниками, некоторые из них относятся даже к XV в. Хорошо представлены и последующие столетия вплоть до XVIII в.

Одной из первых усадеб по этой на редкость красивой дороге следует назвать В и н о г р а д о в о, «что на Долгом пруду» (в 1,5 км направо от станции Долгопрудная, Савеловской линии Московской ж.д.). Она, часто меняя своих владельцев, не сохранила ни старого дома, ни служб. Лишь остатки большого парка, сбегающего к действительно длинному долгому пруду, говорят о том, что когда-то этому месту уделялась большая забота. Но за прудом, по другую сторону Дмитровского шоссе, на пригорке, высится церковь – один из интереснейших памятников раннего классицизма (илл. 127). Она построена в 1772-1777 гг. по заказу тогдашнего владельца Виноградова А. Глебова. Архитектор церкви неизвестен, но ее особенности позволяют думать, что проект был составлен известным московским зодчим- М. Казаковым. Храм необычен по своему плану: его нижняя одноэтажная часть вписана в трехугольник. Центральная же часть представляет собой высоко поднимающийся цилиндрический объем. Все, вместе взятое, создает красивый ступенчатый силуэт. Архитектура памятника пластична, что достигалось некогда открытыми лоджиями, расположенными на каждом фасаде. Особенно выразительны парные колонны, украшающие верхнюю, цилиндрическую часть храма. Выступающий над колоннами антаблемент – его креповка – обостряет силуэт здания, вносит в рисунок архитектурных линий беспокойство и напряженность. В то же время двухколонные небольшие портики тесно прижаты к скругленным углам нижней части здания.

Не меньший интерес представляет храм и внутри. Иконостас, в котором легко обнаруживаются барочные элементы, подымается до купольного свода. Изящество его архитектурных линий, криволинейность форм, эффектные спирали волют, зрительно связывающие нижнюю часть с верхом, – все говорит об артистизме зодчего. Вместе с тем мы не найдем здесь барочной резьбы. Отдельные части иконостаса просты и ясны, предвещая строгие классические формы. В боковом приделе имеется иконостас, в котором сказываются мотивы московской архитектуры начала XIX в.

По сторонам церкви в глубине территории видны две постройки, напоминающие часовни. Одна из них некогда служила колокольней, а другая была предназначена для хозяйственных нужд. Выстроенные наподобие садовых беседок с глухой задней стеной (тем самым колокольный звон доносился лишь до усадьбы), они своей расстановкой образуют с церковью новый треугольник общего генерального плана. Когда-то все три здания соединяла ограда, состоявшая из кирпичных столбов с решеткой. Ограда образовывала в плане прихотливый рисунок, близкий стилю барокко. Справа от церкви уцелел одновременный ей дом церковного причта, которому соответствовал такой же слева (не сохранился). Вся группировка зданий свидетельствует о продуманности композиции, о желании создать законченный ансамбль. Подобная планировка, как и общее построение храма, подготовила появление круглых ротондальных построек, столь излюбленных в архитектуре русского классицизма.

Рядом со станцией Лобня, на шоссе, ведущем в Рогачево, расположено село Киёво-Спасское, ныне почти слившееся с пристанционным поселком. В селе сохранилась церковь (илл. 128), построенная в 1769 г. Она принадлежит к тому интересному типу зданий, сложившемуся в Москве еще в начале XVIII в. на основе архитектуры московского барокко. Ее высокий подклет превратился в самостоятельный цокольный этаж. На стенах появились ордерные пилястры. Однако по традиции более высоко расположенные части здания обильно и богато украшены различными деталями.

Несмотря на то, что церковь в Киёве-Спасском была построена в годы, когда стиль барокко уступал место классицизму, наличники ее окон, парные пилястры коринфского ордера на высоких пьедесталах и завершающая церковь главка с небольшими волютками – все свидетельствует здесь о не изжитых еще формах барокко середины XVIII в. Внутри церкви сохранилась чудесная елизаветинская хрустальная люстра.

Следует также сказать, что на примере этого сельского храма с его небольшой колокольней, увенчанной шпилем, можно видеть бесспорное влияние городской архитектуры первой половины столетия, а также наблюдать своеобразное «запаздывание» ее развития. В то время как в Москве появлялись все новые по облику произведения, тут же рядом в Подмосковье продолжали строиться здания, повторявшие формы недавнего прошлого.

Налево от станции Лобня, в 5 км, на берегу небольшой речки Албы расположено село Чашниково (Нарышкиных), сохранившее древний, оригинальный памятник (илл. 129). Храм привлекает к себе внимание группой больших шаровидных глав, кокошниками, в которые вставлены раковины, напоминающие словно раскрытые большие веера, а также ажурными крестами и прочими деталями, столь характерными для конца XVII в. Но стоит вглядеться в эти декоративные формы, как становится ясно, что они прикрывают более древние стены, относящиеся, можно думать, к XVI в. Действительно, писцовые книги 1585 г. упоминают сельский храм как каменный «о пяти верхах». Его любопытной особенностью следует считать отсутствие во вне полукружий апсид. Они вобраны в основной массив здания, имеющий внутри четыре столба, несущие центральную световую главу. Боковые главы некогда также были световыми. Отсутствие апсид придало храму вид гражданского здания, словно приспособленного под церковь. Это впечатление усиливается благодаря наличию на восточной стороне пилястров с антаблементом, в состав которого включены терракотовые плитки со стилизованным растительным орнаментом. Такие редкие в русской архитектуре детали убранства, встречающиеся лишь на рубеже XV-XVI вв., позволяют отнести время постройки церкви даже к началу XVI столетия. Однако позднейшие перестройки препятствуют с должной точностью судить о его первоначальном виде.

В XVII в. Чашниково перешло во владение брата царицы Натальи Кирилловны-Льва Кирилловича Нарышкина, по заказу которого была выстроена прославленная церковь в Филях. В Чашникове был срублен боярский двор, к храму пристроили два придела и колокольню. Ее шатровое покрытие было выполнено из деревянных стропил – первый известный случай такой конструкции в Подмосковье, ранее всегда выполнявшийся из сужавшихся кверху венцов бревен. Над арками ее звона были устроены своеобразные декоративные козырьки, сильно повысившие декоративность этой незначительной по масштабу части здания. Обновлению подвергся и основной храм. Именно в это время его украсили шаровидные купола глав, появились раковины в кокошниках, восьмигранные окна и ажурные кресты. Четырехскатная кровля скрыла древнее покрытие. В результате всех этих переделок храм стал похож на церковь конца XVII в., когда уделяли столь большое внимание декоративным формам архитектуры. Лишь отдельные видные под штукатуркой и побелкой детали говорят о его древнем происхождении.

Далее к западу в 4 км на реке Клязьме или в 7 км от станции Сходня расположено село Поярков о. В середине XVII в. оно принадлежало известному деятелю того времени боярину Артамону Матвееву, который в 1665 г. построил здесь небольшую церковь (илл. 130). Этот памятник по обычаю того времени богато украшен различными декоративными архитектурными деталями из кирпича и камня. В нем много оригинального и занимательного. Так, колокольня установлена на толстые столбы входного крыльца. Вместо одного восьмерика звона их целых два. Подвесные гирьки в пролетах верхнего звона как бы перекликаются с такими же деталями пролетов крыльца.

Следует обратить внимание на порталы храма. В основании украшающих их колонок поставлены перевернутые верхом вниз капители, что крайне знаменательно для понимания мастерами середины XVII в. ордерных форм, рассматривавшими их лишь как декоративные элементы. Разнообразны и красивы наличники окон, украшающие стены храма. Под его высокой крышей можно предполагать ярусы дополнительных кокошников, что, естественно, повышало декоративность этого небольшого, но примечательного храма, сохранившего на северной стене красиво орнаментированную белокаменную памятную доску.

Еще дальше на запад, уже по другую сторону Октябрьской железной дороги, расположено С е р е д н и к о в о (в 4 км от станции Фирсановка), получившее благодаря находящемуся тут санаторию новое современное название – «Мцыри», что связано с пребыванием здесь в юные годы Лермонтова. Усадьба выстроена в 80-х гг. XVIII в. Уже при входе на двойной парадный двор в глаза бросается гармоническое расположение хозяйственных корпусов и в особенности четырех флигелей с бельведерами, как бы подготовляющих восприятие центрального дома (илл. 131,), увенчанного также небольшим бельведером. Архитектурная обработка стен всех зданий до крайности проста. Это слегка утопленные в стены вертикальные филенки, в которых размещены окна, римско-дорические пилястры, небольшие фронтоны и другие детали строгой классической архитектуры. Масштаб и даже известный уют создают низкие, в высоту всего лишь одного нижнего этажа, колоннады, объединяющие центральную группу зданий. По названным особенностям архитектуры усадебных построек можно думать, что их автором был И. Старов. К сожалению, внутри мало что напоминает XVIII в., так как дом и флигели не раз подвергались переделкам и перестройкам.

Достопримечательностью Середникова является его парк. Сильно изрезанная оврагами местность была использована опытным садовником для устройства прудов, расположенных террасами у речки Горетовки. Ель, сосна, лиственница явились теми породами деревьев, которые по преимуществу занимают живописные склоны. От дома к пруду спускается эффектная лестница-пандус с охватывающими ее по бокам полукруглыми в плане дорожками. У верхнего пруда располагается трехарочный мост с небольшими муфтированными колоннами и красивой решеткой между каменными столбами парапета. Среди редких теперь подобных сооружений мост Середникова по красоте своих эллипсовидных арок и монументальности форм является одним из лучших.

Однако наше отклонение от основного пути зашло слишком далеко. Следует подумать о возвращении на Дмитровскую дорогу. По пути обратно осмотрим на Ленинградском шоссе старинную усадьбу Собакиных-Чашниково (в 4 км от станции Алабушево, Октябрьской ж.д.). Ее остатки в виде парка с прудами, церкви и других зданий типичны для усадеб начала XIX в. Однако ее конный двор (илл. 132) стоит того, чтобы остановиться на нем подробнее. Видимо, из-за прихоти владельцев это сооружение значительно превышало в свое время барский дом. В центре здания расположен двухсветный корпус с четырехколонными портиками дорического ордера и верхними полукруглыми окнами. Некогда он был, как и остальные части, окрашен в темно-красный цвет, на котором хорошо выделялись белокаменные детали. Особенно интересны боковые колоннады (дорические), идущие к угловым флигелям. Правый из них получил кубическую надстройку, украшенную с каждой стороны ложными арками. Их архивольты членятся камнями, расположенными по радиусам, что обостряет декоративные особенности этого интересного, ныне почти полуразру^- шенного сооружения. Мягкий по очертанию невысокий купол венчает эту часть здания, придавая ей известную самостоятельность. Нетрудно заметить, что общая композиция конного двора в Чашникове близка зданию императорских конюшен, построенных В. Стасовым в Петербурге в 10-20-х гг. XIX в. Видимо, это здание понравилось владельцам скромной подмосков^- ной, поскольку оно послужило образцом, на который ориентировался неизвестный нам зодчий.

Вернувшись на Дмитровскую дорогу, следует ознакомиться с широкоизвестным Марфиным (в 4 км от станции Катуар). Свое имя усадьба получила в конце XVII в., когда она принадлежала «дядьке» Петра – Б. Голицыну – владельцу Дубровиц. По его заказу крепостной архитектор В. Белозеров построил в 1701 – 1707 гг. церковь (илл. 134). Легенда повествует, что она не понравилась владельцу, поскольку для поддержки купола внутри были "поставлены массивные столбы – пилоны. Белозеров был засечен насмерть.

Церковь Марфина весьма оригинальная для московской архитектуры начала XVIII в. Если в общей ее композиции и отдельных деталях убранства можно найти отголоски приемов древнерусского зодчества конца XVII в., известного под именем московского барокко, то в характере замысла, в трактовке отдельных форм, как и в применении ордера, видно то новое в архитектуре, которое прокладывало себе путь в те годы. Крестообразный план церкви в какой-то мере повторяет композицию Дубровицкого храма. Однако вместо округлых форм последнего здесь строгие, четкие объемы, стены которых украшены коринфскими пилястрами с занятными по рисунку капителями. Вместе с тем над входами помещены восьмигранные окна, обрамление которых очень похоже на соответствующие детали церквей в Уборах и Троице-Лыкове. Поэтому можно думать, что для белокаменных работ в Марфине была привлечена та же артель мастеров- резчиков.

Белозеров внес большое оживление в облик здания, поставив пилястры на пьедесталы так, как это рекомендовалось в изданном в те годы на русском языке руководстве по архитектуре итальянца Виньолы, где описывались правила пользования ордерными формами. Действительно, коринфские пилястры придали церкви и большую стройность и нарядность. Выступы- притворы, крытые на два ската, получили на торцах простые, несколько резкие по форме фронтоны. Средокрестие увенчано высоким цилиндром барабана, купол которого несет небольшую главку, столь типичную для московской архитектуры первой половины XVIII в. В порталах входов и наличниках окон, оттененных гладью стен, предвосхищена та строгость рисунка, которая получила распространение в последующей архитектуре русского классицизма.

В конце XVIII в. Марфино перешло во владение Салтыковых и, как большинство подмосковных усадеб, было заново перепланировано и отстроено. Появились новый большой усадебный дом, обширные службы, два театра и прочие увеселительные строения в парке. В 1812 г. Марфино было разграблено и сожжено отрядом французских войск. Но не все погибло в огне. Сохранились, например, два корпуса псарен за парком, украшенные восьмиколонными портиками. По ним можно судить о былом великолепии классической усадьбы. Уцелели также две беседки -одна- полуциркульная, служившая, видимо, музыкальным павильоном; другая – двухъярусная, исключительно оригинальной формы (илл. 135). Ее восьмигранный низ состоит из массивных рустованных стен, прорезанных со всех сторон проемами входов. За ними виднеются римско-дорические колонны, несущие арки, на которые опирается перекрытие. Вверху же высится восьмиколонная ионическая беседка, увенчанная небольшим куполом. Гармоничность, легкость и воздушность ее форм как бы противостоят тяжелому низу. Такое противопоставление, такая игра архитектурных форм невольно заставляет вспомнить одного из оригинальнейших и одареннейших архитекторов второй половины XVIII в. – Львова.

Марфино было восстановлено лишь в 1837-1839 гг., когда оно перешло к новым владельцам – Паниным. Все архитектурные работы были поручены московскому архитектору Быковскому. Он заново отстроил главный дом, флигели, службы и возвел двухарочный мост через пруд (илл. 133), служивший главным въездом в усадьбу. Все эти здания были выполнены с применением готических форм. Но готика николаевского времени 30-40-х гг. XIX в. существенно отличается от предшествующего подобного же стилистического направления. Здесь уже нет попыток воскресить древнерусские формы и приемы. Собственно готического здесь несравненно больше.

Быковскому особенно удался мост, так напоминающий средневековое сооружение. Хороша его средняя часть с небольшими башенками по сторонам колонной галереи. Боковые арки отттеняют как массивность красно-кирпичных глухих стен, так и ажурность белокаменных колоннад. Не менее оригинальна пристань, охраняемая двумя крылатыми грифонами. Дом по архитектуре несколько суше, но по декоративным формам и местоположению он хорошо связан с перечисленными постройками, прячущимися за деревьями разросшегося парка. Все эти башенки, зубцы, готические арки и прочие детали действительно придают Марфину вид романтического замка с его преданиями и легендами.

Чем ближе к Дмитрову, тем живописнее окрестности с отлогими холмами, сбегающими к блестящим среди них речкам. Сравнительно недалеко от города расположена одна из интересных подмосковных – О л ь г о в о (в 11 км от платформы Яхрома и в 1,5 км от деревни Федоровки по Рогачевскому шоссе через Подъячево- Обольяниново, где сохранились остатки классической усадьбы с парком). В середине XVIII в. усадьба перешла к фельдмаршалу С. Апраксину – одному из видных деятелей Семилетней войны. Находясь в родстве с императрицей Елизаветой, Апраксины решили отстроить усадьбу с размахом и блеском. Действительно, Ольгово поражает своим масштабом – парком в 40 га, среди которого разместились его многочисленные здания, построенные уже после смерти фельдмаршала. В глубине обширного двора, образованного флигелями, среди которых левый был когда-то театром, славившимся своими спектаклями, высится большой дом (илл. 136), поднятый на мощный цоколь. Такой же каменный цоколь служит основанием некогда открытым аркадным переходам, связывающим дом с флигелями. Со стороны парка расположен ионический портик, увенчанный крутым фронтоном с круглым окном в центре. Все архитектурные формы здесь тяжелы, массивны, величественны, хотя и выполнены из дерева с последующей штукатуркой. В доме находятся два торжественных зала – один выходит во двор, другой же обращен в сторону великолепного парка с большим прудом, отражающим в своих водах колонный портик. Особенно привлекателен последний зал, большой, просторный с колоннами, поддерживающими хоры, и окнами в два света. Все детали здесь также выполнены из дерева. В люнетах на стенах зала помещены барельефы, изображающие предков Апраксиных; среди них выделены те, которые породнились в XVII в. с московскими царями.

Принято считать, что автором классических построек Ольгова был архитектор-итальянец, работавший в Москве, Франческо Кампорези. Действительно, архитектура главного дома усадьбы близка его произведениям. Некогда в парке находилось большое количество садовых павильонов, пополнявшихся в течение второй половины XVIII в. Так, за прудом видно небольшое классическое парковое здание; со стороны въезда в парадный двор усадьбы сохранилась одна из двух псевдоготических башен. Начало аллей, ведущих к усадьбе, отмечено парными обелисками. Поражает своим размером и хозяйственный двор с его службами, среди которых имелось даже здание ткацкой мануфактуры. В процессе обстройки усадьбы была изменена архитектура церкви 1751 г. Из барочной она превратилась в классическую с простыми благородными формами.

В отличие от прочих городов Подмосковья Дмитров имеет точную дату своего основания. Под 1154 г. летопись сообщает: «…того же лета родися Юрью (Долгорукому) сын Дмитрий (Всеволод) бе бо тогда на реце на Яхроме и со княгинею и заложи град во имя его и нарече и Дмитров». Конечно, это известие не надо понимать буквально как основание города в случайном и необжитом месте. Наоборот, археологические исследования показали, что город был основан среди уже существовавших селений, расположенных на важном водном пути к Волге по рекам Яхроме и Дубне. Позднее летописи не раз упоминают Дмитров, сделавшийся одно время даже самостоятельным удельным княжеством.

Естественно, что город нуждался в мощных укреплениях, тем более что расположенный в пойме ^реки, он хорошо был виден с окрестных холмов. Действительно, крепостным валам города найдется мало равных в Подмосковье. Их возникновение относится к домонгольскому времени; впоследствии они не раз чинились и наращивались. Валы окружают сравнительно небольшую территорию, где раньше размещались избы княжеской дружины, а также жили ремесленники и торговые люди. При археологических раскопках здесь были найдены остатки деревянных домов, небольшой горн для плавки железа, гончарная мастерская и ряд вещей бытового обихода. Вдоль гребня вала некогда стояли рубленые деревянные стены. Документы сообщают о восьми башнях, оборонявших древний город в начале XVII в.

Если внимательно проследить историю Дмитрова, в особенности передачу его в качестве наследства или «кормления» то одному, то другому князю, то окажется, что его правителями были лица далеко не заурядные и не безучастные к собиранию Москвой земли русской. Так, на рубеже XIV-XV вв. им владел сын Дмитрия Донского – Петр. В первой половине XV в. Дмитров неоднократно переходил из рук в руки в период междоусобной борьбы Дмитрия Шемяки и Василия Косого с московским великим князем Василием II Темным. В начале XVI в. город становится владением брата Ивана III – Юрия. В середине этого же столетия он был местопребыванием небезызвестных князей Старицких – противников Ивана Г розного. Поэтому можно обоснованно предполагать, что в Дмитрове должен был исстари существовать каменный собор. Наиболее вероятным временем его постройки могут считаться годы правления князя Петра Дмитриевича (1389-1428), тем более что его братья Юрий Звенигородский и Андрей Можайский деятельно украшали свои стольные города каменными храмами. Однако летописи и здесь хранят молчание по этому поводу, а огромный собор (илл. 137), укрытый городскими валами, судя по его деталям, относится уже к началу XVI в. (1509-1523), когда здесь князем был Юрий Иванович – брат Василия III.

Предполагаемая постройка каменного собора в начале XV в. подтверждается наличием белокаменных подвалов, находящихся под подклетом существующего собора. Эти подвалы следует считать подклетом древнего собора. Их расположение под землей легко объясняется наросшим с XVI в. культурным слоем позднейших отложений. За раннее происхождение этой части собора говорят и сохранившиеся древние окна, и неровная кладка в месте смыкания белого камня с кирпичом, и база из белого же камня для двойного пилястра на профилированном цоколе северной стены, в то время как сам пилястр, выложенный из кирпича, подымается вверх в виде простой лопатки.

По своему плану и внешним формам Дмитровский собор удивительно правильное и стройное здание. Его членение стен, карнизы, проемы окон и тимпаны закомар с группами круглых окон обнаруживают большую близость к Архангельскому собору Московского Кремля. В годы постройки нового собора в Дмитрове московские соборы, Успенский и Архангельский, завладели сознанием зодчих. Помимо этого, само обращение к архитектуре московских памятников отражало политические тенденции насаждать в зависимых от Москвы землях московские архитектурные формы. В Дмитровском соборе можно встретить и другие московские детали. Таковы, например, порталы с колонками, имеющими сноповидные капители и граненые апсиды. В соборе, где теперь находится местный музей, сохранился иконостас, относящийся, судя по ажурной растительной резьбе, к концу XVII в.

Наиболее интересной частью декоративного убранства собора следует считать его изразцовые рельефы. Два из них, с изображением Распятия, украшают тимпаны средних закомар южного и северного фасадов. Хотя они помещены на большой высоте, все же возможно рассмотреть отдельные их формы. Так, южный рельеф обрамлен колонками с дыньками наподобие обычного портала. Зато северный имеет богатую узорную кайму, кажущуюся более органичной при плоскостном характере фигур. Несогласованность общей формы рельефов с рисунком самих закомар свидетельствует о их более позднем появлении на стенах собора. Оба рельефа очень близки к изразцовому же рельефу на ту же тему из не дошедшего до нас Борисоглебского собора в Старице (1561). Поскольку в 1566-1569 гг. дмитровским князем был Владимир Андреевич Старицкий, постольку можно предполагать, что дмитровские рельефы были изготовлены по его заказу или, как полагают некоторые исследователи, созданы даже в середине XV в. известным московским мастером В. Д. Ермолиным.

Несравненно более интересным является огромный, до 3 ж в диаметре, изразцовый же рельеф, изображающий св. Георгия (илл. 138). Местоположение его малопонятно, поскольку он помещен на южной стороне собора, почти у его портала, на уровне человеческих глаз. В то же время и по размеру и по рисунку он явно был рассчитан на далекую точку зрения. Выполнен этот рельеф, как и остальные, техникой светлых по тонам полупрозрачных глазурей, что придает этим скульптурным произведениям характер своего рода живописи. Обжиг частей рельефа стоит на большой высоте. Известно, что при этом процессе керамические произведения уменьшаются в размере. Тем не менее отдельные детали рельефа хорошо подогнаны друг к другу. Гамма красок состоит из охристо-золотистых, охристо-зеленых и фиолетовых тонов. Не менее совершенны и скульптурные качества рельефа, начиная от фигуры Георгия и кончая двойным орнаментальным обрамлением. Зубчатый край последнего, как и витой вал, несколько напоминает рисунок печатей на документах. Можно лишь пожалеть, что искусство монументальной многоцветной керамики, столь удачно воплощенное в рельефах Дмитровского собора, не получило дальнейшего распространения. Лишь в XVII в. оно оживает вновь, но уже в совершенно ином виде.

Существование в Дмитрове каменных храмов до XVI в. подтверждается находкой в 1841 г. каменного креста под Алексеевским приделом собора Борисоглебского монастыря. Этот крест, рассчитанный на установку на стене какого-то каменного храма, сохранил дату – 1462 г., а также надпись, указывающую, что он был поставлен «на Благовещение». Изображенные тут же святые Василий, Николай и Егорий, очевидно, одноименны заказчикам. В настоящее время этот каменный рельеф вмурован в стену Борисоглебского собора, имеющего также и другую настенную плиту с надписью, где хорошо читается год – 1537. Некоторые исследователи полагают, что это – год постройки собора.

Борисоглебский собор (илл. 139) принадлежит к типу одноглавых храмов с трехчастным членением фасадов, которые возводили в те годы по монастырям и городам вокруг Москвы. Храм сохранил щелевид ные окна, однако частые пожары и, видимо, относительно низкая техника постройки храма привели- уже в XVII в. к «обновлению» закомар и скреплению стен железными связями. У юго-западного угла собор а в 1656 г. стольник Алексей Чаплин построил в честь своего святого небольшой придел. Строгие наличники его окон с крутыми фронтончиками, как и завершение стен декоративными кокошниками, характерны для этого времени. В конце XVII в. вокруг монастыря была возведена скромная ограда, а также надвратная церковь, сильно переделанная в конце XVIII в.

С середины XVIII в. деревянные церкви города заменяются каменными. Приемы стиля барокко получают преимущественное распространение, приобретя интересный местный отпечаток. Плоские пилястры хотя и увенчиваются ордерными капителями, но по масштабу и пропорциям скорее напоминают словно вертикально приколоченные доски, столь близкие древнерусским лопаткам. Окна обрамляются плоскими наличниками с характерными лучковыми фронтонами и боковыми выступами – «ушами». Граненый высокий купол несет обязательные люкарны и венчающую главку, порой даже в несколько ярусов.

Несомненно, наиболее оригинальным среди подобных храмов Дмитрова следует считать Тихвинскую церковь наПушкинской улице.Она построена в 1801 г., что для форм стиля барокко исключительно поздно. По-видимому, такое запаздывание можно в данном случае объяснить лишь волей заказчика, тем более что она сравнительно точно повторяет как общую композицию, так и отдельные формы Никитской церкви города Владимира, построенной еще в середине XVIII в. Высокий четверик Тихвинской церкви с его тремя рядами окон, как и аналогичная по построению своих фасадов трапезная, скорее производит впечатление гражданского городского многоэтажного здания, приспособленного к нуждам церкви. Вместе с тем, приглядываясь к композиции храма, нетрудно обнаружить под этой оболочкой традиционные приемы, часть которых восходитдажекХУП в. Мастер по-прежнему уделяет много внимания силуэту здания, что сказывается в двухъярусной главе с ее резко выступающими карнизами и особенно в колокольне, так напоминающей в своей верхней части московские колокольни, построенные в 60-х гг. XVIII в. Карлом Блан ком. В целом Тихвинская церковь – оригинальное произведение провинциального мастера, сумевшего во времена пристрастия к гладким стенам классицизма с минимумом декоративных деталей сохранить склонность к живописной трактовке архитектурных форм.

В Заречной слободе Дмитрова сохранился дом купцов Тугариных (Старо-Рогачевская ул., 26) – пример раннего классицизма второй половины XVIII в. Строгие лопатки-пилястры, сдержанные обрамления окон, как и общее пропорциональное построение здания, свидетельствуют, что его проект вышел из рук незаурядного архитектора. К сожалению, дом внутри сильно переделан.

Тут же рядом находится церковь Введения 1766 г. – неплохой пример провинциального барокко середины XVIII в.

Закончив осмотр дмитровских достопримечательностей, нам предстоит дальнейшее путешествие, в течение которого мы встретим еще две группы древних памятников, когда-то тесно связанных с Дмитровом и его историей. Первой из них является Николо- Пешношский монастырь, расположенный в 32 км от города, близ теперешнего районного центра Рогачево, некогда крупного торгового села. Может первоначально показаться, что в монастыре остались лишь незначительные сильно искаженные фрагменты древних зданий. Однако это впечатление обманчиво. Монастырь неоднократно переживал то полное запустение,™ завидное возрождение, что не могло не сказаться на сохранности его памятников. В периоды его расцвета для него изготовлялись первоклассные произведения искусства.

Монастырь был основан в 1361 г. учеником Сергия Радонежского Мефодием среди болотистой равнины, у впадения речки Пешноши в Яхрому. По-видимому, в начале XV в. известный уже нам дмитровский князь Петр Дмитриевич пожертвовал монастырю богатые земельные угодья, подражая и в этом своему старшему брату Юрию Звенигородскому, дарившему своему звенигородскому Саввино-Сторожевскому монастырю села и деревни. Укрепить в военном отношении монастырь, усилить его экономически отвечало интересам князя, поскольку монастырь стоял на торговом пути к Верхней Волге. К сожалению, источники молчат о какой-либо строительной деятельности в монастыре за этот период.

Обнаружение и раскрытие иконы Иоанна Предтечи, происходящей из монастыря и написанной, можно смело думать, Андреем Рублевым ("ныне в музее имени А. Рублева в Москве), позволяет предполагать, что монастырь обстраивался в начале XV в. Здесь должен был существовать храм. Вместе с тем не исключена также возможность, что это выдающееся произведение Рублева попало в монастырь из Дмитрова, так как художественные ценности монастыря часто вывозились в соседние города, а затем возвращались обратно. В Дмитрове же, как мы знаем, имелся белокаменный собор, построенный в начале XV в. и перестроенный в начале XVI столетия. В конце XVII в. этот собор получил новый иконостас. Не тогда ли была вывезена в Николо-Пешношский монастырь икона письма Рублева? Икона, опиленная в своей нижней части в XVIII в., первоначально представляла собой фигуру пророка в рост. Она входила в так^называемый «деисусный чин» (ряд икон), украшавший иконостас. По ширине (83,5 см) она превосходит иконы Троицкого иконостаса Троице-Сергиевой лавры (по высоте она, видимо, была более 2 м). Все говорит за то, что количество икон этого иконостаса достигало примерно 15 икон (судя по ширине подвала собора в Дмитрове), что свидетельствует о большом размере храма. Сама икона Предтечи по тонкости живописи лица, по сдержанности благородного колорита (зелено-синие тона на золотом фоне) принадлежит к кругу лучших произведений этого времени (10-20-е гг. XV в.). Можно думать, что эта икона, как и остальные, входившие в состав иконостаса, писалась Рублевым скорее всего для каменного собора, но какого – Дмитровского или Николо-Пешношского? Исследование сильно поновленного в XVIII-XIX вв. монастырского собора (илл. 141), возможно, позволит разрешить эту загадку. Уже сейчас под внешней псевдоготической оболочкой храма николаевского времени проглядывают детали более древнего памятника. Так, на южной стене можно заметить под слоем штукатурки и неоднократных окрасок терракотовые плитки, вошедшие в употребление в последней четверти XV в. Они встречаются вплоть до второго десятилетия XVI столетия. Внутри собора находятся четыре столба, что также указывает на древность храма. Опись 1623 г., составленная вслед за разрухой «смутного времени», упоминает сооор как каменный. Это позволяет думать, что он был построен либо перестроен даже в конце XV в. или в начале XVI столетия, при князе Юрии Ивановиче – дяде Ивана Грозного.

Из пожертвований второй половины XV в. обращают на себя внимание резная из кости панагия и напрестольный крест из черного дерева, обложенный по концам золотом с чеканными изображениями и украшенный драгоценными камнями (ныне в музее-заповеднике Загорска). По характеру орнаментации и способу чеканки фигур он близок к кресту, выполненному для Троице-Сергиева монастыря и приписываемому известному монаху-резчику Амвросию. В 1469 г. Николо-Пешношскому монастырю было пожаловано князем Юрием Васильевичем, братом Ивана III, серебряное кадило (илл. 140), верх которого был в XVI в. сделан заново в виде ребристого шатра, напоминающего известные шатровые храмы (ныне в Оружейной палате Московского Кремля). Все это свидетельствует о процветании монастыря как в конце XV, так и в начале XVI в.

К XVI в. следует, видимо, отнести сильно перестроенную в XVIII-XIX вв. трапезную церковь Сретения и оригинальный восьмигранный храм Богоявления, получивший в 1793 г. надстройку, превратившую его в колокольню. Постройка подобных храмов на рубеже XV-XVI вв. получила известное распространение (вспомним Иосифо-Волоколамский монастырь). Пешношский восьмигранный храм сохранил два яруса стен и интересные детали убранства. Среди них выделяется массивный портал, расположенный во втором ярусе. С западной стороны монастыря имеется крепостная стенай ряд башен, возведенных в конце XVII в. Большие перестройки, происходившие в монастыре в конце XVIII-начале XIX в., сильно исказили древние здания.

В 12 км от Пешноши, на реке Сестре, расположена Медведева пустынь. Здесь сохранились два интересных архитектурных произведения XVI и XI X вв. Пустынь, бывшая небольшим монастырем, упоминается в духовной грамоте (завещании) князя Юрия Васильевича под 1472 г. Однако каменные здания появились здесь лишь после посещения ее Иваном Грозным в 1553 г. на пути в северные монастыри. По-видимому, именно после этого путешествия были отпущены средства на постройку каменного собора (илл. 142). Он был построен в 1556 г. (сохранившаяся внутри на столбе надпись масляными красками приводит ошибочную дату – 1548 г.) Архитектура этого простого по облику Богородице-Рождественского собора воспроизводит в общих чертах формы собора Ферапонтова монастыря – конечный пункт поездки Грозного. На связь с северной обителью указывает и посвящение собора.

План собора с его четырьмя крестчатыми столбами и тремя апсидами также напоминает распространенный в конце XV в. тип подобного здания. Правая апсида – диаконник – была с самого начала рассчитана на устройство придела. Под поздней четырехскатной крышей собора Е. Н. Подъяпольская сравнительно недавно обнаружила два ряда декоративных кокошников. Именно подобным завершением храм напоминает собор Ферапонтова монастыря. Южный портал со сноповидными капителями колонок типичен для первой половины XVI в. Внутри обращают на себя внимание сильно пониженные угловые части собора. Низ рядом стоящей каменной колокольни, возможно, одновременен храму.

В 1809 г. на территорию давно упраздненного монастыря была перенесена из села Дорохова деревянная церковь, получившая типичный вид деревянного храма рубежа XVIII-XIX вв. Основная прямоугольная часть храма увенчана низким восьмигранным тамбуром, несущим ребристый купол, на котором стоит небольшая главка.

Среди редких теперь старых памятников деревянной архитектуры Подмосковья церковь Медведевой пустыни занимает свое скромное, но тем не менее важное место.

Этим маршрутом заканчивается наше знакомство с Подмосковьем. Перед нами предстали ее древние города, села и старинные усадьбы, но следует помнить, что мы охватили далеко не все ее памятники. Любознательный путник, отклонившись даже незначительно в сторону, сможет в полном смысле этого слова открыть произведения большой художественной ценности. Хотелось бы, чтобы предложенная его вниманию книга-спутник с ее условными маршрутами облегчила эти увлекательные путешествия вокруг Москвы.