Книга: Исторические районы Петербурга от А до Я
Покровское, сельцо
Покровское, сельцо
Сельцо Покровское располагалось в начале XIX в. за Невской заставой, между Александровским и Фарфоровым заводами. Оно принадлежало Николаю Назарьевичу Муравьеву, поэтому и звалось иногда Муравьево-Покровское. Летом 1809 г. в семье Муравьевых родился сын Николай, ставший впоследствии выдающимся государственным деятелем. Значительную часть детства он провел в имении отца, где временами обитала вся семья. Николай Муравьев-младший окончил Пажеский корпус. «Карьера его была долгой и яркой, а венцом ее стала служба в Восточной Сибири, – отмечает Дмитрий Шерих. – Именно Николай Николаевич Муравьев присоединил к России Приамурье, Хабаровский и Приморский края, увеличив территорию страны на миллион квадратных верст, за что был возведен в графское достоинство с прибавлением к фамилии приставки „Амурский“. Доныне граф Муравьев-Амурский – одна из самых легендарных исторических фигур русского Дальнего Востока. Его имя носит главная улица Хабаровска, в этом же городе на берегу Амура стоит памятник Николаю Николаевичу… Как человек Муравьев-Амурский во многом был похож на отца: не случайно современники почти единодушно наряду с талантами отмечали господствовавшие в нем честолюбие и деспотизм».
Что же касается Николая Муравьева-старшего, то через несколько лет после кончины супруги он женился вторично – на юной Елизавете фон Моллер, дочери адмирала Антона Васильевича фон Моллера, морского министра в царствование Николая I. Муравьев-старший достиг серьезных успехов в карьере, получив пост статс-секретаря при Николае I. Однако затем он чуть не разорился, а за грубое нарушение служебного этикета получил отставку от государственной службы. После этого в 1832 г. поселился в своем имении за Невской заставой.
Бывший усадебный дом Муравьевых, вид со стороны двора (пр. Обуховской Обороны, 143). Фото автора, февраль 2010 г.
Здесь Николай Муравьев-старший активно занялся сельским хозяйством. Он выращивал удивительных размеров картофель и капусту, выводил новые сорта злаков (в том числе получившую большую популярность рожь «Муравьевка»), придумывал кулинарные рецепты. О своих достижениях Николай Назарьевич регулярно оповещал общественность на страницах «Санкт-Петербургских ведомостей», «Северной пчелы» и других газет.
Занимался Муравьев и литературным творчеством, однако современники относились к его трудам с изрядной долей скепсиса. Тем не менее сам Муравьев был уверен в своем литературном даре, он высоко оценивал свои стихи, переводы, повести и исторические изыскания. В 1839 г. на страницах «Северной пчелы» появился огромный очерк о сельце Покровском, который отразил стремление Муравьева основать на своих землях крупное предприятие. Возможно, автором неумеренно восторженной статьи был сам Николай Назарьевич.
В начале этой статьи рассказчик описывал, как по кишащему заводами и фабриками Шлиссельбургскому тракту добрался до «сельца Покровского при возвышенном и крутом берегу Невы, с ее радостными видами и великих зданий, и деятельного смышления образованного человечества». Затем, наконец, как райское видение, его глазам представало сельцо Покровское: «Главный дом Покровского останавливает на себе ваше внимание. Он милой архитектуры, довольно велик и завлекает к себе глаз, особенно если глядишь на него с Невы. Вы хотите и в нем искать мануфактуру: так много вы их видели и видите вокруг себя. Но их в нем нет еще. Сад сельца Покровского вас занимает, он открыт для всех и каждого. Десять лет перед сим на землях Покровского почти все было дико и бесплодно. Нагулявшись по множеству тропин и излучин на пространстве 50 десятин и не видя конца землям Покровского, вы садитесь отдохнуть.
Пораженные этою отменностью села Покровского посреди, так сказать, молодого мануфактурного города, вы вопрошаете первого встречного: почему нет и здесь какого-нибудь издельственного заведения? Потому, что еще не успели этого сделать, отвечает вам встречный. А местность Покровского удивительно для того выгодна; можно сказать, необыкновенно выгодна и по положению ее побережных земель на пространстве десятков десятин, и по тесной смежности ее с Литейным заводом и с заводом богатых станков прядильных и ткацких. Покровское имеет 200 десятин земли, обработанной и самой плодородной. Это единственное место для устройства жилищ нескольких тысяч ремесленников мануфактурных. А побережные его десятки десятин могут принять на себя сорок и более фабрик, каких угодно званий, когда проведется из Невы в это пространство неширокий сплавной канал…
Трактир «Бережки». Открытка начала ХХ в.
Вы, наконец, встречаетесь и с самим хозяином села Покровского, знакомитесь с ним и узнаете от него, сверх всего слышанного, что Покровскими фабриками прядения и тканья может быть спрядена и соткана бо?льшая часть русских льнов и пеньки, ныне сплавляемых изнутри России к торговой пристани Петербурга, что ими же может быть спрядена вся хлопчатая бумага, ныне ввозимая из Америки к этой пристани…»
«Что тут скажешь – маниловщина в чистом виде! – считает историк Дмитрий Шерих. – Еще и фабрик никаких нет, а Николай Назарьевич уже предрекает отказ от импорта из Америки и прочие великолепные перспективы. Увы, никто на столь заманчивые предложения не откликнулся: Муравьеву пришлось и дальше биться в одиночку. Он устроил сахарный завод, где по своему собственному способу вываривал сахар. Пытался даже завести свою текстильную мануфактуру, но успеха в этом деле не имел».
Муравьев-старший умер в начале 1845 г. Его похоронили в церкви Спаса Преображения на близлежащем Фарфоровском кладбище, уничтоженном в 1930-х гг. Эпитафия на его могиле гласила: «Он всегда имел пред очами разумения своего суету сует и всяческую суету рода человеческого и чувством своим был не житель мира сего»…
Центром муравьевской усадьбы в сельце Покровском являлся нынешний дом № 143 по проспекту Обуховской Обороны, на углу Железнодорожной улицы. «Сегодня этот дом с уличной стороны ничем не привлекателен: типичная постройка середины XX столетия, – отмечает Дмитрий Шерих. – Но если зайти со двора, можно увидеть чудом сохранившиеся колонны. Да и боковая пристройка к зданию явно помнит как минимум XIX столетие».
После Муравьевых усадебным домом владели Моллеры, которые впоследствии, в 1860-х гг., стали сдавать земли имения под выгон скота. Затем здесь существовал извозчичий двор «Бережки», а среди почитателей петербургской старины дом получил название «дворца Бирона», хотя никакого отношения к нему никогда не имел. Правда, есть сведения, что на месте муравьевского дома стоял путевой дворец Екатерины II, возможно, относившийся еще к временам Анны Иоанновны. Но это только догадки и версии. Вокруг здания ходило немало легенд, еще больше окутывавших его завесой таинственности и загадочности.
В начале ХХ в., когда стало набирать силу общественное движение в защиту старого Петербурга, «дворец Бирона» за Невской заставой воспринимали как уникальную историческую реликвию за Невской заставой. Его облик запечатлели на открытках, фотография дома появилась и в книге искусствоведа Георгия Лукомского «Старый Петербург». Еще один искусствовед, защитник старого Петербурга В.Я. Курбатов, пришел к выводу, что это здание – детище самого зодчего Джакомо Кваренги.
В путеводителе по Ленинграду 1931 г. упоминался этот дом, украшенный медальонами и надписью «Дом наследников фон Моллер».
Память о муравьевской усадьбе долгое время хранилась в названии Муравьевского переулка. В 1939 г. его переименовали в улицу Цимбалина – в честь врача Владимира Владимировича Цимбалина, много сделавшего в деле народного здравоохранения за Невской заставой…
Оглавление книги
