Книга: Неисчерпаемая Якиманка. В центре Москвы – в сердцевине истории

За Садовым кольцом

За Садовым кольцом

Район Якиманка за пределами Садового кольца – это совсем иной мир, нежели внутренние кварталы. Он гораздо моложе. Сплошная застройка здесь стала появляться только в XVII в., да и то лишь к концу столетия. До этого по здешним пустынным полям, огородам и выгонам мимо небольших рощ в стороне от лесистого москворецкого крутобережья тянулись от Калужских ворот дороги на Калугу, к Донскому монастырю и селу Шаболову. Только в XVIII–XIX вв. они превратились в улицы. Но застройка этих мест еще долго оставалась неплотной, прерывистой. Немалую часть ее составляли московские усадьбы помещиков окрестных губерний. «Каждого ожидал собственный деревянный дом, неприхотливо убранный, с широким двором и садом без дорожек, заглохшим крапивой, но где можно было, однако же, найти дюжину диких яблонь и сотню кустов малины и смородины. Все Замоскворечье было застроено сими помещичьими домами», – писал мемуарист Ф. Вигель. На живописном берегу Москвы-реки раскинулись владения знати. Впоследствии за Садовым кольцом на просторе расселились купцы, мещане, появились промышленные предприятия, учебные и богоугодные заведения. Элемент стихийности в складывании планировки этих кварталов был не так велик, как в центре города. Уличная сесть за Садовым кольцом – результат градостроительства Нового времени. Это достаточно широкие и прямые проезды, крупные кварталы. В советскую и постсоветскую эпохи планировка здесь изменилась не так сильно. Зато от прежней застройки мало что осталось. Ее сменили новые большие здания самых разных стилей и облика. Возникли новые скверы и парки, благодаря которым район Якиманка стал самым зеленым в Центральном округе столицы.

Ныне в этих местах за Садовым кольцом древность осталась лишь в исторических воспоминаниях и немногих археологических памятниках. Но старина еще сохранилась и представлена высокими образцами зодчества.

Путешествие по району Якиманка за Садовым кольцом начнем с Добрынинских переулков.

В бесконечной погоне за временем Москва постоянно изменяется. Сегодня темп перемен таков, что москвич, даже не выезжая из дому, словно путешествует из города в город, порой не успевая обжиться в новой среде, привыкнуть к виду из окна, к соседям по двору. И все труднее сохранить чувство «малой родины», ощущение глубокой укорененности в городской почве. Невольно вспоминается Чаадаев: «В своих домах мы как будто на постое…» Иллюстрация тому – кварталы Добрынинских переулков. На глазах одного-двух поколений они почти полностью сменили свою застройку и состав населения. Осталась лишь долгая память этих мест…

По якиманским меркам здешние кварталы сравнительно молоды. В древности люди неохотно селились в этих краях по причинам их удаленности от ядра города и незащищенности от набегов врагов. Здесь, во время нашествий, бывало, разыгрывались сражения. Да и в мирное время за Калужскими и Серпуховскими воротами Земляного города было неспокойно, здесь хозяйничали разбойничьи шайки. Эти земли служили сельскохозяйственными угодьями: использовались под пашни, выгоны. Издревле ими владел старейший в Москве Данилов монастырь. После Смуты земля перешла к ямщикам Коломенской ямской слободы, располагавшейся по соседству, на нынешней Зацепе. По решению Земского собора в 1638 г. территория на две версты вокруг Земляного вала была передана в состав общегородского «животинного выгона». Но вскоре же ее стали быстро расхватывать влиятельные частные лица. Как уже говорилось, в 1714 г. к Калужским воротам был переведен Животинный пригонный двор. Рядом с рынком тут же появились бойни, мясные лавки и харчевни. В 1785 г. Скотопригодный двор передвинули ближе к Серпуховским воротам. Рынок вошел в состав Конной площади – огромного торжища, снабжавшего целое столетие Москву не только мясными продуктами, но и главным транспортным средством – лошадьми. Его частью была Коровья площадка, где торговали крупным рогатым скотом.

После 1812 г. необъятная Конная площадь стала постепенно застраиваться, в том числе частными домами. В ее северной, примыкавшей к Коровьему Валу части, на месте коровьего торга, образовалось четыре квартала. Они показаны уже на плане Москвы 1824 г. Переулки между ними, естественно, получили название Коровьих. Одно время часть 3-го Коровьего называлась Кузнечным переулком. Здешние кузницы обслуживали лошадиный торг. В 1880-х гг. торговлю скотом перевели на Таганку. Последние остатки Конной площади исчезли уже в начале ХХ в., когда на ее земле построили Морозовскую детскую больницу. Кстати, 4-й Коровий переулок (нынешний 4-й Добрынинский) одно время назывался Больничным.

Перед революцией эти кварталы были уже плотно застроены. Здесь стояли дома Александровых, Адуевской-Бахваловой, Бабурина, Воробьева, Губарева, Мельгунова, Заславского, Скворцова, Шутова… На углу 2-го и 4-го Коровьих среди одно-двухэтажных строений выделялись солидные корпуса доходного дома купца, содержателя трактира и пивных лавок В.Е. Чесалова. Это место и в советское время в обиходе называли Чесаловкой. Здесь, кстати, провел детство и юность известный комик Геннадий Хазанов.

В 1852 г. улица Коровий Вал стала Добрынинской улицей, а 1, 2, 3 и 4-й Коровьи переулки соответственно – Добрынинскими, поскольку находились рядом с площадью, которая получила это имя еще в 1918 г. (до этого она звалась Серпуховской). Петр Георгиевич Добрынин, 23-летний рабочий-большевик, в дни Октябрьского переворота руководил отрядом замоскворецких красногвардейцев, действовавших на Остоженке, был тяжело ранен в живот, подобран сестрами милосердия и умер в больнице. Героя революции в советской Москве увековечили в названиях площади, улицы, четырех переулков и станции метро. Ему также поставили памятник.

Во второй половине ХХ в. началась коренная реконструкция Добрынинских переулков. Ее первенцами стали четыре пятиэтажных кирпичных жилых дома 1959 г. постройки. А с 1970-х гг. развернулось строительство огромного комплекса административно-жилых зданий Главного управления по обслуживанию дипломатического корпуса при МИДе РФ. Оно продолжалось до начала 2000-х гг., когда был сооружен его самый масштабный корпус – «Добрыня» в 4-м Добрынинском переулке, 8. Многоэтажные здания ГлавУПДК вмещают в себя и квартиры, и офисы, и рестораны. Здесь разместились представительства зарубежных фирм и даже посольства. Тут же, в отдельном здании в 4-м Добрынинском переулке, расположен медицинский центр.

Сегодня в этих кварталах сохранилось всего два дома дореволюционной постройки. Остальные снесены. Недавно в 1-м Добрынинском открыта клиника косметологии, перестроенная из продовольственного магазина. По соседству, на углу с Коровьим Валом, возведено высотное здание с многоуровневой подземной парковкой. Сегодня эти кварталы считаются одними из наиболее плотно застроенных в Москве. Вот только старожилов, московского духа и исторической памяти здесь остается все меньше…

Район Добрынинских переулков примыкает с востока к улице Мытной. Ее название происходит вовсе не от глагола «мыть», явственно слышимого в нем современным ухом. В основе топонима – слово «мыт», в старой России означавшее торговую пошлину. Именно торжищу, большому рынку скота обязана улица своим рождением. Произошло это во второй половине XVIII столетия, в екатерининское время. А до того округа представляла собой малонаселенную, почти незастроенную местность с пашнями, выгонами и огородами. Но и у нее была своя давняя и примечательная история…

В первой половине XVI в. великий князь Василий III стал активно нанимать на военную службу иноземцев из европейских стран. Как уже говорилось, их селили за Москвой-рекой в слободе Наливки. За военными сюда потянулись и специалисты гражданских профессий. Иноземцы часто обосновывались здесь с семьями. Слобода росла, а значит, ей скоро понадобилось и кладбище. Под него отвели место на глухом отшибе за городской чертой, руководствуясь обычаем хоронить иноверцев – католиков и протестантов подальше от православных святынь. Некрополь находился между современными, но тогда еще не существовавшими улицами Мытной и Шаболовкой. Об этом свидетельствуют находки археологов. Еще в 1823 г. известный историк К.Ф. Калайдович обнаружил надгробную плиту XVI в. «комтура голдинского» Филиппа фон Белля. Могильные камни с этого кладбища использовались при строительстве в XVII в. ограды Данилова монастыря, где впоследствии были найдены, а в 1871 г. описаны архимандритом Амфилохием. В 1876 г. строители нового здания Казанской церкви на Якиманке раскопали в фундаменте 1595 г.

камень с голландской надписью, который, вероятно, тоже происходил из древнего иноземного некрополя. Наконец, в 1930-х гг. известный археолог Л.А. Беляев провел весьма результативные раскопки в районе Мытной – Шаболовки. Сейчас известно не менее 25 надгробий древнего иноземного некрополя с надписями на латинском, немецком, голландском, английском и итальянском языках. Некоторые из этих камней хранят удивительные истории.

…В 1560 г. от Рождества Христова над Прибалтикой витал «страх Московитский». Царь Иван Грозный послал своих воевод князей Шуйского, Серебряного и Мстиславского воевать земли исконного недруга – Ливонского ордена. Были взяты несколько крепостей и рыцарских замков. Но близ Эрмеса (в нынешней Эстонии) ливонцы подготовили засаду, надеясь внезапно обрушиться на русских. Царские воеводы, однако, не сплоховали. Об опасности их предупредили местные жители, ненавидевшие своих поработителей-крестоносцев. Московское войско скрытно прошло через болото и с обоих флангов неожиданно атаковало противника. В бой бросилась татарская конница русского государя. Крестоносцы потерпели страшное поражение. Под русскими и татарскими саблями немало их погибло в сече, 15 рыцарей, 120 орденских дворян и без счету рядовых воинов попали в полон.

В Москву тогда увели и лиценциата права Каспара фон Эльферфельдта. Неволя, однако, обернулась для него удачей. Пленный немчин поступил на службу к Ивану Грозному, сделал карьеру и был даже записан в опричнину, став, таким образом, вновь членом «ордена», но уже другого – царских телохранителей. Жил Каспар, по-видимому, в слободе Наливки. Его соседями были и другие пленники Ливонской войны: уже упомянутый Филипп фон Белль, дерптский ратман Тидеман Шрове, лекарь Николас Броун. Служилые иноземцы жили в Москве безбедно. Но случилось несчастье – чума. Многие тогда умерли, в числе их и успевшей впасть в царскую опалу опричник и бывший крестоносец Каспар. Тело его сперва похоронили на собственном дворе в Наливках, а затем отвезли на иноземное кладбище и положили в склеп. Прошли столетия… В один из дней 1989 г. в археологическом раскопе на Мытной лопата стукнулась о белокаменную плиту с эпитафией, резным изображением человека и именем Каспара фон Эльферфельдта…

4-й Добрынинский переулок

После 1571 г., когда во время нашествия крымского хана Девлет-Гирея слобода Наливки подверглась разорению, стало приходить в запустение и кладбище, пока не исчезло вовсе. В зону боевых действия район современной Мытной попадал и в 1592 г. при отражении нападения крымского хана Казы-Гирея, и в 1606 г., когда войска царя Василия Шуйского отбивали штурм столицы повстанцами Ивана Болотникова, и в 1611 г. – во время сражений Первого земского ополчения и восставших москвичей с польско-литовскими интервентами, и в 1612 г. в ходе битвы ополченцев Минина и Пожарского и казаков Трубецкого с гетманом Ходкевичем.

В XVII–XVIII вв. Москва быстро расширялась – сначала до укреплений Земляного города, затем до Камер-Коллежского вала. Но даже на первом («Мичуринском») плане Первопрестольной 1739 г. Мытной улицы нет – одни поля и огороды. Глухое это было место. В конце XVII в. архимандрит близлежащего Донского монастыря Антоний писал, что людям в этих краях «чинитца… смертныя убивства и многие грабежи». Он предлагал властям передать земли в монастырское владение. Однако в конце концов огромному пустырю нашлось другое применение. С 1783 г. здесь обосновался Животинный пригонный двор, образовалась огромная Конная площадь. Хотя по плану 1791 г. ей предполагалось придать форму круга, она получила вид неправильного четырехугольника. В южной части площади был построен Мытный двор, где скот перед продажей осматривали, клеймили и где взимали торговую пошлину – мыт. Парадные строения этого солидного учреждения, составляющие красивый классический ансамбль с главным зданием, украшенным пилястровым портиком и двумя флигелями по сторонам, сохранились до наших дней в 3-м Люсиновском (Арбузовском переулке). От Калужских ворот к Мытному двору пролегла прямая улица. Она и получила название Мытной.

Лишь в середине XIX в. улица была продолжена до Серпуховской заставы Камер-Коллежского вала. Ее застройка долго оставалась очень неравномерной, прерывистой. Плотная в начале улицы – в районе Коровьих переулков и Калужской площади, она разрежалась по мере удаления от центра. За Мытным двором по правой стороне начиналось огромное поле Конской скачки. Позднее и сюда распространился торг. Особенно людно и шумно бывало здесь под Рождество. «На Конной, – ей и конца не видно, – где обычно торгуют лошадьми цыгане и гоняют их на проглядку для покупателей, показывая товар лицом, стоном стоит в морозе гомон. Нынче здесь вся Москва. Снегу не видно, – завалено народом, черным-черно. На высоких шестах висят в мочалках поросята, пучки рябчиков, пупырчатые гуси, куры, чернокрылые глухари», – читаем у И.С. Шмелева. На особой Дровяной площади торговали дровами.

В 1869 г. выходец из Франции Генрих Брокар приобрел усадьбу на углу Мытной и Арсеньевского переулка (ныне улица Павла Андреева) и постепенно развернул здесь крупнейшее в России парфюмерное производство, построив целый фабричный комплекс. С 1880-х гг. местность стала принимать иной вид. Рынок скота перевели за Таганку, а его огромная территория начала застраиваться. Остатки Конной площади по левой стороне Мытной город отдал под сооружение бесплатной детской больницы на 250 коек. Инициатором начинания был крупнейший предприниматель В.Е. Морозов, завещавший на его осуществление 400 тысяч рублей. Еще 70 тысяч пошло из городской казны, торжественная закладка больницы состоялась 26 августа 1900 г. По проекту архитектора И.А. Иванова-Щица построили 16 корпусов в элегантном стиле модерн, церковь, разбили прекрасный парк. В 1905 г. больничный комплекс был открыт. Позднее предполагалось значительно расширить его на средства К.В. Третьякова, завещавшего на это в 1910 г. более 1 млн рублей! Но осуществить масштабный проект, разработанный архитектором А.Е. Сергеевым, помешали войны и революции. Новыми зданиями Морозовская больница пополнилась только в советское время.

После революции, в 1920 – 1930-х гг., вокруг Мытной выросли кварталы жилых домов для рабочих замоскворецких предприятий. Корпуса «Брокара» поделили сразу две знаменитые фабрики – ценных бумаг «Гознак» и парфюмерная – «Новая заря». Появился стадион «Труд» завода «Красный пролетарий». По плану реконструкции столицы 1935 г. Мытную должна была пересечь по линии Арсеньевского переулка новая кольцевая магистраль. Хотя отдельные дома успели выстроить, замысел так и не осуществился. Во время Великой Отечественной войны на Дровяную площадь рядом с Мытной свозилась трофейная военная техника, предназначенная для выставки в парке Горького.

Сегодняшняя Мытная – улица неброская. Это своеобразная провинция московского центра. Здесь нет людской толчеи, автомобильное море приливает сюда лишь в часы пик. К району Якиманка относится только часть Мытной. По левой стороне это один квартал между Коровьим Валом и 4-м Добрынинским переулком. Он застроен в 1930 – 1980-х гг. многоэтажными зданиями, принадлежащими ГлавУПДК при МИДе РФ. Помимо жилья здесь расположены офисы. Так, в доме № 3 на Мытной находится московское представительство НАТО.

Правая сторона улицы открывается огромным жилым комплексом на углу с Калужской площадью. На Мытную выходит его крыло с большим торговым центром. Еще сравнительно недавно, в 1920-х гг., здесь стояли старинные дома. Последние из них снесли при прокладке проезда Апакова, соединившего напрямую Мытную с Шаболовкой и Ленинским проспектом. Далее – глухой торец электроподстанции (№ 12). За ней во дворе виднеется пятиэтажная сталинка – первоначально жилая, а ныне реконструированная под офисы. Они же угнездились в соседнем здании 1930-х гг., построенном для детского сада. Монотонный пейзаж Мытной оживляет трехэтажный дом № 22 дореволюционного времени с нарядным керамическим фасадом в духе модерна начала ХХ в. Здание было построено для служащих соседнего трамвайного парка. Сейчас здесь офисы. В XIX в. на Мытную выходили зады обширного двора Серпуховской полицейской части, парадной стороной смотревшего на Шаболовку. Позднее на его территории уместились и Замоскворецкий трамвайный парк, и целый жилой квартал.

Мытная улица

Мытную продолжает типовой блочный 12-этажный дом 1960-х гг. с главной поликлиникой внизу. В глубине двора спряталось жилое здание конструктивистской архитектуры начала 1930-х. Перед ним на красной линии улицы стоит желтый особняк с полустертыми «знаками породы» (№ 28). Вероятно, это самое старое здание на якиманском отрезке Мытной. Ему не менее полутора веков. Улица продолжается производственным корпусом кондитерской фабрики «Ударница», возведенным на излете советского времени. До революции предприятие имело совсем иной профиль. Это был пивоваренный завод Корнеева и Горшанова, хорошо известный в Первопрестольной. Он упоминается у И.С. Шмелева в «Лете Господнем». В главе «Ледокольня» красочно, как ранней весной на Москве-реке у Крымского моста выламывают лед для горшановской пивоварни, которого требовалось аж 2000 (!) возков. Старые кирпичные производственные корпуса еще сохранились на задворках Мытной и Шаболовки. Далее по улице – некогда парадная и монументальная, с гипсовой лепниной, а ныне облепившаяся и полуразрушенная – ограда стадиона «Труд». Он был последним зеленым островком в округе, остатком Конной площади. В начале 2000-х гг. стадион начали застраивать многоэтажными жилыми и административными зданиями. Некоторые из них уже вымахали на 20 с лишним этажей. Следующий дом на Мытной (№ 46) стоит торцом к улице и фасадом к бывшему стадиону. Это 14 – 16-этажное здание появилось на рубеже XX–XXI вв. Рядом – 12-этажная блочная башня. Здесь и завершается якиманский отрезок Мытной.

Вернемся теперь в самое начало улицы, туда, где от нее направо отходит проезд Апакова. Он короток – всего около 200 м и не отмечен архитектурными красотами. Но роль проезда для района Якиманка и всего московского центра весьма значительна. Он распределяет большие транспортные потоки между Ленинским проспектом, Шаболовкой, Донской, Мытной улицами и Садовым кольцом. Проложенный в 1985 г., на излете советской эпохи, проезд получил имя человека, стоявшего у ее истоков.

Петр Лукич Апаков (1888–1919) был вагоновожатым Замоскворецкого трамвайного парка и одновременно активным большевиком. В 1917 г. он организовал на своем предприятии отряд Красной гвардии. Во время октябрьских боев он осуществлял контроль над московскими трамваями, линии которого пронизывали весь город, давал большевикам несомненное преимущество. По инициативе Апакова трамвайные будки были превращены в наблюдательные пункты красногвардейцев. Вооруженные отряды оперативно доставлялись трамваями к местам боев. В Замоскворецком парке был даже оборудован бронированный вагон – городской «бронепоезд», курсировавший по ближним и дальним улицам. «Пламенный революционер», зампредседателя Замоскворецкого райсовета Петр Апаков и сам сгорел вскоре в мировом пожаре. В 1919 г. во время сбора продразверстки его убили восставшие крестьяне. Именем большевика тогда назвали Замоскворецкий трамвайный парк, а много лет спустя и новый городской проезд, яркой отличительной особенностью которого является, пожалуй, лишь обилие ресторанов и кафе.

Трамвайное депо имени Апакова

Улицы района Якиманка за пределами Садового кольца, как правило, широкие, прямые или почти прямые. Исключение составляет, пожалуй, лишь Конный переулок. На своем 430-метровом пути от Хавской улицы до Шаболовки он делает крутое колено, резкий поворот на 45 градусов. Не случайно переулок, возникший в начале XIX в., долгое время обозначался на картах как Кривопроульский или иногда просто Кривой. Лишь в начале ХХ столетия за ним закрепилось название Конный. Именно оно лучше всего объясняет происхождение переулка и отражает прошлое этих мест.

Веками благополучие Москвы и ее развития во многом зависели от… конского поголовья города. Количественно оно было вполне сопоставимо с людским населением. Транспорт, тягловая сила, средство боя – помимо всего этого лошадь оставалась мерилом богатства хозяина, его престижа. Крупнейший конский торг располагался за Москвой-рекой уже в древности. В течение нескольких веков ежегодно по весне из южных степей ногайцы пригоняли сюда многотысячные табуны. Луг напротив Крутиц (примерно там, где ныне Павелецкий вокзал и Дербеневская набережная), где происходил торг, так и назывался – Ногайским. В XVIII в. лошадь можно было приобрести на Скотопригонном дворе за Земляным валом между Серпуховскими и Калужскими воротами. К концу столетия здесь, как уже говорилось, образовалась рыночная Конная площадь. Она занимала северную часть обширного, почти не застроенного пространства между Коровьим Валом и Серпуховским Камер-Коллежским Валом, Малой Серпуховской улицей (ныне Люсиновской) и Шаболовкой. Южнее лежало ровное и широкое Донское поле, прилегавшее к Донскому монастырю. На планах начала XIX в. оно обозначалось как Конская скачка. По существу, это был огромный ипподром – место весьма популярное в городе.

У конного спорта в Москве глубокие корни. Пристрастие москвичей к ристалищам отмечали еще средневековые иностранные авторы. Традиция зимних состязаний на тройках между Каменным и Москворецким мостами дожила до второй половины XIX в. Любители рысистых бегов зимой на легких санях и на дрожках летом издавна облюбовали также несколько московских улиц и набережных – те, что попрямее и пошире, где не было сильного движения, а следовательно, и больших ухабов. За Москвой-рекой всем этим требованиям отвечала Шаболовка. Сюда и съезжались со всей Белокаменной отчаянные удальцы, главным образом купеческого звания. Это был своеобразный аналог модных в наши дни гонок на автомобилях и мотоциклах по ночной Москве. И так же, как и сегодня, в старину власти неодобрительно смотрели на «экстремальный» спорт, нарушавший покой и безопасность мирных обывателей. В 1797 г. обер-полицмейстер Эртель и вовсе запретил его.

Но гораздо действеннее административных мер оказалось ввести стихию в цивилизованные рамки. Сделать это удалось графу Алексею Григорьевичу Орлову-Чесменскому. Блестящий екатерининский вельможа, военачальник, богач, человек кипучей энергии и широкой натуры, он после отставки поселился в Москве на Большой Калужской улице, где имел несколько домов. Орлов был страстным лошадником, одним из основателей отечественного научного коневодства, творцом знаменитой породы орловского рысака. С легкой руки графа конные состязания получили новые организационные формы и вошли в светскую моду. С 1790-х гг. они устраивались, как правило, на поле близ Донского монастыря, невдалеке от орловских владений на Большой Калужской.

Ипподром представлял собой две дорожки длиной 200 саженей (427 м) с крутыми поворотами. Здесь проводились рысистые бега и скачки – испытания верховых лошадей. В них участвовали и сам граф, и «спортсмены» любого звания. У светской публики особой популярностью пользовались «карусели» – театрализованные состязания в искусстве верховой езды и владения кавалерийским оружием. В них принимал участие цвет дворянской Москвы – и кавалеры, и дамы. Со смертью графа Орлова-Чесменского в 1808 г. ристалища на Донском поле заметно пошли на убыль. Но именно здесь 20 июня 1811 г. состоялась самая роскошная из московских каруселей, оказавшаяся, увы, и последней перед бедствиями наполеоновского нашествия. Для нее известный архитектор Ф. Кампорези построил деревянные трибуны на 7000 зрителей с амфитеатром и ложами. Их периметр составил 750 м. Стоимость сооружения превышала 20 тысяч рублей. А все действо обошлось в 50 тысяч рублей. Учредителем карусели был генерал С.С. Апраксин, почетными членами – А.А. Орлова-Чесменская (дочь графа Алексея Григорьевича), Е.Б. Апраксина, Н.Б. Юсупов, А.Н. Бахметьев и ряд других знатных особ, а главным судьей – главнокомандующий Москвы граф И.В. Гудович. Блестящим оказался и состав участников состязаний – сливки высшего общества. Всадники, облаченные в роскошные костюмы разных эпох и стран, разделившись на четыре «кадрили», соревновались в восьми упражнениях на владение лошадью, холодным и огнестрельным оружием. Действо проходило под музыку четырех оркестров из 300 музыкантов. Через пять дней после карусели ее повторили вновь, уже в благотворительных целях. В пользу отставных и увечных офицеров и солдат, а также вдов и должников было собрано 12 тысяч рублей. Эти пышные празднества стали лебединой песнью допожарной Москвы, вскоре разоренной Наполеоном. После 1812 г. ничего подобного по размаху Первопрестольная уже не знала.

Наполеоновское разорение заставило на какое-то время позабыть о скачках и бегах. Тем не менее Комиссия для строения в Москве, рассматривая план восстановления и обновления древней столицы, в феврале 1814 г. признала целесообразным сохранить незастроенным Донское поле «по обширному и ровному местоположению для военных экзерциций при расквартировании войск в частях, на сей половине города расположенных, и для могущей по времени возобновиться конской скачке, на которую был великий съезд московской публики». Ипподром, имевший в плане грушевидную форму, сохранялся еще долго. Только в 1830-х гг. бега и скачки перенесли на Ходынское поле.

Еще до 1812 г. возник огибавший частные владения проезд с Шаболовки на Конскую скачку. Это и был нынешний Конный переулок. Городская застройка медленно, но верно теснила здешние поля и пустыри, наступая с севера – от Коровьего Вала, с запада – со стороны Шаболовки и с востока – от Малой Серпуховки. Тем не менее Конная площадь с окрестностями почти весь XIX в. оставалась местом необычным, с особым колоритом. «В осеннее и вообще дождливое время она была вся сплошь покрыта такою густою грязью, что, бывало, еле ноги вытаскиваешь… В базарный, а особенно в воскресный день народу была масса. Крик висел в воздухе. Цыгане, эти маклеры по покупке и продаже лошадей, усиленно орали, стараясь криком убедить покупателя в добрых качествах лошади», – пишет в своих воспоминаниях «Московская старина» П.И. Богатырев. А вот еще один отрывок из «Лета Господня» И.С. Шмелева: «Перед Рождеством на Конной площади в Москве – там лошадями торговали – стон стоит. А площадь эта – как бы тебе сказать?.. – да попросторней будет, чем, знаешь, Эйфелева-то башня где. И вся – в санях. Тысячи саней, рядами. Мороженые свиньи – как дрова, лежат на версту. Перед свининой – поросячий ряд, на версту. А там – гусиный, куриный, утка, глухари-тетерки, рябчик… Прямо из саней торговля». Знал ли писатель, вспоминая былое в своей парижской послереволюционной эмиграции, что и на краю Конной площади вознеслась ажурная башня, но не Эйфелева, а Шуховская? В XIX в. торговая стихия затопила всю округу. Там, где была Конская скачка, образовался рынок дров – Дровяная площадь. Но на Конной и вокруг нее не только торговали. Сюда с Болота было перенесено место публичных экзекуций. «Не только вид черного мрачного эшафота и казни на нем кнутом или плетьми, но даже само воспоминание об этом вызывает омерзение, и перо валится из рук…» – замечает Богатырев. Здесь же объявлялись судебные приговоры и свершался обряд гражданской казни, то есть лишения осужденных сословных прав.

Шуховская башня

После перенесения в 1880-х гг. рынка скота за Таганку, к новым городским бойням, Конная площадь и ее окрестности начали застраиваться. Бывшая Конская скачка в начале ХХ в. была распланирована на кварталы. Но интенсивное строительство здесь развернулось уже в советское время. Дольше всего сохранялась Дровяная площадь, примыкавшая к Мытной и соединявшаяся с Шаболовкой Конным переулком. Сегодня здесь сквер, окруженный многоэтажными домами 1930 – 2000-х гг.

По Конному переулку ныне проходит граница двух муниципальных районов – Якиманка (ЦАО) и Донской (ЮАО). Левая, «донская» сторона целиком занята обширным комплексом зданий, построенных в разное время для 2-го Государственного подшипникового завода и теперь занятых множеством организаций. Район же Якиманка выходит на Конный переулок несколькими домами. Еще недавно их строй открывался шестиэтажным жилым зданием дореволюционной постройки. Солидное с виду, оно в последнее время стояло пустым и сильно обветшало. И вот его снесли, чтобы возвести на этом месте многоярусную автостоянку с административными помещениями. Далее в переулок выходит торцом 14 – 16-этажный панельный жилой дом, построенный в конце 1990-х гг. За ним видна огромная стройплощадка административно-жилого комплекса с башнями выше 20 этажей. Всего несколько лет назад тут было просторное поле стадиона «Труд». Как свидетельствуют археологические находки, где-то здесь в XVI в. располагалось иноверческое кладбище, на котором хоронили своих умерших обитатели слободы Наливки. Владение № 4 – 10 по Конному переулку занимает комфортабельный жилой дом в девять этажей с подземной автостоянкой. Он построен в самом начале XXI в. Старожилами Конного переулка остаются два скромного вида дома в три и четыре этажа. Они появились еще до революции, и в них до сих пор живут люди. Завершается Конный переулок восьмиэтажным панельным зданием 1980-х гг., которое своим главным фасадом смотрит уже на Шаболовку.

Та часть района Якиманка, что расположена за Садовым кольцом, застроена на три четверти зданиями и сооружениями ХХ в., его советского периода. Старина присутствует здесь лишь отдельными фрагментами. Но именно она во многом определяет особое лицо этих мест, их своеобразное обаяние и притягательность. Улица Шаболовка на ее начальном отрезке, принадлежащем району Якиманка, в 1960 – 1980-х гг. интенсивно застраивалась стандартными кирпичными, блочными и даже панельными домами. В 2000-х к ним прибавились многоэтажные жилые, офисные и торговые комплексы вылощенной интернациональной архитектуры. В этом конгломерате безликой массовой застройки, казалось, должны были раствориться несколько оставшихся старинных зданий. Однако благодаря им улица сохраняет московские черты и московский дух, свое историческое измерение.

Старой памятью звучит и само название «Шаболовка». Ему не меньше трех столетий. Первоначально так называлась обычная дорога от Калужских ворот Земляного города в недальнее подмосковное село Шаболово, известное с XVII в. Оно располагалось на речке Коршунихе в районе современных Новочеремушкинской улицы и Нахимовского проспекта. По одной из версий, свое название село получило от некоего татарского князя Шабалата, захваченного в плен при взятии Иваном Грозным Казани в 1552 г. и поселенного под Москвой. От усадьбы, существовавшей в Шаболове несколько веков и сменившей несколько владельцев, ныне остался лишь реконструированный пруд.

Дорога из Москвы тянулась по лугам и пашням, по почти незаселенной местности, где на рубеже XVI–XVII вв. не раз происходили сражения. Возможно, еще раньше ее использовали служилые иноземцы из слободы Наливки, хоронившие здесь на особом кладбище далеко за городской чертой своих умерших. Градообразующими элементами для этих мест послужили монастыри – Данилов и Донской. Им принадлежали обширные земли окрест. Дорога на Шаболово являлась своеобразной межой. Слева от нее простирались земли Данилова монастыря, справа – Донского. Немалыми угодьями здесь владела также Коломенская ямская слобода. Постепенно пустынная окраина заселялась. В 1699 г. в слободке на земле Данилова монастыря уже стояла деревянная церковь Святой Троицы на Шаболовке. «Мичуринский план» Москвы 1739 г. показывает вполне сформировавшуюся, застроенную почти на всем своем протяжении улицу. Ее конфигурация очень близка к нынешней. Первым каменным зданием Шаболовки, вероятно, стала Троицкая церковь, заново выстроенная в 1745–1749 гг. Но еще полтора столетия здесь преобладала деревянная усадебная застройка с небольшими домами и обширными садами. В 1793 г. на Шаболовке числилось 37 дворов. Из них 3 принадлежали титулованной знати, 18 – офицерам, 10 – мелким чиновникам, по одному – купцу, мещанину и ремесленнику. Таким образом, это была дворянская улица.

Окраинная Шаболовка, выходившая на Донское поле, отличалась тишиной и простором. Она была малопроезжей, но необычно широкой – до 40 м и почти прямой. Как уже говорилось, удальцы, особенно из купчиков, съезжались со всей Москвы, чтобы погонять на тройках, распугивая редких прохожих. На рубеже XVIII–XIX вв. окрестности Шаболовки приобрели популярность и у более изысканной публики, собиравшейся сюда на Конскую скачку – ипподром, обустроенный по почину графа А.Г. Орлова-Чесменского. В пожар 1812 г. улица мало пострадала. Ее застройка была еще неплотной, деревянные дома перемежались садами и пустырями. Тем не менее сгорело по два квартала с каждой стороны улицы. Грабежей и бесчинств же Шаболовка не избежала. Священника храма Святой Троицы наполеоновские мародеры жестоко пытали, выведывая, где спрятаны церковные ценности.

В течение следующего столетия Шаболовка, сохранив традиционный усадебный характер застройки, постепенно обустраивалась капитальными каменными зданиями. Дважды обновлялась церковь Святой Троицы. Появились солидные производственные комплексы: текстильные фабрики Солодовниковых и Симоно, пивоваренный завод Корнеева и Горшанова, Замоскворецкий трамвайный парк. Возникли благотворительные учреждения высокого уровня: Тарасовская и Нечаевская богадельни, Варваринский приют. На улице, имевшей в 1882 г. уже 73 домовладения, преобладающим населением стали купцы, мещане, рабочие окрестных предприятий. На Шаболовке жили и люди, известные всей Москве. Так, двумя домами на ней владел крупный предприниматель, сын французского переселенца и основатель металлургического завода (в будущем «Серп и молот») Ю.П. Гужон.

Советская власть предначертала Шаболовке большое и, казалось бы, светлое будущее. В 1922–1923 гг. на территории уже закрытого Варваринского приюта развернулось строительство новой радиостанции имени Коминтерна с уникальной башней конструкции инженера В.Г. Шухова, которая должна была подняться на 350 м и превзойти Эйфелеву. Правда, сооружение удалось дотянуть лишь до 150 м, но и в таком виде оно много лет оставалось самым высоким в Москве. Впоследствии Шаболовка стала родиной советского телевидения. Первые опытные телепередачи вышли в эфир с Шуховской башни в 1937 г. Не обошли Шаболовку стороной и градостроительные эксперименты ранних советских лет. В 1926–1928 гг. здесь, уже за пределами нынешнего района Якиманка, были построены дом-коммуна и целый микрорайон домов для рабочих – один из провозвестников массового жилищного строительства в столице. Оно захватило Шаболовку в послевоенные годы. Старая деревянная одно-двухэтажная застройка постепенно исчезала. Шаболовка подросла до 5–9 – 12, а в последнее время и до 20 этажей.

Исторически улица начиналась от Калужской площади. После радикальной реконструкции района в 1980-х гг. она стала начинаться с нового проезда Апакова, потеряв при этом несколько домов. Ныне правая сторона Шаболовки открывается четырехэтажным зданием ресторана «Ереван», построенным в 2000-х гг. Следующий дом (№ 2) старше на целый век. Недавно он был капитально реконструирован.

На неискушенный взгляд архитектура соседнего здания на Шаболовке, 4, где сейчас помещается Пенсионный фонд России, претенциозна и лишена ясной логики. Два протяженных трехэтажных крыла примыкают к массивному центральному объему, завершенному необычной формы куполом, похожим на гигантское пасхальное яйцо Фаберже. Странности легко разъясняются и логика возникает, если взглянуть на старые фотографии. На них купол здания увенчан крестом. Центральная часть сооружения – не что иное, как православный храм. Вокруг него и сформирован архитектурный ансамбль. Внушительное здание на Шаболовке было построено в 1910–1911 гг. как богадельня – «убежище для престарелых лиц интеллигентных, а также таких, кто провел жизнь не в нищете, а в известном достатке». Средства на устройство заведения – 900 тысяч рублей – завещала А.П. Тарасова, вдова крупнейшего московского купца, городского головы С.А. Тарасова. Архитектором здания был приглашен А.И. Рооп. Он придал своему творению черты модного тогда русско-византийского стиля.

25 октября 1912 г. состоялось торжественное освящение церкви во имя Воскресения Словущего при богадельне. В храме были устроены два придела: Архидиакона Стефана и Иоакима и Анны. Стены и купол расписывал художник Егоров. В саду к северу от здания была сооружена звонница с шестью колоколами. Богадельня предоставляла постояльцам сравнительно хорошие условия для проживания. В комнатах площадью примерно 13 кв. м проживали один-два человека. Здание окружал прекрасный сад.

Улица Шаболовка

После революции в бывшей Тарасовской богадельне последовательно размещались: инвалидный дом имени Радищева, дом отдыха ветеранов революции имени Ильича, Министерство социального обеспечения РСФСР, наконец, Пенсионный фонд России. Как видно, изначальное социальное назначение комплекса в определенной мере сохраняется уже целый век. Сложнее обстояло дело с архитектурой. Ее идейная обусловленность была нарушена. Храм не мог оставаться композиционным центром здания, где помещались советские учреждения социальной защиты. Еще в 1923 г. церковь закрыли «по просьбам инвалидов», а помещение отдали под клуб. С купола был сброшен крест, звонница в саду сломана. Но, по счастью, не все подверглось полному уничтожению. Совсем недавно во время очередного ремонта из-под слоя штукатурки неожиданно проступили старинные росписи. Сейчас они отреставрированы и радуют глаз чиновников и посетителей Пенсионного фонда.

Далее по Шаболовке в глубине двора за решетчатым забором притаилось солидное административное здание под российским флагом. Но огромный металлический барельеф на фасаде с изображением серпа, молота и звезды отсылает к советским временам, когда здесь помещался райком партии и райисполком Октябрьского района столицы. Стоявшее здесь с 1937 г. типовое здание школы было реконструировано, к нему пристроен объем конференц-зала. В годы крушения советской системы и становления новой России адрес Шаболовка, 6 знали не только в Москве, но и во всей стране и даже в мире. Октябрьский райсовет был застрельщиком многих демократических преобразований, экспериментальной площадкой реформ. Результатом одной из них и стало появление района Якиманка. С 1990-х гг. в здании располагаются учреждения Министерства внутренних дел. За оградой можно разглядеть скромный мемориал сотрудникам, погибшим при исполнении служебного долга.

Невзрачное четырехэтажное здание (№ 8) с пилястрами на фасаде – старожил Шаболовки. Оно появилось более полутора веков назад на участке текстильной фабрики Солодовниковых. Рядом – новостройка улицы. Огромный многофункциональный комплекс (№ 10) был сооружен в 2000-х гг. и резко изменил пейзаж этих мест. На улицу выходит офисная часть с торговым центром внизу. Двадцатиэтажные монолитные жилые башни окружают внутренний двор-колодец. Прохожий, случайно заглянувший сюда, с удивлением обнаружит здесь на обочине парковки гранитную стелу, всегда украшенную цветами. На ней надпись «Павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины» и фамилии 29 погибших воинов Великой Отечественной. До строительства комплекса на его месте располагался Московский карбюраторный завод. Мемориальная доска его работникам, погибшим на фронтах, была открыта 9 мая 1970 г. Во время сноса заводских построек ее сняли и позднее выставили прямо на тротуаре у въезда в подземный паркинг нового комплекса. В 2010 г., в юбилей Победы, доска, встроенная в стелу, стала частью военного мемориала во дворе здания.

Дома № 12–14 – это островок старой, дореволюционной Шаболовки. Оба небольших здания дошли до нас со второй половины XIX в. Первый особняк непритязателен, но наряден и по провинциальному обаятелен. Второе здание выстроено с претензией на представительность в русском стиле. Два корпуса соседнего дома № 16 – это типовые 12-этажные блочные башни, образчики массового жилого строительства 1970-х гг. Краснокирпичное здание (№ 18), выходящее торцом на улицу, – постройка начала ХХ в. Два дома-близнеца (№ 20 и 24) – своеобразная достопримечательность Шаболовки, да и всей Якиманки. Это единственные в районе типовые панельные пятиэтажки – из тех, что в народе прозвали хрущобами. Любопытно, что здания, построенные в 1961 г., в официальных документах долгое время числились как кирпичные или блочные. Быть может, потому и дожили до наших дней, претерпев множество перестроек нижних этажей и подвалов, занятых магазинами и складами.

А вот дом № 22 действительно кирпичный, добротный, о восьми этажах. До самой улицы Академика Петровского вдоль Шаболовки протянулись скучноватые на вид, но отмеченные печатью старины корпуса. Это памятник промышленной архитектуры XIX в. – бывшая текстильная фабрика Г. Симоно. В ее дворе, почти незаметный с улицы, стоит обветшавший особняк 1890-х гг. постройки, выдержанный в духе французских коттеджей. В советское время в помещениях производственного комплекса работала шпульно-катушечная фабрика имени Дзержинского, затем Московская фабрика бумажно-технических изделий. В постсоветскую эпоху часть помещений принадлежала Текстильному институту имени Косыгина. Сейчас старые стены активно обживает новый хозяин – Высшая школа экономики. Здания реконструируются. На углу с улицей Академика Петровского завершается отрезок правой стороны Шаболовки, относящийся к району Якиманка.

Еще короче якиманская часть левой стороны. В самом начале ее – конечный круг трамвайной линии. Шаболовка сейчас единственная улица района Якиманка, по которой ходит трамвай. В начале ХХ в. линии городской рельсовой дороги пролегали по Большой Полянке, Житной, Коровьему и Крымскому Валам, Большой Калужской улице. Интереснейшая достопримечательность Шаболовки – старинный, но исправно действующий уже более столетия Замоскворецкий трамвайный парк (ныне Депо имени П.Л. Апакова). Он был открыт 4 августа 1909 г. и обслуживал несколько популярных городских маршрутов, в том числе знаменитые «Аннушку» («А») и «Букашку» («Б»), проходившие по Бульварному и Садовому кольцам. Трамвайный парк разместился на территории 2,25 га между Шаболовкой и Мытной, заняв по решению городских властей обширный двор Серпуховской полицейской части. В создании комплекса деятельное участие принял выдающийся инженер В.Г. Шухов. Так что радиобашня не единственное его творение на Шаболовке. (Вполне обоснованно, что одна из улиц в этих краях, уже вне пределов Якиманки, названа его именем.) Непосредственно на Шаболовку выходит краснокирпичный двухэтажный административный корпус депо. Рядом – проходная и «контора-сторожка». В глубине территории находится основное сооружение парка – «вагонный сарай» с 22 боксами на 200 вагонов, построенный по новейшим технологиям начала ХХ в. В других зданиях располагались котельная, кузница, мастерские. Фасадом на тихую Мытную выходил трехэтажный жилой дом для служащих предприятия, сохранившийся и поныне. Неплохо сохранился и весь комплекс парка. Это уникальный и, главное, живой памятник промышленной архитектуры. В начале XXI в. его собирались было разрушить и отдать территорию под коммерческое строительство, но протесты общественности и потребности развития городского транспорта затормозили осуществление этих планов.

С 1923 г. депо носит имя уже знакомого нам большевика П.Л. Апакова. На территории предприятия есть мемориальная доска-пилон в память работников, погибших в годы Великой Отечественной войны.

Бок о бок с Апаковским депо на Шаболовке располагается кондитерская фабрика «Ударница». Ее продукция – мармелад, пастила, зефир – известна и любима повсеместно. Гораздо меньше знают о предыстории предприятия. Оно было создано в 1929 г. на базе уже упоминавшегося пивоваренного завода фирмы «Корнеев, Горшанов и К°», поставлявшего свою продукцию не только всей Москве, но и ко двору его императорского величества. «Ударница» наряду с Апаковским депо – последние крупные промышленные объекты, оставшиеся в районе Якиманка после «деиндустриализации» рубежа XX–XXI вв. На фабрике также установлена мемориальная доска 42 работникам, павшим на фронтах в 1941–1945 гг.

Далее на Шаболовке возвышаются две добротные кирпичные жилые башни (№ 17 и 19). Они демонстрируют черты чуждой любых «излишеств» и «украшательств» архитектуры 1960-х. Тогда дома эти казались стильными и современными рядом с соседним громоздким и архаичным зданием клуба. Только старожилы Шаболовки и знатоки старой Москвы представляли, как выглядело оно до 1930-х гг., когда было храмом Святой Троицы.

Деревянную церковь здесь срубили в 1698–1699 гг. рядом с местом, где в предыдущем столетии находился иноземный некрополь. Приход составлял три десятка дворов, в одном из которых, принадлежавшем капитану Якову Тухачевскому, проживала вдова и сын сожженного в Пустозерске основателя старообрядчества протопопа Аввакума Петрова. Ее и похоронили на погосте Троицы на Шаболовке. В 1722 г. к храму прирубили придел Покрова Богородицы. В 1745 г. на средства прихожанина секретаря Межевой канцелярии В.П. Булыгина началось строительство каменного церковного здания. Освящение состоялось 15 февраля 1747 г. Храм представлял собой небольшой четверик с апсидой, скромно украшенным лопатками карнизом и завершенный четырехскатной кровлей, над которой поднималась изящная главка. В 1787 г. был сооружен новый иконостас, а в 1790 г. построена двухъярусная колокольня в классическом стиле с высоким шпилем.

В таком виде храм Троицы на Шаболовке встретил 1812 г. В списке сгоревших московских церквей, составленном после изгнания Наполеона, он не значился. Однако многие ценности были разграблены.

Приход меж тем рос и богател. Молящихся уже с трудом вмещал тесный храм. В 1839 г. церковный староста купец Г.Г. Попов затеял его перестройку. По проекту архитекторов Н.И. Козловского и В.А. Балашева были сооружены в стиле ампир высокая четырехъярусная колокольня и просторная трапезная с приделами Покрова Богородицы и Николая Чудотворца. Новостройку освящал 7 ноября 1843 г. сам митрополит Московский Филарет (Дроздов).

Реконструкция тогда не коснулась старого храма. Небольшой и скромный, он оказался теперь несоразмерен величественным трапезной и колокольне. Лишь в 1885 г. его снесли, и благочинный протоиерей П.С. Ляпидевский совершил чин закладки нового здания. Оно строилось по проекту зодчего Н.В. Никитина под руководством церковного старосты профессионального архитектора М.П. Иванова и при активном участии настоятеля Василия Руднева. Прихожане, среди которых были состоятельные люди – купцы А.А. Глушков, А. и К. Поповы, И.Г. Простяков и др., собрали 60 тысяч рублей на постройку храма. 23 апреля 1889 г. в подклете здания освятили престол во имя Всех Святых. Отделка храма и сооружение главного иконостаса по рисунку известного зодчего Д.Н. Чичагова затянулись на долгие годы. Только 21 сентября 1895 г. митрополит Московский Сергий освятил главный престол. Новый высокий и просторный храм представлял собой стилизацию под древнерусское шатровое зодчество. Основной крестообразный в плане объем с тремя алтарными апсидами обильно украшен наборными карнизами, фигурными наличниками, килевидными кокошниками и завершен восьмериком и шатром с главой. Стилистически храм не соответствует позднеклассическим колокольне и трапезной, но соразмерен им. Вместе они составляют живописный ансамбль.

Приходская жизнь Троицы на Шаболовке была насыщенной, включала в себя дела благотворительности и духовного просвещения. Она пресеклась в ранние советские годы. В 1930-х гг. закрытый храм превратили в бесформенный обрубок, разрушив шатер и верхние ярусы колокольни. Здание отдали под рабочий клуб. Только в 1993 г. церковь вернулась верующим. Сейчас ее внешний облик восстановлен во всем великолепии. Тем не менее прежнюю доминирующую роль в местном пейзаже храм Троицы на Шаболовке уже не играет. Со всех сторон он окружен кварталами новых домов. В 2000-х гг. прямо за архитектурным памятником был выстроен комплекс из четырех 20-этажных офисных и жилых башен. Они нависают над шатром храма, силуэт которого потерялся на их фоне. До самого Конного переулка, где заканчивается якиманский отрезок левой стороны Шаболовки, протянулись жилые дома 1960 – 1980-х гг. постройки, ничем не примечательные своей архитектурой.

Центр мегаполиса – это стремительный, порой лихорадочный ритм, беспрерывное, на грани хаоса, движение, от которого даже у привычного человека порой идет кругом голова. Но и в этой зоне «высокого напряжения» есть острова спокойствия. Таким несуетным островком все еще остается Донская улица, ведущая к храму.

Храм Живоначальной Троицы на Шаболовке

Рождением и именем своим она обязана знаменитому монастырю. Тот, в свою очередь, – чудотворной иконе, одной из главных святынь России. По преданию, в 1380 г. накануне битвы с Мамаем на Дону, на поле Куликовом, великий князь Дмитрий Иванович молился перед образом Богородицы, поднесенным ему казаками. Современные исследователи не единодушны по поводу происхождения иконы, хранящейся ныне в Третьяковской галерее, но чаще всего датируют ее концом XVI в. и приписывают кисти Феофана Грека.

На протяжении столетий Богоматерь Донская почиталась «непобедимой воеводой», воинской реликвией, символом ратной доблести. Она укрепляла дух защитников Отечества в трудные времена. Так случилось и в 1591 г., когда к Москве подступили полчища крымского хана Казы-Гирея. Во время сражения, разыгравшегося на подступах к Замоскворечью, икона находилась в стане русского войска. Оно и одержало победу. Тогда по повелению царя Федора Ивановича и замыслу боярина Бориса Годунова на месте битвы был заложен храм во имя Донского образа Богоматери и основан монастырь, впоследствии ставший одним из самых значительных в России. От Калужских ворот Скородома (Земляного города) к северным вратам обители протянулась дорога. Постепенно застраиваясь дворами монастырской слободы, она превратилась в улицу, за которой позднее утвердилось название Донской. Вначале это была глухая окраина, где пошаливали лихие люди. Лишь изредка здесь бывало многолюдно и празднично. Так, в 1624 г. москвичи встретили на Донской персидское посольство, доставившее в Москву чтимую реликвию – Ризу Господню. В память этого события была поставлена деревянная Ризоположенская церковь. Возведенная в начале XVIII в. в камне, она радует глаз прохожего и поныне.

И все же для судьбы улицы гораздо большее значение имела другая святыня. Россия много воевала, властям и воинству приходилось часто припадать к ратной реликвии – Богоматери Донской. В ее праздник 19 августа согласно указу благочестивого царя Алексея Михайловича ежегодно совершался крестный ход в монастырь из Кремля. Обитель богатела, не иссякал поток паломников, а значит, оживленнее становилась улица. В 1730 г. Сенат постановил за счет местных обывателей установить на путях к Донской обители стеклянные масляные фонари «для зимних ночей». Тогда же улицу замостили. И то и другое было редкостью для тогдашней Москвы. На плане 1739 г. Донская улица показана застроенной уже на всем протяжении.

Для очень многих москвичей улица эта стала последней земной дорогой. В XVIII–XIX вв. монастырское кладбище считалось самым престижным в Москве. На нем упокоились многие яркие персонажи российской истории – государственные деятели, полководцы, литераторы, ученые, художники, артисты.

Не только крестные ходы, вереницы богомольцев и похоронные процессии знала Донская улица. В сентябре 1771 г. во время Чумного бунта по ней прокатилась толпа разъяренного народа, которая направилась в монастырь, чтобы расправиться с архиепископом Амвросием. А вскоре после подавления бунта участники жестокого убийства оказались на виселице здесь же, у монастырских стен. В более поздние времена Донская тоже не всегда услаждала глаз, а еще больше – обоняние своих обитателей. По ней частенько тянулись, расплескивая содержимое, обозы «золотарей»: городской ассенизационный двор располагался у Калужской заставы. На старых фотографиях можно увидеть и стадо коров, бредущих прямо по улице.

И все же для москвичей Донская оставалась прежде всего дорогой к святыне. Летом 1925 г. улица оказалась запруженной народом – «Русь уходящая» отдала последний поклон умершему патриарху Тихону, который последние годы провел в монастыре, фактически под домашним арестом. Вскоре Донскую обитель закрыли. Возродилась она лишь к концу ХХ в.

Нынешняя Донская – улица вполне современная, застроенная по большей части новыми зданиями, но по облику и духу своему – исконно московская, замоскворецкая – зеленая, спокойная, располагающая к неспешным прогулкам, к созерцанию. Воротами в нее служат сегодня два 15-этажных корпуса-близнеца гостиницы Академии наук. Газон и парковка у правого здания отмечают место старинной часовни, известной с 1722 г. и принадлежавшей сначала Николо-Перервинскому монастырю, а с 1859 г. – Можайскому Ферапонтову Лужецкому. Она была снесена в советское время. Далее по правой стороне улицы – 21-этажная высотка Московского отделения Сбербанка России и примыкающие к ней более низкие жилые и офисные корпуса. Под № 4 – старый доходный дом с эркерами, надстроенный в советское время и еще раз надстроенный пентхаусом в постсоветское. Наши предки умели строить крепко. Монументальной добротностью отличается и соседний дом № 6 1950-х гг. В нем расположено управление ГО и ЧС по Центральному округу столицы. За Безымянным проездом – типичный для 1960-х девятиэтажный кирпичный жилой дом № 8. Далее по Донской – выстроенный несколько лет назад аккуратный особнячок красного кирпича с белыми деталями. Сейчас здесь московское представительство Республики Тыва. Рядом – посольство Сенегала. Это перестроенная старинная усадьба. Во дворе сохранился двухэтажный каменный флигелек XIX в. Пустующий дом № 14 – весьма аскетического конструктивистского облика жилое строение 1930-х. Со стороны двора к нему примыкает старинное здание хороших пропорций – образец архитектуры классицизма рубежа XVIII–XIX вв. Дом № 18 – восьмиэтажная светло-кирпичная коробка брежневской поры. Здание находится в ведении Управления по обслуживанию дипломатического корпуса. Здесь, на углу с улицей Академика Петровского, завершается отрезок Донской, территориально относящийся к району Якиманка.

Следующий отрезок улицы – наверное, самый любопытный. Его старое местное название – Простяковка. Это было давно обжитое купеческое гнездо, начало которому положили Солодовниковы. В их усадьбе размещались и ткацкая фабрика, и жилой дом с садом (№ 7, строение 3). В 1880-х гг. владение перешло к родственнику Солодовниковых – И.Г. Простякову. Для него архитектор Д.Д. Гущин выстроил особняк (№ 7, строение 1). Простякову принадлежал и дом № 9, где ныне разместился уникальный Музей предпринимателей, благотворителей и меценатов России. Особняк на Донской уже сам по себе может считаться памятником филантропической деятельности. И.Г. Простяков – купец 1-й гильдии – открыл в нем на свои средства начальную школу. После революции в доме размещались столовая Международной организации помощи голодающим в России, затем народная библиотека, наконец, музей Октябрьского района столицы.

Новая жизнь в этих стенах началась вместе с наступлением новой эпохи в истории страны, возрождением предпринимательства и реабилитацией понятий благотворительности и меценатства. В начале 1990-х Октябрьский район, в состав которого входила тогда и территория нынешней Якиманки, был в авангарде демократических преобразований в Москве. Здесь возникали, обкатывались на практике многие общественные инициативы. Одной из них стало создание Музея благотворителей и меценатов. По свидетельству его бессменного хранителя Л.Н. Краснопевцева, первой, по-видимому, высказала идею тогдашняя заведующая отделом культуры Октябрьского райсовета Татьяна Никитина, известная по бардовскому дуэту с Сергеем Никитиным. Дело подхватили энтузиасты. Его душой стал историк и общественный деятель, один из зачинателей диссидентского движения в стране, политзаключенный хрущевско-брежневской поры Л.Н. Краснопевцев. В создании музея большую роль сыграли потомки старинных предпринимательских фамилий, объединившиеся в Общество российских купцов и промышленников. Из материалов и семейных реликвий, переданных ими, в основном и состоит экспозиция и фонды собрания. Сегодня это один из самых демократичных и доступных музеев столицы. Здесь проводятся многочисленные экскурсии и лекции, работают исследователи. Особняк на Донской – постоянное место собраний потомков старинных российских предпринимательских родов. Приходят сюда и современные бизнесмены и общественные деятели. Музей стремится способствовать сохранению культурных традиций, здесь проводятся музыкальные и литературные вечера.

В особняке на Донской, 9 особая аура, атмосфера теплого старомосковского дома. Здесь сотрудники – гостеприимные хозяева, а посетители – желанные гости. Скрипучая деревянная лестница ведет на второй этаж. В тихих залах непривычные современному глазу вещи, окружавшие когда-то наших прадедушек и прабабушек, черно-белые фотографии, пожелтевшие документы. За каждым экспонатом – пласт истории, сюжет, личность. На стенах – портреты. Здесь и гранды торгово-промышленного мира России – Прохоровы, Морозовы, Алексеевы, Мамонтовы, Рябушинские, и мало кому известные купцы и фабриканты. Племя деятельных и основательных людей, во многом воплотившее в себе черты национального характера. Они торговали сукном в лавках и писали философские трактаты, строили заводы, целые города, закладывали рудники и сочиняли симфонии и оперы, корпели над бухгалтерскими книгами, считали рубли и копейки и открывали миру Матисса и Пикассо, гоняли пароходы по Волге, осваивали Сибирь и Аляску, связывали сетью железных дорог пространства Евразии и основывали институты и школы, музеи и театры, они банкротились, пускались в финансовые аферы, кутили в ресторанах и давали миллионы «на бедных», на больницы, богадельни, храмы, они чтили заветы старины и поднимали авиацию, мечтали о космосе… Предпринимательство может быть мощной творческой созидающей силой, если не сводится лишь к «деланию денег», если личный материальный интерес сопрягается с ответственностью перед обществом и высшим началом – такова главная идея музея на Донской.

Соседний дом № 11 (сегодня в нем – Гагаринский межрайонный суд) – образчик неоклассицизма начала ХХ в. – выстроен в 1914 г. архитекторами И.М. Рыбиным и Н.К. Жуковым. Он некогда примыкал к строениям Мариинского приюта для престарелых больных женщин дворянского происхождения, где была домовая церковь Святого Пантелеимона Целителя. Все это снесли в 1960-х гг., а позднее построили здесь административно-бытовой корпус карбюраторного завода. Не так давно предприятие покинуло эти места, в здании разместились офисы. А вместо цехов поднялись высотные жилые башни.

Церковь Ризоположения на Донской улице

Далее по Донской – новомодный бизнес-центр с затейливой башенкой-беседкой наверху. Еще дальше – целый квартал типовых жилых домов 1960-х гг. с вкраплениями чуть более ранних, но столь же малопримечательных. В глубине участка – бывшая школа предвоенной типовой постройки, ныне лицей № 1547. Наверное, главная достопримечательность этого архитектурно маловыразительного пространства – раскидистый дуб почтенного возраста, свидетель нескольких веков. Завершает якиманский отрезок улицы респектабельный особняк в стиле модерн начала ХХ столетия. Он был встроен по проекту И. Климова для купчихи Мельниковой. Далее по Донской сохранились интересные сооружения – храм Ризоположения, бывшее Арнольдо-Третьяковское училище для глухонемых, клиника неврозов… Но рассказ о них, расположенных за пределами района Якиманка, выходит за рамки этой книги.

Москва всегда славилась своими городскими курьезами. Вот и в районе Якиманка есть улица… без единого адреса. Это Безымянный проезд. Все дома, выходящие на него, расписаны по соседним магистралям – Донской улице и Ленинскому проспекту. Вполне курьезна и история самого названия. Оно появилось только в 1994 г., хотя проезд фактически существует уже несколько десятилетий. Соединяя Донскую с Ленинским проспектом, он давно выполняет важные транспортные функции. Через него проходит конечное кольцо автобусных и троллейбусных маршрутов. Удивительно, но долгое время у проезда не было официального имени. В 1994 г. пробел решили наконец восполнить. Проезд нарекли так, как раньше часто называли в детских приютах маленьких сирот, не знавших своего имени. Безымянный тем не менее выглядит отнюдь не по-сиротски. Он хотя и невелик – около 100 м длины, – но просторен и представителен. Правую сторону проезда занимает квартал, состоящий из двух сросшихся монументальных домов сталинской архитектуры. Тот, что выходит к Ленинскому проспекту (№ 7), начал строиться еще до войны, полностью закончен был к 1952 г. Авторы проекта – архитекторы Л. Бумажный и О. Окунев, инженер С. Сидоров. Соседний, на Донской, 6, построен примерно в то же время. Вдоль противоположной стороны Безымянного проезда тянется тенистый сквер, за которым возвышается девятиэтажный фасад добротного кирпичного дома 1960-х гг. постройки. По соседству в Безымянный смотрит одной из стеклянных граней высотное здание Госстандарта…

Южная граница района Якиманка проходит по улице Академика Петровского. Ее старинное название – Ризоположенский переулок. Именно здесь в 1612 г. москвичи торжественно встречали великую христианскую святыню – Ризу Иисуса Христа – дар персидского шаха Аббаса I царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету. В честь события был поставлен деревянный храм. В начале XVIII в. церковь Положения Ризы Господней выстроили в камне. Она считается одним из лучших памятников московского зодчества той поры. Рядом с храмом сохранился стол, отмечающий место достопамятной встречи святыни.

В 1924 г. Ризоположенский переулок был переименован в Выставочный: он служил одним из подъездов к Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставке, прошедшей здесь годом ранее. Экспозиция располагалась там, где впоследствии открылся парк культуры. В 1973 г. Выставочный переулок стал улицей Академика Петровского. Видный ученый и общественный деятель, ректор МГУ Иван Георгиевич Петровский (1901–1973) жил в знаменитом «академическом» доме № 13/1 на углу Ленинского проспекта. Улица его имени – одна из самых зеленых в районе Якиманка. Почти во всю ее длину протянулся тенистый благоустроенный сквер. Это своеобразный памятник давнему градостроительному замыслу большого масштаба, так и не осуществленному. Согласно генплану Москвы 1935 г. по трассе Выставочного переулка должна была пройти одна из столичных кольцевых магистралей. Ее проезжую часть и занял сквер.

На улицу Академика Петровского выходит крыло углового с Ленинским проспектом дома, построенного в 1939 г. А.В. Щусевым для сотрудников Академии наук. По проекту с этой стороны предполагалось продолжить здание еще одной секцией в восемь этажей – по красной линии новой магистрали, создавая тем самым фронт застройки. Однако осуществить задуманное не удалось. В 1960-х гг. здесь поднялась 14-этажная жилая башня (№ 3) светлого кирпича с лоджиями по фасаду. Несмотря на солидный возраст, здание и сейчас выглядит современно и стильно. На его боковой стене – три мемориальных доски в честь живших здесь академиков – математика С. Соболева, архитектора А. Рочегова и энергетика В. Попкова. По соседству, торцом к улице, – дом № 5 1930-х гг., добротной архитектуры. Он был построен для сотрудников знаменитой радиостанции имени Коминтерна, той самой, для которой в свое время возвели Шуховскую башню на Шаболовке. Не портит пейзажа и двухэтажный, с высокой мансардой особнячок на улице Академика Петровского. На углу с Шаболовкой сохранились корпуса шелкоткацкой фабрики Симоно дореволюционной постройки. Потом в них были помещения Московского государственного текстильного университета имени Косыгина, а также магазины, офисы и ресторан. Теперь территория передана Высшей школе экономики.

Район Якиманка расположен вдоль юго-западного луча от центра столицы к ее окраинам. Крупнейшая в этой цепи магистралей – Ленинский проспект. Он протянулся почти на 13 км до МКАДа. А начинается на Калужской площади. Отрезок проспекта в пределах района Якиманка, пожалуй, самый интересный и красивый на всем пути магистрали. Его насыщенность уникальными памятниками истории и архитектуры необычна даже для центра Москвы.

До 1957 г. начальный участок нынешнего Ленинского проспекта назывался Большой Калужской улицей. Это имя утвердилось в XVIII в. Дотоле же была просто дорога, известная с XV столетия. Она вела в Боровск – город удела в составе Московского княжества. По ней не раз проезжал удельный князь Владимир Андреевич Серпуховской, двоюродный брат, соратник в битве на Куликовом поле и соправитель на Москве великого князя Дмитрия Донского. За Боровском дорога продолжалась на пограничную окскую крепость Калугу, а посему со временем обрела название Калужской. По ней добирались и в ближние подмосковные села Семеновское, Воронцово, Коньково, Теплый Стан, можно было завернуть в Троице-Голенищево – древнюю резиденцию московских митрополитов, затем патриархов. Особое значение имела великокняжеская, позднее царская вотчина Воробьево, известная с 1451 г. Здесь на высоком москворецком берегу располагался загородный двор московских государей. Сюда же постепенно заселялась и придворная знать.

С юго-запада в Москву прилетали не только благодатные ветра. Отсюда постоянно ожидали и подхода недругов. Вот военная хроника этих мест лишь за один век. В 1521 г. крымский хан Мухаммед-Гирей подступил к самой Москве, татары хозяйничали на государевом дворе в Воробьеве. В 1571 г. в Заречье русские рати бились с войском Девлет-Гирея. Подожженный татарами стольный град тогда сгорел дотла. Хан смотрел на огненное море с Воробьевых гор. Год 1591-й. Очередное крымское нашествие, на сей раз под предводительством Казы-Гирея, было остановлено в битве между Калужской и Котловской Коломенской дорогами. 1606 г. С юга Царствующий град обложило повстанческое войско Ивана Болотникова. Полкам Василия Шуйского с трудом удалось снять осаду столицы. В 1611 г. польско-литовские отряды Сапеги прорываются у Калужских ворот на помощь своим соотечественникам, осажденным русским земским ополчением и восставшими москвичами. Наконец, в 1612 г. ополченцы Минина и Пожарского и казаки Трубецкого наносят поражение гетману литовскому Ходкевичу. Он отступает из Замоскворечья по Калужской дороге в свой стан в Воробьеве.

Немудрено, что южные и юго-западные подступы к Москве укреплялись особенно тщательно. Башня Калужских ворот была одной из всего лишь трех каменных, воздвигнутых в XVII в. на грандиозном Земляном валу. От нее дорога шла на горячее пограничье, к местам боевых столкновений с Речью Посполитой и Крымским ханством. Ратные люди были здесь частыми путниками. Тянулись до Калужской и похоронные процессии. В XVI в. слева от дороги располагалось кладбище служилых иноземцев из слободы Наливки. В том же столетии, видимо, образовался и мусульманский некрополь, где хоронили обитателей Крымского двора и замоскворецкой Татарской слободы. Он находился справа от Калужской дороги. Места эти привлекали и православный люд. Богомольцы шли в Донской монастырь. В 1547 г. тщанием поборника просвещения боярина Ртищева на москворецком берегу у Калужской дороги был основан Андреевский монастырь. Здесь ученые монахи переписывали, переводили и правили богослужебные книги, а также преподавали в особой школе.

На протяжении нескольких столетий будничной приметой Калужской дороги были обозы, тяжело груженные кирпичом. Здесь располагался крупнейший московский центр производства стройматериалов. Глину и песок добывали на москворецких кручах у сел Андреевского и Воробьева, у Донского и Данилова монастырей. В XVI–XVIII вв. в окрестностях было несколько казенных кирпичных заводов. В иные времена они давали городу до 2/3 всего кирпича! Из него построена значительная часть старой Москвы. Кирпичное производство здесь дожило до ХХ в.

После Смутного времени земли вдоль Калужской дороги, прилегавшие к Земляному Валу, принадлежали Коломенской ямской слободе, а с 1648 г. отошли общегородскому «животинному выгону». Однако постепенно их стали расхватывать люди знатные, близкие ко двору. На живописном лесистом берегу Москвы-реки на рубеже XVII–XVIII вв. появились усадьбы Голицыных, Ягужинских, Трубецких, Репниных… Вот, к примеру, что представлял собой в 1718 г. загородный двор князя Б.И. Прозоровского на Калужской дороге: двухэтажный деревянный дом с шатровой башенкой, увенчанной позолоченным шаром и флюгером в виде всадника: вокруг – плодовый сад с 590 яблонями, 350 вишнями, посадками слив, груши, крыжовника и смородины; ниже, у берега реки, березовая и кленовая рощи, а также бани. Владение это площадью 13 га по завещанию хозяина отошло Екатерине I, затем дочери Петра I будущей императрице Елизавете Петровне, потом к баронам Строгановым, пока не было куплено для устройства знаменитой Голицынской больницы.

В XVIII в. широкой известностью пользовалась усадьба Трубецких Нескучное. В этих местах построил свой дворец и основал один из лучших в Европе ботанических садов Прокофий Демидов. С легкой руки другого здешнего жителя, графа А.Г. Орлова-Чесменского, Большая Калужская стала центром светских развлечений и простонародных увеселений для всей Москвы. Впрочем, развивалась тут и промышленность. Помимо кирпичных заводов в этих местах располагались суконная фабрика Серикова, а позднее большая мануфактура М. Титова. С середины XVIII столетия после строительства Камер-Коллежского вала, очертившего новые таможенные границы Москвы, Калужская стала внутригородской магистралью. Однако плотной застройки по красным линиям здесь не было еще очень долго, пейзаж оставался почти загородным.

«Гроза двенадцатого года настала…» 2 сентября 1812 г., оставляя Москву во власть Наполеону, по Калужской прошла одна из колонн русской армии – 8, 7, 6-й пехотные, 4-й кавалерийский корпуса, 2-я кирасирская дивизия под общим командованием Д.С. Дохтурова. Вслед маршировал ликующий неприятель. Как и 200 лет до того, это были поляки – 5-й корпус князя И. Понятовского. В дни оккупации юго-западные окраины Москвы не слишком пострадали от огня и мародерства. Застройка здесь не была плотной и пожароопасной, в усадьбах квартировали крупные наполеоновские чины, а Голицынскую больницу занял главный французский госпиталь. На Калужскую стекались и москвичи-беженцы со всего разоренного города. 7 октября улица стала свидетельницей невиданного зрелища – ухода из Первопрестольной 110-тысячной, перегруженной награбленным наполеоновской армии. Плотные колонны с обозами с узкой Якиманки и от Крымского вала, теснясь, вливались в широкую Калужскую и растягивались по ней на много верст. Сам Наполеон у ворот Голицынской больницы сошел с коня и пропустил мимо себя свое воинство, которое, по словам очевидца, уже не восхищенно приветствовало императора, а лишь что-то «бормотало» ему. А полтора года спустя, 19 мая 1814 г., московское дворянство устроило на Калужской, в доме Полторацких, самое пышное из празднеств по случаю вступления войск России и ее союзников в Париж.

В XIX и начале XX в. Калужская обрела новую известность как очаг благотворительности, центр медицины, социальной помощи и образования. Одна за другой здесь появляются прекрасные больницы – Голицынская, Градская, Щербатовская (2-я Градская), Медведниковская, Любимовская. Рядом возникают Мещанские училища и богадельня, детский приют великой княжны Марии Максимилиановны, Шелапутинское ремесленное училище. И это все на одной улице! По Калужской москвичи по-прежнему добирались на гулянья в любимое Нескучное, ставшее дачной местностью. Здесь бывали Пушкин и Тургенев, Соловьев и Ключевский… В здешней царской резиденции останавливались все российские императоры, начиная с Николая I.

Впрочем, Калужская вызывала у москвичей не только приятные ассоциации. Тут в помещениях бывшей фабрики Титова находилась городская тюрьма – Арестный дом, в просторечии Титы. У самой Калужской заставы напротив Нескучного сада напо минал о себе прохожему и проезжему специфическим ароматом Ассенизационный двор, куда со всей Москвы тянулись обозы золотарей. А за Камер-Коллежским валом при дороге раскинулась Живодерная слобода, где обычно заканчивало дни свои конское население Первопрестольной.

«Калужская застава – не из бойких», – констатировал мемуарист. Тем не менее в конце XIX в. через нее на Воробьевы горы протянулась линия конки. Вскоре ее перевели на паровую тягу. Потом пошел и трамвай. Большая Калужская постепенно застраивалась домами, в основном небольшими особняками с палисадниками. В начале улицы появились и доходные дома в несколько этажей.

Здание Президиума Российской академии наук в Нескучном саду

С первых же лет советской власти Большая Калужская заняла особое место в планах московских градостроителей. Ей предстояло стать осевой магистралью общего развития столицы в юго-западном направлении. Первой попыткой преобразования этих мест было строительство комплекса Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки 1923 г. Интенсивная реконструкция Большой Калужской развернулась в 1930-х гг. Улицу расширили за счет палисадников. Вдоль нее поднялись монументальные здания, построенные по проектам ведущих зодчих А.В. Щусева, А.Г. Мордвинова, Д.И. Чечулина, Г.П. Гольца, Б.Д. Кокорина. В 1935 г. на Большую Калужскую в Нескучный дворец переехал из Ленинграда Президиум Академии наук СССР. В окрестностях разместились научные институты, расселились их сотрудники. Большая Калужская стала улицей интеллигенции.

В военном 1941 г. юго-западное направление рассматривалось советским командованием как одно из наиболее опасных. Улицу тогда перекрыли баррикадами, рядами противотанковых надолбов и ежей, в домах оборудовали огневые точки. У Калужской заставы вдоль выемки Окружной железной дороги был оборудован один из рубежей обороны. Другой укрепленный обвод готовился встретить врага на линии Садового кольца.

Большая Калужская после войны – это парадная магистраль, застраивавшаяся зданиями помпезной имперской архитектуры и ведущая в бурно развивавшийся юго-западный район, к высотке МГУ и аэропорту Внуково. У самой границы Нескучного сада в 1950 г. по проекту Е. Левинсона, И. Фомина и А. Аркина возводится огромный жилой комплекс – апофеоз сталинского «большого стиля». Его строили заключенные, в числе коих оказался и А.И. Солженицын. Но главные изменения происходили в начале улицы. На месте старых домов появлялись здания, спроектированные известными архитекторами, в том числе И.В. Жолтовским, Я.Б. Белопольским. В декабре 1957 г. в ознаменование 40-летия Октября и в честь вождя революции магистраль на юго-запад, включившая в себя и Большую Калужскую улицу, получила название Ленинского проспекта. Многие тогда увидели в этом примету оттепели, воплощение хрущевского курса на осуждение «культа личности» Сталина и возвращение к «ленинским принципам». В 1960–1970 гг. проспект служил местом массовых торжественных встреч космонавтов и дружественных Советскому Союзу иностранных лидеров. По нему в окружении ликующих толп проезжали Ю. Гагарин, Г. Титов, В. Терешкова, Фидель Кастро, Индира Ганди… В 1972 г. по Ленинскому проспекту из Внукова в Кремль впервые промчался кортеж президента США. Правда, радостных трудящихся на эту встречу Р. Никсона не собирали, а вскоре и сама традиция подобных мероприятий сошла на нет.

В старину Большая Калужская начиналась от часовни на углу с Донской улицей. В 1722 г. этот храм, тогда деревянный, принадлежал Николо-Перервинскому монастырю. В 1859 г. часовня перешла к Ферапонтову Лужецкому монастырю, что в Можайске. В советское время ее закрыли, а затем сломали. Сегодня здесь скверик и автостоянка перед 15-этажным корпусом (№ 1) – одним из двух, выстроенных в 1970-х гг. для гостиницы Академии наук. Сейчас здание смотрится весьма заурядным, а тогда являлось первым и самым высоким в Москве каркасно-панельным домом такой конструкции. Далее по левой стороне проспекта – 22-этажная высотка Московского отделения Сбербанка России, отливающая зеркальным стеклом. Жилой дом № 3 в 10 этажей не останавливает взгляд современного прохожего своими скупыми формами. Таких образцов архитектурного типового минимализма в Москве – избыток. Но этот был одним из первых. Его создатели во главе с именитым Я.Б. Белопольским удостоились за проект престижных наград. В доме № 7, тоже жилом, жил выдающийся авиаконструктор, создатель всемирно известной марки самолетов П.О. Сухой. Мемориальная доска с барельефным портретом Павла Осиповича установлена в июле 1995 г. Ее автор – скульптор С.В. Лядов.

За тенистым сквером Безымянного проезда высится 19-этажная стеклянная громада здания, выстроенного для Госстандарта СССР в 1966–1977 гг. по проекту Я. Белопольского, Е. Козлова и Ю. Тихонова. Нелегко найти другое сооружение, в котором форма настолько бы соответствовала содержанию. Идея всеобщей стандартизации нашла здесь адекватное воплощение, она пронизывает собой весь архитектурный образ. Три состыкованные друг с другом стеклянные призмы устремляются ввысь рядами одинаковых окон. Но есть в этом царстве холодной логики нюансы, выдающие руку мастера и делающие облик здания не таким скучным. Оно чуть развернуто по отношению к красной линии проспекта, что придает композиции динамику, создает игру ракурсов. Резкий контраст с окружающей монументальной сталинской застройкой усиливает остроту впечатления.

В прошлом на этом участке находился детский приют имени великой княжны Марии Максимилиановны. Он был основан еще в 1848 г. Ведомством учреждений императрицы Марии, которое занималось организацией благотворительной деятельности в общегосударственном масштабе. На Большую Калужскую приют переехал в начале ХХ в. Здание заложили в 1903 г., а 16 декабря 1908 г. освятили домовую церковь во имя иконы Богоматери «Взыскание погибших». Храм отделывался на средства купца Аггея Маркова. Здесь же рядом находился дом, где на рубеже 1886–1887 гг. выдающийся композитор А.П. Бородин работал над своей Третьей симфонией. Это был его последний московский адрес.

«Дом Жолтовского» – так обычно именуют величественное и нарядное здание на Ленинском проспекте, 11. Знаменитый зодчий спроектировал его еще до войны в своей излюбленной стилистике итальянского Возрождения. В 1939 г. новостройка была завершена, а в следующем году удостоилась Сталинской премии. В этом произведении Жолтовский ярко воплотил принципы своей теории «архитектурного организма». Гармония создается зрительным облегчением верхних частей здания относительно нижних, оформленных монументальным рустом. Тщательно разработаны и детали, например изысканный светильник в арке дома, рельеф карнизов, решетка ворот. Здание имеет удобную планировку, комфортабельные двух-трехкомнатные квартиры. Здесь жило немало известных людей, главным образом связанных с Академией наук. На рустованном цоколе здания установлена мемориальная доска академику Е.С. Варге. Он жил здесь в 1954–1964 гг., переехав из Дома на набережной. Евгений Самуэльевич был не только видным советским экономистом, но и деятелем коммунистического движения, а в прошлом еще и одним из руководителей неудавшейся венгерской социалистической революции 1919 г. Во дворе дома Жолтовского еще стоят старожилы Большой Калужской – два трехэтажных здания дореволюционной постройки. Сейчас в них офисы.

Дом № 13 также известен по имени его архитектора – «Щусевский». Еще его называют «Академическим». Он был построен в 1939 г. по проекту А.В. Щусева для сотрудников Академии наук. Это одно из тех исторических зданий Якиманки, о которых можно писать целые книги. Давно причисленное к архитектурной классике, оно монументально, величественно, но не тяжеловесно. Зодчему удалось избежать угнетающего однообразия огромных 10-этажных фасадов, зрительно облегчив их компоновкой лоджий, балконов и карнизов, варьируя форму и ритм окон. Угловая пирамидальная башня заставляет вспомнить другое хрестоматийное произведение Щусева – Мавзолей Ленина. Дом № 13 так и не был до конца завершен – по проекту он должен был иметь дополнительную восьмиэтажную секцию со стороны Выставочного переулка (ныне улица Академика Петровского). Фасад здания отмечен мемориальными досками. Одна посвящена выдающемуся математику академику Л.С. Понтрягину, жившему здесь с 1939 по 1988 г. Другая – маршалу авиации С.А. Худякову. Он был жителем дома с 1942 по 1945 г., когда его арестовали по ложным обвинениям и впоследствии расстреляли. Автор доски – архитектор Ю.В. Ряховский. Но все это лишь фрагменты богатейшей истории дома. В блестящем списке его жителей крупные ученые: биохимик А.Н. Бах, математик И.Г. Петровский, экономист А.А. Арзуманян, географ, геолог и писатель В.А. Обручев, металлурги Н.П. Чижевский и И.П. Бардин, историки Ю.В. Готье, Б.Д. Греков, Б.А. Рыбаков, А.М. Панкратова, физик и популярный телеведущий С.П. Капица… Здесь была квартира известного партийно-государственного деятеля, министра иностранных дел СССР Д.Т. Шепилова (того самого – «примкнувшего» к «антихрущевской группировке»). Во дворе «Академического дома» спряталось пятиэтажное здание школы № 16 послевоенной постройки. На углу с улицей Академика Петровского завершается левая сторона Ленинского проспекта, относящаяся к району Якиманка. Далее – Южный административный округ столицы.

Дом Жолтовского

Правая сторона Ленинского проспекта – это сплошная череда достопримечательностей отнюдь не местного значения. Под № 4 значится главное здание Московского института стали и сплавов. Он был образован в 1930 г. на базе факультета Горной академии. Главный корпус из стекла и бетона сооружен в 1977 г. по проекту И. Гамелиной и О. Шустиковой. Во второй половине XIX в. на этом месте располагались домовладения аптекаря Рейхена, купцов Комаровых и Лавровых. Затем значительная часть участка сосредоточилась в руках купца С.С. Уткина-Егорова. С 1881 по 1909 г. он возвел здесь 35 (!) строений – от трех-четырехэтажных доходных домов и гостиниц до курятника. Плотно застраивались и соседние владения. Сегодня из всего этого сохранился единственный дом дореволюционного времени.

Старинные московские здания подобны живым деревьям. Обычно они не возникают сразу и навсегда, а растут постепенно, постоянно изменяясь в череде утрат и приобретений, впитывая в себя соки истории. Таков и дом № 6 на Ленинском проспекте, где ныне располагается Горный университет. Глядя на фасады здания, отмеченные чертами разных эпох, нелегко определить его возраст. Между тем дому уже больше 200 лет. О нем вскользь упоминают многие путеводители. Небольшую, но емкую книгу, посвященную дому на Большой Калужской, издал О.А. Иванов. Судьба этого здания и впрямь удивительна.

В XVI–XVIII вв. на этом месте располагалось единственное в древней Москве татарское кладбище. Оно служило последним земным пристанищем для мусульманского населения города. Где-то здесь, подальше от православных святынь, были зарыты и останки мятежного Стеньки Разина. На эти земли близ Калужских ворот постоянно зарились то ямщики Коломенской ямской слободы, то генерал Ф. Наумов. Но татарам неизменно удавалось отстоять свое исконное место. В 1771 г. Москву посетила «царица грозная – Чума». Екатерина II запретила тогда хоронить умерших в городской черте. В числе других закрыто было и татарское кладбище у Калужских ворот. Ему отвели новое место за Донским монастырем, где оно существует и по сей день под названием Мусульманского.

Улица Академика Петровского

Старое кладбище постепенно запустело, и его территорию присоединил к своей обширной усадьбе могущественный сосед – граф А.Г. Орлов-Чесменский. Впрочем, вскоре он продал эти 13 десятин своему шурину Д.Н. Лопухину, человеку весьма родовитому и богатому, но в анналах истории никак не отмеченному. Новый хозяин принялся энергично обустраивать усадьбу. Ее ансамбль был в основном построен уже к 1803 г. Автором проекта принято считать А. Бакарева, ученика М. Казакова. Главный дом с каменным сводчатым нижним этажом и деревянными бельэтажем и антресолями, с портиком и бельведером являл собой добротный образчик классической архитектуры. Согласно проекту каменные галереи должны были соединять его с двумя флигелями. Но построить успели лишь одно крыло. В нем в числе прочих помещений располагалась и конюшня на 48 стойл. Лопухин, как и его вельможный покровитель А. Орлов, был заядлым лошадником. Но основательно обжиться в усадьбе он так и не успел. В 1806 г. Лопухин умирает. Его дом на Калужской приобретает с аукциона за 50 тысяч рублей все тот же А.Г. Орлов-Чесменский. Но и «екатерининскому орлу» оставалось жить всего год. После смерти графа усадьба с домом, английским парком и рыбными прудами переходит к его наследнице Анне Алексеевне Орловой-Чесменской – самой блестящей невесте Москвы, так никогда и не вышедшей замуж и посвятившей жизнь религиозным исканиям. Уже в 1809 г. она продает дворец у Калужских ворот супругам Полторацким за 80 тысяч рублей. Дмитрий Маркович Полторацкий, богач, коннозаводчик, также давно входил в ближний круг графа Орлова, участвовал в знаменитых орловских затеях – скачках, выездах, каруселях, балах и пиршествах. Были у него и хорошие знакомцы иного рода. Например, выдающийся зодчий В.П. Стасов, который и руководил ремонтом вновь приобретенного дома. Вполне возможно, что здесь бывал и Н.М. Карамзин, друг Полторацкого, пользовавшийся его богатой библиотекой, работая над «Историей государства Российского».

Настал 1812 г. Когда война вплотную приблизилась к Москве, дом на Калужской опустел. Хозяева покинули его, вывезя все ценное. Остались лишь приказчики и несколько слуг. Вскоре в древнюю столицу России вступил Наполеон. В доме Полторацких расположился «неприятельский чиновник» барон Таулет. У многих москвичей он снискал добрую память. Говорили, что благородный барон приютил и защитил от мародеров до 5000 обездоленных. Среди них были и монахини разоренного Зачатьевского монастыря. Имя Таулета не значится в списках чинов наполеоновской армии. Возможно, речь идет о Паулете, главном хирурге корпуса маршала Даву. Когда Наполеон решил покинуть Москву, его воинство промаршировало по Калужской мимо дома Полторацких. На своем белом арабском скакуне проехал и сам император.

Усадьба благополучно пережила лихолетье. Но хозяева не спешили возвращаться в разоренную Москву. В их отсутствие летом 1813 г. в доме дважды останавливался проездом из Петербурга в Киев и на обратном пути Г.Р. Державин. Он совершал паломничество к мощам киевских святых в благодарность за избавление России от гибели. Весной 1814 г. русская армия вместе с войсками союзников вступила в Париж. По этому случаю Москва разразилась шумными празднествами. Самое блестящее торжество состоялось 19 мая в доме Полторацких. Оно продолжалось с четырех часов дня до пяти утра следующих суток. Для простого народа в саду было устроено гулянье с качелями, каруселями, обильной выпивкой и закуской, лодочным катанием на прудах, иллюминацией и фейерверком. Хор исполнял патриотическую «Народную песнь» на слова В.Л. Пушкина. Другой Пушкин, Александр Михайлович, был автором «Пролога» – театрализованного представления, поставленного в зале дворца Полторацких для «благородной» публики. На блестящем балу звучал полонез на стихи молодого П.А. Вяземского. Красавица жена князя-поэта в театральном действе играла аллегорию России. Этот пир посреди полуразрушенной Москвы обошелся ее дворянству в 25 тысяч рублей, собранных по подписке. То была кульминация недолгой истории усадьбы Полторацких. В следующем году дворец, переживший великий московский пожар, сгорел в пожаре обычном.

Уцелели лишь каменный нижний этаж, галерея и флигели. Через несколько лет здание отремонтировали, но оно осталось одноэтажным. В 1826 г. в нем, по некоторым сведениям, побывал А.С. Пушкин. Поэт был приятелем С.Д. Полторацкого, сына хозяина усадьбы, большого поклонника пушкинского таланта. Обоих связывала и страсть к карточной игре. Из рода Полторацких происходила и А.П. Керн. Муза Пушкина бывала в доме на Калужской.

Пережив расцвет, усадьба начинает клониться к упадку. После смерти Дмитрия Марковича Полторацкого его долги тяжким бременем легли на вдову Анну Петровну. В 1832 г. она продает усадьбу за 100 тысяч рублей Московскому купеческому обществу, которое вознамерилось перевести сюда часть обитателей опекаемой им Андреевской богадельни.

Еще до того, как престарелые и инвалиды поселились в барском доме, здесь состоялась благотворительная акция, характерная для обычаев эпохи. В один день 29 января 1833 г. сразу 36 бедных купеческих и мещанских девиц были выданы замуж с приданым за счет Московского купеческого общества. После венчания в близлежащих храмах молодые пары на тройках приехали на общий свадебный обед в бывший дом Полторацких.

24 марта 1834 г. наконец открылось отделение Андреевской богадельни на 100 призреваемых. Оно заняло лишь половину обширного дома. В остальных помещениях Московское купеческое общество решило разместить училище «для бедных мещанских детей, преимущественно сирот мужского пола». Задачами этого проекта помимо социальной защиты детей и воспитания из них законопослушных и богобоязненных граждан была и подготовка «недорогих работников для торговых домов». Молодой российский капитализм ощущал острую потребность в квалифицированных кадрах конторщиков, бухгалтеров, приказчиков.

Открытие Московского мещанского училища состоялось в торжественной обстановке 17 апреля 1835 г. в присутствии генерал-губернатора Д.В. Голицына и митрополита Филарета. Благому начинанию московское купечество постаралось придать должный размах. Здание нуждалось в коренной реконструкции и расширении. Для этого был приглашен ведущий зодчий Первопрестольной того времени М.Д. Быковский. По его проекту и под надзором архитектора И.М. Подъячева к концу 1839 г. дом пригородной барской усадьбы превратился в монументальное здание с благородным портиком на фасаде, увенчанное куполом, под которым разместился просторный и прекрасно отделанный храм Святого Александра Невского. Эта реконструкция обошлась Московскому купеческому обществу во внушительную сумму – 400 тысяч рублей.

Но уже вскоре понадобились новые траты. В 1840-х гг. тут решено было разместить еще и женское Мещанское училище. Для него архитектор И.М. Подъячев перестроил бывшую конюшню, каретный сарай и жилой флигель старого дома Полторацких. Впоследствии комплекс Мещанских училищ и богадельни еще не раз реконструировался, дополнялся новыми сооружениями. В 1872 г. на его заднем дворе была встроена небольшая церковь во имя Петра и Павла, где отпевали умерших обитателей здешних богоугодных заведений. В создании ансамбля на Калужской участвовали маститые зодчие А. Зыков, А. Никитин, А. Каминский, П. Дриттенпрейс. В 1909 г. общая стоимость зданий оценивалась в 1,2 млн рублей. Мещанские училища и богадельня содержались на банковские капиталы, составленные из честных пожертвований. Среди крупнейших благотворителей были П.А. и А.К. Куманины, М.И. Крашенинников, А.А. Набилков, Ф.А. Рахманов, С.А. Протопопов и другие гранды российского делового мира. П.М. Треть яков завещал на стипендии учащимся 30 тысяч рублей. Его брат Сергей Михайлович – более 40 тысяч. Кстати, отпевали умершего С.М. Третьякова в училищной церкви Александра Невского.

История богадельни и женского училища почти не изучена. Зато о Московском мужском мещанском училище сохранилось немало свидетельств. Это был не просто сиротский дом. Училище быстро приобрело столь высокую репутацию, что и почтенные купцы не считали зазорным отдавать в него своих отпрысков. Разумеется, на собственный счет. Впоследствии были даже введены внушительные экзамены. Принимались дети с 5 – 7-летнего возраста, позднее – с 10 – 13-летнего, православного вероисповедания, в том числе старообрядцы. В стенах дома на Калужской они проводили четыре года. Первоначально набор предметов, которые преподавали в училище, был невелик: Закон Божий, чтение, чистописание, арифметика, счеты, краткие география и история, ремесленное рисование, счетоводство и коммерческое делопроизводство. Позднее добавились еще естествознание, немецкий язык, химия, физика, ботаника, зоология, черчение и др.

О годах, проведенных в Мещанском училище, у его выпускников оставались двойственные воспоминания. Всю жизнь они не могли забыть о суровом полуказарменном быте в доме на Калужской. Воспитание солдат российского капитализма было поистине спартанским. Оно напрочь выбивало из человека лень и расхлябанность, приучало к дисциплине и аккуратности, вырабатывало привычку к ежедневному упорному труду. Воспитанники училища жили в нем постоянно и домой отпускались лишь на праздники и каникулы. Распорядок дня был жестким: в пять часов утра – подъем, затем общая молитва в церкви Александра Невского и завтрак – кружка чая с булкой. Потом ученики убирали помещения. Все сияло чистотой, особенно спальни. В восемь часов начинались уроки. В полдень объявлялся обед. Щи из серой капусты, кусок говядины толщиной с блин, три картофелины и ложка еле намасленной каши – таков был обеденный рацион. Так и не утолив сполна голод, мальчики, одетые в казакины грубого сукна, шли гулять во двор и сад. Играли в лапту и казаки-разбойники, в жару купались в прудах, на которых были устроены купальни. Зимой все ограничивалось пешей прогулкой по окрестностям. В два часа учебные занятия возобновлялись и продолжались до пяти. Остаток дня воспитанники проводили за подготовкой уроков, чтением и нехитрыми развлечениями. Вечером ужинали, молились и в 21.45 отправлялись спать. Вся жизнь их проходила под неусыпным контролем «дядек» – надзирателей. Всякое нарушение правил влекло за собой наказание. Могли сократить рацион, посадить в карцер, который упразднили лишь в революционном 1905 г. Высшей карой считалось исключение из училища.

Несмотря на все это, большинство воспитанников сохранило благодарную память о доме на Калужской. Многих Мещанское училище вывело в люди. Его престиж был столь высок, что солидные фирмы занимали очередь, чтобы заполучить выпускников. Училище славилось своими преподавателями, такими как «король чистописания» Порфирий Градобоев, учитель русской словесности Павел Басистов или Алексей Толстопятов, чьи уроки истории и географии запоминались на всю жизнь. К тому же в доме на Калужской была большая библиотека. Кто хотел, мог заниматься в хоре, духовом оркестре, в гимнастическом кружке.

В свое время император Николай I, посещая училище, с прямотой истого консерватора определил в качестве основной задачи воспитания молодых мещан – чтобы те «помнили свое звание и не имели бы мыслей выше оного». Однако многим выпускникам становилось тесно в сословных границах, и они смело преодолевали их. Некоторые, такие как Д. Грачев и А. Бурышкин, оказались основателями фирм, принадлежали 1-й купеческой гильдии. Другие отличались на иных поприщах. Н. Неврев, к примеру, прославился как замечательный художник. Его картины охотно приобретал для своей галереи П.М. Третьяков.

Московское купечество гордилось училищем, неизменно показывало его именитым гостям. А в их числе были и августейшие особы. Ведь совсем недалеко располагался императорский Нескучный дворец, дорога к которому из Кремля проходила по Калужской. Первым из августейшей семьи в Мещанском училище побывал цесаревич Александр Николаевич. Случилось это 11 сентября 1839 г. А через два дня вместе с цесаревичем училище посетил и его венценосный отец – Николай I. «Какое прекрасное здание!» – изрек тогда император, обратив, однако, внимание на сырость в новопостроенных помещениях. В 1846 г. Николай I вновь посетил дом на Калужской. Наследник же престола бывал здесь неоднократно. В 1861 г. он приехал в Мещанское училище уже как император Александр II. Впоследствии здесь побывали и Александр III и Николай II. Вместе с супругом великим князем Сергеем Александровичем училище посещала великая княгиня Елизавета Федоровна. В середине 1880-х гг. в доме на Калужской частенько видели молодого литератора Антона Чехова. В Мещанском училище служили его брат Иван и приятель М. Диоковский.

История московских Мещанских училищ завершилась на переломе эпох. Революция 1917 г. поставила крест на сословиях в России, а заодно и на сословных учебных заведениях. Однако дом на Большой Калужской продолжил служение отечественному образованию. В 1918 г. в него вселилась Московская горная академия. Знаменитый вуз был рожден в пору смутную, грозную… страна провалилась в Гражданскую войну, разруху, хаос. Однако новые власти уже строили планы хозяйственного возрождения России на социалистических началах и на базе огромных природных богатств. Возникла идея об организации в Москве Горной академии. 26 августа 1918 г. Совет народных комиссаров под председательством Ленина рассматривал этот вопрос. Несмотря на то что через несколько дней произошло покушение на вождя, 4 сентября Совнарком РСФСР на заседании, которое вел уже А.И. Рыков, принял декрет «Об учреждении Московской горной академии». Любопытно, что в преддверии будущих перестроек дома на Большой Калужской в штат академии была введена должность архитектора. В первые месяцы ее исполнял Ф. Шехтель.

Занятия в академии начались в январе 1919 г. К 1922 г. функционировало уже три факультета – горнорудный, геологоразведочный и металлургический, а также рабфак имени Артема. Первым ректором был Д.Н. Артемьев, который в один прекрасный день решил не возвращаться из зарубежной командировки. На его место утвердили И.М. Губкина – выдающегося ученого-геолога, одного из основоположников нефтегазовой отрасли страны. Он и жил первоначально в здании академии. Здесь же, на Большой Калужской, квартировал и другой знаменитый профессор, географ, геолог и писатель, автор «Земли Санникова» В.А. Обручев. Вообще, преподавательский состав подобрался блестящий. В.В. Аршинов, М.М. Федоров, А.А. Скочинский, Л.Д. Шевяков, Г.М. Еланчик, А.Д. Архангельский, А.М. Терпигорев… – это лишь несколько самых громких имен. Не менее звездный и список довоенных студентов. Среди них – И.Ф. Тевосян, А.П. Завенягин, А.В. Точиев, И.А. Лихачев. В.С. Емельянов, Б.Ф. Братченко… Тысячи выпускников московского вуза составили кадровый костяк нескольких отраслей, связанных с освоением недр и металлургией. В 1929 г. в академии были образованы еще три факультета – нефтяной, торфяной и цветной металлургии. Московская горная стала плодоносным зерном, давшим жизнеспособные побеги. В 1930 г. ее реорганизовали, разделив на самостоятельные институты: горный, геологоразведочный, нефтяной, торфяной, черной металлургии, цветной металлургии и золота. Ускоренная индустриализация требовала подготовки все новых специалистов, и вскоре здание на Большой Калужской оказалось тесным, в 1931–1933 гг. по проекту В. Кокорина его надстроили четвертым и пятым этажами. В центре фасада появился новый тяжеловесный пилястровый портик, украшенный скульптурами рабочих. Тогда, по-видимому, окончательно исчезла давно закрытая домовая церковь Святого Александра Невского. Классическая благородная архитектура дома в результате перестройки сильно погрубела.

Московский государственный горный университет

Правопреемником Горной академии был определен Горный институт. Он считался весьма престижным, имел первую категорию, преподаватели и студенты получали повышенные оклады и стипендии. В первые дни Великой Отечественной войны в здании института расположился штаб формирования 1-й дивизии народного ополчения Ленинского района Москвы. Здесь заседала «чрезвычайная тройка». Поблизости, на Калужской площади и в парке культуры, ополченцы проводили первые строевые и тактические занятия. В их ряды вступили более 200 студентов и преподавателей Горного института. Среди них, например, доцент кафедры рудничного транспорта, отец четырех несовершеннолетних детей С.И. Лопатин. Таких интеллигентов-патриотов было немало. 9 июля 1941 г. от стен дома на Большой Калужской ополченцы пешим маршем отправились в военные лагеря. Впереди их ждали суровые испытания. Дивизия героически сражалась под Москвой, прошла битву на Курской дуге, участвовала в Белорусской и Висло-Одерской операциях и закончила войну за Берлином на Эльбе под наименованием 60-й стрелковой Севско-Варшавской краснознаменной ордена Суворова. В честь прославленного соединения в 1961 г. на фасаде Горного института была установлена мемориальная доска. А в мае 1967 г. во дворе открыли памятную стелу ополченцам работы скульптора М.Н. Смирнова.

Всего в годы Великой Отечественной на фронтах сражалось около 600 студентов и преподавателей Горного. В октябре 1941 г. институт эвакуировался в Караганду. Но здание на Большой Калужской не пустовало. В нем размещались цеха оборонных работ института под началом профессора Е.Е. Шешко. В 1943 г. вуз вернулся в столицу.

В последующем Горный шел в ногу со временем, часто опережая его. К началу XXI в. он выпустил более 35 тысяч специалистов. Причем не только для СССР, России. Здесь получили образование около 2000 иностранных студентов из 73 стран. Горный никогда не замыкался на сугубо учебных или научных задачах. Его специалисты участвовали в проектировании звезд Кремля, в строительстве высотки МГУ, станций столичного метрополитена, Московской кольцевой автодороги… В институте есть уникальный геологический музей имени профессора В.В. Ершова. В 1987 г. вуз на волне перестроечных веяний первым в СССР выбрал ректора демократическим путем. В 1995 г. институт был реорганизован в Московский государственный горный университет.

Вместе с вузом менялся и облик его здания. Комплекс реконструировался и достраивался. Так, в 1978 г. на его задворках появился новый учебно-лабораторный корпус. Не обошлось и без утрат. Примерно тогда же снесли Петропавловскую церковь, простоявшую во дворе целое столетие. Впрочем, в ходе реконструкций удалось выявить в составе главного здания фрагменты первоначального дома Лопухина, выстроенного в 1799–1803 гг. зодчим А. Бакаревым. Случались в этих местах и другого рода находки. Так, в 1952 г. при земляных работах здесь был обнаружен клад из 458 монет царей Ивана Грозного, Федора Ивановича и Бориса Годунова, датируемый 1603 г.

Далее по Ленинскому проспекту из-за деревьев старого парка проглядывает величавое здание Градской больницы. Она создавалась не столько по служебным обязанностям, сколько по душевному порыву. Существует вполне достоверное предание: однажды московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын, осматривая строительство Большого Петровского театра, обратил внимание на толпу вокруг крестьянской телеги. Оказалось, на ней только что умер крестьянин, которого не приняли ни в одну больницу. Князь был потрясен. Гуманист и одновременно отменный администратор, облеченный большой властью, он тут же начал действовать. Голицын посылает Александру I проект создания подведомственной городу больницы для лиц всех сословий, включая крепостных. Из Петербурга приходит высочайшее одобрение. Образуется комитет по устройству первой городской больницы. В него вошли профессор Московского университета лейб-медик Х.И. Лодер, известный лечением раненых в 1812 г. и созданием популярного курорта минеральных вод на Остоженке, а также доктор А.И. Поль и архитектор О.И. Бове. Последнему было доверено строительство больничного здания. Проект получил одобрение комитета, а Московская дума утвердила смету на 1 млн 300 тысяч рублей. Недавно коронованный император Николай I план утвердил, похвалив Бове за «отличный вкус». Но матушка государя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, ведавшая делами благотворительности в России, рекомендовала умерить роскошь отделки больничного храма, увеличить высоту палат и ширину коридоров. Бове пришлось переделывать проект, а затем хлопотами того же Голицына согласовывать в Петербурге возросшую смету.

Для строительства подобрали участок за Калужскими воротами по соседству с Голицынской больницей и по дороге к новой царской резиденции Нескучное. Среди тех, кто владел этими землями прежде, были сподвижник Петра I Автоном Иванов, Протасовы, Тютчевы и даже пресловутая Дарья Салтыкова – Салтычиха. К исходу XVIII столетия вся эта недвижимость сосредоточилась в руках графа А.Г. Орлова-Чесменского. Его наследница Анна Алексеевна и продала усадьбу городу за 200 тысяч рублей.

Торжественная закладка больницы состоялась 30 мая 1828 г. Митрополит Филарет совершил чин освящения. В основание фундамента положили позолоченную закладную доску и 60 кирпичей с именами почетных гостей церемонии. Строительство началось споро, но в 1830 г. было прервано эпидемией холеры. Еще стоявшие флигели орловской усадьбы служили тогда лазаретом для заболевших. 22 июля 1833 г. в день тезоименитства вдовствующей императрицы Марии Федоровны была наконец освящена больничная церковь Святой Марии Магдалины. А в октябре открылась и сама Градская больница. Она была сооружена в соответствии с композицией, традиционной для такого рода ансамблей. В глубине парадного двора – внушительный, о двух этажах, главный корпус. К входу, отмеченному торжественным восьмиколонным портиком, поднимается широкая лестница. Над зданием – невысокий купол под главкой с крестом. Это ядро ансамбля – больничный храм Марии Магдалины, его интерьер с колоннами искусственного мрамора и росписью стен – один из лучших в позднем классицизме. Главный корпус соединен полуциркулярными оградами с боковыми флигелями. Обширный газон парадного двора был не просто украшением, в сезон с него скашивали до 150 пудов лучшего сена. За больницей по склону к Москве-реке простирался прекрасный сад. Ансамбль на Калужской – шедевр Бове и одна из вершин русского ампира. В его создании деятельное участие приняли также братья великого зодчего – Михаил и Александр, тоже архитекторы.

Первоначально в Градской больнице имелось 450 мест, 100 из них – бесплатные, остальные – по 15 рублей в месяц. Оборудование соответствовало лучшим мировым образцам. Здесь соорудили специальный водопровод с паровой машиной, позволивший, в частности, устроить теплые ватерклозеты, что для тогдашней Москвы было диковиной. Первым главным врачом больницы стал доктор А.Е. Эвениус. (Лодер, отдавший начинанию столько сил, к тому времени умер.) Одно время больница находилась в Ведомстве учреждений императрицы Марии Федоровны, хотя и содержалась на городские средства. Лишь в 1887 г. она окончательно вошла в подчинение Москвы и стала в основном бесплатной.

Градская больница постоянно развивалась. На средства купца Д.П. Горихвостова в 1842 г. при ней открылся дом призрения на 52 человека. В 1865 г. была освящена новая церковь во имя иконы Богоматери «Всех Скорбящих Радость» в больничном дворе. В 1891–1892 гг. ее перестроили и переосвятили. Храм служил для отпевания умерших. Здесь же разместили морг. 1906 г. ознаменовался открытием хирургического отделения под началом профессора И.П. Алексинского. В 1916 г. по проекту архитектора А.Ф. Мейснера строится в неоклассическом стиле здание терапевтической клиники профессора Э.В. Готье. Помимо палат и амбулатории здесь располагались аудитории для слушательниц Высших женских курсов. В Градской работали выдающиеся медики А.И. Овер, Е.О. Мухин, В.Ф. Снегирев, В.А. Басов и др. Незадолго перед революцией больница получила имя Н.И. Пирогова.

После 1917 г. Градскую расширили и объединили с Голицынской. Больница, получившаяся в результате этой реорганизации, стала крупнейшей в городе. Ее здания с тех пор постоянно модернизируются и расширяются.

В декабре 1941 г. в нескольких корпусах больницы был развернут военный госпиталь на 300 коек. Память об этом ныне увековечена мемориальной доской. Об уникальной истории больницы свидетельствуют и монументы на ее территории: обелиск в честь основателя Голицынской больницы князя Д.М. Голицына, памятники хирургам С.И. Спасокукоцкому (1947 г., скульптор В.В. Лишев) и А.Н. Бакулеву (1976 г., скульптор Г.И. Озолина, архитектор С.М. Молчанов). Установлены также мемориальные доски М.И. Авербаху, Б.С. Преображенскому, Л.И. Свержевскому, Б.С. Вейсброду. В 1957 г. было построено бело-желтое – «под ампир» – здание Института грудной хирургии (ныне Бакулевский центр).

Сегодня Городская клиническая больница № 1 имени Н.И. Пирогова – это 42 корпуса – от самого старого, Голицынского, до новейших. При ГКБ работает родильный дом, один из старейших в столице. В больнице – около 1500 коек и свыше 2000 сотрудников. В 1991 г. при ГКБ № 1 было основано «Сестричество во имя благоверного царевича Димитрия». Больница является клинической базой высших и средних медицинских учебных заведений. Исторический ансамбль ГКБ дошел до наших дней с некоторыми изменениями. В 1960-х гг. был снесен Скорбящий храм. Больничная церковь Святой Марии Магдалины, закрытая после революции, была освящена заново.

Старейшая часть ансамбля ГКБ – Голицынская больница. Рождением своим она обязана крупнейшему благотворительному начинанию эпохи Просвещения. В 1793 г. в Вене скончался русский посол при австрийском дворе князь Д.М. Голицын. Он завещал огромную сумму в 920 600 рублей на устройство в Москве больницы и богадельни для бедных. Лечить предполагалось безвозмездно всех, кроме имущих и крепостных, за которых платили владельцы. В 1794 г. душеприказчики и двоюродные братья покойного А.М. и М.М. Голицыны поднесли план благоустройства заведения на конфирмацию Екатерины II. Она одобрила его и указала московскому главнокомандующему князю А.А. Прозоровскому всячески содействовать начинанию. Место для больницы нашли за Калужскими воротами. В 1795 г. удалось сторговать за 40 тысяч рублей обширную усадьбу барона А.Г. Строганова «с землей, строением, садом, прудами и в оных рыбою», а также за 3000 соседний участок мещанина Овечкина.

1-я Градская больница

Проект больницы был заказан лучшему московскому зодчему той поры М.Ф. Казакову. 20 июля 1795 г. состоялась закладка здания. Строительство было в основном завершено в 1801 г., и в сентябре приехавший в Москву на коронацию молодой император Александр I присутствовал на освящении больничного храма Святого царевича Димитрия. Официально больницу открыли 22 июля следующего года, в день тезоименитства вдовствующей императрицы Марии Федоровны, опекавшей благотворительность в России.

Ансамбль на Калужской по праву считается высоким образцом русского классицизма, кульминацией творчества М.Ф. Казакова. Архитектура здания величава и благородна, вполне адекватна возвышенной идее человеколюбия и деятельного милосердия. В центре композиции – трехэтажный объем, отмеченный торжественным шестиколонным портиком дорического ордера, увенчанный церковным куполом и двумя звонницами. С обеих сторон к зданию примыкают протяженные двухэтажные корпуса, охватывающие полукругом парадный двор – курдонер. Планировка сооружения проста и рациональна. Помещения группируются вокруг домовой церкви-ротонды. Ее интерьер с двойной колоннадой, росписью гризайлью работы Скотти и куполом диаметром 17,5 м – один из лучших в русском классицизме. В храме стояла замечательная скульптурная аллегорическая композиция, изваянная Ф. Гордеевым и Ф. Пунером и служившая надгробием Д.М. Голицына, прах которого был привезен из Вены в 1802 г. Памятник-обелиск с барельефом основателя больницы украсил также аллею позади главного здания. Тенистый парк с клумбами, оранжереями и прекрасными прудами спускался к Москве-реке. В 1806 г. по проекту М.Ф. Казакова здесь соорудили белокаменную набережную с изящными беседками, знакомыми и нынешним посетителям парка Горького.

Согласно завещанию Дмитрия Михайловича Голицына директорами больницы могли быть только представители его линии рода. Первым стал Александр Михайлович Голицын. При нем в мае 1803 г. открылась богадельня, а число больных увеличилось до 100 человек. На средства, завещанные его братом Сергеем Михайловичем, удалось осуществить эти планы. Первый директор скончался в 1807 г. и был похоронен в склепе больничной церкви. Он также оставил больнице немалое наследство – имение в Тульской губернии и коллекцию картин. Его преемник, Сергей Михайлович Голицын, открыл в специально построенном здании первую в России бесплатную публичную картинную галерею, насчитывающую 477 живописных полотен. Она была популярна у москвичей, но существовала недолго. В 1816 г. галерею закрыли, чтобы распродать с аукциона, а вырученные средства отдать на больничные нужды.

Голицынской больнице удалось благополучно пережить 1812 год. Перед приходом французов ценности были замурованы в потаенных кладовых. Почти все начальство покинуло город. Остались эконом Цингер, его помощник Анкудинов, рядовые служители, охранники-инвалиды, прислуга и большинство больных, среди которых были и раненые в Бородинском сражении. 2 сентября войска Наполеона вошли в Москву. У Голицынской больницы был выставлен караул из польского корпуса князя И. Понятовского. Вскоре его сменили солдаты итальянской гвардии. В больнице разместился главный французский госпиталь. Здесь оперировал хирург Великой армии барон Д.Ж. Ларрей. Впоследствии он писал, что московские больницы «сделали бы честь самой цивилизованной нации».

Меж тем Москва погрузилась в хаос пожаров и грабежей. Среди этого ужаса Голицынская больница оставалась островком спасения. Здесь лечили и французов, и оставшихся русских, сюда под надежную охрану, отбивавшую все налеты мародеров, стекались жители разоренных кварталов. Продовольствие брали из больничных запасов и с огородов близ Донского и Данилова монастырей, рыбу ловили в парковых прудах. Больничная церковь, единственная в Замоскворечье, избежала разорения и поругания.

7 октября началось отступление наполеоновской армии из Москвы. Огромной массой она потянулась по Калужской. Сам Наполеон сошел с коня в воротах Голицынской больницы и принял здесь свой последний парад в Москве… Войска приветствовали императора без прежнего энтузиазма, будто предчувствуя страшный конец похода. По той же причине многие французские раненые отказались покинуть больницу, надеясь на заступничество лечившихся здесь русских офицеров. И в этом они не ошиблись.

После 1812 г. больница быстро восполнила причиненный ей незначительный ущерб. Она продолжала развиваться, в 1814 г. здесь открывается «костоправное отделение» на десять коек под началом В.А. Нечаева. В 1824 г. – приют для неизлечимо больных, позднее главная клиника доктора П.Ф. Боссе. В 1832 г. в Голицынской больнице учреждается первая в России школа фельдшеров, а в 1868 г. – родовспомогательное отделение. Впоследствии создается и родильный приют. Больница оказалась в числе пионеров амбулаторного лечения москвичей. Всего же накануне революции комплекс на Большой Калужской мог принимать 96 бесплатных больных. Имелось и два платных номера по 100 и 150 рублей в месяц. В амбулатории за прием взималась плата 20 копеек. В родильном приюте было 125 бесплатных коек и 3 платные. Богадельня с отделением для неизлечимо больных могла принять 108 человек.

Пушкинский (Андреевский) мост

Голицынская больница считалась достопримечательностью Москвы. Ее посещали все российские императоры, начиная с Александра I. Здесь в 1813 г. побывал Г.Р. Державин. В храме Святого царевича Димитрия он поклонился праху Д.М. Голицына со словами: «Таких благодетелей и в мраморе надо почитать и им поклоняться». Приходил сюда и А.С. Пушкин. Композитор А.П. Бородин, женатый на дочери главврача, не раз останавливался в левом флигеле больницы. Здесь он писал оперу «Князь Игорь».

В 1919 г. Голицынская больница вошла в состав 1-й Городской клинической больницы имени Н.И. Пирогова. После революции храм Святого царевича Димитрия был закрыт. Прах основателей больницы Д.М. и А.М. Голицыных выкинули из склепа и, по-видимому, зарыли где-то во дворе. Надгробие работы Гордеева и Цунера перенесли в Донской монастырь в храм Михаила Архангела. Церковь же царевича Димитрия была вновь освящена 22 ноября 1992 г. Чин совершил патриарх Алексий II. Через год здесь открылось первое в постсоветской России православное сестричество.

За Голицынской больницей от Ленинского проспекта уходит красивая лиственная аллея к парку Горького и Пушкинскому (Андреевскому) пешеходному мосту. По ее сторонам друг напротив друга установлены два памятных камня в честь погибших московских пожарных и сотрудников правоохранительных органов. Слева видно невзрачное приземистое строение, в котором только по алтарной апсиде и карнизу из наборного кирпича можно распознать остов храма. Стройная глава с крестом давно снесена. Сейчас здесь радиоузел парка Горького. А некогда это был второй больничный храм Голицынской больницы, посвященный Михаилу Архангелу. Он строился специально для отпевания усопших. Но мыслился еще и как мемориал. Главный директор больницы князь С.М. Голицын, желая увековечить и память своего отца и предшественника в должности Михаила Федоровича Голицына, посвятил церковь его небесному патрону. Закладка состоялась 15 мая 1895 г. Штатный архитектор больницы П.М. Самарин создал вполне заурядную суховатую стилизацию под древнерусские посадские церкви XVII в. Тем не менее здание, скромно украшенное кирпичным декором и выдержанное в хороших пропорциях, выглядело живописно и глаз не раздражало. Интерьер был аскетичен – никакой росписи, лишь просто побеленный трехъярусный иконостас. Чин освящения храма совершил 2 октября 1899 г. протоиерей Н.А. Копьев. Вскоре после революции Михаилоархангельскую церковь закрыли.

Своим южным фасадом обрубок храма выходит на Титовский проезд. Он спускается от Ленинского проспекта к Пушкинской набережной Москвы-реки. Его длина – около 500 м. По правую сторону проезда местность понижается к реке плавно, по левую – она обрывается крутым склоном, который в старину называли Обуховой горой. Дорога, соединявшая улицы Шаболовскую, Донскую и Калужскую с берегом Москвы-реки, существовала здесь с давних времен. Судя по «Мичуринскому плану» 1739 г. она даже была застроена с южной стороны. Здесь тогда располагались два владения – «петербургского жителя» П. Полосина и капитана Семеновского полка А. Обухова. (Отсюда и Обухова гора.) Земля не раз переходила из рук в руки, пока в 1802 г. ее не приобрел коммерции советник, впоследствии московский городской голова М.Н. Титов. Он устроил здесь ситценабивную фабрику – одну из крупнейших в Москве. Она сгорела в 1812 г., несмотря на то что великий пожар почти не затронул окрестности. Титов быстро восстановил производство. Уже в 1814 г. на фабрике работало 1036 человек и она была второй по размерам мануфактурой в Москве. На Калужской возник целый городок – 12 каменных и 22 деревянных здания. Большой дом самого фабриканта, построенный, возможно, О. Бове, и сейчас смотрит на проспект своим портиком. Титовская мануфактура была передовым предприятием. Здесь одними из первых в России внедрили ситцепечатные машины, открыли ремесленную школу. Продукция фабрики считалась лучшей в Москве, а на Лейпцигской ярмарке 1823 г. произвела настоящую сенсацию. Сын М. Титова не смог, однако, поддержать дело. Он закрыл предприятие и в 1852 г. продал пустующие корпуса казне, которая намеревалась использовать их под воинские казармы.

Через несколько лет строения отошли городу, когда в 1865 г. в Москве открылась эпидемия тифа, городские власти решили приспособить их под временную инфекционную больницу. Уединенное место на отшибе города как нельзя лучше подходило для изоляции тифозных пациентов. В 1878 г. больница приобрела постоянный статус под названием 2-й Градской. А в 1902 г. она стала называться Щербатовской в знак признания заслуг популярного городского головы князя А.А. Щербатова в ее организации. Больница постепенно расширялась. В южной части ее территории был построен большой корпус, названный впоследствии Пироговским. В его состав вошла больничная церковь Знамения Пресвятой Богородицы. Ее освятили в 1890 г. Автором проекта был архитектор Игнатий Павлович Залесский, уроженец Варшавы, выпускник Санкт-Петербургской академии художеств, впоследствии ее академик. Храм Знамения во 2-й Градской – одна из ранних и наиболее значительных построек зодчего. Величественный, несколько тяжеловесный фасад с тремя огромными полуциркульными окнами, арками, сдвоенными полуколоннами, массивным карнизом и большим фронтоном-киотом явно навеян мотивами средневековой романской архитектуры. Над ним едва виден небольшой шлемовидный купол в древнерусском стиле. Внутри входящего встречает беломраморная лестница, ведущая на второй этаж – в храм, его трехмерное пространство, ничем не затесненное, уводящее ввысь, к сводам и открытому куполу, производит сильное впечатление и сейчас, когда церковный интерьер еще не полностью восстановлен. Знаменская церковь была закрыта в начале 1920-х гг. Пострадал ее внешний облик – снесли купол. Не сохранилось и внутреннее убранство. Одно время в храме помещался лекционный зал 2-го Московского медицинского института. Восстановление Знаменской церкви произошло уже в начале XXI в. 28 мая 2005 г. архиепископ Орехово-Зуевский Алексий освятил крест, который затем увенчал воссозданную главу храма. Теперь здесь снова проходят службы.

Титовский проезд

В Щербатовской больнице был и второй храм – Лазаря Воскрешенного, служивший для отпевания умерших. Его освящение состоялось 27 октября 1892 г. Закрытый в советское время, он использовался под рентгенологическую станцию, затем как помещение НИИ текстильной промышленности. Старые стены подверглись таким перестройкам, что сегодня лишь искушенный знаток сможет разглядеть в краснокирпичном особняке на окраине парка Горького у подножия Обуховской горы православный храм.

Любопытно, что больница долгое время делила комплекс бывшей фабрики Титова с Арестным домом – знаменитыми Титами, упомянутыми в пьесах Островского. Сюда в числе прочих правонарушителей водворяли и неисправимых должников. «Попасть под Титы» означало то же, что ранее «угодить в яму», то есть в долговую тюрьму у Воскресенских ворот в Китай-городе. Арестный дом действовал с 1860-х гг. до 1913 г. 2-я Градская же больница в 1959 г. вошла в состав ГКБ № 1 имени Н.И. Пирогова.

За больничным комплексом граница района Якиманка уходит в глубь кварталов. Она тянется параллельно Ленинскому проспекту позади солидных серых домов, построенных в 1939–1941 гг. по проектам архитектора А. Мордвинова и Г. Гольца и принадлежащих ныне уже Южному административному округу столицы. В одном из интервалов между зданиями видны желтые пилоны ворот, увенчанные скульптурными группами. Прямая аллея за ними упирается в благородный классический фасад с колоннами. Это Нескучный, или по-старому Александровский императорский, дворец. Именно он был тем ядром, вокруг которого полтора столетия назад из нескольких владений формировался один из самых притягательных московских парков – Нескучный сад, но у самого дворца еще более долгая история…

Середина XVIII в. На крутом берегу Москвы-реки близ Калужской дороги соседствуют две усадьбы. Одна принадлежит вдовой княгине Д. Куракиной, другой владеет генерал Ф. Соймонов – выдающийся географ, человек драматической судьбы. В 1754 г. оба имения за скромную сумму в 1500 рублей переходят к Матрене Демидовой. На деле же владельцем становится ее муж Прокофий Акинфиевич Демидов – яркий представитель знаменитого рода горнозаводчиков. Внук основателя династии, он прославился в двух ипостасях – богача-чудака, самодура, героя анекдотов и одновременно филантропа и мецената, достойного сына века Просвещения. Прокофий Акинфиевич родился в Сибири. К фамильному делу он оказался равнодушен, и отец, великий Акинфий Демидов, в завещании обделил его заводами и рудниками, отписав все младшему отпрыску Григорию. Но вмешалась императрица Елизавета Петровна. По новому разделу имущества Прокофий получил Невьянские заводы, которые вскоре продал.

Так и не постигнув науки умножать капитал, он с блеском овладел искусством его тратить к своему удовольствию и на пользу обществу. Только на благотворительность П. Демидов израсходовал колоссальную по тем временам сумму 4 млн рублей. Он щедро финансировал реформы образования и воспитания, затеянные Екатериной II по инициативе И. Бецкого. П. Демидов внес более миллиона рублей на строительство московского «Сиротопитательного» (Воспитательного) дома для детей-подкидышей. По задумке и на деньги все того же Прокофия Акинфиевича было создано первое в России коммерческое училище. Не оставлял он щедротами и молодой Московский университет. П. Демидов учредил первые именные стипендии студентам. Он же купил для университета новый дом и даже предлагал на свои деньги построить ему здание на Воробьевых горах. Идея осуществилась… спустя два века. Прокофий Демидов завещал университету свою библиотеку и уникальный гербарий, включавший 4500 видов растений. Было много и других пожертвований. Не случайно по воле Екатерины II в честь П.А. Демидова еще при его жизни отчеканили памятную медаль.

В Москве Прокофий Акинфиевич слыл человеком щедрым, хлебосольным, но большим оригиналом и затейником. В его причудах было столько же от самодурства толстосума, сколько от стремления к внутренней независимости. Так, передразнивая светскую моду без причины носить очки, он нацеплял их на обезьян, кошек, собак, кроликов, населявших его дворцы. Долго отказывая Екатерине II в просьбе ссудить денег на войну, он заявлял: «Ни гроша не дам тому, кто может меня высечь».

В новой резиденции на Калужской дороге Прокофий Демидов развернулся во всю ширь своей сибирской души… 1756 г. Семь сотен работников трудятся в поте лица, разравнивая москворецкие кручи под парковые террасы. На верхней – вырастает большой каменный дом о трех этажах и 29 покоях. Кто был зодчим дворца – неясно. Обычно называют имя В. Иеста (Иехта). Но иногда историки упоминают И. Ситникова и В. Яковлева. Всего в усадьбе было построено 14 каменных и деревянных зданий. Жилище магната-оригинала оказалось под стать хозяину: роскошная мебель, заморские ковры, коллекции минералов, редкие книги, гербарии. В покоях – многочисленные слуги, облаченные в шутовские наряды, а также собаки, кошки, кролики и обезьяны. Иные из увлечений Прокофия Акинфиевича далеко перерастали рамки барских причуд. Ботаника занимала здесь первостатейное место. Не случайно на знаменитом портрете кисти Левицкого П.А. Демидов изображен облокотившимся на садовую лейку и указующим на кадки с растениями. Так что мысль об устройстве небывалого дотоле ботанического сада была для него вполне естественна. Возможно, к ее осуществлению подталкивало и соперничество с младшим братом Григорием Акинфиевичем, который переписывался с великим Карлом Линнеем и в уральской глуши, в Соликамске, умудрился собрать уникальную, лучшую в России коллекцию растений.

Прокофий Демидов добился своего: его ботанический сад за Калужскими воротами стал достижением века. В 1781 г. в усадьбе гостил известный естествоиспытатель, исследователь Урала и Центральной России академик П.С. Паллас. За месяц он составил научное описание ботанического сада Демидова с планом и каталогом растений. Документы эти сохранились и опубликованы.

Согласно Палласу, сад представлял собой пять террас шириной 203 м каждая, спускающихся уступами от дворца к Москве-реке. Ступени лестниц и дорожки были вымощены плитами уральского железа. Металлическая решетка – изделие демидовских заводов – разделяла дворец и сад. На садовых террасах были разбиты открытые гряды и сооружены каменные оранжереи. Здесь же находился и крольчатник. На нижней террасе, у Москвы-реки, был вырыт пруд и устроена «менажерия» – птичник.

Какие только растения не произрастали на этом райском пространстве – от обычных полевых до экзотических заморских! Барская затея принесла серьезный научный результат. «…Сад сей не только не имеет себе подобного во всей России, но и со многими в других государствах славными ботаническими садами сравнен быть может как редкостью, так и множеством содержащихся в оном растений» – так оценивал Паллас итог многолетнего увлечения Прокофия Демидова.

Была, впрочем, дана и точная характеристика научного значения этого «хобби». Академик составил каталог ботанического сада, включавший 2224 вида растений. Впоследствии коллекция еще более увеличилась. В гербарии, переданном П. Демидовым Московскому университету, насчитывалось 4500 листов! Гибель этого богатства в пожаре 1812 г. сопоставима с утратой тогда же драгоценной рукописи «Слова о полку Игореве». Не сохранился до наших дней и сам ботанический сад на Калужской. Последние его следы исчезли, вероятно, в 30 – 40-х гг. XIX в. при обустройстве здесь новой царской резиденции. В советское время на месте старинных террас был сооружен Зеленый театр ЦПКиО имени Горького. О былом здесь уже не напоминает ничего.

Прокофий Демидов скончался в 1786 г. и был похоронен в Донском монастыре. Массивное белокаменное надгробие и сегодня можно видеть за апсидой Большого собора. В 1791 г. сыновья-наследники Демидова продали усадьбу за 18 тысяч рублей генерал-прокурору Сената князю А. Вяземскому. Тот, однако, вскоре умирает. Вдова князя в 1793 г. продает имение за 35 тысяч рублей графу Ф.Г. Орлову – одному из четырех знаменитых братьев-сподвижников Екатерины Великой. Генерал-аншеф, герой Русско-турецкой войны, красавец и силач, он, выйдя в отставку, еще в 1786 г. приобрел на Калужской дороге владение обер-провиантмейстера Н.М. Походяшина – брата известного масона и филантропа, друга Новикова. Ранее этот участок принадлежал суконным фабрикантам Сериковым. И вот две соседние усадьбы соединились в руках Федора Орлова. При нем под смотрением домашнего архитектора Николая Матвеева дворец перестраивается в классическом стиле, отделываются интерьеры, строятся изящные парковые павильоны, сохранившиеся и поныне, – Летний домик над рекой, элегический Ванный домик у Екатерининского пруда, грот на склоне горы. Через овраг перебрасывают каменные мостики. Возводятся конный двор с манежами, оранжереи.

В 1796 г. Федор Григорьевич Орлов отошел в мир иной. Дворец унаследовала его несовершеннолетняя племянница Анна. Но истинным хозяином усадьбы стал ее знаменитый отец – граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский – один из самых колоритных и противоречивых персонажей своего времени, влиятельнейший вельможа и государственный муж, военачальник, авантюрист высокого пошиба, большой русский барин. Его загородная резиденция, в которой он, по словам современника, «зажил, утопая в азиатской роскоши», превратилась в притягательное место допожарной Москвы. Балы, званые вечера, маскарады, катания на лодках, народные гулянья, фейерверки, кулачные бои… Графские затеи собирали не только московский свет, но и толпы простолюдинов. Великий лошадник, А.Г. Орлов превратил усадьбу в центр конного спорта. Здешний манеж пользовался большой популярностью. Среди его завсегдатаев был, к примеру, Н.М. Карамзин.

А.Г. Орлов-Чесменский умер в 1808 г. Его дочь Анна Алексеевна – красавица, богачка, наездница, первая невеста Москвы, после смерти жениха, молодого генерала Каменского, замуж так и не вышла. С детства набожная, она посвятила жизнь спасению душ. В 1812 г. именно графиня внесла самый большой денежный вклад на формирование московского ополчения – 100 тысяч рублей. Когда неприятель подошел к городу, она вместе с большинством москвичей покинула Первопрестольную. Усадьба на Калужской, однако, не пострадала от грабежей и пожара. В ней квартировал бывший французский посол в России генерал Лористон – тот самый, который по приказу Наполеона безуспешно пытался договориться с Кутузовым о начале мирных переговоров. Впоследствии он стал маршалом Франции.

Летний домик графа Орлова в Нескучном саду

После изгнания неприятеля из Москвы усадьба зажила прежней жизнью. В 1816 г. дворец посетил император Александр I. А в 1826 г. здесь состоялся грандиозный праздник по случаю коронации Николая I. Присутствовало более тысячи гостей. Новому императору приглянулись здешние живописные места. Он пожелал устроить тут царскую резиденцию. В 1826 г. Николай I приобретает у князя Л.А. Шаховского за 200 тысяч рублей усадьбу Нескучное. Она находилась южнее орловского владения и примыкала к Калужской заставе Камер-Коллежского вала.

«Кто из московских жителей не знает Нескучного? Кто не встречал там весны, не провожал лета?» – риторически вопрошал в начале XIX в. поэт А.Ф. Воейков, посвятивший этому благодатному месту проникновенные строки. Здешние крутые, изрезанные оврагами и некогда покрытые густым хвойным лесом берега Москвы-реки были освоены издревле. Свидетельства тому – наконечник стрелы 3 – 2-го тысячелетий до н. э., найденный в Нескучном саду, славянские курганы, селище XII–XIV вв. н. э. В XVIII столетии здесь прочно обосновалась московская знать. Появились богатые усадьбы. Среди них наряду с демидовской выделялось размахом и блеском Нескучное князя Никиты Юрьевича Трубецкого. Резиденция в полной мере соответствовала статусу владельца и архитектурной моде эпохи барокко. Князь Н.Ю. Трубецкой, происходивший из древнейшего и знатнейшего рода, в молодости обучался за границей, побывал в денщиках у Петра I, служил затем нескольким императорам и императрицам, дослужившись до высших должностей и чинов – генерал-прокурора Сената и генерал-фельдмаршала русской армии. При этом, впрочем, не стяжал славы ни на военном, ни на административном поприщах. В историю Москвы князь вошел как основатель Нескучного. Творцом же великолепной усадьбы стал другой князь – Дмитрий Васильевич Ухтомский, выдающийся зодчий и добрый знакомый Трубецкого.

Дворцово-парковый ансамбль во французском регулярном духе был создан в 1753 г. Московским Версалем называли восхищенные современники Нескучное. Сохранились «Альбом чертежей» и «Перспективный вид», по которым можно судить о планировке и обличье усадьбы. Подстриженные деревья и кустарники, зеленые боскеты образовывали прямые аллеи, пересекавшиеся под математически выверенными углами и замыкавшиеся скульптурами, беседками, садовыми павильонами. От Калужской дороги широкий проспект вел к главному дому. Небольшой, деревянный, двухэтажный, он был богато оформлен в стиле барокко лепниной, фигурными наличниками, пилястрами и колоннами. Скромнее выглядели другие усадебные постройки – флигели, беседки, крытые галереи. Дикий овраг с перекинутым над ним на 10-метровой высоте деревянным мостиком был отведен под зверинец, где содержались олени, лисы, овцы. На круче над Андреевским прудом поднялся каменный, увенчанный куполом Охотничий домик. Из всего великолепия Нескучного Трубецких лишь этот небольшой павильон сохранился до наших дней. Он ныне известен миллионам телезрителей – именно здесь проходят игры «интеллектуального казино» «Что? Где? Когда?».

После смерти князя Никиты Юрьевича непомерно роскошная усадьба стала быстро клониться к упадку. Сын покойного не смог продать ее даже на льготных условиях и сдавал имение антрепренеру Мельхиору Гротти под «воксал» – увеселительное заведение с музыкой, иллюминацией и всякими зрелищами. Позднее, уже на исходе XVIII в., при князе Д.Ю. Трубецком (кстати, прадеде Льва Толстого) усадьба перестраивалась, но продолжала ветшать. Одно время в некоторых ее строениях даже квартировала воинская команда. Усадьбой тогда владел И.Д. Трубецкой. В 1796 г. Нескучное переходит к надворному советнику В.Н. Зубову. Он присоединяет к нему соседние владения Горяинова и Барятинского. Зубов также пытался извлекать доход, открыв парк для широкой публики. В мае 1805 г. 50 тысяч москвичей стали здесь свидетелями необычного зрелища. Некий Александр, ученик знаменитого воздухоплавателя Гарнерена, поднялся на тафтяном шаре на большую высоту и, к восторгу толпы, опустился на парашюте, который занес его прямо в пруд Новодевичьего монастыря. В тот сезон купец Матвей Колесников, арендовавший у Зубова часть Нескучного, также заманивал публику полетами монгольфьеров. Только в небо поднимали и спускали на парашютах не людей, а животных.

Уже после наполеоновского нашествия в Нескучном едва не обосновался завод «для делания чугунных, железных и медных изделий» Е.Ф. Риттера. Но, к счастью, дело не пошло, и парк над Москвой-рекой остался местом отдыха горожан. Десятая часть дохода от продажи билетов шла в опекунский совет на благотворительные нужды. Нескучное, однако, пользовалось отнюдь не безупречной репутацией. По свидетельству Н.М. Загоскина, «порядочные люди боялись в нем прогуливаться и посещали его очень редко. Тогда этот сад был сборным местом цыган самого низкого разряда, отчаянных гуляк в полуформе, бездомных мещан, ремесленников и лихих гостинодворцев…», а также барышень вольного поведения. Только запретив распивочную продажу спиртного и изгнав таборы, власти навели здесь порядок.

В 1820 г. Нескучное у М.Е. Зубовой за 30 тысяч рублей приобретает княгиня Е.Е. Шаховская. В следующем году она перепродает имение мужу, князю Л.А. Шаховскому. Парк по-прежнему сдавался под организацию зрелищ и гуляний. Так, некий мещанин Аверкиев предлагал устроить здесь «амфитеатр для травли зверей», но ему не разрешили власти.

Была даже попытка открыть в Нескучном высококлассный курорт. Профессор Рейс обнаружил у Андреевского пруда источник минеральной воды. Князь Л.А. Шаховской издержал немалые средства на обустройство колодцев, постройку гостиницы, ванных домиков и прогулочной галереи. Но москвичи посещали курорт плохо, и он вскоре заглох. Отчаявшись превратить Нескучное в прибыльное предприятие, Шаховской продал его в ноябре 1826 г. императору Николаю I за 200 тысяч рублей. Парк остался открытым для публики. Летом 1830 г. здесь был устроен «Воздушный театр» под открытым небом на 1500 зрителей, где кулисами и декорациями служили деревья, кусты и цветники. Хотя ветер и карканье ворон, бывало, заглушали голоса актеров, а под проливным дождем балет и публика, случалось, промокали до нитки, представления в Нескучном собирали все московское общество. Здесь играли корифеи императорской сцены – Щепкин, Мочалов, Живокини… В первый же сезон 1830 г. «Воздушный театр» посетил А.С. Пушкин с красавицей невестой Наталией Гончаровой, ее родней и своим ближайшим другом П.В. Нащокиным. Визит, по существу, сорвал репетицию – «актеры бросили свои занятия и ходили за знаменитым поэтом толпой». «Воздушный театр» закрылся в 1835 г., и сегодня неизвестно даже его точное местоположение. Москвовед О. Иванов считает, что он находился справа от большого оврага и Андреевского пруда.

Став владельцем Нескучного, Николай I начинает формировать в этих местах новую обширную резиденцию. В 1832 г. император приобретает у А.А. Орловой-Чесменской ее имение, носившее тогда название «Майский дом». Казне покупка обошлась в полтора миллиона рублей! Николай I подарил усадьбу супруге Александре Федоровне. С тех пор официальное название резиденции было – Александровский летний дворец. Но чаще его именовали просто Нескучным. Царская резиденция сначала не представляла собой единого массива. Между двумя ее частями – Нескучным и бывшим Майским домом – вклинивалось старое владение Голицыных. Усадьба простиралась почти на 300 м вдоль Москвы-реки. Здесь рос густой сад – 2500 лип, 215 берез и 6 кленов. Каменный одноэтажный дом был построен «глаголем», то есть имел в плане форму буквы «Г». В XVIII в. усадьба принадлежала князю Борису Васильевичу Голицыну, который построил в ней речную гавань. Имение унаследовал его сын Владимир Борисович. Он был женат на одной из самых загадочных женщин эпохи, увековеченной Пушкиным, а затем Чайковским в образе Пиковой дамы. Наталья Петровна Голицына, урожденная Чернышева (1741–1837), по слухам, приходилась внучкой Петру I, имевшему внебрачную связь с ее бабкой. Императрица Елизавета сделала юную девушку своей фрейлиной. Придворной дамой Наталья Петровна останется до конца своей жизни в течение шести (!) царствований. Выйдя замуж за богатого, но «простоватого» князя Владимира Голицына, она быстро прибрала его «под каблук». Бог дал им пятерых детей. В молодости княгиня Н.П. Голицына много жила за границей и была принята при блестящих европейских дворах. Она была дружна с австрийской императрицей Марией-Терезией и французской королевой Марией-Антуанеттой, вела ученые беседы с Вольтером и Дидро. Наталия Петровна не отличалась красотой лица, с возрастом снискала даже прозвище Княгиня Усатая, но в молодости обладала осиной талией и обаянием, привлекавшим первых кавалеров в Париже. Среди ее светских увлечений первенствовали карты. Однажды княгиня крупно проигралась герцогу Орлеанскому и обратилась за помощью к магу и прорицателю графу Сен-Жермену. Он и подсказал ей три заветные карты, много лет спустя Наталия Петровна поведала их секрет внуку, которому грозило разорение. Тот, по свидетельству П.В. Нащокина, рассказал историю Пушкину, тоже заядлому игроку…

Последние десятилетия жизни овдовевшая княгиня провела в Петербурге, занимая исключительное положение при дворе. На ее именины с поздравлениями являлась вся императорская фамилия во главе с государем. Своих взрослых детей Наталия Петровна продолжала опекать и держать в строгости. Только личное обращение Николая I заставило ее увеличить содержание сына – московского генерал-губернатора. Княгиня была скупа, расчетлива и «нравна». Когда император предложил ей продать имение, разрезавшее Нескучное и Александровский дворец, она отказалась, уступив лишь полоску земли вдоль речного берега для прокладки соединительной дороги.

Наталия Петровна умерла на пороге своего 97-летия. Имение унаследовал ее сын князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771–1844) – личность столь же неординарная и масштабная, но совсем другого склада. Он получил прекрасное заграничное образование, сделал блестящую военную карьеру, став генералом в 27 лет и приняв активное участие в суворовских походах и войнах против Наполеона. В январе 1820 г. Александр I назначает Д.В. Голицына военным генерал-губернатором Москвы. «Хозяином» города и губернии князь оставался в течение двух с лишним десятилетий. За это время Москва не только залечила раны 1812 г., но и совершила рывок в своем развитии. Население города увеличилось на треть, количество каменных домов – на четверть. Ансамбль Театральной площади с Большим и Малым театрами, Александровский сад, Триумфальная арка, Садовое кольцо – все это наследие голицынской эпохи. Тогда был перезаложен у Пречистенских ворот храм Христа Спасителя. При Д.В. Голицыне открывались учебные заведения, больницы, богадельни. Это время оставило следы и в Якиманской части – оделась в камень Софийская набережная, стал судоходным Водоотводный канал. Д.В. Голицын был инициатором создания Градской больницы. Князь слыл человеком либеральных просвещенных взглядов. Он, в частности, покровительствовал Пушкину, хотя и учредил за ним негласный надзор. Дмитрий Владимирович и его супруга Татьяна Васильевна оставили по себе добрую память как благотворители.

В 1843 г. после смерти матери князь наконец продает свое пришедшее в упадок имение за Калужскими воротами Николаю I за 30 тысяч рублей. А в следующем году уходит в отпуск по болезни и умирает в Париже, заставив всю Москву скорбеть о себе. Прах Д.В. Голицына упокоился в Донском монастыре в родовом храме-усыпальнице близ могилы матери – Пиковой дамы.

Итак, в 1843 г. три большие усадьбы соединились в единую царскую резиденцию. Так образовался в своих границах Нескучный сад. В 1830 – 1840-х гг. Александровский дворец реконструируется под руководством архитектора Е.Д. Тюрина. В одной из комнат верхнего этажа была устроена домовая церковь во имя Святой мученицы Александры-царицы. Тогда же сложились ансамбли парадного и «смотрительского» дворов. Въезд в усадьбу украсили торжественные ворота с аллегорическими скульптурами предположительно работы И. Витали. Парк был заново перестроен придворным садовником Пельценом в духе английских пейзажных садов. Позднее перед входом во дворец установили две скульптуры собак. До этого они украшали прогулочную галерею на Пресненских прудах.

Дмитрий Владимирович Голицын

В Александровском (Нескучном) дворце бывали все русские императоры от Николая I до Николая II. В отсутствие царской семьи парк открывался для свободного посещения. Здешние гулянья были особенно популярны у замоскворецкого купечества. В одном из дворцовых флигелей выдающийся историк С.М. Соловьев работал над своей «Историей России с древнейших времен», Красоты Нескучного сада манили сюда поэтов, писателей, художников, ученых. Здесь бывали Н. Загоскин и М. Погодин, В. Жуковский и М. Лермонтов, Ф. Достоевский и Л. Толстой, М. Салтыков-Щедрин и А. Чехов… События, происходившие здесь летом 1833 г., описал «без малейшей прикраски» И. Тургенев в повести «Первая любовь». Пятнадцатилетним юношей он жил с родителями на даче близ Нескучного и впервые испытал глубокое чувство к княжне Екатерине Львовне Шаховской – поэтессе, дочери бывшего владельца усадьбы. Она стала прототипом Зинаиды, Владимир же – сам автор. Уже в XX в. Б. Пастернак создал цикл стихотворений «Нескучный сад». Парк упоминается и у А. Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ». Будущий писатель в качестве заключенного строил огромный жилой дом у Калужской заставы. Окна лагпункта, находившегося прямо в здании, выходили на Нескучный сад…

На рубеже XIX–XX вв. в Нескучном дворце подолгу жили московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович и его супруга Елизавета Федоровна. В годы первой русской революции дорога из Кремля стала для великокняжеской четы опасной. Боевики-эсеры планировали на ней покушение на Сергея Александровича. Однако бомба Каляева настигла великого князя в Кремле.

В советское время во дворце обосновался музей народоведения. Его сменил музей мебели, увековеченный Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях». В 1934 г. здесь разместился переехавший из Ленинграда Президиум Академии наук. На парадный двор был перенесен великолепный фонтан работы И. Витали, украшавший раньше Лубянскую площадь. Другое произведение знаменитого скульптора – одна из аллегорических групп на въездных пилонах – была разбита во время строительства соседнего здания. Ее заменили копией-близнецом другой скульптуры.

Нескучный дворец и поныне штаб отечественной науки, в бывшем манеже расположен Минералогический музей. Нескучный сад остается одним из самых любимых москвичами столичных парков. Здесь еще сохранилась старая планировка, элементы которой восходят к усадьбам Трубецких и Орловых, садовые павильоны, мосты над оврагом, грот, два старинных пруда – Екатерининский и Андреевский. На самом высоком месте парка в 1951 г. был разбит красивый партер с цветниками и фонтанами и сооружена мемориальная беседка в честь 800-летия Москвы по проекту архитектора А.А. Котихина. Как предполагают некоторые исследователи, именно на этом месте некогда стоял дом Пиковой дамы – Н.П. Голицыной.

Нескучный сад в советское время вошел в состав Центрального парка культуры и отдыха. Это его тихая нагорная часть. Основная же территория ЦПКиО занимает низменную местность вдоль Москвы-реки. В древности здесь простирался дворцовый Крымский луг. В XVIII в. Земляной вал разделил его на две части. В южной царь Федор Алексеевич в 1680 г. повелел устроить «лековую» (то есть лечебную) конюшню для государевых лошадей. Тогда и луг стали называть Лековым. В XVIII столетии его земли активно прибирали к рукам знатные и влиятельные лица – Стрешневы, Троекуровы, затем Строгановы, Нарышкины, Голицыны, Салтыковы, Шереметевы. Остаток дворцовых угодий, где давно уже не было никакой лечебной конюшни, Екатерина II в 1775 г. пожаловала графу А.Г. Орлову-Чесменскому. Леков луг с тех пор называли Орловым. На нем в 1812 г. тысячи москвичей спасались от пожара и бесчинств наполеоновской солдатни. «…Народ что муравейник… Чего-чего там не было! И старый, и малый, и нищий, и богатый. Корзинки с новорожденными детьми, собаки, узелки и сундучки. Все расположилось на лугу, и говор-то, говор, что пчелиный рой», – вспоминала очевидица, жена дьякона церкви Петра и Павла на Якиманке Е.А. Похорская. Питались беженцы тем, что находили в разоренных домах и лавках, на окрестных огородах. Для защиты от мародеров был даже организован отряд самообороны. Однако грабители в конце концов появились и здесь. Видели на Орловом лугу и самого Наполеона во время рекогносцировки московских окрестностей. После освобождения Москвы здесь у Крымского брода на огромных кострах сжигали тысячи человеческих и лошадиных тел, подобранных на улицах города.

Очень долго эта прибрежная луговина оставалась сельским островом посреди Москвы. «Налево – веселая даль, зеленая – Нескучный, Воробьевка. Москва-река вся горит на солнце, колко глазам от ряби, защуришься… – и нюхаешь, и дышишь, всеми-то струйками; и желтиками, и травкой, и бельецом, и согревшимся бережком – песочком, и лодками… – всем раздольем» – так писал об этом месте И.С. Шмелев, вспоминая свое детство в 1870 – 1880-х гг. Пустырь постепенно занимали огороды, свалки. К 1915 г. у Крымского моста успели возвести первые корпуса завода «Новый Бромлей».

В один из летних дней 1922 г. на этот неухоженный берег выехало солидное авто с тремя пассажирами. «Всероссийского старосту» М. Калинина и красного командира С. Буденного сопровождал архитектор А. Щусев, еще недавно статский советник и любимец царской семьи, а теперь – авторитетный консультант советского правительства по вопросам строительства. Целью поездки был выбор площадки для сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки. Большевики, победив в Гражданской войне, стремились доказать, что способны не только на разрушения, но и на созидание, что Новая экономическая политика (НЭП) – не пустая затея. Среди запланированных общегосударственных мероприятий значилась и московская выставка – демонстрация первых достижений, школа будущего и одновременно зрелище для народа, которому по-прежнему не хватало хлеба.

Выбор пал на пустырь у Крымского моста. Это соответствовало и общим планам развития столицы, разработанным под руководством Щусева и Жолтовского и предусматривавшим рост города на юго-запад, создание вдоль реки обширной парковой зоны.

Главным архитектором выставки был назначен А.В. Щусев. Он привлек к делу коллег, многие из которых сидели без работы или уже паковали чемоданы в эмиграцию. Так выставка способствовала сохранению для страны творческой элиты. Москва же получила новую благоустроенную территорию. Генплан выставки составил И.В. Жолтовский, главным конструктором был А.В. Кузнецов.

Шесть месяцев шла большая стройка, и к 19 августа 1923 г. состоялось торжественное открытие выставки. На нем выступил нарком просвещения Луначарский, кремлевские курсанты разыграли театрализованное действо «В капиталистическом окружении», а знакомый тогда «Персимфаис» – первый симфонический оркестр без дирижера – исполнил классические произведения. Перед удивленными москвичами и свезенными отовсюду крестьянами-экскурсантами предстал цветущий городок. Вход на выставку отмечала деревянная триумфальная арка, по сторонам которой красовались скульптуры С. Коненкова «Рабочий» и «Пахарь». На бывшем пустыре и части территории Мещанских училищ и Голицынской больницы было возведено 255 сооружений: павильонов, образцовых домов и хозяйственных помещений, ипподром, стадион, метеостанция и даже 30-метровая башня ветровой электростанции. На берегу Москвы-реки разместилась «новая деревня», в глубине территории – посевные луга и сады, в северной части – разделы механизации и животноводства, близ Голицынского пруда – павильоны союзных республик. По другую сторону Крымского Вала, где сейчас парк искусств «Музеон», открылась экспозиция иностранных фирм.

Почти все постройки выставки были из дерева. Исключение составлял лишь бетонный павильон «Механизация», спроектированный И. Жолтовским и И. Нивинским в виде шестерки. Архитектурным откровением стали многие здания. Над ними работали лучшие зодчие: И. Голосов, Ф. Шехтель, Н. Колли, В. Кокорин, Б. Гладков, В. Щуко, художница А. Экстер, скульпторы В. Мухина и И. Шадр. Павильон с прозаическим названием «Махорка» – дебют на авангардной стезе легендарного Константина Мельникова – вошел в архитектурные учебники мира.

Выставка пользовалась огромной популярностью. Ее посетило почти полтора миллиона человек. Просвещение масс совмещалось с их развлечением, экскурсии и лекции – с концертами, гуляньями, народными забавами. На акватории Москвы-реки взлетал и садился экскурсионный гидросамолет. 19 октября 1923 г. под занавес выставки ее посетил В.И. Ленин. Тяжелобольной вождь из машины не выходил, лишь приветственно помахивал прохожим ослабленной рукой и блаженно улыбался то ли воплощенной мечте о светлом будущем, то ли прощальному осеннему солнышку. Это была последняя поездка Ильича в Москву из Горок.

Выставка 1923 г. оказалась событием знаковым во многих отношениях. Она закрепила новый курс большевиков на мирное строительство, утвердила новую эстетику, стала первым крупным градостроительным ансамблем Москвы советской эпохи. Это был прообраз будущей ВДНХ (ВВЦ). Но прямым наследником выставки, несомненно, является ЦПКиО имени Горького, возникший на ее территории. И сегодня на окраине парка тихо дожидаются давно обещанной реставрации руины «Шестеренки» («Шестигранника») Жолтовского. Они – последнее зримое напоминание о знаменитой выставке.

Центральный парк культуры и отдыха был открыт 12 августа 1928 г. Он занял территорию не только сельскохозяйственной выставки, но и Нескучного сада. Общая площадь превысила 100 га. Первый в стране парк культуры вызвал к жизни множество себе подобных во всех городах и поселках. Сверхзадачей начинания было, конечно, «коммунистическое воспитание трудящихся» и «формирование советского образа жизни». Но с идеологией смыкалось и просветительство, приобщение полуграмотных и совсем неграмотных масс к достижениям мировой культуры. Видимо, не случайно парк был назван в 1932 г. именем не какого-нибудь вождя, а «пролетарского писателя» Максима Горького – в честь 40-летия его творческой деятельности. Для большинства москвичей ЦПКиО служил прежде всего местом отдыха и развлечений. Золотой век парка пришелся на предвоенные годы. Его первым директором была Б.Н. Глан, супруга югославского коммуниста, работавшая до этого в Наркомпросе и Коминтерне, впоследствии репрессированная. В парке жизнь била ключом – проводились выставки, лекции, встречи с ударниками, летчиками, полярниками, действовали многочисленные кружки и секции, в преддверии неизбежной войны особое внимание уделялось военному делу и спорту. Стадион, водная станция, военный городок в Нескучном саду готовили молодежь «к труду и обороне». В ЦПКиО было несколько театров – Зеленый на 20 тысяч мест, Закрытый, Эстрады, Малый драматический, Детский, два кинотеатра, цирк-шапито, несколько открытых эстрад, ежедневно играло 10 оркестров. Гостей парка приглашали посетить «кабинет слушания грампластинки» и «кабинет музыкального любителя-одиночки». Популярны были массовые танцы и хоровое пение. Над парком возвышалась 35-метровая парашютная вышка. Зимой заливался просторный каток.

Архитектурно-ландшафтный дизайн ЦПКиО создавали выдающиеся зодчие. В работе над генпланом участвовали Л.М. Лисицкий, М.Я. Гинзбург, К.Н. Мельников. Окончательный вариант был разработан и в основном осуществлен в 1934–1936 гг. под руководством А.В. Власова. Зодчий, сын ученого-лесовода, прекрасно знавший мир природы, показал себя истинным мастером садово-паркового искусства. Прообразами ЦПКиО послужили регулярные сады эпохи барокко – Версаль, Петергоф. Природа, властно преображенная человеком, взнузданная стихия – такие представления прочно вошли в сознание советского общества 1930-х гг. В ансамбле ЦПКиО это выразилось в четкой, геометрически правильной планировке системы аллей, обширных партеров и цветников. Центром композиции был большой фонтан с семиметровой скульптурой «Девушка с веслом». Это произведение, изваянное Иваном Шадром в 1934 г. и олицетворявшее образ «молодой, полной сил и оптимизма советской женщины-физкультурницы», растиражированное в тысячах экземпляров, вызвавшее множество подражаний, буквально заполонило города и веси одной шестой планеты. До наших дней оригинал скульптуры не дошел, но недавно в ЦПКиО на набережной была установлена уменьшенная копия «Девушки с веслом».

Пушкинская набережная

С созданием парка преобразился берег Москвы-реки. До этого здесь существовала 250-метровая белокаменная набережная с беседками, сооруженная по проекту М.Ф. Казакова в 1806 г. как часть ансамбля Голицынской больницы и являющаяся ныне старейшей в Москве. В XIX в. набережную продлили в обе стороны – к Крымскому мосту и Александровскому (Нескучному) дворцу. Она так и называлась – Александровской. В советское время в 1922 г. ее переименовали в Нескучную. В 1934–1937 гг. набережная была возведена заново по проекту А.В. Власова, облицована гранитом и получила название Пушкинской в память широко отмечавшегося тогда в СССР 100-летия гибели великого поэта. (Много позднее на гранитной подпорной стенке у Зеленого театра установили памятную доску с профилем А.С. Пушкина.)

Пушкинская набережная – одна из красивейших в Москве. У подножия Нескучного сада она имеет два яруса. Здесь можно гулять у самой воды, а не взирать на ее гладь с высоты неприступных парапетов. К реке спускается гранитный каскад с гротом, обрамленным лестницами и увенчанный бронзовой скульптурой девушки-пловчихи. Некогда лестничные площадки украшали еще и фигуры мальчиков с рыбами в руках. Но сейчас их нет. Ближе к Крымскому мосту на Пушкинской набережной сооружен амфитеатр водноспортивной станции. В стремлении облагородить пространство, придать ему классическую гармоничность А.В. Власов даже общественный туалет построил в виде полуподземного античного святилища. Сегодня это сооружение у набережной, единственное такого рода в столице, причислено к памятникам культурного наследия. Невдалеке сохранился фонтан 1930-х гг. Парк культуры называли «грандиозным памятником эпохи», он служил парадным фасадом СССР. Сюда возили иностранные делегации, «друзей Советского Союза», мировых знаменитостей. Здесь побывали Бернард Шоу и Герберт Уэллс, Лион Фейхтвангер и Ромен Роллан…

В начале Великой Отечественной войны в ЦПКиО проводили строевые и тактические занятия московские ополченцы. На Пушкинской набережной стояла зенитная батарея, прикрывавшая Крымский мост и подходы к Кремлю. 22 июня 1943 г. во вторую годовщину начала войны в ЦПКиО открылась крупнейшая выставка трофеев Красной армии. Экспозиция заняла 11 га с двумя большими павильонами и открытыми площадками. Ее обслуживали свыше 100 экскурсоводов, в основном фронтовиков. С каждой новой операцией Красной армии экспонатов на набережной Москвы-реки прибавлялось. Немецкая, финская, итальянская, венгерская, японская военная техника и снаряжение – всего более 7000 образцов. Выставка включала шесть разделов. В артиллерийском демонстрировались практически все типы орудий противника, от 37-мм противотанковых пушек до гигантских 305-мм мортир, а также обычные и реактивные минометы, зенитки, боеприпасы. Здесь же было выставлено стрелковое вооружение. Авиационный отдел насчитывал 38 самолетов различных типов. Среди 25 танков и 18 самоходных артиллерийских установок, выставленных в бронетанковом отделе, наибольший интерес публики вызывали монстрообразные «Королевский тигр» и «Фердинанд». Часть экспонатов не имела боевых повреждений. Но броня многих была прошита насквозь. И у каждой пробоины красовалась надпись, пояснявшая, каким образом и из какого оружия она сделана. Такая наглядность была нелишней. Выставку посещали военные специалисты, делегации с фронта. Здесь они набирались знаний, учились новым методам ведения войны. И все же большинство посетителей составляли те, кто трудился в тылу. Они могли убедиться, что их непосильная работа, тяготы и лишения не пропадают даром.

И еще выставка давала возможность увидеть лицо врага. Оно было поистине страшным. Демонстрировались орудия пыток из фашистских концлагерей и приспособления для душегубок.

За время работы выставки в 1943–1946 гг. ее посетили миллионы людей: фронтовики, труженики тыла, генералы, адмиралы, маршалы и сам генералиссимус с приближенными. Был здесь и Г.К. Жуков. Выставку посетил генерал Д. Эйзенхауэр – будущий президент США, а в конце войны главнокомандующий союзными войсками в Европе. Начальствовал над экспозицией генерал Рафаил Хмельницкий. Он еще на Гражданской войне получил два ордена Красного Знамени. Долгое время он был адъютантом наркома обороны Ворошилова. В 1941 г. Хмельницкий командовал 31-м стрелковым корпусом под Витебском и Смоленском, был ранен…

После завершения выставки уникальные экспонаты были распределены по музеям, военно-учебным и исследовательским учреждениям. С тех пор и по сей день Россия обладает крупнейшими в мире коллекциями вооружения стран фашистского блока. Парк культуры после войны стал традиционным местом встреч фронтовиков в День Победы.

В 1953–1955 гг. ЦПКиО получил новый парадный фасад. По проекту архитекторов Ю. Щуко, А. Спасова, инженеров Л. Шойхета и Б. Новикова был сооружен ансамбль главного входа – монументальные пропиллеи и две полуциркульные галереи-колоннады, а также торжественная ограда по образцу петербургского Летнего сада. В 1957 г. завершилась реконструкция Зеленого театра по проекту Ю.Н. Шевердяева. Зал под открытым небом способен вместить до 12 тысяч зрителей. В 1974 г. в парке был открыт памятник А.М. Горькому (скульптор Н.Б. Никогосян, архитектор Р.И. Симмерджиев). На главной оси ансамбля ЦПКиО появился один из крупнейших в Европе светомузыкальных фонтанов.

С 1993 г. на Пушкинской набережной одиноко стоит на всех ветрах, обращая на себя всеобщее внимание, космический корабль «Буран» – памятник советской космической технологии. Это не тот орбитальный челнок, что совершил свой первый и единственный полет 15 ноября 1988 г., а лишь макетный образец, предназначавшийся для испытаний. Его доставили сюда по воде с причала Тушинского машиностроительного завода на Химкинском водохранилище. Первоначально в «Буране» разместился ресторан, затем по предложению космонавта Г. Титова оборудовали высокотехнологический познавательный аттракцион. Сегодня остов аппарата не используется никак.

С набережной от подножия заброшенного космолета открывается панорама широкой и полноводной здесь Москвы-реки. Вверх по течению вырисовывается силуэт Пушкинского (Андреевского) пешеходного моста. Необычная судьба выпала этому без преувеличения выдающемуся инженерному сооружению и архитектурному памятнику. В своей первой жизни мост находился в полутора километрах выше по реке у Андреевского «что в Пленницах» монастыря и был звеном Московской окружной железной дороги. Строили его в смутные революционные годы – с 1905 по 1907 г. При рождении он получил название «Памяти в Бозе почившего великого князя Сергея Александровича». Как известно, великий князь, генерал-губернатор Москвы погиб от бомбы эсера-террориста Каляева. Таким образом, мост стал своеобразным мемориалом жертвам революционных лет. Впрочем, и сам он в глазах современников олицетворял революцию. Правда, иную – индустриальную, научно-технологическую. 132-метровая стальная арочная конструкция моста поражала новаторством инженерного решения и архитектурной выразительностью. Впечатляла, однако, и стоимость сооружения: в три раза дороже своих стандартных собратьев. Это даже послужило поводом для дискуссии в тогдашней прессе на известную, актуальную и поныне тему – надо ли тратиться на красоту, возводя транспортные и промышленные объекты, для которых, казалось бы, главное – удобство, функциональность, прочность и экономичность? В данном случае спор разрешило само время. Мост у Андреевского монастыря, как и его брат-близнец у Новодевичьего, стал достопримечательностью Москвы, прославив своих и без того признанных создателей – главу московской школы мостостроения инженера Л.Д. Проскурякова и архитектора А.Н. Померанцева.

Мосты у Лужнецкой поймы идеально вписались в москворецкие просторы и в пространство истории. Они соединили не просто берега, а целые эпохи – век XIX с веком XX, классическую традицию – с новаторством, каменную статику – с динамикой стали.

За столетнюю, без малого, жизнь мосты славно потрудились. Сколько тяжелых составов прогромыхало по их стальным спинам! Несколько десятилетий Окружная дорога играла важную роль в экономике столицы. В годы Великой Отечественной магистраль работала на фронт, внеся свой вклад в победу под Москвой и в успех многих других операций. В кризисные дни обороны города важнейшие объекты Окружной, в том числе мосты, были подготовлены к взрыву. Но их и без того усердно бомбила немецкая авиация. К счастью, оба моста уцелели. В 1950-х гг. их слегка реконструировали. А в 1990-х гг. они оказались на пути строившегося Третьего транспортного кольца.

Городские власти приняли тогда нетривиальное решение – не разбирать на металлолом старые, изрядно изношенные, но все еще достаточно крепкие и эстетически совершенные мосты, а перенести их в другие места и сделать пешеходными. Работы начались в 1998 г. Они шли быстрыми темпами. И уже 22 мая 1999 г. тысячи москвичей стали свидетелями, как по сигналу из ракетницы мэра Москвы гигантский стальной Андреевский мост сдвинулся с исконного места и медленно, иногда задевая листву Нескучного сада, поплыл по реке на буксируемых понтонах. Его установили на новых опорах в полутора километрах ниже по течению. Затем перенесли декоративное убранство, дополнив его элементами в стиле хай-тек: стеклянной крышей, анодированными деталями, эспланадами, пандусами, лифтами и эскалаторами. Вновь, как и столетие назад, мост соединил эпохи – XX век и век XXI.

Торжественное открытие сооружения состоялось 3 сентября 1999 г. Позднее около моста со стороны парка культуры соорудили внушительную гранитную набережную с причалами. Ансамбль, созданный по проекту архитекторов Ю. Платонова, А. Кузьмина, Д. Метаньева, И. Диановой-Клоковой, инженеров Е. Гапонцева и Б. Монова, был признан «Лучшим объектом градостроительной деятельности» 2000 г. Его авторы стали лауреатами национальной премии в области зодчества «Хрустальный Дедал». Реконструированный мост-путешественник несколько потерял в своем былом изяществе, но тем не менее настолько вписался в новое архитектурное и природное окружение, что кажется – он стоял здесь всегда. Вошел он и в повседневную жизнь города. Пешеходный Пушкинский (он же Андреевский) мост сблизил районы Якиманка и Хамовники, соединил зеленые массивы парка культуры и Нескучного сада со скверами Фрунзенской набережной. Это модное туристическое и молодежное место столицы. У подножия моста на набережной – самая популярная танцплощадка Москвы, а с его высоты открываются лучшие панорамы Якиманки. Здесь и завершаем мы наше путешествие по этому историческому району.

Оглавление книги