Как Август стал Августом

Есть некоторая проблема в том, как называть этого молодого человека в разные этапы его долгой жизни. Отец его происходил из знатного, хотя и не очень примечательного плебейского рода Октавиев и благодаря своим деловым и политическим успехам стал сенатором. При рождении мальчик получил имя Гай Октавий Турин (когномен, возможно, в честь победы Октавия-старшего над шайкой беглых рабов возле города Турии в Великой Греции). Став приемным сыном Цезаря, он принял его имя целиком — Гай Юлий Цезарь. В подобных случаях римляне нередко сохраняли свое родовое имя — номен — в качестве когномена, хотя бы второго; так, например, сын полководца Эмилия Павла, войдя на правах приемного сына в семейство Сципионов, стал зваться Публий Корнелий Сципион Эмилиан.

По этой логике молодой человек мог бы принять имя Гай Юлий Цезарь Октавиан. Вероятно, он так и сделал: некоторые историки и современники поначалу действительно называют его Октавианом. Но чем дальше — тем реже. Это имя напоминало о том, что род властелина мира — незнатный, что его связь с Цезарем — не кровная. Так имя «Октавиан» постепенно вышло из употребления, а в 27 году до н. э. Сенат пожаловал 35-летнего правителя титулами «Август» и «принцепс». Слово «Август» происходит от латинского глагола augere, «прирастать», может переводиться примерно как «величественный, торжественный, знаменитый, славный» и обладает скорее религиозным, нежели политическим ореолом. К этому времени Август окончательно расправился с внутренними врагами и, вероятно, хотел подчеркнуть наступление новой эры благополучия и мира. Смена имени подчеркивала этот переход. Слово «принцепс» означало старейшего сенатора, который по традиции открывал заседания; в менее терминологическом употреблении это был титул, который государственные деятели или полководцы получали за особые заслуги. Август принял это звание, подчеркивая основную идею той политической системы, которую он выстроил: «Авторитетом я превосходил всех, власти же у меня было не больше, чем у товарищей по должности». Иными словами, Август хотел представить свою власть как почти неформальную договоренность между собой и римским народом. Нет сомнения, что Август сделал главный решительный шаг, изменивший государственное устройство Рима. По тонкому замечанию советского историка С. Л. Утченко, это был «первый в истории пример режима, основанного на политическом лицемерии». То, что называлось «восстановленной республикой» (res publica restituta), не было ни восстановленным (республику никто не ниспровергал), ни республиканским. Август утверждал, что не занимает никакой должности, несогласной с древними порядками, — и технически это так и было. Однако ни один римский правитель после царских времен не выполнял так много властных функций одновременно и несменяемо. Власть Августа не называлась ни консульской, ни диктаторской. Ее основу не составляло ни его бессменное пребывание в должности народного трибуна, ни даже проконсульская власть, предоставлявшая Августу беспрецедентные военные полномочия. Эта власть, строго говоря, никак не называлась. А дальше уже все зависело от того, как хорошо очередной правитель справлялся с такой шаткой системой. У Тиберия, который наследовал Августу, получалось неплохо; а у нескольких следующих принцепсов — например, у Калигулы и у Нерона — гораздо хуже.