Книга: Крым. Большой исторический путеводитель

Глава 23 Ярослав Мудрый. Печенеги

Глава 23

Ярослав Мудрый. Печенеги

Великий князь умер, слава великому князю? Так бывало не часто. Власть, как уже повелось, сначала надо было завоевать, причем, невзирая при этом лишний раз на нательный крест. Святополк после смерти Владимира оказался в своем Вышгороде ближе всех к Киеву. Поплакав над гробом отца (или дяди), он завладел его престолом. Слава о нем в народе ходила не самая добрая, летописец в несколько иносказательной форме дает ему такую характеристику: «Худо граду тому, в котором князь юн, любит вино пить с гусльми и с младыми советниками». А Святополк уже не был юн, ему было не меньше тридцати пяти. Свое вхождение во власть он начал с массовой раздачи подарков киевлянам, стремясь расположить их к себе. Те, конечно, брали, но особой радости не выказывали – и правитель оставлял желать лучшего, и дело, судя по всему, шло к большой усобице.

Большинство братьев не признало первенства Святополка: ни Святослав Древлянский, ни Ярослав в Новгороде, ни Мстислав в Тмутаракани. Не признал и внук Владимиров, сын Изяслава Брячислав, к которому перешел после смерти отца Полоцк. И если Мстислав был слишком далеко (он воевал с остатками хазар в Крыму), а Брячислав, как и его покойный отец, как-то обособился в своем Полоцке от общерусских интересов, то от Ярослава и Святослава Святополку можно было ожидать всякого. Лишь Борис Ростовский и его младший единоутробный брат Глеб Муромский сразу признали главенство Святополка над собой как старшего в роду.

Отцов любимец, молодой князь Борис (ок. 986 г.–24 июля 1015 г.), получивший в свое управление Ростов Великий, часто бывал у отца в Киеве, был здесь свой, его знали и любили. Незадолго до своей смерти Владимир отправил его в Дикое поле с войском – посмотреть, вроде бы видели печенегов.

Врагов Борис не обнаружил, собрался возвращаться. Когда пришли вести о смерти Владимира и вокняжении Святополка, приближенные советовали ему не доверять Святополку, предупреждали, что тот не остановится и перед убийством. Предлагали всей воинской силой двинуться на Киев. А Борис не то, чтобы не верил им, но он глубоко воспринял дух христианской веры и считал, что повиновение старшему в роду – его долг. Поэтому он распустил войско и остался с малым числом близких людей.

Властолюбивый, закомплексованный историей своего появления на свет, Святополк ненавидел всех братьев, но Бориса особенно, ибо знал, что Владимир собирался передать Киев ему – да, видно, не успел. Он призвал к себе особо доверенных людей из Вышгорода и спросил, готовы ли они служить ему во всем. Те, как водится, – хошь в огонь, хошь в воду. Поняв, о чем идет речь, ни один не захотел терять места подле великого князя.

Убийцы подстерегли Бориса у реки Альты ночью. Подкравшись к шатру, услышали, что князь поет заутреню. Дождавшись, пока он ляжет в постель, стали колоть его копьями сквозь парусину. Верный слуга Борисов, отрок Георгий, родом венгр, пытался защитить господина – но тоже был сражен. Когда вынесли Бориса наружу, оказалось, что он жив, об этом донесли Святополку – тот приказал добить.

Глеб (987–1015) был далеко, у себя в Муроме, он еще не знал о смерти отца – его выманили ложной вестью, что отец совсем плох. В дороге его настиг гонец от Ярослава из Новгорода, передал письмо: «Не ходи, отец умер, а брата твоего Святополк убил». Но Глеб тоже проявил христианское смирение и пошел навстречу судьбе. Его подкараулили на реке, по которой он плыл на барке от Смоленска. Ближние отроки сробели, сопротивления не оказали – и главный между убийцами, Горясер, приказал зарезать князя собственному его повару по прозвищу Торчин (очевидно, из кочевой народности торков). Что тот и исполнил. Борис и Глеб стали первыми канонизированными русскими святыми-страстотерпцами.

Святослав Древлянский (982–1015), узнав о смерти братьев, сидеть на месте не стал и кинулся искать спасения в Венгрии. Посланная Святополком погоня настигла и убила его, когда он был уже в Карпатах.

* * *

Ярослав Владимирович Мудрый (ок. 978–1054), человек уже не первой молодости (примерно ровесник Святополку), умный и решительный, сам, наверное, не прочь был занять киевский престол. Но у него, у новгородского князя, были большие неприятности. Еще прежде, ожидая отцовской кары за неповиновение, он призвал отряд варягов – чтобы помог отразить возможное нападение. Скандинавы, находясь в Новгороде без дела, вели себя в свойственной им манере, допекли горожан дальше некуда – и те, не стерпев, собрались и перебили многих из них. Разгневанный Ярослав отомстил за погибших – заманил виновных к себе на двор, и там его дружина тоже устроила бойню. Некоторые летописи говорят даже о тысяче убитых, но это, конечно, большое преувеличение, таких и дворов в черте города не могло быть.

И вот сразу после этого, буквально в ту же ночь, он получил известие из Киева от любимой сестры Предславы (ок. 983 – после 1018): «Отец умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса, послал и на Глеба, берегись его». Первым делом князь отправил гонца известить Глеба, потом собрал вече. Хмурые новгородцы выслушали его – и решили поддержать. Им куда выгоднее было, чтобы в Киеве сидел хорошо знакомый им князь, чем чтобы у них в Новгороде Святополков наместник. Что касается их убитых собратьев – они понимали и Ярослава. Заморские буяны были его гостями, он отвечал за них перед их родственниками, и месть была его долгом. Так что в начавшейся борьбе за власть в войске Ярослава вместе сражались и новгородцы, и варяги (на лязг стали они опять стекались толпами).

Святополк тоже обзавелся наемниками, которые поближе к Киеву – печенегами. Армии братьев-врагов встретились у Любеча – города на Днепре, откуда родом была их бабушка Малуша. Несколько недель простояли они на разных берегах, не решаясь напасть первыми. Наконец, один из Святополковых воевод стал разъезжать на лодке вдоль вражеского стана, выкрикивая: «Эй, вы, плотники, зачем пришли сюда с хромым своим князем? (Ярослав прихрамывал. – А. Д.). Вот мы вас заставим рубить нам хоромы!»

Как же, заставил. Смертельно обиженные новгородцы объявили своему князю: «Завтра перевеземся на них, а если кто не пойдет с нами, того самого убьем». Ночь выдалась холодная, войско Святополка до утра усердно согревалось медовухой. Перед самым рассветом новгородцы и варяги споро переправились через реку, причем новгородцы сразу по высадке оттолкнули лодки от берега – пути к бегству не было. «Была сеча злая», Ярослав одолел. Святополк бежал в Польшу, к тестю королю.

Ярослав, перед тем как сесть в Киеве, щедро наградил свое верное войско: из сельских жителей старосты получили по 10 гривен, простые смерды по одной, горожане по 10. Наглядный пример социального неравенства. Единственно, что горожане были хорошо вооруженными и подготовленными воинами, а из мужиков мало кто (приходит на ум картина – если нынешние горожане собираются иногда в свободный часок попинать футбольный мяч, то тогдашние – подразмяться с тренировочным, а то и с каким посерьезнее вооружением).

* * *

Святополк нашел в Польше полную поддержку. Король Болеслав Храбрый был опытным и агрессивным полководцем, и даже сильно располнев (вы помните, что он еще и Болеслав Толстый), не отказывал себе в удовольствии самому помахать мечом. К тому же в Киеве у Ярослава оказалась его дочь.

В 1017 г. его войско, усиленное немцами, венграми, печенегами, двинулось в поход. Встретились как раз на границе, армии стояли на разных берегах Буга. Но теперь дразнилка принесла результат обратный тому, что на Днепре. С русского берега донеслось лично по адресу короля: «Вот мы тебе проткнем палкой брюхо твое толстое!» Болеслава это ранило очень больно – как бывает с атлетически сложенными мужчинами, с годами располневшими неожиданно для себя. Он решительно вскочил на коня и бросился прямо в воду, кинув на ходу дружине: «Если вам это ничего, так я один погибну!» Поляки устремились ему вослед, русские были совершенно не готовы к такому повороту событий – и попросту разбежались. Вскоре Святополк был опять в Киеве, на этот раз в компании тестя, а Ярослав опять в Новгороде.

В Киеве победители захватили вдову Владимира (мачеху братьев), жену Ярослава, норвежку Анну, и его сестер. К уже знакомой нам Предславе Владимировне, известившей Ярослава о грозящей ему опасности, Болеслав недавно сватался, но получил отказ. Что сватался, не удивительно: слава о том, как необыкновенно красива, умна и благовоспитанна Предслава (ей было тогда тридцать пять), распространилась далеко. Отказ же свой на сватовство Болеслава она мотивировала, опять же, очень для него обидно: слишком толстый и развратник. Король сделал ее своей наложницей и отправил вместе с сестрами во дворец на Ледницком острове – где находилась церковь, в которой служил вездесущий Анастас Корсунянин.

Польское войско расположилось по всем близлежащим городам и вело себя не лучше, чем варяги в Новгороде.

* * *

Ярослав, после неожиданного поражения добравшийся до Новгорода лишь с небольшим числом сторонников, был в отчаянии. Он собрался было бежать за море, но новгородцы не позволили ему. Они стали готовиться к новой войне и объявили всеобщий налог для закупки оружия, припасов и найма варягов.

На Киевщине тем временем события разворачивались удачно для Ярослава. Часть своего войска Болеслав отпустил домой, оставшиеся с ним поляки добились своего: против них повсюду поднимались восстания и за пределами Киева мало кто уцелел. Король понял, что ему пора на родину. С собой он забрал все ценное имущество Ярослава и его приближенных и приставил к нему Анастаса – тот увязался с поляками, несмотря на то, что жил на Руси уже тридцать лет, и жил, можно надеяться, неплохо. Болеслав забрал с собой и норвежку Анну, и Предславу, и еще одну из сестер Ярослава – следы женщин на этом теряются. Также неизвестна судьба дочери Болеслава, супруги Святополка, – польские источники о ней ничего не сообщают, значит, если она была еще жива, то осталась в плену у Ярослава. Святополк, похоже, не был против ухода союзников: они портили ему репутацию среди его подданных дальше некуда. За оказанную ему помощь он расплатился с Болеславом Червенскими городами (Червонная Русь – это область на стыке нынешних Западной Украины, Западной Белоруссии и Польши с городами Львов, Галич, Холм, Белз и другими. Была присоединена к Руси Владимиром Святым в 981 г., с 1031 г. опять в составе Русского государства).

Трудно судить, было бы Святополку лучше, если бы поляки остались, или нет. Особенно если вспомнить о том, что, как бы человеку ни было плохо, ему может быть еще хуже. Ярослав подошел с большим войском, Святополк потерпел полное поражение и бежал к печенегам. Очевидно, наобещав им несметные русские сокровища, в 1019 г. он повел на Ярослава несметное их множество. Вряд ли простое совпадение: битва состоялась на Альте, там, где принял мученическую кончину святой Борис. Накануне сражения Ярослав молил Бога «об отмщении новому Каину». Тот же летописец повествует, что «сеча была злая, какой еще не бывало на Руси – секлись, схватывались руками, трижды сходились биться, по удольям текла кровь ручьями». К ночи одолел Ярослав. Святополк не то бежал в Брест, где умер от ран, не то нашел смерть от болезни где-то в богемской глуши. Больше о Святополке Окаянном ничего не слышали.

«Ярослав сел в Киеве, утер пот с дружиною, показав победу и труд великий». В том же 1019 г. его второй женой стала дочь шведского короля Ингегерда, в крещении Ирина, в иночестве Анна (1001–1050), мать шести Ярославичей и трех Ярославен, через которых Рюриковичи породнились со всей коронованной Европой. Анна Ярославна стала французской королевой, женой Генриха I (правил в 1031–1061 гг.) и матерью Филиппа I (правил в 1061–1108 гг.).

* * *

Когда умирали потомки Владимира, наделенные им княжествами, Ярослав забирал их земли себе, все в большей степени становясь единодержавцем на Руси. Лишь Брячислав, в стороне от всех бурь, в своем Полоцке хозяйствовал, как считал нужным, и хозяйствовал вроде бы неплохо. Один только раз совершил набег на Новгород, но на обратном пути его, отягощенного добычею, Ярослав настиг и разбил. И наделил еще двумя городами, чтобы не было обидно.

Было, правда, еще одно исключение: брат Мстислав Владимирович, князь Тмутараканский (ок. 983–1036). «Загнать в тьмутаракань» – куда бы уж, казалось, дальше, оттуда не возвращаются. Но в 1023 г. он оттуда является – делить по справедливости отцовское наследство.

Это был настоящий былинный богатырь. Храбрый, удалой – такие были у него прозвища. Получил от отца в управление княжество, которое было отделено от остальной Руси полосой Дикой степи шириной в сотни километров или долгим плаванием по рекам и морям – и могло рассчитывать, по большому счету, только на себя. И оказался именно таким человеком, который смог с честью его возглавлять (о Тмутараканском княжестве и его доблестных князьях речь пойдет ниже). Особенно прославил его поединок с касожским (адыгским) князем гигантом Редедей – ставкой в котором были смерть побежденного и власть победителя над его подданными.

Мстислав и прежде требовал себе волостей, но брат предлагал ему только Муром, на что тот не соглашался. Теперь князь Тмутараканский оказался со своей закаленной во множестве битв дружиной прямо под Киевом. Ярослава в это время в городе не было, он находился в Суздальской земле, где подавлял народное восстание, спровоцированное волхвами во время неурожая. Но киевляне и без великокняжеского руководства не впустили пришельца. После безуспешной осады Мстислав отправился в Чернигов, центр земли племен северян (она же Северская земля), и сел там.

Ярослав прибег к проверенному уже средству: приехал в Новгород и оттуда вызвал варягов во главе с известным их конунгом Хаконом (Якуном) Слепым, после чего двинулся к Чернигову. Мстислав, приглянувшийся, по-видимому, северянам, успел набрать войско из них.

Осенью 1024 г. два войска встретились при Листвене (ныне село Малый Листвен в Черниговской области Украины). В центре своего строя Мстислав поставил северян, дружину расположил по флангам. Сражение началось с ночи, дождливой и бурной, летописец оставил нам красочное его описание: «Северяне сошлись с варягами, и когда варяги уже истомились в битве с северянами, то Мстислав вдруг напал на них с своею свежей дружиною. Битва усилилась: как блеснет молния, так и осветит оружие; и гроза была велика, и сеча сильная и страшная». Ярославова рать не выдержала и побежала, бежала до самого Новгорода. Оттуда Хакон с уцелевшими варягами ушел за море; русский летописец не преминул язвительно добавить: «потерявши и золотую свою луду» (вероятно, шитый золотом плащ). Мстислав, души не чаявший в своих ветеранах, объезжая поле выигранной битвы, будто бы изрек: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела!» Следует добавить, что эта дружина в значительной своей части состояла из хазар и касогов (адыгов).

Дальнейший ход событий несколько удивителен – победитель не пошел ни на Киев, ни на Новгород. Он отправил Ярославу послание: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона» – т. е. левый берег Днепра. На том и порешили. Чернигов стал столицей восточной части Руси (аж до Мурома и Рязани и, конечно, включая Тмутаракань). Ярослав правил остальной, т. е. гораздо большей ее частью. «И начали жить мирно, в братолюбстве, перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле».

Мстислава, правда, тишина великая иногда утомляла, он часто отлучался к себе в Тмутаракань, откуда не раз ходил в дальние походы и на Северный Кавказ, и на Каспий. В каспийских походах русско-аланское войско захватывало Баку, углублялось в Закавказье до Армении. Это не было подобие чисто грабительских варяго-русских набегов, Мстислав принимал участие в местных династийных разборках. В конце концов местные эмиры объединились против пришельцев, и им пришлось уйти.

Мстислав пережил своего единственного сына Евстафия, умершего в 1032 г. Сам тмутараканский и черниговский князь скончался в 1035 г., заболев на охоте. Сохранилось только летописное описание его внешности и нрава: «Был дебел телом, красноват лицом, с большими глазами, храбр на рати, милостив, очень любил дружину: имения, кушания и пития не щадил для нее». Мстислав был очень популярен в народе, сложившем много преданий о нем.

Владения его отошли к брату, и до самой своей смерти в 1054 г. Ярослав Владимирович Мудрый был фактически единовластным правителем Руси.

* * *

При нем русские рати ходили на ятвягов (балтские племена, близкие к пруссам), ямь (финская народность), Литву, Мазовию. К 1043 г. относится начало войны Руси с Византией, поводом к которой послужило убийство в ссоре в Константинополе именитого русского купца. Русские, которых возглавлял сын Ярослава Владимир, одержали победу на море. Но однажды, во время шторма, часть ладей с сухопутной ратью была выброшена на берег. В опаснейшем положении оказалось около 6 тысяч человек. Воины решили пробиваться на Русь, но во всей дружине, находящейся в уцелевших ладьях, не нашлось охотника, чтобы принять командование над ними. Лишь тысяцкий Вышата решился на это со словами: «Я пойду с ними; жив ли останусь, погибну ли – все лучше вместе со своими». Положение, однако, оказалось безнадежным, русичи попали к византийцам в плен. Те многих из них ослепили, в том числе, возможно, Вышату. Оставшиеся в живых возвратились на Русь только через три года, по заключенному в 1046 г. мирному договору. Об этой войне сохранилось мало сведений, вероятно, она не очень была нужна ни тем, ни другим. Вскоре сын Ярослава, Всеволод Ярославич, женился на греческой принцессе из рода Мономахов, вследствие чего в 1053 г. появился на свет великий русский полководец и государственный деятель Владимир Мономах.

Самым крупным и важным военным успехом в правление Ярослава была победа над печенегами в 1036 г. Постоянно терзавшие Русь набегами, в тот год они плотно обложили Киев. Спасение пришло из Новгорода. Ярослав привел оттуда новгородцев и варягов и сквозь осаждающих прошел с ними в город. Врагов было великое множество, но решено было дать им битву в поле, под киевскими стенами. Сеча продолжалась весь день, наконец, была одержана победа. Разгром степняков был полный, многие из тех, кто уцелел во время побоища, утонули при бегстве. С тех пор больших печенежских набегов на Русь не было.

Но на подходе была следующая кочевая волна – половцы. Вскоре, теснимые ими с востока, в пределы Руси стали вторгаться другие тюрские племена: берендеи, торки, ковуи и прочие. Большой военной угрозы они не представляли, с ними уже были знакомы (торки, например, ходили в походы с Владимиром Святым на болгар и хазар). Многие из них, а также желающие из печенегов, по обоюдному согласию стали селиться по пристепным окраинам государства. Собирательным их названием стало «черные клобуки», летописцы нередко величают их «нашими погаными» (слово «поганый», а также «поганка» происходит от латинского обозначения деревни, сельского жителя, а в исторической динамике – не христианина вообще).

В наши дни потомками печенегов считают себя проживающие в Молдавии гагаузы – народ, имеющий свою автономию и в большинстве своем питающий дружеские чувства к России.

* * *

Во времена правления Ярослава Мудрого были заложены основы такого развития Русского государства, что выдающийся французский историк ХХ в. Марк Блок считал себя вправе утверждать: ни одна современная Киевской Руси западноевропейская страна ее культурного уровня достигнуть не смогла.

Была проведена первая кодификация русских законов и правовых норм, свод которых получил название «Русской Правды». Особая ценность этого юридического документа в том, что мы имеем возможность заглянуть как бы вовнутрь русского общества той поры. Конечно, тому, с чем мы сталкиваемся, далеко до современных понятий о правах человека. То, что господин имел право бить «закупа», добровольно пошедшего к нему в услужение человека, – это еще что. Подневольного холопа он вообще мог убить без всяких для себя последствий. Если же холоп поднимал руку на свободного человека – он заслуживал смерти. Женившийся на рабыне (холопке) без позволения ее хозяина сам становился его рабом (холопом). Интересно, что в XVIII в. при Елизавете Петровне такой же закон был принят применительно к женившемуся на крепостной. Допускалось временное, кабальное рабство – если человек не смог выплатить долг в оговоренной срок. Законной была кровная месть, но круг лиц, которые могли осуществлять ее, ограничивался ближайшими родственниками потерпевшего. В сохранении обычая ее был свой резон: «служба охраны порядка» была слаба, так хоть ближайшая родня брала на себя и розыск, и возмездие. Это удерживало потенциального преступника и придавало чувство защищенности простому человеку.

Чувствуется влияние христианства: от ветхозаветного принципа «око за око, зуб за зуб» создатели Русской Правды старались отойти. Под кровную месть подпадали только тягчайшие преступления, а самым широко распространенным методом наказания становилась вира – компенсация потерпевшему или его родственникам за нанесенный ущерб плюс штраф в княжескую казну. При этом разница в социальных статусах людей находит свое арифметическое выражение. Так, за убийство (не по злому умыслу, а в пылу ссоры, в пьяной драке или как-нибудь случайно) «княжего мужа», т. е. состоявшего на княжеской службе, выплачивалось 80 гривен, за простого человека – 40, за женщину всего 20. При отсутствии свидетелей допускалось испытание раскаленным железом или водой, судебный поединок – считалось, что в нем «Бог накажет виновного».

Хорош был порядок взимания виры: специальный государственный служащий, вирник, вместе со своими помощниками вселялся в дом приговоренного к уплате и дожидался, пока тот не раскошелится. Причем до тех пор вся эта орава была на полном его содержании.

Интересен круг лиц, считавшихся выпавшими из сословных рамок, – изгоев. Ими были холоп, выкупившийся из холопства, но еще не нашедший своего места в жизни; одолжавший купец, «князь осиротелый» – то есть выведенный из родового счета прав на княжение, а также «попов сын, не умеющий грамоте».

Для распространения грамотности при Ярославе делалось очень многое. Еще чаще, чем при его отце Владимире, у «лучших людей» отбирали сыновей и отдавали в обучение (в том числе обязательно основам веры). Есть основания предполагать, что были школы, дававшие более высокий уровень образования, чем начальное. Сам Ярослав был большим любителем книги, собрал большую библиотеку. Он добивался, чтобы в монастырях трудилось как можно больше переписчиков. Не оставлялось без внимания и художественное качество книги – русская книжная миниатюра очень рано достигла высокого уровня.

Распространялось монашество. Как центр его, огромное значение имел Киево-Печерский монастырь, большинство помещений которого представляли собой вырытые неустанным трудом братьев пещеры. Как и в тех обителях, что мы видели в Крымских горах, это были не только кельи, но и служебные помещения, и храмы. Основатель монастыря, преподобный Антоний Печерский (983–1073), «начальник всех российских монахов», по всей Руси прославился своим аскетическим подвижническим служением Господу, распространением веры, духовным наставничеством. Его учениками было немало деятелей церкви и православной культуры. Святой Никон Печерский, сподвижник преподобного Антония, основал монастырь во имя Пресвятой Богородицы в Тмутаракани, для заимствования опыта не раз бывал в Херсоне. Будучи ученым летописцем, оставил немало сведений о драматичных моментах в жизни Тмутараканского княжества, в том числе и протекавших у него на глазах. Мимо его любознательного взгляда не прошли остатки древних славянских городищ в низовьях Днепра (племен тиверцев и уличей) и Дуная (городок Киевец). Жизнь свою Никон закончил настоятелем Печерского монастыря.

Русская церковь обрела первого русского по национальности своего главу, митрополита Илариона. О его жизни известно, к сожалению, очень мало. Это он первый «ископа печерку малу» там, где вскоре возник Печерский монастырь; в эту пещерку он принял к себе другого подвижника, которым и был будущий основатель монастыря Антоний. Из других сообщений мы видим Илариона уже митрополитом: по инициативе Ярослава собрание русских епископов поставило его в обход Константинопольского патриархата, поскольку во время русско-византийского конфликта грек Феопемт, как можно судить по источникам, повел себя враждебно по отношению к киевским светским властям.

От Илариона остались прекрасные литературные произведения, написанные на церковнославянском языке и свидетельствующие о высокой богословской образованности автора. В «Слове о законе и благодати» он проникновенно воспевает свободную, ответственную волю христианина, противопоставляя ее ветхозаветной порабощенности ритуалом и оковывающими всю жизнь формальными установлениями. «Иудеи ведь соделывали свое оправдание в мерцании свечи закона, христиане же созидают свое спасение в сиянии солнца благодати. Ибо иудейство посредством тени и закона оправдывалось, но не спаслось. Христиане же поспешением истины и благодати не оправдываются, но спасаются».

В годы Ярославова правления каменное строительство на Руси вышло на новый качественный уровень по сравнению с тем, каким оно было при Владимире. При его жизни был не только построен, но и украшен мозаиками и фресками великолепный киевский Софийский собор. Не менее замечательные храмы во славу св. Софии были возведены и в Новгороде и Полоцке (последний, к сожалению, был разрушен в начале XVIII в. во время Северной войны). Работами руководили греческие мастера, и огромное им спасибо – особенно за то, что они передали свое высочайшее мастерство русским ученикам и помощникам. Уже сам выбор той святой, в чью славу возводились главные храмы русских городов – Софии, Мудрости, говорит о духовном ориентире нашей культуры. Недаром философ Евгений Трубецкой назвал русскую иконопись «умозрением в красках».

* * *

Ярослав Мудрый скончался 20 февраля 1054 г. в возрасте для той эпохи более чем преклонном – 76 лет. Представляется, именно в долгие годы его правления русские стали народом в полном смысле этого слова. Мы видели, как многократно двигались вооруженные людские потоки с севера на юг – сначала больше для выяснения межкняжеских отношений, потом на борьбу с общим врагом. Одновременно продолжалось освоение северо-востока, области финских племен. С этими племенами оказалось довольно легко договориться, ужиться и слиться. Почему русские люди так любят лес, который древние славяне вовсе не любили? Это во многом благодаря тем финским народностям, которых нет сегодня на этнографических картах – они давно уже в нас. А некоторые кочевые сообщества начинали переходить к мирному сожительству со славянами на юге (начинали даже складываться смешанные субэтносы, правда, пока маргинального характера – бродники, берладники и прочие). И зачем уделять такое внимание нормандской проблеме? Многие тысячи, десятки тысяч скандинавов тоже влили свою кровь в жилы единого становящегося народа. Отметим, что сюда попадали не только викинги. Приезжавшие на Русь послы северных королевств утверждали, что видели множество беглых рабов из их земель.

Разнонаправленные и разноплеменные перемещения приводили к изменению коренному: русская крестьянская община становилась не кровнородственной, а соседской. К чему это приводило – тема большого исследования, но главное – определяющее все людские взаимоотношения понятие «свой» становилось намного шире.

* * *

С переходом власти к потомкам Ярослава, к его детям и особенно внукам, политическая ситуация в Русском государстве осложнилась. Считалось, что Рюриковичи должны править страной как единый род, но согласие было у них редким гостем. Кому сидеть на главном, великокняжеском столе в Киеве, кому куда пересаживаться в случае чьей-то смерти. Отцы хотели передать власть сыновьям, их братья считали законными наследниками себя. Конфликты дядьев и племянников возникали часто. Все больше княжеств стремилось обособиться (вслед за Полоцким – Черниговское, Суздальское, Галицкое и другие), в них начинались свои династические круговерти. Фактически вечевыми, боярскими, купеческими республиками стали Новгород и Псков.

Но что поделаешь, не у нас одних, схожие процессы «феодальной раздробленности» переживала вся Европа. Вот только такой чужеродный напор со стороны Великой степи, не только отсекающий от естественного пространства для развития, но грозящий самому существованию государства и народа, – такое испытание выпало только на долю Руси. Но и на такое упрямое стремление к цели, – если цель не вразрез с высшей правдой, а в согласии с ней, – кроме русского народа, мало кто способен.

Оглавление книги

Оглавление статьи/книги

Генерация: 0.841. Запросов К БД/Cache: 4 / 1
поделиться
Вверх Вниз