Книга: Крым. Большой исторический путеводитель

Глава 18 Империя и Хазарский каганат

Глава 18

Империя и Хазарский каганат

Около 625 г. на просторы западной части Великой степи вышли новые ее хозяева – хазары, народ тоже преимущественно тюркских корней.

Долгое время хазары находились в подчиненном положении у Великого Тюркского каганата. Избавившись от зависимости и обосновавшись в равнинной части Дагестана, не раз вторгались в Закавказье, стремясь установить там свое господство. Персидский шах, которому был подвластен Западный Прикаспий, даже возвел против них оборонительную стену. Тем не менее хазары не раз нападали на Армению, и небезуспешно.

Кочевали они группами из малых семей, выбирали родовых и племенных старейшин, поклонялись божеству неба Тенгри.

В то время в этой части степи было немало действующих лиц, претендующих на первые роли: булгары, мадьяры, аланы, авары, остававшиеся еще здесь довольно большие группы тюрков. Хазары, выдвинувшись с Кавказа, смогли отбросить или подчинить всех.

И тогда появилось одно их интересное качество. Поскольку былого раздолья уже ни для кого не было, кочевники должны были получать то, что им требовалось от оседлых народов, не столько за счет грабежа, сколько за счет систематической эксплуатации «штатных» подвластных им земледельцев и путем обмена. Здесь возникали варианты. Так, авары, мадьяры были надменны, жадны и жестоки к покоренным славянам, стремились поставить их едва ли не в рабское положение. Сцена из «Повести временных лет»: когда авару (обру) требовалось куда-то поехать, он впрягал в телегу славянских женщин. У булгар отношения с южными славянами, как мы видели, складывались гораздо мягче (не в последнюю очередь благодаря тому, что у тех у самих был богатый опыт войн с Византией). Хазары оказались всех коммуникабельней.

Может быть, за счет того, что вели свое происхождение не только от вышеописанного обычного для степей набора кочевых предков; в этногенезе хазар на последнем его этапе приняли участие и оседлые земледельцы и скотоводы Северного Кавказа: не совсем на равных правах, но все же как «свои». А это предполагает уже другой менталитет и у кочевой части народа (кстати, то же относилось к части аланских племен, знатные роды которых внедрялись в качестве правящих в племена славян-антов). Конечно, они считали себя выше тех, кто копается в земле, а не вздымает на дыбы жеребца, но выше не на голову. А в дальнейшем обстоятельства складывались так, что оседлые головы могли цениться и повыше кочевых.

Через некоторое время хазары в массе своей перешли к отгонному скотоводству: летом пасли стада в степи, зиму проводили в поселениях, часть из которых можно рассматривать как города.

У знати появились свои поместья – с виноградниками и фруктовыми садами, которые она очень любила и в которых охотно проводила время (особенно много таких усадеб было в Крыму). В них, конечно, использовался рабский труд, а рабы поступали от соседних народов (захватывались или покупались).

Но главными источниками доходов были не рабский труд и не грабеж, а взимание дани, торговые пошлины (в том числе за провоз товаров через их территорию) и сама торговля. Хазары в полной мере использовали то, что оказались хозяевами земель, через которые проходили важнейшие торговые пути. Одним из них был Великий шелковый путь, но главным, возможно, было даже не это. После арабских завоеваний на долгое время нарушились традиционные торговые связи Востока и Запада, поэтому еще больше возросло значение кавказских проходов – Дербентских ворот и Дарьяльского ущелья. Их хазарам постоянно приходилось отстаивать: сначала от Персии, а после того как Персия была побеждена Халифатом – от арабов (хазары их не только отстаивали, они через них постоянно нападали).

Важнейшим фактором мировой торговли стали и протекающие через хазарскую территорию великие реки: Волга, Дон, Днепр и их притоки. Дело в том, что возрос спрос на традиционные товары Севера – в первую очередь меха. Чрезвычайно ценилась чернобурая лисица. Арабский географ и путешественник Масуди сообщает: «Темный лисий мех – самый модный на Востоке; из него делают себе шапки, кафтаны, шубы и накидки цари, князья и шейхи, арабские и персидские, перебивая друг друга роскошеством. Один из халифов захотел определить, какой мех всего теплее: для этого он велел в холодную зимнюю ночь завернуть бутылки с водой в различные шкуры – оказалось, что только под чернобурой лисицей вода не замерзла».

В большом ходу были мед, воск, рыба, а также рабы. «Девушки были восторг для купцов», – записал в дневнике своего путешествия Ибн Фадлан. Эти товары поступали в значительной части от торговцев славян и финнов, многие племена которых признавали зависимость от хазар. С того же направления транзитом с Балтики поступал «солнечный камень» – янтарь, очень ценившийся на мировом рынке еще с каменного века.

За товаром и с товаром приезжали восточные купцы, в первую очередь арабы и персы, а также греки. Где-то с начала IX в. появились скандинавы.

В Хазарию перебралось много евреев – среди них были ремесленники, но в основном торговцы и ростовщики. Евреи-торговцы часто обосновывались вверх по течению рек, занимаясь скупкой и дальнейшей реализацией через разветвленные торговые компании. Большая колония евреев осела в Киеве – городе, в котором долгое время сидел наместник из мадьяр (многие мадьяры были хазарскими подданными). Евреи обеспечивали сбыт товаров в самые отдаленные страны, вплоть до Испании и стран Магриба (Северо-Западной Африки).

Присутствие евреев в хазарских городах (столице Итиле на Нижней Волге, Саркеле на Дону) было так велико, что там селилась и еврейская интеллигенция – врачи, богословы и прочие, которые вели переписку с единоверцами по всему рассеянию. До нас дошла, в частности, переписка середины X в. двух евреев: сановника Кордовского халифата (арабского государства на юге Пиренейского полуострова) Хасдая ибн Шафрута и хазарского бека Иосифа бен-Аарона. Бек – это формально второй, а по сути – не исключено, что первый чин в Хазарском государстве.

Сакральный царь хазар величался каганом, его обязанностями были выполнение священнодействий и представительские функции. До нас дошли сведения (у многих исследователей вызывающие сомнения) о буквально религиозном обожествлении кагана при жизни и после смерти. Что хоронили его в специально построенном дворце со многими комнатами: в каждой комнате выкапывалась могила, покойного клали в одну из них, после чего засыпали красной охрой и гашеной известью все, а похоронной команде отрубали головы. Мимо такой гробницы никто не смел проехать верхом, надо было обязательно спешиться. Еще будто бы, если каган не умирал в течение тридцати лет, его душили.

Согласно тем же источникам, вся реальная власть была сосредоточена в руках бека – и армия, и управление государством, и внешняя политика. Со временем, когда хазарская верхушка во главе с каганом приняла иудаизм (в начале IX в.), пост бека часто занимался евреями, причем иногда передавался по наследству. В письме Иосифа бен-Аарона мы находим, что он величает себя царем, говорит о соседних народах как о подвластных ему и делится с адресатом трудностью: большую проблему представляют собой русы, рвущиеся на кораблях и в пешем строю на каспийское побережье – грабить. Этим он явно просил своего адресата довести до сведения кордовского мусульманского правительства, что здесь, на другом краю света, иудеи заняты охраной безопасности мусульман (на западном берегу Каспия, на территории нынешних Дагестана и Азербайджана, ислам в X веке был уже господствующей религией).

Но, несмотря на это, самые правоверные из воинов Аллаха, арабы, были главным внешним врагом Хазарии – с ними хазары вели постоянную борьбу в Закавказье и на Северном Кавказе. Когда в хазарском обществе встала проблема выбора религии – прежние шаманистские культы и поклонение обожествленному Небу уже не устраивали властную и интеллектуальную верхушку, – ислам и христианство не подошли по схожим причинам. Принять ислам значило признать над собой главенство багдадского халифа (однажды каган и принял было магометанство – ок. 738 г., после поражения от арабов и по настоянию их предводителя, но передумал – благо мир уже был заключен и арабская армия ушла). Крещение точно так же означало подчинение Византии. Благодаря этому и тому, что на звон дирхемов в каганат стеклось немало евреев, и было отдано предпочтение иудаизму.

Впрочем, в Хазарии никто никого не неволил. Кто хотел, исповедывал мусульманскую веру, у кого нашла в душе отзвук проповедь греческих миссионеров и несториан, были христианами, кто следовал примеру кагана – принимал иудаизм. Но в целом в хазарском обществе последователей всех трех монотеистических религий было мало, абсолютное большинство по-прежнему придерживалось привычных кочевых верований. В городах картина была иная – большинство их населения посещало мечети, церкви и синагоги. В столице Итиле, согласно Масуди, было семь судей: «Двое для мусульман, двое для хазар в соответствии с законом Торы, двое для христиан в соответствии с Евангелием и один для славян, русов и прочих язычников: он судил их в соответствии с естественным правом, т. е. по разуму».

Правители каганата побаивались Византии, и в то же время она рассматривалась как основной союзник: как гласит старая дипломатическая мудрость, дружить надо против кого-то, а у обеих был общий враг – арабы. После десятилетий борьбы арабы в 732 г. захватили Дербент – главный хазарский оплот в борьбе за Закавказье, и это было надолго. Империи тоже приходилось от них очень несладко, арабские завоевания лишили ее североафриканских и многих переднеазиатских провинций, так что Византия превратилась, по сути, в страну греков (во всяком случае, людей греческой культуры). Пройдет время, и общим врагом у них станет Русь.

Византия и Хазария старались по-мирному договариваться в Крыму и прилегающем Причерноморье – основном регионе столкновения их интересов. Ведь гавани на Черном море по вышеизложенным обстоятельствам стали представлять собой ценность еще большую, а для Византии, помимо этого, здесь была одна из лучших точек обзора всего происходящего в разноплеменном и постоянно угрожающем ей мире. Взять хотя бы то, что рядом были северные и восточные границы Болгарского царства, войска которого не раз появлялись уже под стенами Константинополя. Были здесь интересы и у извечной «мировой закулисы» – Херсонес был важным центром еврейского купечества.

Хазары впервые помогли Византии на заре своего государственного существования, когда врагом номер один империи была еще здравствующая тогда Персия. По просьбе Константинополя каган лично повел своих вассалов – мадьяр в Иверию (Грузию) и осадой Тифлиса (в 626 г.) очень помог своему новому союзнику, императору Ираклию (одновременно с персами на империю напали тогда и авары). В благодарность император задал в честь кагана роскошный пир, во время которого подарил ему великолепный золотой сервиз, мало того – согласился выдать за него свою дочь. На следующий год с помощью хазарских воинов Ираклий нанес персам крупное поражение.

На кавказском берегу Керченского пролива хазары владели важной крепостью Тмутараканью. Основана она была еще тюркитами на месте античного боспорского города Гермонассы, не пережившего всех выпавших на его долю погромов. Название города происходит скорее всего от ирано-алтайских слов «тма» (значение можно уяснить, сравнив с персидским «туман» – отряд в десять тысяч всадников, у монголов ему соответствовал «тумен») и «тархан» (вождь). Все вместе значило примерно «ставка (или военный лагерь) полководца». Греки, изменив слова на свой эллинский лад, получили Томатарха, что очень созвучно их же «тагматарха» – «командир полка», – получается почти что то же самое (снова невольно вспоминается древнее грекоарийское единение).

Возможно, при тюркитах же лежащая по другую сторону пролива славная боспорская столица Пантикапей стала называться Керчью (от тюркского «карши» – «по ту сторону», но может быть, и от тюркского же «чарша» – рынок).

Хазарские правители не прочь были обзавестись крепостями и по южнокрымскому побережью, но воздерживались – это были владения Византии. Однако Керчь перешла в их владение.

Хазаро-византийские отношения теснейшим образом переплелись в начале VIII в., причем на самом высоком уровне и именно в Крыму.

В 685 г. на константинопольский трон взошел Юстиниан II, 16-летний внук знакомого уже нам Константа II. По мнению Г. В. Вернадского, «новый император был очень одаренным юношей с огромной энергией и мог бы стать великим правителем, благодаря еще своему своенравию». Что ж, в определенных обстоятельствах ценный набор качеств, надо только уметь с толком им распорядиться, в первую очередь владеть собою и иногда поглядывать на себя со стороны. У Юстиниана II не всегда получалось – видно, пошел в деда.

В начале своего царствования он, чтобы уменьшить присутствие в Македонии славян, которые в свое время вторглись туда и там осели, переселил значительное их число в малоазийскую Вифинию. Набрав из них 30-тысячное войско, он повел их на арабов. В битве ему сопутствовал успех. Тогда арабский полководец подкупил славянского вождя, послав ему набитый золотом колчан, и тот перешел на сторону врага, уведя с собой 5 тысяч соплеменников. Императору выдалась возможность удовлетворить свою мстительность: семьи перебежчиков были поголовно истреблены.

Император не сдерживал своего гнева и когда управлял государством, и когда проверял ход строительных работ. Вольно или невольно, но под стать себе он подбирал и помощников. Чашу терпения подданных переполнил случай, когда он повелело патриарху Каллинику отслужить торжественный молебен перед разрушением церкви: Юстиниан вознамерился на ее месте устроить огромную беседку, чтобы цирковые болельщики из партии, которой он симпатизировал, могли бы в ней устраивать приемы в его честь. Святейший противился, но был принужден, и храм снесли.

Всеобщий протест возглавил полководец Леонтий: он арестовал императора, а потом по его приказу у того были вырезаны ноздри (после этого Юстиниан получил прозвище Риномет – «Безносый»). Низверженный император был отправлен в ссылку в Херсонес Таврический. Двух его приближенных ждала страшная казнь на столичной площади Быка: под полой медной статуей, изображающей быка, разводили костер, и осужденного через отверстие в спине бросали в раскаленное чрево – при этом вопль несчастного преображался в трубное бычье мычание.

В Херсонесе изуродованный император долго не задержался – он бежал в горы к готам, в их главный город Дорас. Оттуда ему удалось отправить хазарскому кагану просьбу об убежище. Тот ответил согласием, и вскоре Юстиниан был в его ставке. Принят он был с большим почетом, каган даже согласился выдать за него свою сестру. Девушку окрестили, при этом она была наречена Феодорой – в честь супруги великого басилевса Юстиниана I. Брак состоялся.

В Константинополе тем временем было неспокойно, мятежного Леонтия, севшего было на трон, успели свергнуть, императором под именем Тиберия III был провозглашен другой полководец – Апсимар (при этом низложенный Леонтий был тоже лишен носа и пострижен в монахи).

Занявшись государственными делами, Тиберий быстро рассудил, к чему может привести происходящее в Черноморском регионе, тем более что стало известно: Юстиниан с супругой обосновался на боспорском берегу, в Фанагории. Кагану были отправлены богатые дары и обещаны еще большие, если в Константинополь будет отправлен Юстиниан, а еще лучше его безносая голова.

Хазарский царь изобразил перед окружающими, что очень встревожен за судьбу своего гостя – «как бы чего не вышло», и отправил «для усиления охраны» отряд своих гвардейцев. Когда прибыл корабль с этими телохранителями, Юстиниан доказал, что ни сообразительности, ни решимости ему не занимать. Он убил капитана корабля, отослал Феодору к брату-кагану, а сам с немногими приближенными вступил на палубу – и в путь. Может быть, отваги ему прибавляло то, что незадолго до этого он видел во сне, что возвращается на престол.

Близ устья Днестра разыгрался сильнейший шторм, казалось, спасения нет. Тогда слуга императора ухватился за последнюю соломинку: стал умолять господина, чтобы тот дал Богу обет – в случае своего чудесного спасения никому не мстить. Ответ был поразительный: «Да утонуть мне без следа, если я хоть кого-нибудь пощажу!» Буря утихла.

Дальше их путь лежал сначала в Болгарское царство, к его повелителю Тервелу – в поисках поддержки. Обещания Юстиниан дал самые щедрые, помимо прочего, предложил болгарину в жены свою дочь от первого брака. Тервел согласился предоставить любую помощь, и вскоре его войско было под стенами Константинополя. Вернувшийся с того света император обратился через глашатая к жителям своей столицы с требованием открыть перед ним ворота. В городе поднялось смятение, однако Тиберий принялся за организацию обороны.

На четвертую ночь произошло еще одно чудесное явление: Юстиниан с небольшим отрядом проник в город через водосток и как ни в чем не бывало двинулся по столичным улицам. Тут уже началась полная паника, у кого-то за гранью ужаса, а у кого-то (у толпы) переходящая в восторг. О сопротивлении никто и не помышлял.

Так в 705 г. Юстиниан II Безносый вернул себе трон. Что он устроил недругам, явным и мнимым, можно догадываться. Когда император созерцал в цирке состязания, оба его недолгих заместителя лежали ничком у ножек кресла, а в их головы упирались его башмаки. Затем их проволокли через весь город, потом, наконец, обезглавили. Патриарха Каллиника, позволившего себе провозгласить Леонтия и возводить хулу на Юстиниана, ослепили и отправили в Рим.

Болгарский царь Тервел был удостоен титула цезаря (третьего по значимости в империи после императора (басилевса) и августа), а почести во время церемонии ему оказывали императорские. Для Болгарии это означало, что недавно возникшее царство удостоено признания на самом высоком на свете уровне (что, однако, не помешало Юстиниану в скором времени пойти на Тервела войной – но это обернулось для него бесславным поражением).

Казни без суда и следствия, отравления на пиру – все это следовало одно за другим. Хазарка Феодора и родившийся у нее сын Тиберий были вытребованы в Константинополь и увенчаны как императрица и наследник престола. Была отправлена карательная экспедиция в Херсонес и на Боспор, где император, похоже, тоже успел обзавестись недругами.

Через некоторое время Юстиниан узнал, что херсонесцы отложились от него и провозгласили императором укрывающегося у них от монаршего гнева патрикия армянина Вардана, принявшего имя Филиппика. На Херсонес тут же была отправлена другая эскадра с приказом разрушить город до основания и уничтожить всех его жителей. Но те оказали яростное сопротивление и попросили помощи у кагана. Тот подоспел с войском, когда таранами были уже обвалены две городские башни. Неизвестно, произошло ли вооруженное столкновение между хазарами и византийцами. Скорее всего, нет. Дело повернулось так, что осаждающие перешли на сторону херсонесцев. Вскоре против императора восстала вся армия, он бежал, а трон занял прибывший из Херсонеса Филиппик Вардан.

Юстиниан опять обратился за помощью к царю (теперь еще и цезарю) Тервелу, но тот послал только трехтысячный отряд, да и тот опоздал – Безносого обнаружили и прикончили. Так в 711 г. завершилась его похожая на авантюру жизнь.

Филиппик Вардан просидел на троне всего два года. Признал монофелитскую ересь единственно истинной доктриной православной церкви, отменил все постановления Шестого Вселенского собора, осудившего монофелитство. В то время, когда Византию с двух сторон атаковали болгары и арабы, он проводил время в пирах и утехах. К тому же его обвиняли в совращении монахинь. Когда Филиппика Вардана свергали, он находился в состоянии глубокого похмелья, непроспавшийся и полупьяный. Тем не менее его схватили, проволокли в парадную залу и выкололи глаза. Прожил он после этого недолго.

Автор позволяет себе призвать читателей иметь в виду, что многое из того, о чем повествовали некоторые византийские историки о своих императорах, изрядно приврано и порою смахивает на памфлет самого дурного сорта. Возможно, для многих представителей тогдашней интеллигенции живы еще были традиции античного полиса, и им претила тенденция к усилению администрирования в Византийской империи – увеличению роли правительственных чиновников в управлении провинциями, городами, общественной жизнью. Не по душе было и почти что обожествление императоров. Но можно привести немало примеров и демократизма византийских басилевсов – одно дело, они в официальной обстановке, на приемах иностранных посольств, другое – на стадионе, в толпе на площади, на войне и в битве, наконец – многие из них были отважными воинами.

Не будем забывать, в каких условиях жила Византия – под постоянным вражеским напором, зачастую на грани гибели. Словом – в условиях, приближенных к военному лагерю. Без централизации, порою жесткой, было просто не выжить. В то же время в городах, сельских общинах существовали советы из граждан, активно участвующие в управлении. И, откровенно говоря, на фоне одичавшего, полуварварского Запада Византия долгое время была кладезем духа, мудрости и красоты, и без этого кладезя невозможно было бы ни европейское Возрождение, ни вообще западная цивилизация Нового времени.

Можно остановиться вкратце на еще одном из немногих открытых конфликтов империи и каганата. Он возник по поводу крымских готов.

Мы знаем, что они в годы правления Юстиниана Великого признали над собой главенство Византии, их верховный вождь – топарх – был подотчетен Константинополю. Но житие св. Иоанна Готского сообщает, что около 787 г. главный город готов – Дорос был захвачен войсками каганата и в нем обосновался хазарский наместник – тудун. Готы вскоре восстали, хазарам, по-видимому, удалось подавить выступление. Но в 790-е гг. восстановился прежний порядок – византийский патронат. Большего об этом инциденте источники не говорят. Но несомненно, что он способствовал более тесным отношениям между готской и греко-византийской общинами полуострова.

Отношения между стратегическими союзниками, Византией и Хазарией, если испортились, то ненадолго. Известно, что к 833 г. греческими инженерами по просьбе кагана на Дону, в устье реки Цимлы, была построена мощная крепость Саркел – по-видимому, против печенегов и мадьяр (которые не все были в повиновении у каганата). Не исключено, что крепость должна была служить и обороне от «Первого Русского каганата» – если таковой существовал, во всяком случае, от варягов и русов, передвижение которых по Дону для торговли и разбоя на Азовском и Черном морях уже в то время вполне вероятно.

Оглавление книги