Книга: Крым. Большой исторический путеводитель

Глава 44 Походы на Крым Голицына и их последствия

Глава 44

Походы на Крым Голицына и их последствия

Летом 1660 г. турецкий султан Мехмед IV и крымский хан Мухаммед IV преподнесли всему донскому (и не только донскому) казачеству пренеприятный подарок. Под Азов, к устью Дона, прибыло 33 больших турецких корабля с войском, пушками, всяческим строительным инструментом и приспособлениями. Здесь же были иноземные военные инженеры. Сухим путем подошли тысячи татарских и ногайских всадников во главе с самим ханом и бессчетные толпы работников: молдаван, валахов, венгров. Сразу же приступили к делу. После множества казацких морских походов, после «азовского сидения», когда крепость была захвачена на пять лет (1637–1642), в Стамбуле и Бахчисарае решили укрепиться основательно. Казачьи разъезды немедленно доложили своим атаманам о происходящем. На стройку было совершено несколько нападений, но безуспешно – она была надежно защищена. В рекордные сроки на обоих берегах Дона, друг напротив друга, были сооружены две мощные высокие башни, на этажах которых были установлены пушки, а между ними через реку была натянута толстая чугунная цепь, перекрывающая выход в море. Привычный путь казачьих «походов за зипунами» был перекрыт.

Конечно, на Азове свет клином не сошелся, казаков цепями не запугаешь: осваивались иные маршруты, чтобы прорваться к крымским, кубанским и прочим берегам, вплоть до Царьграда. Но жизнь существенно осложнилась. Тем более что турки, кроме Азовской, возвели другие крепости в устьях рек, понасажали в них и по побережью гарнизоны. Труднопроходимыми становились пути к Каспийскому морю: Волгу караулили царские стрельцы – ради соблюдения подписанных государем договоров и вообще порядка ради (лучше надо было караулить – через десяток лет подарков от разинской вольницы волжским берегам мало не показалось). На самом море усилили оборону персы.

Осложнилась жизнь и у крымских татар, у ногайцев и у прочих привыкших к разбойному способу существования (по науке говоря, к «набеговому хозяйству») народов. Подписи на определяющих принципы международного сосуществования документах ставили и султан, и крымский хан – и этому постепенно стало придаваться значение. Теперь и турецкие гарнизоны стали мешать набегам кочевых орд – не говоря уж о том, что на всякую татарскую саблю находились казачья, стрелецкая, рейтарская сабли.

Россия и на государственном уровне начинала занимать наступательную позицию по отношению к Крыму. Слишком много причиненного им зла хранила совсем еще свежая народная память, да и в настоящем обид хватало. И помимо нее – плодороднейшие степные земли ждали своего освоения, они позарез были нужны растущему населению. Участие в «Священной лиге» тоже к чему-то обязывало – это ради вступления России в нее Польша скрепя сердце официально признала утрату Киева. В Кремле стали обдумывать поход на Крым.

Во главе московского правительства с начала 1680-х гг. стояли царевна Софья, объявленная правительницей ввиду малолетства ее братьев Ивана (по матери, как и она, из Милославских) и Петра (по матери из Нарышкиных), и Софьин фаворит князь Василий Васильевич Голицын. Если не вдаваться в лишние здесь подробности – это были талантливые и радеющие о благе государства люди. Да, при этом честолюбивые, порою своенравные, порою способные быть беспощадными – так ведь другим что сейчас, что тогда в политике делать было нечего (если не во всей политике, то на верхнем, принимающем решения ее этаже во всяком случае). То, что они со временем не смогли оказаться в одной упряжке с Петром, было, представляется, очень большой потерей для России. Так считал и сам Петр. Собираясь в Азовский поход, он заехал в Новодевичий монастырь, где пребывала тогда под стражей его сестра, – на всякий случай по-христиански попрощаться. Софья сидела за вышиванием, выслушав брата, не переменила ни позы, ни выражения лица. Сказала только, что один Бог их рассудит. Петр, выйдя, со слезами на глазах вымолвил: «Жаль! Сколько умна, столько и зла, а могла бы мне быть правой рукой». В любом случае в годы правления Софьи и Голицына казна находилась в благополучном состоянии, а Россия по крайней мере не бедствовала.

В Крымских походах 1687 и 1689 гг. русскую армию возглавлял боярин князь Василий Васильевич Голицын. «Свет мой Васенька», как величала его Софья в своих письмах. Человек, хорошо знакомый с европейской культурой и любящий ее, которого общавшиеся с ним иностранцы считали одним из умнейших людей своего времени. Быть может, при всех своих достоинствах был недостаточно практичен, упорен и тверд. Но как знать, сложись все по-иному – этого могло бы нам и не казаться, все было бы при нем. Все ж таки 100-тысячную армию через выжженную степь до Перекопа довести – это не до Каффы на струге доплыть.

В первый поход до Крыма не дошли. Татары пустили по степи пал, и, трезво оценив с воеводами ситуацию, Голицын принял решение повернуть назад – нечем было бы кормить лошадей. Помимо этого, он отстранил от гетманства и приказал взять под стражу Ивана Самойловича, который во главе 50-тысячного казацкого войска тоже участвовал в походе. Гетман с самого начала отрицательно относился к предприятию, он был резко против союза с Речью Посполитой, считая, что поляки способны только на предательство (действительно, потом выяснилось, что они уже вели тайные переговоры со Стамбулом). После степного пожара по лагерю поползли слухи, что траву подожгли не татары, а казаки. К тому же несколько казацких полковников письменно обвинили Самойловича в намерении создать на Украине собственное государство (по крайней мере, внешне основания думать так были: держал он себя высокомерно, правил Малороссией деспотически, не считаясь порою ни с судом, ни с законом, повсюду царило мздоимство, простой народ стонал от высоких налогов. Но налоги были высоки в значительной степени из-за требований Москвы, а все прочее, кроме стремления создать собственное государство, можно было сказать и про большинство русских воевод и наместников. А полковничья петиция была, возможно, инспирирована Мазепой). Еще у гетмана якобы нашли в шатре бочонок с золотом («татарам продался»).

После похода Самойлович был сослан в Сибирь (где скончался в Тюмени в 1690 г.), а малороссийским гетманом стал Иван Степанович Мазепа, человек большого ума, честолюбивый, очень хорошо образованный, любимой книгой которого была «Государь» Николо Макиавелли. Он был близок к Самойловичу – тот даже поручил ему воспитание своих детей, а незадолго до похода присвоил чин генерального есаула. Гетман часто посылал Мазепу в Москву, и тот непременно посещал тогда фаворита царевны.

По-видимому, под давлением авторитета Петра, наложившего в 1689 г. на Василия Голицына опалу, мотивируя ее в том числе и неудачей Крымских походов, в исторической литературе этот первый поход представляется зачастую просто как неудавшаяся экспедиция до середины Дикого поля и обратно. Но происходившее на самом деле было куда многообразнее. На правом фланге генералом Косаговым была захвачена мощная турецкая крепость Очаков в устье Днепра, а также несколько укреплений. Другой крупный отряд разгромил Буджакскую орду. Она кочевала в степях в междуречье Прута и Дуная: возникла в начале XVII в., когда по призыву турецкого султана сюда переселились некоторые ногайские и татарские улусы, а подчинялась крымскому хану. Из нее постоянно совершались сопровождавшиеся угоном людей набеги на Украину, Валахию, Молдавию – хотя молдаван и валахов похищать и продавать в рабство было строжайше запрещено указом султана – это были его подданные. Специальные молдавские комиссары выискивали по всей Османской империи своих обращенных в рабство соотечественников и, если находили, изымали их у владельцев без всякого выкупа и возвращали на родину.

С некоторой натяжкой можно считать, что этот поход был хорошей разведкой боем. Одно дело, когда через Дикое поле перемахивает конная орда: ее в это время и армией нельзя было считать, каждый ее всадник хорошо знал дорогу к пункту назначения, все необходимое имел при себе и ни в чем не нуждался; вполне организованной силой она становилась только в точке сбора. И другое дело, когда движется армия, состоящая из разных родов войск – конницы, пехоты, артиллерии, инженерных частей. Пожалуй, опыта передвижения такого большого и сложного военного организма в столь трудных и непривычных условиях у русской армии еще не было.

Второй Крымский поход под командованием Голицына состоялся в 1689 г. В предыдущем году татары, в отместку за первый поход, совершили набег на Украину. В то же время в Москву поступали послания христиан из подвластных туркам стран с призывами освободить их от магометанского ига. В них говорилось, что момент самый благоприятный: в Стамбуле на место свергнутого Мехмеда IV пришел Сулейман II, положение которого неустойчиво, турецкие армия и флот недавно потерпели несколько тяжелых поражений от австрийцев и венецианцев.

На этот раз отправились ранней весной, чтобы не бояться ни нехватки воды, ни степных пожаров. Но кто-то из москвичей очень своеобразно пожелал воеводе удачи – у забора голицынского дома был найден гроб с запиской примерно такого содержания: если этот поход будет столь же неудачен, как первый, то этот предмет – для него.

По пути было одно успешное столкновение с татарами: понеся большие потери и рассеянные пушечным огнем, они больше открыто не нападали. Однако конные толпы их постоянно виднелись в некотором отдалении. В конце мая дошли до Перекопа. И только здесь озадачились: а что делать дальше? В пути полагали, что стоит взять здешние укрепления – и Крым у русских ног. Но теперь осознали, наконец, то, о чем уже предупреждал Патрик Гордон: за Перекопом опять широкие степи, а за степями горы, за горами турки. Пока стояли в раздумье, подошла к концу вода. Справа было Черное море, слева море гнилое – Сиваш, ни из того, ни из другого не напьешься.

Завязали переговоры с ханом – в надежде, что он со страху согласится заключить мир на выгодных для России условиях. Но старый и мудрый Селим I Гирей, один из славнейших повелителей за всю историю ханства, только тянул время, хорошо понимая, какие у пришельцев проблемы. Он говорил потом сыну, что мог бы заманить русских в глубь полуострова, а там они были бы у него в руках – на всю округу только три колодца. Их вполне хватало кочующим по своим улусам татарам и их скоту, но огромной армии и по глотку не хватит. Но хан был то ли великодушен, то ли не желал идти на такой риск. Он не раз скрещивал с русскими саблю, хорошо знал их выносливость и упрямство – а потому мог поиметь в виду, что не так уж широка эта крымская степь. Так что российское войско ушло в прямом смысле несолоно хлебавши. Не захотев доводить дело до того, чтобы хлебать из Гнилого моря.

Софья встретила «света своего Васеньку», как библейского героя. Не очень значительная победа в единственном сражении и превозносилась как торжество над полчищами агарян, удачное возвращение (стоившее все же немалых жертв от лишений и болезней) сравнивалось с исходом Моисея и его евреев из плена египетского. Посыпались награды.

Но не все разделяли такие восторги. У Голицына было немало и тайных недоброжелателей, и почти явных противников, и Петр Алексеевич входил в возраст совершеннолетия. В том же 1689 г. молодой царь примет на себя всю полноту власти – после несколько странной развязки конфликта с сестрой, когда он среди ночи в одной ночной рубашке ускакал из Преображенского к Троице-Сергию, и туда перешел к нему от Софьи весь московский гарнизон. Подвигам Василия Голицына была дана совсем иная официальная оценка: он отправился в пожизненную ссылку. Царевна Софья была помещена в Новодевичий монастырь – пока не как монахиня, а «под домашний арест» (после Стрелецкого бунта была там же пострижена, а незадолго до смерти приняла иноческий чин).

Помимо «разведки боем», Крымские походы не были бесполезны и в рамках «Священной лиги» – они отвлекли немало не только татарских, но и турецких сил: после разгрома, учиненного Буджакской орде, османы стали держать на этом направлении немало своих войск, опасаясь очередного вторжения. В Стамбуле тоже осознали, какую опасность представляет упорство Российского государства и его народа: сто лет назад первым двинувшийся на Сибирь Ермак Тимофеевич сгинул со всей своей ратью, а теперь русские пределы простираются до Тихого океана, до куда более отдаленных мест, чем те, из которых начал когда-то свой победоносный поход Чингисхан.

В Крыму татарская знать почувствовала коренное изменение ситуации, и, когда султан в очередной раз потребовал от Селима Гирея прибыть с большим войском на войну с Австрией, беи и мурзы воспротивились. Они заявили своему хану, что теперь надо больше думать о защите Крыма, а не о походах в далекую Венгрию.

В результате по приказу разгневанного султана Сулеймана II хан Селим в очередной раз вынужден был оставить престол. Всего это случалось с ним трижды, и после каждого низложения авторитет его в народе только возрастал – но не будем предаваться истматовскому умилению, вспомним еще раз, чем привык заниматься этот народ. На этот раз, отрекшись от власти по требованию Стамбула, Селим совершил хадж в Мекку.

С тех пор, однако, при рассмотрении ситуации в Крымском ханстве кое-что из истама не мешает иногда припоминать: об объективной необходимости развития производительных сил, которые – основа здорового общественного бытия. А никак не «набеговое хозяйство». В Крыму все больше людей стало переходить на оседлый образ жизни. Большое число не только крымских татар, но и ногайцев стало проживать в селениях-аулах. Не факт, правда, что среди тех, кто стал возделывать землю или пасти скот поблизости от своего жилья, а не странствовать вслед за ним по степным просторам, было много коренных кочевников. Но надо иметь в виду и другое: в самом Крыму рабство уже не было широко распространено. В сообщении, относящемся к 1735 г., сказано о 20 тысячах «семейств пленных христиан», имеющих статус зависимый, но не рабский (освобождаемым через 5–6 лет после пленения рабам выход из Крыма был затруднен). Многие из них «отатаривались», усваивали язык, принимали ислам – тем самым существенно меняя облик крымско-татарского народа (процесс, находящийся сейчас в центре внимания его историков). Ханство продавало много зерна: иностранцы свидетельствовали, что из его гаваней ежедневно отправлялось по 100–150 груженных им кораблей.

Но некоторые ханы по-прежнему стояли на воинственных позициях. Султаны тоже направляли крымских всадников повсюду, где воевали сами, и их предводители не раз проявляли личную доблесть и совершали подвиги. Хаджи II Гирей прославился в Австрийском походе спасением войскового знамени. Впрочем, среди крымских владык отваги занимать не приходилось никому – так воспитывались с детства, да иначе бы их не избрали в ханы.

Отважен, горд и энергичен был Саадет III Гирей. Получив из Стамбула приказ прийти во главе войска в Австрию, жестокими мерами сломил нежелание ногайцев идти с ним в поход. Что редкость, на марше строго наказывал воинов, которые, вопреки его приказу, чинили насилия над местными жителями в Валахии. Но ханом он был всего год – опоздал к началу проигранной турками битвы. Те всю вину за поражение свалили на него и в очередной раз поставили у власти Селима Гирея – благо он как раз вернулся из хаджа.

Несколько странен был Сафа Гирей (правил в 1691–1692 гг.), от рождения наделенный коммерческой жилкой. Став ханом, взял на откуп сбор налогов (в известной мере, сам у себя). Продолжал заниматься торговлей рыбой и мылом (мыльный камень – один из немногих даров природы, которым она не обделила Крымскую землю; всем известная Сапун-гора – это «Мыльная гора»). Вдобавок стал пьянствовать, на чем изрядно подрастерял уважение своих подданных (для которых пьяница ассоциировался с христианином, т. е. с рабом или потенциальным рабом). Беи отказались идти за Сафой в поход. Смещенный султаном, он уплыл на Родос и там всецело посвятил себя торговле и вину.

Чтобы удержаться на престоле, с беями и мурзами следовало находиться в добрых отношениях. Хан Мурад Гирей (правил в 1678–1683 гг.) провел правовую реформу, взяв за основу старинные своды законов и обычаи – что весьма польстило аристократии. А вот отважный Хаджи II отменил выплаты из ханской казны и из стамбульских дотаций высшим должностным лицам, которые по происхождению почти сплошь были из знати, развязал репрессии против Ширинов – и на троне не задержался.

Если крупнейшие родовые кланы по-прежнему представляли собой значительную самостоятельную силу, то подобную же силу все чаще стремились представлять собой и ханские сыновья и другие представители высшей придворной знати. Получив пост наместника или по собственной инициативе обосновавшись среди ногайских орд, черкесов и других входивших в состав Крымского ханства народностей, они старались приобрести среди них большое влияние и начинали проводить собственную политику.

В те времена ханы стали практиковать добровольно-принудительное переселение племен и народов: ногайцы из прикаспийских орд, недавно вторгшиеся на их землю калмыки (успевшие истребить немалую часть ногайцев) и другие переселялись на Кубань или в прилегающие к Крыму степи.

Оглавление книги