Книга: На электричках: Путешествие из Владивостока в Москву
Сергач — Арзамас — Муром
Сергач — Арзамас — Муром
Сквозь сон я слышал, как по подоконнику ритмично постукивают капли дождя. Встал, открыл окно. Комната моментально наполнилась влажной прохладой и свежестью. Несмотря на ранний час, администратор не спала. Она проводила меня до стеклянных входных дверей и щелкнула задвижкой. Наверное, отправилась почивать.
Дождь прекратился. Я шел по улицам Сергача на станцию, обходя разросшиеся после дождя лужи. На одном из гаражей на воротах хозяин изобразил две волчьи морды. Они прижимались друг к другу, ежась от утренней прохлады. На калитке красками был нарисован большой толстый кот и рука, тянущаяся его погладить.
На станции Сергач уже собрались пассажиры. Они стояли не у вокзала, а на небольшом перроне, затерянном в переплетении железнодорожных путей. Сомнения не было: они ждали единственную электричку Сергач — Арзамас — Нижний Новгород в 5:55. Других электричек в Сергаче нет. О том, что они ждали не поезд, а именно электричку, говорило отсутствие багажа и повседневная одежда. Пассажиры, отправляющиеся поездом дальнего следования с подобных станций, одеваются более торжественно.
Электричку еще не подали. На улице накрапывал мелкий дождь, и я прошел по виадуку в здание вокзала, чтобы взять билет до Арзамаса. Внутри было тихо и пустынно. В левом крыле зала ожидания расположился табор цыган. Они спали прямо на полу, на пестрых ковриках и одеялах. Среди казенной обстановки железнодорожного зала ожидания табор выглядел будто яркий цветок.
Кассир, единственный бодрствующий человек на вокзале, сообщила, что билеты берутся в электричке у контролеров. Пока я обследовал вокзал, на первый путь подали товарняк. Цистерны и вагоны с углем медленно катились вдоль перрона. Состав встал, преградив мне путь к дальней платформе, где пассажиры ожидали электричку. Пришлось снова взбираться на виадук. Интересно, кто решил поставить товарняк на первый путь? Да еще перед отправлением электрички, когда из поселка на поезд идут пассажиры. С виадука было видно, как к станции с разных сторон тянутся одинокие фигуры.
Подошла четырехвагонная ЭД9М. В первом вагоне расположились торговки, едущие в Нижний Новгород. Они называли город старым именем Горький. Торговки везли с собой товар в тележках на колесиках. Только электричка тронулась, они разлеглись на лавках и стали перекрикиваться через весь вагон, а потом сбились в кучу в двух соседних купе и начали стрекотню. Пока доехали до Арзамаса, торговки перемыли кости всем односельчанам. В Арзамасе я сошел. Торговки же пошли на пересадку, на согласованную электричку до Нижнего Новгорода.
Станция Арзамас-2 находится на отшибе города. Вокзал двухэтажный. На втором этаже — зал ожидания, кассы и ресторан. Единственная стойка с кодовыми ячейками хранения находится в общем зале, при входе в вокзал. До электрички на Муром оставалось несколько часов, и я положил рюкзак в ячейку хранения, чтобы не таскать с собой по городу. Для открытия ячейки нужно было получить у дежурной вокзала медный жетон, похожий на монету, но без чеканки. Жетон выдается после оплаты и предъявления паспорта.
Свободный от ноши, я выпорхнул из здания вокзала на площадь. Черным пятном маячил паровоз серии «Эр» с надписью «Арзамасский железнодорожник» на тендере. Под паровозом, меж колесными парами, спал бездомный, положив голову на рельсы. За тендером спряталось небольшое кафе «Греция». Солнечное название кафе совсем не подходило к окружающей обстановке и вносило в общую картину привокзальной площади легкий диссонанс.
До центра я добрался на рейсовом пазике. Кондуктор сонно потерла глаза, отсчитала сдачу, оторвала бумажный билетик от рулона и протянула мне. Пазик бодро тарахтел по пустым улицам Арзамаса. В выходные дни автобусов на линии меньше, чем в будни. Кто-то из водителей получил возможность сходить с утра на рыбалку или подольше поспать. Водителю, сидящему за рулем, повезло меньше: ему предстояло крутить баранку до вечера. На одной из остановок зашел человек и поприветствовал водителя. Отражение шофера в салонном зеркале кивнуло в ответ.
— Мы в баню сегодня с ребятами собрались, — деловито заявил приятель. — Идешь с нами?
— Нет, не могу! — мотнул головой водитель. — Работаю до восьми, потом домой.
— Ну, смотри. Второй раз уже пропускаешь! — укорил знакомый.
На следующей остановке ввалилась толпа женщин с авоськами: в центр, на рынок за продуктами. Со скрипом затворилась дверь. Пазик захрипел старым мотором и неторопливо отвалил от остановки.
В центре Арзамаса много православных церквей и соборов. Паломники и туристы стремятся осмотреть все за несколько часов, галопом. Воскресенский собор на Соборной площади построен в честь победы русского народа в Отечественной войне 1812 года. Самый крупный собор, на вершине холма у реки Тёши. Величественный и монументальный, он сплотил вокруг себя остальную архитектуру центра: храм Казанской иконы Божией Матери, церковь Святого Николая, Гостиный ряд. Разнообразие церквей настолько велико, что сразу и не сообразишь, зачем такое скопление на одном пятачке. Когда-то давно каждая церковь, каждый собор имели определенное значение. За период гонения на Русскую православную церковь смыслы смешались и утратились. Сейчас здания церквей восстановлены, а основным назначением их стало славить Бога. О разделении и о смыслах мало кто заботится. Это уже история.
В 60 километрах от Арзамаса находится Серафимо-Дивеевский женский монастырь, в обиходе — Дивеево. Он почитается православной церковью как земной удел Богородицы. Сюда стекаются паломники со всей Руси и из-за рубежа. Ехать удобно через Нижний Новгород или Арзамас. На автовокзале меня обступили таксисты: «В Дивеево едем! Довезу до Дивеево. В Дивеево поехали, парень!» Часто паломники, чтобы сэкономить, собираются по трое-четверо и нанимают одно такси до монастыря, разделив плату на компанию.
Арзамас связан с двумя значимыми в русской литературе именами: Максимом Горьким и Аркадием Гайдаром. Горький в 1902 году находился в Арзамасе в политической ссылке. Именно здесь он закончил «На дне» и приступил к созданию романтической пьесы «Дачники».
В 1911 году в Арзамас из Льгова переехала семья учителя Петра Исидоровича Голикова с тринадцатилетним мальчишкой Аркашей — будущим писателем Аркадием Гайдаром. Здесь Аркадий начал путь бойца: стал связным большевиков, участвовал в митингах, патрулировал улицы города. В Арзамасе есть Парк имени Гайдара. Среди тенистых елей и берез установлен памятник писателю. На постаменте высечены строки стихотворения Михалкова:
Окраины Арзамаса мало чем отличаются от окраин других провинциальных городов: кирпичные пятиэтажки, деревянные бараки, избы. На самом краю города находится станция Арзамас-2, куда я вернулся, пройдя весь город пешком за 40 минут.
К перрону уже подали электропоезд Арзамас — Вековка, идущий через Муром. В вагоне разместились пассажиры, направляющиеся каждый по своим делам. Интересно, вот так, оглядывая салон электрички, прикидывать, куда едет тот или иной пассажир. Старушка возвращается с базара в свою деревню. Двое ребят везут запасную часть для трактора. Мама с мальчиком едут из воскресной школы домой.
Ближе к Мурому пошли глухие станции. За окном плыли болота и топи муромских лесов. На одной из таких станций зашли охотники с сетками, в которых наперебой крякали и хлопали крыльями утки. Охотники расселись в салоне, а сетки с утками так и оставили стоять в тамбуре. По всему тамбуру от сеток разлетались утиные перья.
Поезд в очередной раз сделал остановку у станции с несколькими деревянными домиками около платформы. В вагон сели двое деревенских парней. Они по очереди пили пиво из большой пластиковой бутылки. Проходящий по вагонам полицейский заметил это.
— Распиваем, молодые люди? — Полицейский строго посмотрел на ребят. — Нехорошо! Пройдемте в салон, будем оформляться. А бутылку можете оставить здесь.
— Нет! Как? — запротестовали ребята. Они никак не ожидали такого поворота событий.
Но полицейский был непреклонен. Он усадил парней на сиденье напротив себя, достал бланк и начал заполнять протокол, кидая короткие, четкие вопросы:
— Фамилия? На какой станции сели? Куда путь держите?
Ребята были совсем простые и отвечали тоже просто, по-деревенски, характерно растягивая «О».
— Тёшинские мы. В гости едем. Кто ж знал…
— К кому в гости едете? — уточнил полицейский.
— К племяннику к моему. Проведать. Да что ж теперь сделаете? После такого мне никакие гости не в радость. Назад сейчас поеду! — волнуясь, отвечал один из парней.
Он явно был напуган и боялся, что полицейский отвезет их в дежурку и продержит там до утра. Боялся, что тот выпишет штраф и квитанция придет домой.
— Не выписывайте, товарищ сержант! — молил он. — У мя знаете кака жена? Увидит штраф за пиво — ка-а-ак даст!
Парень замахнулся здоровенным кулаком и махнул им в воздухе, показывая, что произойдет, если жена узнает про распитие пива.
— Где проживаете? — продолжал писать полицейский.
Когда протокол был составлен, полицейский дал подписать его обоим нарушителям и скрылся в соседнем вагоне. А ребята отправились обратно в тамбур перекурить и допить пиво.
— Пиво там не сперли? — произнес один, выглядывая в тамбур.
— Перекурнем пойдем. Это же ж надо так попасть! Пятьсот рублей штраф! — возмущался другой.
Пассажиры протестовали, говорили, что полицейский может вернуться. Но парни уже не слышали. Они задымили в тамбуре и продолжили «эстафету» с пивной бутылкой, прихлебывая из горлышка.
Электричка, гулко стуча колесами, скользнула внутрь металлических ферм моста через Оку и въехала в Муром. Большинство пассажиров вагона продвигались к выходу. «Городская. Следующая Муром», — зазвучал голос машиниста в хриплом динамике. В проходе между рядами столпились пассажиры. Интуитивно я понял, что сойти нужно здесь. И не ошибся. Станция была в самом центре Мурома. До гостиницы идти было ближе, чем от вокзала.
Вечер был удивительно теплый. Закатное солнце нагрело набережную Оки и играло в позолоченной стали куполов муромских монастырей. Неподалеку от берега, в овраге, рядом с Николо-Набережной церковью спряталась полуразвалившаяся избушка. Бревна ее расползлись, крыша выгнулась седлом, и казалось, избушка вот-вот рухнет, как карточный домик. Половина крыши была застелена свежим рубероидом, а другая половина — вся в дырах и латах. Забор покосился, но избушка была обитаема: цветы на подоконниках, ухоженный огород. И это в самом начале набережной, туристического магнита Мурома! Правда, от благоустроенной набережной избушка скрыта кустами, и, если идти по съезду Воровского, она остается незамеченной.
Спуск или съезд Воровского выводит к ледовой переправе, где асфальтовая дорога полого уходит под воду. Летом переправа закрыта. А зимой, когда река замерзает (или, как тут говорят, «встает»), благодаря этому съезду автомобили перебираются на противоположный берег Оки.
В южной части города над рекой нависают стальные фермы железнодорожного моста. Вдруг с правого берега на мост выскочили четыре серо-красных вагона электрички. С набережной они казались совсем маленькими, игрушечными. Навстречу электричке на мост с грохотом вышел товарняк, и вся округа наполнилась клокочущим шумом. Звук разлетался вдоль реки, многократно отражаясь и усиливаясь. Казалось, что поезд идет совсем рядом.
По небу растянулись ярко-сиреневые полосы перьевых облаков, предвещающие хорошую погоду на следующий день. Солнце пряталось за могучие плечи Ильи Муромца, увековеченного в камне на высоком берегу Оки. Илья поднял меч и грозно взирал на реку и прогуливающихся по набережной горожан.
Оглавление книги
