Книга: Дом на хвосте паровоза. Путеводитель по Европе в сказках Андерсена

Сорё: храм науки, жемчужина поэзии

Сорё: храм науки, жемчужина поэзии

О «городе в бутылке» Сорё (Sor?) нам тоже уже кое-что поведал сон маленького Тука (см. соответствующую главу), однако в «Обрывке» Андерсен уделяет больше внимания ее «донышку», где «краснощекие юноши учатся разной премудрости». Речь идет об Академии Сорё, история которой напрямую связана с личностями еще двух выдающихся датских писателей – Бернхарда Северина Ингемана и Людвига Хольберга. Одно упоминание этих имен уже дает «культурный портрет» города; для завершения картины остается только описать местные романтические пейзажи, что Андерсен и делает, доверяя, впрочем, эту часть рассказа ностальгирующей бабушке. Но об этом чуть погодя, а пока о «дворце науки».

Академическая история Сорё началась чуть ли не с самого его основания: именно здесь, в западной пристройке к монастырским воротам,^{Илл. 5} «датский Нестор» Саксон Грамматик в XII веке писал свои «Деяния данов». Когда четыре века спустя случилась Реформация и вся собственность монастыря Сорё была конфискована в пользу короны, на базе бывшего монастыря организовали школу-интернат для мальчиков.

Илл. 5

Сорё. Монастырские ворота

Вскоре по указу короля Кристиана IV интернат был преобразован в «рыцарскую академию» (читай – академию государственной и военной службы). В планы короля входило взрастить из нее второй университет, но этому помешало плачевное состояние экономики после датско-шведских войн: без должного финансирования академия вскоре зачахла и коллапсировала обратно в школу. Однако, к счастью, еще примерно век спустя на сцене появился «самый европейский из датчан» – Людвиг Хольберг.

Пушкин в свое время жаловался, что его угораздило «родиться в России с душою и талантом». Дания, по опыту Андерсена, в этом смысле тоже не мед, но вот Хольберг, скажем, родился вообще в Норвегии – и это ему ничуть не помешало. В одиннадцать лет оставшись круглым сиротой, он перебирается из Бергена в Копенгаген, где проходит университетский курс теологии (не карьеры ради, а скорее документа для), параллельно самостоятельно изучая иностранные языки, историю и право. К двадцати он заканчивает университет и отправляется за границу – много путешествует, в том числе пешком, изучает местную культуру, посещает лекции в университетах, копается в библиотеках. Везде наблюдает, слушает, дискутирует, записывает. Живет за счет подножного корма: преподает языки и музыку, сопровождает знать в поездках. После нескольких лет такого кочевого существования в 1708 году возвращается в Копенгаген, оседает там – и начинает писать. Пишет он на протяжении всей жизни: поначалу преимущественно исторические исследования и эссе (и в 1717 году получает должность профессора истории в Копенгагенском университете), потом сосредотачивается на сатире и комедиях для сцены (и благодаря им зарабатывает себе славу «датского Мольера»), а на закате дней переключается на философию. Со своих трудов Хольберг имеет немаленькие гонорары (его научные работы распространяются по платной подписке, а комедии составляют костяк репертуара Королевского театра, пока его не прикрывают в 1728 году), но к деньгам относится без вожделения. Живет холостяком, без излишеств, сбережения инвестирует – сначала в торговлю, а потом и в недвижимость.

Когда же приходит время писать завещание, возникает вопрос: кому может оставить свое состояние человек, не имеющий семьи? И тут Хольберг находит общий язык со сторонниками возвращения школе в Сорё академического статуса (попытки к тому предпринимались и раньше, но всякий раз упирались в недостаток финансирования). Казалось бы, рядом уже есть Копенгагенский университет – зачем множить сущности? Но не исключено, что решение Хольберга было принято с дальним прицелом. Известно, что его взгляды на образование не совпадали с традиционным культом зубрежки, так что, возможно, он видел в возрождении Академии Сорё шанс реализовать свои педагогические идеи в более гибкой и прогрессивной среде, нежели Копенгагенский университет. (Кто хоть раз пытался что-то изменить в коллективе из более чем полусотни человек, тот поймет.) Так или иначе, сошлись на том, что Хольберг завещал доход со всех своих имений в пользу Академии, за что получил право голоса в организационных вопросах (включая назначение профессоров), освобождение от налогов на недвижимость, титул барона, а впоследствии и место в монастырской церкви,^{Илл. 6} рядом с Вальдемаром IV и епископом Абсалоном (см. все ту же главу про «Маленького Тука»). Отсюда и андерсеновское упоминание Сорё как города, «хранящего прах Хольберга».

Период благоденствия Академии, начало которому положило в 1747 году хольберговское завещание, прерывается через шестьдесят с лишним лет, когда сильный пожар полностью уничтожает центральную часть здания. Ремонтные работы ведутся более десяти лет, и наконец в 1825 году

Илл. 6

Монастырская церковь Сорё

Академия открывается снова – тем самым «могучим лебедем», которым и застает ее Андерсен. (Сравнение, кстати, взято не с потолка: своим парадным фасадом Академия выходит на озеро, облюбованное дикими лебедями. Часть лебедей обыкновенно дремлет на берегу прямо на лужайке перед зданием, очевидно, принимая его за своего. А до 1900 года оно еще и было выкрашено в белый цвет.)

Как раз в это время, незадолго до открытия восстановленной Академии, должность профессора датского языка и литературы в ней получает Бернхард Северин Ингеман, знакомый Андерсену с юношества по все тому же «дому у холма» четы Рабеков[46]. Ингеман с молодой женой переселяются в Сорё и занимают «блестящий, как беленький полевой цветочек, скромный домик», примыкающий к зданию Академии с юго-восточной стороны.^{Илл. 7} Андерсен в то время учится в гимназии в Слагельсе (см. ниже), всего в дюжине километров от Сорё, и часто навещает Ингемана – его дом кажется Андерсену воплощением поэзии, а в самих супругах он видит еще одних Филемона и Бавкиду. Во время летних каникул он гостит у них целыми неделями, и его воспоминания об этом времени (см., например, «Сказку моей жизни») буквально лучатся счастьем. Неудивительно, что все романтическое действие бабушкиных мемуаров в «Обрывке жемчужной нити» разворачивается именно в Сорё, и, возможно, Андерсен срисовал оттуда не только декорации.

Илл. 7

Академия Сорё и дом Ингемана

Благодаря Ингеману, кроме привычного положения «храма науки», Академия вскоре становится одним из центров притяжения датского Золотого века. Со слов Андерсена, Ингеман как будто никогда не созывал гостей, но они стекались к нему сами – и кто у него только ни бывал: и Торвальдсен (см. главу про «Маленького Тука»), и Бликер (см. главу про «Предков птичницы Греты»)… Сам Андерсен тоже никогда не упускал возможности погостить у Ингемана, когда проезжал через Сорё, – а благодаря его многочисленным путешествиям, такая возможность предоставлялась регулярно. Ингеман прожил в Сорё до конца своей жизни, с 1843 года занимая пост директора Академии. Именно там возникли наиболее известные его произведения, включая исторические поэмы и романы (то самое «слово о давно минувших временах и судьбах Дании»), снискавшие ему славу «датского Вальтера Скотта», религиозные стихи, ставшие популярными песнями благодаря музыке Вейсе, а также упомянутые Андерсеном «благочестивые псалмы» и рождественские гимны.

Ингеман умер в конце зимы 1862 года, уже после написания «Обрывка жемчужной нити», и был похоронен недалеко от своего дома, во дворе монастырской церкви Сорё. Андерсен лично присутствовал на похоронах и даже написал небольшой некролог, который потом цитировал в приложении к «Сказке моей жизни». И дом Ингемана, и здание Академии сохранились до наших дней. Академия даже до сих пор работает, правда, снова в режиме интерната. Все остальное тоже на месте – монастырская церковь, лебеди, лодочная пристань, «Аллея философов».

Не передать ли теперь слово бабушке?

Оглавление книги