Книга: Кнайпы Львова

Вкус детства

Вкус детства

У каждого вкус детства свой. Мой отец вынес из детства одну из характерных достопримечательностей старого Львова — запах и вкус изделий знаменитого кондитера Людвика Залевского.

Его кондитерская находилась на ул. Академической под номером 22, именно там, где теперь «Свиточ», и каждый ребенок, попадая во Львов, сразу тянул родителей на Академическую, то бишь на Корсо, чтобы, став перед витриной, жаждущими глазами впитывать в себя тот удивительный, чарующий мир конфетного искусства, который манил, пленил и не выпускал из своего плена уже никого.

Папа помнил запах конфет и пирожных, помнил их вкус и, пересказывая мне свои впечатления, чмокал губами. А мне казалось, что там, на устах, еще остались отдельные моменты того вкуса и он хочет передать его мне, но не хватало слов.

— Там были яблоки в глазури и такое маленькое печенье размером с 10 копеек… а еще пирожные в виде картофелин, из которых торчали белые побеги из миндаля… выглядело, как проросший картофель… или еще «муринки» — пирожные, политые шоколадом со взбитыми сливками.

Не отпускала кондитерская воспоминаний и Станислава Лема:

«В те времена меня влекла кондитерская Залевского. И имел я, пожалуй, хороший вкус, поскольку с той поры не приходилось мне видеть конфетных витрин, украшенных с таким размахом, нигде в мире. Фактически это была настоящая сцена, оправленная в металлическую раму, на которой несколько раз в год менялись декорации, составляли фон для изумительных статуй и аллегорических фигур из марципана. Какие-то большие натуралисты, Рубенсы кондитерства воплощали свои величественные видения, особенно на Рождество и Пасху за стеклами оживали чудеса, залитые в массу миндальную и шоколадную. Сахарные

Николаи мчались на санях, а из их мешков текли лавины вкусностей. На глазированных тарелках покоилась ветчина и рыба в желе, но на самом деле тоже из марципанов и с кремовой начинкой. Даже ломтики лимона, просвечивающиеся сквозь желе, были произведением кондитерского искусства лепки.

Помню стадо розовых свинок с шоколадными глазами, все, какие только могут быть, виды фруктов, грибы, копчености, растения, какие-то пещеры, скалы и обрывы. Казалось, что Залевский способен целый космос воспроизвести в шоколаде, украсив солнце очищенным миндалем и звезды — глазурью. Каждый раз в новый сезон умел этот мастер над мастерами захватить мою душу, жаждущую, беспокойную, с какой-то новой стороны, поразить меня совершенством своей марципанной скульптуры, аквафортами белого шоколада, везувиями тортов, которые извергали взбитые сливки, в которых, как в вулканической лаве, тонули засахаренные фрукты.

Пирожные Залевского стоили 25 грошей, и это было не дешево, если учесть, что большая булка стоила пять, цукаты — около десяти. Но очевидно стоило платить за эти роскошные панорамы, за сладкие праздничные батальные сцены».

Ванда Немчицка Бабель: «В кондитерскую Залевского входили все с благоговением, так как здесь сверкали мраморные крышки, стеклянные витрины, за которыми возвышались горы вкусных пирожных, выпечки и тортов, а на Пасху витрина превращалась в большой праздничный стол из марципановых изделий, имитирующих все освященные блюда — куличи, пасхальные яйца, ветчину и свиные ноги с костями, а еще зайчиков и барашков из шоколада — больших и маленьких — в корзиночках, украшенных зеленым барвинком. А на Рождество в марципановую ветчину и колбасы добавлялись марципановые голубцы и пироги с желтыми шкварками. Была даже миниатюрная марципановая голова и марципановый поросенок. Стояли также на столе маленькие бутылочки с ликером, имевшие на своих длинных шеях привязанные рюмочки. И этот чудесный запах миндалей, пунша, жареных орехов заставлял всех вдыхать воздух полной грудью. А для детей это уже был настоящий праздник, который притягивал сотни глаз.

Из всех пирожных, которые я больше всего любила, были «муринки» — два бисквитных кружочка, склеенных массой снежно-белого сливочного крема, облитые толстым слоем роскошного шоколада, и еще конечно пампушки, которые стали настоящей легендой и визитной карточкой этой кондитерской».

Завоевание Львова

Изделия Залевского были очень известны. Ежедневно самолетом их вывозили в Варшаву, Париж, Вену.

Залевский родился в 1868 г. в Ляшках Завязаных около Рудок в имении графа Дрогойовского, где его отец Матяш Залевский был шеф-поваром. Своего сына пан Матяш готовил на учителя, но когда тот в Самборе увидел в кондитерской, какие конфетные чудеса можно творить, сразу записался на учение в Кракове к известному мастеру Михалику.

Атмосфера краковской богемы привела к тому, что молодой парень увлекся не только сладостями, но и искусством, уже тогда продумывал свой будущий бизнес. Но конкурировать в Кракове с Михаликом было безнадежно. И Людвик отправился завоевывать Львов.

В 1903 г. вместе с каким-то Солецким он основал свою первую кондитерскую на ул. Гетманской, 10. Его напарник был обычным работником и не понимал идей Людвика, которому и дальше виделась карьера его учителя. И тогда Людвик переселился в кондитерскую на площади Марийской, 5, в «Французскую» гостиницу. Но вскоре покинул и этот локаль и перебрался в бывшую кондитерскую Гросса на ул. Академической, 14. Здесь он уже не на шутку разошелся, все перестроил и устроил роскошную витрину, какой еще Львов не видел, и сделал там склад сахаров, а кондитерскую свою перенес еще дальше.

На ул. Академической под номером 22 находилась на то время мастерская Якубьяка и Доманского, занимавшихся позолотой рам, зеркал, изготовлением церковных предметов. Именно их помещение понравилось Залевскому и, одолжив денег у своего приятеля из Перемышля, Эразма Росевича, который тоже был кондитером, он выкупил мастерскую.

Своим видом кондитерская Залевского копировала краковские заведения Михалика.

Сначала посетитель попадал в большой зал со шкафами и крышками из красного дерева. Далее — еще три длинных узких зала, обшитых панелями. Со двора находилась трехкомнатная мастерская, а на втором этаже жила семья Залевского. Тогда уже он был женат на Еве Марии Корнецкой.

Людвик мечтал, что так же, как и в Кракове у Михалика, будет собираться у него богема. И надежды его оправдались. Первым завсегдатаем кондитерской стал поэт Ян Каспрович.

Понемногу фирма приобретала популярность, и пан Людвик скоро стал меценатом искусства. Детей водил на художественные выставки, покупал картины. У Казимира Сихульского заказал несколько декоративных панно в стиле ампир для большого зала. Какой вес имел Залевский, свидетельствует то, что перед наступлением русских войск в 1915 г. магистрат Львова, эвакуируясь в Вену, вывез также и городскую кассу. Но чтобы не оставлять жителей без денег, выпустил боны, гарантами которых выступили известные фирмы. В том числе и Залевский.

После Первой мировой старший сын Людвика Владислав основал свою фабрику шоколада и конфет на ул. Зиморовича, 14, а вскоре еще два магазина собственных изделий, в частности на ул. Академической, 10.

Владислав также любил искусство, и именно в его доме состоялись первые репетиции ревю Щепко и Тонько «Веселая львовская волна». Сюда приходили известные актеры, художники, журналисты и писатели. Постоянными посетителями кондитерской были историки искусства, университетские профессора, которые имели здесь свои постоянные столики с четырех часов — Владислав Подляха, Мечислав Гембарович, Казимир Тишковский.

Об этой маленькой слабости своих преподавателей хорошо знали студенты и не раз подстерегали профессоров за поеданием пирожных и распитием ликеров, чтобы подсунуть им зачетки. Даже были случаи, когда преподаватели принимали в кондитерской за столиками экзамены.

Сюда наведывались Ян Каспрович, Станислав Лемпицкий, Тадеуш Лер-Сплавинский, в воскресный полдень приходили Герник Збежховский и Корнель Макушинский. Любили здесь пить кофе с пирожными профессора университета, которым частенько мешали студенты с зачетками.

Весь Львов знал о Залевском так же хорошо, как и сейчас о «Свиточе». По городу кружила эффектная бронзовая фургонетка с золотым автографом владельца.

Горькие дни шоколадного короля

28 сентября 1939 г. фирма Залевского перестала существовать. Зато появился кооператив «Труд инвалидов» во главе с Иваном Дмитерком, простым человеком, который до сих пор занимался таким интеллектуальным трудом, как варка шоколадной массы. Его место у котла занял Владислав Залевский. Согласно документу, он теперь числился «кондитерским рабочим» со ставкой 312 руб. 50 коп. Интересно, что советы, стремясь поразить львовян чем-то особенным, привезли на самолетах из самой Москвы пирожные величиной с тарелку.

Знаменитый конфетник должен был не только сменить профессию, но и помещение, перебравшись из просторной квартиры на ул. Кадецкой к сестре Ядвиге на ул. Грюнвальдскую.

Еще был жив буржуй Людвик Залевский, и НКВД искало его. Старый Залевский, пережив стресс и психический надлом, скрывался в госпитале своего приятеля доктора Яблонского, где и умер 17 февраля 1940 г. Отец львовских кондитерских похоронен на Лычаковском кладбище в скромном склепе его тещи (район 2-В, поле 16, могила 57).

Владислав с семьей пережил немецкую оккупацию (тогда кондитерской руководил немец Майнл), но когда солдаты вошли во Львов во второй раз, они решили Залевского арестовать. Произошло это 7 января 1945 г.

В тюрьму на ул. Городоцкой жена носила передачи.

«Начальнику Дома Заключения

Заявление

Прошу передать мужу моему Залевскому Владиславу Людвиковичу следующие пищевые продукты: мясо, каша, деруны картофельные, хлеб целый, мармелад, табак, кофе, лук».

11 февраля Залевский ответил:

«Вчера получил все. Жестяную банку оставил себе вместо ночного горшка. Пироги дрожжевые были вкусные, как никогда, потому что сладкие, а по сладостям я пропадаю. Скучаю по тебе, хочу быть уже у тебя и верю, что это наступит через несколько дней. Оба допроса были того же содержания: чья фабричная собственность? Кем был при немцах? Сколько людей нанимал отец до войны? Каковы были выгоды и обороты?»

Человек, который удивлял своими изделиями Варшаву, Вену, Париж, писал: «Любимая, можешь ли прислать больше хлеба, рубашку и кальсоны? Спрячь в рубашке иглу и немного черной нити. Зашей в воротник, я найду. Был снова на допросе, и опять то же. А что при немцах я был только техническим руководителем, а директором был Шмидт, и этому свидетелей много, то должны меня освободить, так как другого обжалования нет».

Не тут-то было — 5 апреля 1945 г. Залевского вывезли в лагеря в Карелию, а далее в Тюмень. Только оттуда пришло письмо. «Я здоров. Работаю в Речном судоходстве, сначала на земляных работах, а теперь как художник вывесок и лакировщик. Эта работа мне подходит полностью, за три месяца я стал прекрасно владеть кистью. После работы я нарисовал масляный пейзаж на продажу, но пока не удалось найти покупателя, так висит над моей берлогой».

Тонкий ценитель живописи, меценат, который покупал картины, сейчас сам искал покупателя для своих работ.

Со временем надежда на скорое освобождение блекла, настроение падало и охватывало отчаяние.

«Я исчерпан болезнью и должен теперь отживляться и одеваться, я дословно обносился, в лохмотьях и почти босой. Поэтому должен просить тебя выслать мне телеграфом 605 рублей на еду и валенки, которые стоят 150 рублей. Город Тюмень напоминает Перемышль, но не видом, а по величине. Я здесь должен находиться до конца срока ссылки, пять лет, т. е. до 7 января 1950 г.»

Последнее письмо, которое Екатерина Залевская получила во Львове по адресу: ул. Мохнацкого 2, кв.1, было написано другой рукой.

«Уважаемая пани, с искренним сожалением сообщаю, что муж ваш Владислав, который в последнее время работал на обслуживании тяжелых машин, умер вчера 28 декабря 1947 г. При случае добавляю, что был мне должен 125 рублей, которые я ему одолжил…»

Письма Залевского опубликовал недавно Ежи Яницки. Отдавая должное львовским увлечениям автора, должен привести характерный абзац, который относится к 1993 году и демонстрирует некоторую агрессивность автора: «Сегодня, когда за витринами «Свиточа» толпятся закутанные в платки бабы с банками молока, мужики в брезентовых фуфайках, и разгоряченным взглядом выискивают на полках сухари и печенье, не «выбросили» ли их в ту пору, так уже даже не слеза в глазу крутится, а жалость и тревога — какую-то теперь сладкую жизнь устроили себе современные львовяне».

Повторяю, написано это в 1993 г., и каждый читатель может сам оценить, что руководило автором: ностальгия по старому Львову или неприятие настоящего.

Эпилог

Ни Станислав Лем, ни мой отец ничего не знали о трагедии Залевского. В их памяти остался только сказочный мир витрин и сладкий вкус детства. Вкус, которого нам не испытать никогда, потому что каждый имеет свой. Никакие описания не воссоздадут его. Он умирает вместе с целым поколением.

Оглавление книги