Книга: Покровка. Прогулки по старой Москве

Домик счастливого детства

Домик счастливого детства

Флигель дома купцов Алексеевых (Садовая-Черногрязская улица, 8) построен в 1880 году по проекту архитектора А. Никифорова.

Этот домик (а на самом деле – только флигель, главная часть дома снесена) на улице Садовой-Черногрязской – один из очаровательнейших домиков Москвы. Находится он на Садовом кольце, однако, глядя на него, можно легко забыть об окружающем пейзаже. Кажется, что находишься где-нибудь в тихом и уютном городке, в котором никто никуда не спешит и все счастливы.

В этом же доме был счастлив один человек – режиссер Константин Станиславский (настоящая фамилия – Алексеев). Здесь проходило его безмятежное детство. И здесь, можно сказать, зародился один из самых известных российских театров – Художественный.

Константин Станиславский родился в Москве, в классическом купеческом семействе. В классическом – да не совсем. Отец, Сергей Владимирович Алексеев, был самый настоящий предприниматель, представитель старого купеческого рода, полностью поглощенный фамильным делом – золотоканительным производством. А вот мать, Елизавета Васильевна, урожденная Яковлева, была дочкой профессиональной французской актрисы Мари Варлей. Поначалу родители Сергея Владимировича противились этому браку, но упорный сын сумел их убедить в том, что лучшей жены ему в жизнь не сыскать. А им – лучшей невестки. И, действительно, Елизавета Васильевна пришлась в этом семействе, как говорится, ко двору.

В доме Станиславских каждый вечер играло фортепиано, раздавалось пение хозяйки и многочисленных гостей. В сыне же родители души не чаяли. К счастью, размеры алексеевского дома развернуться позволяли: например, чтобы потешить мальчика Кокосю, на второй этаж иной раз приводили лошадь Поньку, а подчас устраивали и «игру в песочек». «В комнате расстилалась простыня, и на нее насыпалась кучка, очевидно, специально для этого заготовленного, мелкого москворецкого белого, чистого песку», – вспоминали родственники Станиславского. А переходы в доме были столь внушительны, что в одном из них всегда был сервирован чайный столик и стоял диван (на нем любил дремать отец семейства).

Главное увлечение маленького Кости – цирк. Он даже был влюблен в одну наездницу, девицу Эльвиру, прекрасно исполняющую «Танец с шалью». Будущий великий режиссер в то время был совсем еще ребенком, но впоследствии с радостью вспоминал: «Музыка заиграла знакомую польку, – это ее номер. „Танец с шалью“ – исполнит партер и на лошади девица Эльвира. Вот и она сама. Товарищи знают секрет: это мой номер, девица, – и все привилегии мне: лучший бинокль, больше места, каждый шепчет поздравление. Действительно, она сегодня очень мила. По окончании своего номера Эльвира выходит на вызовы и пробегает мимо меня, в двух шагах. Эта близость кружит голову, хочется выкинуть что-то особенное, и вот я выбегаю из ложи, целую ей платье и снова, скорей, на свой стул. Сижу, точно приговоренный, боясь шевельнуться и готовый расплакаться. Товарищи одобряют, а сзади отец смеется».

* * *

Отец любил побаловать детишек и частенько покупал билеты в цирковую ложу. Одна беда – он очень сильно уставал в конторе, и в единственный свой выходной мог задремать после обеда, да так задремать, что не добудишься. Иногда удавалось приехать лишь к третьему отделению. К счастью, наездница Эльвира почиталась как своего рода гвоздь программы. Ее выступление всегда было ближе к концу.

Алексееву-старшему было от чего уставать. Ведь он был одним из наследников большого фамильного дела. Еще в 1785 году в Москве, на Якиманке сын ярославского крестьянина Семен Алексеев выстроил маленькую фабричку «волоченного и плащенного золота и серебра». Расчет был точен – шло время правления Екатерины Великой, и расшитые золотом мундиры, дамские платья, занавески, обивка будуаров и карет пользовались огромной популярностью. Не говоря уж о «церковном» рынке сбыта – предприимчивый провинциал сделался основным поставщиком Синода. Ко второй же половине девятнадцатого века производство разрослось, появились крупные оптовые заказчики в Средней Азии и в Индии. Кустарное оборудование сменили производительные станки. Все это требовало, разумеется, большой отдачи сил.

Алексеев-младший обижался на отца, однако не роптал – очень любил своего папеньку. Тем более что цирк присутствовал в его жизни практически ежедневно. Все свободное от домашних уроков время он вместе с товарищем, таким же увлеченным циркоманом, и братьями играет в «Цирк Констанцо Алексеева». Мальчики все делают сами – от продумывания репертуара до издания билетов. Сами были и фокусниками, и акробатами, и клоунами, и гримерами, и кассирами. Зрители – конечно же, домашние: родственники, прислуга и друзья.

К счастью, родители старались не мешать забаве Кости. Наоборот, всячески поощряли ее. И в результате цирковые представления постепенно превратились в театральные. А со временем вместо домашнего театра Алексеев (уже под известным псевдонимом Станиславский) открыл свой театр, которому и было суждено прославиться на всю планету.

* * *

Впоследствии «красноворотский дом» прославился не-обычайным кабинетом Константина Сергеевича: «Невысокие простые потолки, – писал завсегдатай особняка, художник Симов. – В одном из углов довольно обширного помещения какой-то портик или, пожалуй, маленькая квадратная часовня с усеченным выступом и небольшой аркой-входом из грузного мореного дуба. Готический стиль. Освещалась она узкими готическими окнами (целлулоидовые наклейки – удачная имитация), причем на цветных стеклах – прозрачный ряд рыцарских фигур. Подстать оригинальный сундук с металлическими петлями и столик, похожий на аналой. На нем темнел фолиант в кожаном переплете, где чуть поблескивали старинные застежки».

Но главное, все же, не это. Главное, что если бы не этот уютный и счастливый дом, то так и не случилось бы театра под названием МХАТ.

Оглавление книги