Книга: Кнайпы Львова

Первые цукерки

Первые цукерки

Львов не только любил есть и пить, но и лакомиться.

Еще в средние века во Львове поселились пекари, которые баловали львовян вкуснейшим печеньем. А чтобы с успехом защищать свои права, они объединились в цех и бурно праздновали свой профессиональный праздник в День святого Антония — 13 июня.

Пекари тесно сотрудничали с аптекарями, которые благодаря своим связям с восточными и греческими купцами бойко торговали заморскими приправами, настойками и порошками. Именно у аптекарей пекари закупали изюм, дактили, фисташки, миндаль, имбирь, шафран, гвоздику, корицу, лимон. А еще у аптекарей можно было приобрести разные кухонные принадлежности, незаменимые при выпечке. Но аптекари тоже кое-что выпекали — медовики и марципаны, варили варенье, сушили цукаты.

С тех пор как с 1679 г. на площади возле собора Св. Юра стали устраивать ежегодные ярмарки, которые длились две недели перед Днем святого Юра и две недели после него, с тех пор и начинают свой отсчет знаменитые львовские пряники, которые еще называли «юрашками».

Считается, что первая во Львове цукерня (кондитерская) появилась на пл. Рынок, 29, в 1803 г. Основал ее швейцарец Доминик Андреолли, от имени которого принял свое название и первый львовский пассаж — проход между воротами. Дом этот построил в 1770 г. последний комендант польских войск во Львове Фелициан Коритовский, герба Мора (когда-то на фасаде даже виднелся этот герб), привлекая к постройке четыреста пленных гайдамаков, которых прислали во Львов после подавления Колиивщины. Дом занимал так же, как и сейчас, два фронта и двое ворот — одни с пл. Рынок, вторые с ул. Рутовского. Но раньше, в XVI в. на этом месте стояли два дома — патрициев Кампианов и семьи Дибовицких. Дом Кампианов был одним из красивейших сооружений старого города. От Кампианов дом перешел в собственность бургомистру и писателю Варфоломею Зиморовичу. Рядом стоял дом известного врача Дибовицкого. Коритовский оба эти здания разобрал, чтобы на их месте поставить новый дом.

Нет ничего удивительного, что первым ЛЬВОВСКИМ кондитером стал швейцарец Доминик Андреолли, потому что Швейцария давно славилась изысканными кондитерскими изделиями. К их развитию чаще всего имел отношение шоколад, с которым ценились не только изделия, но и напитки. Для совершенных шоколадных изделий в Швейцарии сложились природные условия — горный скот, дававший идеальное молоко. Такую же роль выполнили и коровы с наших холмов — их молоку обязан своим высоким качеством львовский шоколад.

Первая во Львове цукерня открылась в 1803 г. с окнами на Рынок и быстро стала настолько модной, что проход от кондитерской до улицы Театральной стали называть пассажем Андреолли. Просуществовала она до 1880-х годов, и ни одна другая цукерня не могла похвастаться такой долгой жизнью. Менялись только владельцы. После Андреолли владельцем цукерни и дома стали братья Эрбары.

Интересная история произошла со вторым после Андреолли кондитером Якубом Леваковским по дороге в Вену. Такое путешествие в начале XIX в. должно было продолжаться двадцать дней, и наш герой прихватил в съемную бричку кучу продуктов, основную массу которых составляли копчености. В пути кондитера сопровождал француз из Петербурга, который служил при тамошнем дворе поваром. А поскольку бедняга положился на придорожные кнайпы, то скоро почти погибал от голода. Хочешь не хочешь — пришлось взять его Якубу на свой викт (питание) и всю дорогу подкармливать.

В Вене благодарный француз открыл Леваковскому тайну чудесного испанского торта, в Австрии в ту пору неизвестного. Когда после возвращения во Львов Леваковский устроил в своей цукерне презентацию этой лагомины, она вызвала сенсацию. Отныне ни один прием не обходился без «гишпана», хотя и стоил он немалых денег — 100 флоринов за тарелку. А скоро Леваковский благодаря этому подарку француза заработал значительные средства, выстроил две большие каменицы, купил несколько сел, которые со временем его сыновья успешно пропили.

Вскоре количество цукернь выросло настолько, что перегнало количество кофеен. Постепенно цукерни становились все популярнее. А существенной особенностью цукерни было то, что она всегда рекламировалась именем владельца и была не только его материальной собственностью, но и духовной. Между тем кофейня обычно теряла внутренние вехи чьей-то частной собственности и становилась общей территорией своих постоянных посетителей, типичной общественной институцией. И если конфетчик, властвующий за прилавком, производил впечатление наследного принца, который хозяйничает в своем государстве с мягким деспотизмом, кофейник, занятый в бюро или в другом директорском уголке, не так часто появлялся перед завсегдатаями и напоминал скорей премьера в парламентской республике.

В цукернях лакомились различными пирожными, шоколадом, мороженым, пили кофе, какао, чай, а также вина и ликеры. Реклама манила: «Цукерня Чеслава Шнайдера приглашает на карнавал: пончики с повидлом и кремами, сахары десертные, шоколадки в глазури, карамельки разного сорта, печенье и пасьянсы. Также принимает различные заказы на свадьбы, балы и забавы».

Клиентами цукернь были обычно богатые мещане. Перед полуднем приходили сюда дамы с детьми. В элегантных цукернях большое значение придавалось не только интерьеру, но и буфету, который обязательно должен был блестеть от серебра и хрусталя, столики имели мраморные столешницы, кресла были удобны и застелены. В конце XIX в. начала появляться такая новинка, как вентилятор.

В середине XIX века на пл. Рынок, 24, появилась цукерня Йозефа Геннеманна. На Гетманских Валах пользовалась успехом цукерня Яна Вольфа, а летний павильон его кондитерской, пристроенный к «Венской кофейне», стал любимым местом встреч золотой молодежи, несмотря на соседство Полтвы. Для удобства гуляющих были установлены здесь многочисленные киоски с лимонадом. Весной 1841 г. Валы впервые были освещены. А для тех, кто отправлялся в воскресенье на проход на Погулянку, ждала цукерня Мейсона, которая славилась роскошным мороженым.

На главной артерии города — улице Кароля Людвика — в доме № 3, принадлежавшем кредитному обществу, находилась в XIX в. цукерня Матея Костецкого, где сходился цвет интеллигенции, а среди них и шахматисты. Дело у Костецкого пошло так хорошо, что в 1888 г. он открыл еще одну цукерню на площади Бернардинской, 4.

Но он тем не менее не мог сравниться с цукерней пана Ротлендера, который открыл очень популярное заведение на ул. Кароля Людвика, 11 (угол с ул. Сиктуской) и целых четыре десятилетия портил ему нервы. В обоих этих заведениях собиралась львовская элита — артисты, журналисты и литераторы. Именно здесь репортеры вылавливали материалы для популярной в ту пору рубрики «Местная хроника», охотясь за сведениями из общественной жизни, которая в ту пору не была столь бурной, как позже, и ее было легче отслеживать. Именно здесь заседал за рюмкой коньяка известный сатирик Ян Лям. Посещение цукерни совершенно не уменьшало верности посетителей кнайпы Найсарка на пл. Рынок, 18.

Фактически все журналисты второй половины XIX века встречались в цукерне Ротлендера, скромном заведении на два покоя, которому досталась в столице Галиции очень почетная миссия. Ведь его цукерня была на протяжении десятков лет сборным пунктом львовского зажиточного света.

Сюда на пирожные заходили два оригинальных армянина, братья Ромашканы — черные низкорослые толстяки, оба холостяки. Август ходил, переступая с ноги на ногу, как утка, и было ему все по барабану, любил сплетни и вел жизнь сибарита. Зизё, вместе с тем, делал финансовую карьеру, был президентом Волостного банка, о нем говорили язвительно, что гербом ему служит шкура, содранная с бедного мужика.

Заглядывал сюда и граф Баворовский, владелец крупных поместий на Тернопольщине и Теребовелыцине, один из тех людей, которые способны за короткое время сколотить значительное состояние. Его арендатор часто говорил о нем: «Если бы ясный пан не был ясным паном, то должен бы быть евреем».

К Ротлендеру наведывались почти все гости города, хотя бы из любопытства, потому что пирожные у него были лучше даже варшавских. И Ротлендер осознавал свое призвание так же, как Нафтула или Атляс. Но не только пирожными славилась цукерня, но и конфетами, мороженым и несравненными паштетиками, о которых вспоминают современники, как о чем-то особенном. Они были такие вкусные, что молодые люди даже любили устраивать соревнования, кто сколько их съест.

Говорят, Ротлендер был последним романтиком конфетничества. И хотя происходил из швейцарской семьи, разговаривал в совершенстве на польском и был искренним патриотом — участвовал в восстании 1831 г., помогал деньгами повстанцам, дал деньги для Смольки на построение холма Люблинской унии — это тот самый холм на вершине Высокого замка, с которого мы все любим любоваться Львовом.

К клиентам относился ревностно, и мог даже сам выставить за дверь каких-нибудь подозрительных типов. Мог и вмешаться, когда видел, что посетитель уже достаточно выпил, притом его не останавливали даже графские титулы. По крайней мере, это на себе почувствовал граф Мартин Калиновский, когда однажды под мухой позволил себе повысить голос.

Но годы взяли свое, и он в 1890 г. свернул свой бизнес и переехал в Швейцарию, оставив большую часть своего имения благотворительным заведениям Львова. Большинство поздних львовских кондитеров — Шольц, Залевский, Наусер, Бенедзкий, Вельц, Миллер — были его учениками, все они в свое время вились между столами в белых сюртучках, а хозяин иногда по-отечески крутил им уши.

«Витрина Иеронима Вельца на Академической притягивала прежде всего декорацией. Все эти грибочки, цветочки, а особенно розы, ананасы и мандаринки привлекали наше внимание», — Ванда Немчицка Бабель.

Сюда наведывались поэты, а также студенты из консерватории.

Как-то тут разразился скандал, потому что эндеки и клерикалы, а среди них и типы, которые выдавали себя за графов, считали, что Стах Роговски одним из своих стихотворений оскорбил Бога:

здесь уже в защиту поэта-завсегдатая встал сам хозяин и попросил красивую и очаровательную Галыику Тышкевич, студентку романистику, чтобы объяснила значение этой поэзии. А поскольку Галыпка была единственной настоящей графиней (она была внучкой выдающегося украинского патриота, графа Михаила Тышкевича), то до драки не дошло.

Особенно людно было в цукерне в дни скачек. Тогда уже в тесном помещении места не хватало, и гости располагались на тротуаре и развлекались от души. Выфранченные пани и паны имели настоящий раут на улице, а улица к ним с завистью присматривалась.

Костецкий пережил Ротлендера, но его взлет не был продолжительным. В 1870-х гг. на противоположной стороне, на ул. Гетманской, открыл свою цукерню Фердинанд Гросс, и стала она примером верности клиентов, так как было в ней шумно так долго, как долго она находилась на том же месте и пока не переселилась. Это интересно, ведь посетители на ул. Гетманской предпочитали подниматься по лестнице в этот скромный локаль, перестроенный из обычного помещения, чем потом попадать прямо с тротуара в парадное на ул. Академической, 14. Цукерня опустела.

Гросс был городским советником, и раз уж мы о нем вспомнили, то стоит рассказать одну историю. Итак, выбрались как-то советник Гросс с советником-книжником Вильдом в Вену для решения важных дел. Выехали с важными минами на лицах, а возвратились со скисшими, потому что миссия не удалась. Этот случай стал темой для насмешек и для такого вот куплетика:

В 1893 г. на месте цукерни Ротлендера архитектор Э. Герматник построил «Гранд-отель».

В последнюю четверть XIX века первое место на конфетном поле заняли Александер Бенецкий и Юлиан Вербицкий. Цукерня Бенецкого находилась сначала на ул. К. Людвика, 11 (там же, где была когда-то цукерня Ротлендера) и работала с 7.30 до 23.30, а по вечерам здесь играла музыка. Трудно было бы найти более удобное место для уютного проведения вечера.

Историк Марьян Тирович вспоминал: «Недалеко от гостиницы «Виктория» и памятника Яну III Собескому находилась цукерня Бенецкого, которая никогда не была переполнена. За мраморным столиком мы ели сливочное и фруктовое мороженое, очень вкусное и красивое на цвет, его всегда подавали с тоненькими трубочками, которые хрустели во рту. Сегодня в самой изысканной цукерне такого не найдешь».

Реклама обещала «самый большой выбор парижских бомбоньерок, кофе, чай, шоколад, мороженое, фрукты, коньяк, французские ликеры».

Профессор Александр Надрага вспоминал, что ходил сюда с отцом «на знаменитое сметанковое (сливочное) и малиновое мороженое».

Но пан Бенецкий был на треть кондитером, потому что, кроме этого, он еще был советником и охотником, членом ловчего общества имени Святого Губерта. Заседания в ратуше отнимали много времени, свободные минуты проходили на охоте. А охотник из него был тоже большой, потому что в 1893 г. он добыл в Сморже медведя. Так разве он мог после такого триумфа стоять спокойно за прилавком? И если персонал легко без него обходился, то клиентам это как-то не приходилось по душе.

После 1918 г. цукерня исчезла. Только через годы наследники фирмы возобновили ее на Ягеллонского, 18, где уже не было старого шика.

Цукерня Юлиана Вербицкого в 1888–1906 гг. находилась на Академической, 5, и славилась своим мороженым и пирожными, а продукцию на заказ отправляла даже в провинцию. Вербицкий, в отличие от Бенецкого, был кондитером и только кондитером. Казалось, не ел, не спал и не имел никаких потребностей вне своей любимой цукерни. Летом перед входом появлялось крылечко, из-под которого вился зеленый виноград по зеленой изгороди, а козырьком служила полотняная маркиза. В дверях всегда стоял хозяин и чутким глазом следил за порядком. Для каждого, кроме улыбки, имел еще что-нибудь — вопрос о здоровье, или какую-то новость, или шуточку. Посетители чувствовали себя здесь как дома. Сюда также сходились литераторы, чиновники, адвокаты, врачи. Это был как бы коммуникационный узел между Городским касино и Кругом литературно-художественным, находившемся в пассаже Миколяша. Сходились сюда преимущественно мужчины, дамы появлялись редко. Вечера с дамами проводили только у Залесского.

Изделия Вербицкого были первосортными. Рассказывают, произошел там трафунок. Два студента — медик и юрист — устроили поединок на пирожные: кто съест больше. Спор составлял 25 пирожных при условии, что все они будут одинаковы. Двое судей согласились быть свидетелями. Итак, медик съел своих 25 штук первым, юристу было труднее, но и он преодолел свою порцию. Кто же победил? Тогда медик предложил еще 25 пирожных с той лишь разницей, что можно было выбирать разные. Начали. Но юрист сделал ошибку, потому что когда ему уже пирожное поперек горла становилось, он начал запивать водой. После девятого пирожного должен был сдаться, но медик на том не остановился и ел пирожные до конца. Стоимость 84 пирожных оплачивал, было условие, проигравший. А пан Вербицкий долгие годы рассказывал гостям об этом пари, радуясь, что такое большое количество пирожных не повлияло на здоровье ни одного из спорщиков.

Вербицкий воспитал двух первоклассных специалистов — Чуджака и Подгалича (в межвоенный период Владислав Подгалич держал цукерню на ул. Рутовского, 4). Когда Вербицкий заболел и проводил остаток жизни в бедности и нужде, Чуджак не забыл о своем учителе и организовал ему медицинскую помощь.

Пирожные Чуджака были такие маленькие, что попадали в рот целыми, но имели один изъян — для гимназистов стоили слишком дорого, аж 5 центов. Именно поэтому они предпочитали посещать цукерни Курнаховой, где подавали большие пирожные за 3 цента.

В 1907 г. дом, где вместе с кофейней Шнайдера была цукерня Вербицкого, разрушили, а на его месте появилось здание, которое считалось первым львовским «небоскребом». Точно в том же месте открыл свою цукерню Вельч. Однако она уже не пользовалась такой популярностью, старые посетители продолжали искать в воображении зеленую веранду и фигуру пана Юлиана.

В 1894 г. прибыл во Львов из Перемышля известный кондитер Дезидерий Шольц и открыл при Краевой Выставке на территории Стрыйского парка кофейню. «Павильон Шольца» был мгновенно оккупирован сливками львовского общества и в пять пополудни производил впечатление изысканного «файф о’клок» в одном из его салонов.

Неизвестно только, кто в той кофейне был важнее — владелец или кассирша. Звали ее Элля Денстль, и стала она первостепенной достопримечательностью не только той кофейни, но и Выставки в целом. За ее благосклонность — хоть и напрасно — боролось немало поклонников, а среди них двое известных и важных сановников. Один с длинной седой бородой, как святой Николай, а второй с мощной, как у тура, шеей. Однако эти декоративные аксессуары ни на что не годились. Польза от всего была только Шольцу, потому что в кофейне гости аж роились. А поскольку Шольц был по специальности кондитером, и хорошим, не обошлось без заказа пирожных и мороженого домой и на пиры, которых в период Выставки было очень много. Нечего удивляться, что после закрытия Выставки Шольц, имея уже постоянных клиентов, переселился в центр города и устроил здесь цукерню на лучшей и самой элегантной в те времена улице Третьего Мая, 5, где впоследствии будет Земский крединый банк. Этот участок считался многообещающим, так как жили здесь люди состоятельные.

Но хотя сам Шольц и бывал там целыми сутками, чтоб удовлетворить все желания своих клиентов, цукерня уже не была такой, как во время Выставки. А главное — не было уже в ней Элли. Панночка создала собственную ресторацию «Под соловейком» на площади Бернардинской. А за шольцевским буфетом хозяйничала чуть усталая и постоянно чем-то неудовлетворенная жена либо прел толстый сонный начальник. Но, в конце концов, место, выбранное Шольцем, подвело его, потому что не было людным, на ту пору там не было ни одного магазина. В результате и сама цукерня начала засыпать, пока не заснула навеки. Одной из особенностей этой кондитерской были прекрасные папиросы в желтых тутках (гильзах) с мундштуком на удивление длинным, по крайней мере, в два раза длиннее обычного.

В доме № 5 на Марийской площади разместилось несколько магазинов и цукерня, которая переходила из рук в руки — Чуджак, Сочек, а в межвоенный период — Эдвард Дудек.

В соседнем доме под № 6 известная варшавская фирма «Э. Ведель» торговала сахаром, конфетами и шоколадом. А над домом № 7 горела неоновая реклама шоколада «Милка».

На ул. Рутовского, 8, в 80—90-х годах разместилась цукерня Мыхайля Моннэ, племянница которого Ванда Моннэ так успешно вскружила голову художнику Артуру Гроттгеру. Но эта улица не славилась слишком многочисленными прохожими, и в 1896 г. Моннэ перебрался на ул. Лычаковскую, 9, где в те времена бурлила очень оживленная торговля. Еще в начале века над входом виднелась фамилия владельца.

Когда в январе 1866 г. во Львов приехал художник Артур Гроттгер, он поселился у своего товарища Владислава Федоровича, украинского писателя, в доме на углу ул. Академической и ул. Хорунщины. Федорович отдал ему свою кровать, а сам перебрался на диван. Однажды художник выбрался на бал, который организовали на Стрильнице, а хозяин остался дома готовиться к экзаменам. Артур вернулся под утро замечтавшийся, разбудил товарища и начал исповедоваться в своем увлечении. На балу он познакомился с панной Моннэ, и с той минуты весь загорелся чувствами, и с нетерпением ждал того дня, когда увидит ее снова.

Артур узнал, что семья панны имеет дом на площади Святого Духа, и в том же доме — цукерню. Туда он и отправился с визитом. Цукерня действительно находилась на площади Святого Духа, а точнее, на Долгой (впоследствии Театральная, Рутовского и снова Театральная) под № 8. Так случилось, что цукерня превратилась в постоянное место их встреч.

Мечислав Опалек вспоминал: «Помню старшего пана, стоящего за прилавком среди пирожных, помадок, карамелек и искусственных цветов в флаконах, а звался он Моннэ. Впоследствии владелец цукерни изменился, модернизировал ее несколько и стены зала украсил двумя довольно большими пейзажами Мечислава Корвин-Петровского, который выбрал эту цукерню конечным пунктом своих вечерних путешествий по кнайпам».

Кто имел скромные требования и считался с деньгами, посещал маленькие цукерни, а было их во Львове без счета. К ним относились, между прочим, две цукерни, которые славились многочисленной клиентурой, потому что пирожное там стоило 4 цента, а не 5–6, как в других местах. Одна из них, Циммера, находилась на ул. Академической между отелем «Жорж» и Хорунщиной, вторая, Литвинского, — на ул. Крутой (впоследствии ул. Сенкевича), 11. Со временем эту цукерню перекупил Казимир Левандовский, который уже имел цукерню неподалеку под № 7.

В конце XIX века начал создаваться новый тип цукернь, так называемая «сладкая дырка». Это были преимущественно маленькие магазинчики, в которых часть помещения занимал стол, а вторую часть — маленькие столики и такие же маленькие табуретки. Иногда столики стояли также во втором помещении, в который заходили со стороны магазина. Клиентами этих заведений, имевших характер самообслуживания, были обычно школьники, которые наведывались сюда во время перерыва. Посетители подходили к буфету и здесь выбирали желанные вкусности.

Известной и любимой, в частности детьми, была также цукерня Вонсовича на ул. Ягеллонского, 16, потому что там можно было в любое время дня получить «окрушки». Это были кусочки пирожных, тортов, которые выбирали из форм и с подносов и затем продавали в бумажных пакетиках за один-два цента. Спиннетер на пл. Рынок (в начале Краковской) держал цукерню, в которой выпекались самые большие пампушки по 4 цента. Такой пампух не помещался в ладони, и было чем насытиться. Поэтому сюда чаще всего забегали студенты.

Определенной пикантной таинственностью была окружена цукерня пани Анели Курнаховой. Сначала она находилась на углу площадей Бернардинской и Галицкой, где позже были поставлены новые дома с аптекой «Под венгерской короной», позже ее цукерня появилась на пл. Рынок, 33, и в конце концов — на ул. Доминиканской, 9.

Наведывались туда не только на толстые пампушки, но и на толстые остроты. Владелица сама напоминала пампушку, была кругленькая, с рубенсовскими формами и фиглярной улыбкой. Ей нравилось, когда на ее формы обращали внимание, она любила кокетничать, а порой и с головой нырять в какую-то любовную историю.

В 80-х годах XIX века городское гражданство получил чешский еврей Франтишек Стафф, отец двух львовских поэтов — Леопольда и Людвика Стаффов. Он открыл цукерню на ул. Скарбковской, 11, а когда в 1914 г. умер, его жена перенесла цукерню на ул. Пекарскую, 1. В юности Леопольд Стафф даже подменял своего отца за прилавком, что вызывало среди гимназистов небольшой ажиотаж, потому что уже читали его стихи в журналах, а также первый поэтический сборник «Сны о мощи».

На ул. Ягайлонского, 5, открыл в 80-х г. цукерню Каэтан Крушинский вместе с Д. Кнаппом, в 1890 г. он отделился и уже сам вел свой локаль до 1910 г.

Только на одной ул. Городоцкой, кроме Дезидерия Шольца, имели цукерни Марьян Левандовский и Руперталь (№ 9), Эдвард Рога (№ 10), Марцелий Грамски (№ 17), Казимир Пьётровский (Городоцкая, 52, 60). Эта последняя цукерня была соединена с покоями для завтраков и славилась пирожными, лирниками (медовиками) на липовом меду, десертными сахарами, печеньем, подавали там также кофе, чай, шоколад и мороженое. А еще — горячие закуски, ликеры, коньяки, вина, пиво. «Должен сообщить, — обещал в рекламе владелец, — что организовал музыку, которой в целой Галиции не слышно было и не видано».

Ванда Немчинская вспоминала: «Часто в воскресенье, после обеда, мы шли в маленькую цукерню Соботницкого в начале улицы Кохановского сразу перед угловым домом «с витыми столбами». Помещение цукерни было невелико. Слева стойка, перед ней один больший продольный столик с тяжелой мраморной поверхностью, окруженный длинным диваном с деревянной опорой и креслами, рядом еще один такой же столик меньшего размера.

Когда мы вшестером заходили внутрь в эту раннюю пору, нас приветствовал владелец цукерни пан Соботницкий, слегка склоняясь в поклоне. На круглом лице виднелись коротко подстриженные усики. Он сразу начинал суетиться, подсовывая кресла, чтобы мы могли удобно разместиться.

А потом наступала и важнейшая минута: «Что будете заказывать?»

Обычно мы заказывали бабки, увенчанные искусно скрученной в форме башни пенкой из розы, а еще замечательные трубочки, начиненные взбитыми сливками или квадратики с макагиги.

А когда речь шла о мороженом, я всегда выбирала малиновое, ореховое или кофейное, которые производил сам кондитер, оно имело продолговатую форму.

Пан Соботницкий ставил перед каждым привлекательный серебряный поднос с выбранными пирожными, тарелочку с мороженым и маленький графин с нашей лучшей львовской водой добростанской».

Львовские цукерни не выветрились и из детских воспоминаний Станислава Лема: «Я любил халву Пясецкого и Ведля (в маленьких коробочках), а впоследствии открыл вблизи Большого театра цукерню «Югославия», где были самые вкусные во Львове сладкие деликатесы Востока: разнообразные рахат-лукумы, макагиги, экзотические нугаты, хлебный квас и много других вкусных вещей, ведь не зря я весил тогда на несколько килограммов больше, чем сейчас». С особой ностальгией Лем и другие авторы упоминают халву Жоржа Кавураса, которая продавалась в киоске возле «Венской» кофейни.

В газете «Навстречу» я наткнулся на веселую историю, связанную с известным кондитером. «Анекдот этот повествуєм по случаю неординарного события. Самая известная украинская цукерня во Львове — продана. Прежний ее владелец, Даниил Стецкив, один из самых пристальных читателей нашей прессы, попросил на тризну нескольких журналистов. Делился своими печалями и болями: как так, что наши земляки являются сильнейшими столбами чужих кнайп, а не умеют поддержать такого благородного и здорового учреждения, как цукерня. Ведь сахар — важный элемент для здоровья.

Пан Д. Стецкив известен своим широким жестом и добрым сердцем. Знают об этом девушки; даже такие, которых он не знает. Как-то два года назад одна из них подала на него в суд. По алиментам. Обвиняемый заверил своего адвоката, что в глаза ее не видел, и дальше видеть не хотел. Даже на слушание не явился. Замещал его др. Эвин. Судья поверил адвокату, что его клиент невиновен, и обращается к истице:

— Ну, вы узнаете этого пана? — показывая на др. Эвина.

— Конечно, узнаю… о, даже так же смеется, как тогда…

— Как я разумно сделал, что не пошел на это слушание, — обрадовался п. Стецькив.

— Конечно, разумно… ибо вы не выдержали бы, и на суде с гордостью признались бы в отцовстве, если бы увидели, какая это красивая девушка, — сказали мы ему, когда он уже оплатил в ресторане счет».

Цукерня Даниила Стецкива находилась на ул. Николая, 9.19 декабря 1937 г. владелец был убит мраморной плитой.

2

У отдельных кондитеров дела пошли так удачно, что они открыли и свои собственные кондитерские фабрики, где изготавливался шоколад, печенье, конфеты. Правда, «фабрика» звучит слишком громко, потому что в действительности эта фабрика была кондитерским цехом, который находился в самой цукерне. Вместе с этими карликовыми фабриками в начале 1880-х годов появились и крупные фабрики с большим объемом производства.

Старейшей кондитерской фабрикой была паровая фабрика сахара и медовиков Маврисия Брандштадтера на ул. Шептицких, 26, которая гордилась современной техникой и была в Галичине самой мощной, с 1921 г. она изменила свое название на «Фабрику сахаров, шоколада и какао “Бранка”».

В начале 1930-х г. на фабрике работало 450 рабочих и 32 администратора. Шоколад и конфеты «Бранки» получили большую известность, вскоре фабрика на ул. К. Людвика, 47, открыла свой фирменный магазин.

В 1874 г. на ул. Замарстыновской, 21, появилась паровая фабрика шоколада, какао, десертов и печенья Яна Рикера, в 1903 г. она превратилась уже в фабрику сиропов и сахаров.

С 1883 г. на пл. Марийской, 7, заработала фабрика Генрика Третера, который открыл свой фирменный магазин на ул. Сиктуской, 1. Когда в 1906 г. дом снесли, то в новом здании открылась кофейня «Авеню» и фабрика кондитера Чеславы Шайер.

В 1919 г. Ян Гефлингер выкупил у Моннэ цукерню на ул. Рутовского, 10, и превратил ее в фабрику сахаров и шоколада, но производил там также компоты, восточные сладости и бишкопты (бисквит). Гефлингер (1856–1909) был очень известным мастером, и его много раз избирали председателем кондитерского цеха, после его смерти производством занялся его сын Тадеуш Марьян.

А паны Гаммер и Циманд (Zimand) открыли на ул. Св. Мартина, 10, в 1910 г. фабрику под названием «Газет» — название состояло из первых букв их фамилий Н і Z. Здесь работало около двухсот рабочих и администраторов. И хотя фабрику совет конфисковал, но название фирмы еще некоторое время существовало, пока ее не переименовали в «Большевик». Под этим названием фабрика работала до 1962 года.

Выдающийся писатель Ян Парандовский, вспоминая свое львовское детство, писал: «Даже скромный магазин с конфетами манил издалека красным или голубым светом, из которого выходил святой Николай в окружении ангелов, неся мешки с шоколадом, а рогатый чертик крался сзади, грозя позолоченными рожками. Но только от улицы К. Людвика начиналась страна чудес. Большие цукерни превращали свои витрины в заколдованные леса, магические замки, заклятые пещеры. Деревья из шоколада родили сахарные фрукты, в аквариумах, игравших радужным ликером, плавали блестящие золотые рыбки, из сталактитового грота высовывал красную пасть дракон с миндальными зубами. А святой Николай тогда спускался по горной крутой тропинке, а то ступал Млечным Путем или заглядывал в маленькие домики, где сквозь освещенное окошко было видно спящего ребенка».

3

Между тем украинцы признавали только свою фабрику «Фортуна Нова» на ул. Кордецкого, 23. Ее создала Климентина Авдиковичева.

После смерти писателя, профессора перемышльской гимназии Ореста Авдиковича, в октябре 1918 г., молодая вдова Климентина осталась в Вене без средств к жизни.

«Осталась я с двумя малолетними детьми, их надо было накормить, одеть и позаботиться о том, чтобы им дать какое-то образование, — пишет она в своих воспоминаниях. — Некоторое время приходилось зарабатывать на пропитание заведованием украинскими общественными учреждениями в Перемышле, но были и такие времена, что мы жили с продаваемых за бесценок одежд и книг покойного мужа. Не было никаких надежд на лучшее завтра.

И вот весной 1922 г. зародилась у меня мысль продать швейную машину начать с полученных денег производство и продажу помадок. Задумала и скоро решилась, потому что мое положение не позволяло долго задумываться.

Портниха заплатила и забрала из дома машину, а на полученные деньги я купила первый мешок сахара…

На маленькой железной кухоньке варила я сахар, растирала затем сироп на тарелке, красила, добавляла вкусы, украшала сверху, складывала в коробки, подносы сама разносила по буфетам и сахарным магазинам. Когда все распродавали, начинала варить заново».

Таковы были первые шаги украинской фабрики сахара, помадок, шоколада, печенья и фруктовых продуктов «Фортуна Нова».

Вскоре Климентина Авдикович сняла под свой «сладкий промысел» соседнее помещение, взяла на работу нескольких девушек и стала фабриканткой. Ассортимент состоял из десятка названий, расходился среди нескольких цукернь, буфетов и будок на рынке.

«Надо было и название фирме придумать. Я хотела назвать ее «Фелицитас», потому что душевное счастье мне все больше улыбалось, как материальные блага. Радовалась мыслью, что недавно сама сокрушалась о куске хлеба для своих детей, а теперь даю работу и заработок уже пятерым людям.

В мечтах видела я сотни занятых рабочих и гордость по поводу украинского начинания, потому что тогда моя фабрика была одной из первых украинских цукернь в области. Знакомые убеждали меня и убедили, что нашим крестьянам, моим будущим отборщикам, будет трудно выговорить такое сложное слово. В конце концов моя фабрика получила название «Фортуна».

Фабрика развивалась даже лучше, чем прежде надеялась владелица. Но ее товар знали и покупали только в Перемышле. Область о фабрике или ничего, или мало знала.

«Первые удачливые шаги добавляли мне охоты к дальнейшей работе и развитии фабрики, и тогда я начинала задумываться, не начать ли рекламировать свои изделия, узнает о них область, украинское население станет их покупать, как свое, родное, увеличатся обороты, и тем самым будет расти и само учреждение. Я сама дивилась на свою смелость, когда прочитала объявление: «Первая украинская фабрика конфет и помадок “Фортуна”».

Однажды, было это в бюро «Народной торговли» во Львове, преподнес директор Нагорный банку моей начиненной малины и крикнул: да здравствует «Фортуна»! Слезы встали у меня тогда в глазах».

Климентина Авдикович уже осенью 1922 г. решила перенести фабрику во Львов. За умеренную цену нашла помещение на улице Павлинов, 16 (боковая ул. Лычаковской), где во время недавних военных действий была расквартирована воинская часть.

«Застала я там выбитые окна, развалившиеся двери, заваленный двор, засоренные бумагами и соломой полы в комнатах, продырявленные крыши и стены и сильно распространенную сырость в доме…

Несмотря на непогожую пору, приступила я сразу к благоустройству одного дома. Ремонт был окончен в течение трех недель… вывезены горы мусора, исправлены и выбелены стены, поправлен пол, заново инсталлирован уничтоженный свет, забетонирована пивная, обведено пространство оградой и выровнена почва перед ним. Гости и соседи просто диву давились метаморфозе, которую претерпела недавняя руина.

…Наконец наступил день перенесения фабрики. Чтобы загрузить все свое добро, надо было взять железнодорожный вагон. Один момент из этого переселения глубоко укоренился в моей памяти. В лунную ночь тяжелый экспедиционный воз тянул мое добро с Железнодорожного вокзала на улицу Павлинов; вдруг, среди Лычаковской улицы, встали лошади, и ни ногой вперед… Неужели умные животные почуяли бедствие и невольно задержались, мелькнуло тогда в голове».

Она довольно быстро почувствовала давление конкурентов, которые считали себя во Львове хозяевами кондитерского производства. В прессе даже появились провокационные публикации.

«Впрочем, развитие «Фортуны» продолжалось. С полгода обслуживала она собственную, невзрачную, зато очень чистенькую лавочку при улице Русской. Кроме бухгалтера, продавца, ключника и 2–3 мастеров, работало на фабрике пятнадцать девушек и парней… Посылки расходились по всей Галичине. Работало также два заместителя. Изделия имели высокий спрос, что было решительным доказательством их высокого качества и доверия к способу переработки первосортного сырья.

…Это были годы начинаний. Это была большая проба сил, которые должны были любой ценой сделать дело постоянным. Проба нервов и терпения… Это время останется в памяти навсегда приятным и радостным. Одно счастье, которое чувствовала при виде роста предприятия, при осознании себя, что в украинском предпринимательстве имею возможность давать другим бедным труд и заработок».

Перечень изделий фабрики «Фортуна Нова» от 30 марта 1925 г. составлял 47 названий сладостей.

В 1924 г. при финансовой помощи митрополита Андрея Шептицкого переорганизовывает эту свою мастерскую помадок в настоящую паровую фабрику. Сначала учредителями фирмы были Климентина и брат митрополита игумен Климентий Шептицкий, но в 1934 г. Авдиковичева становится единственным собственником. Дела ее идут настолько хорошо, что она ассигнует Женский конгресс в Станиславе.

К праздникам Николая и Рождества Христова в 1935 г. «Фортуна Нова», например, снарядила в Нью-Йорк «богатые транспорты, которые могут удовлетворить всю требовательную публику как в смысле вкуса, так и видов товаров. Знаменитые помадки с разными начинками, в прекрасных коробочках, украшенных украинскими рисунками», — читаем в журнале «Женская судьба» (ч. 43). В 1938 г. появились четыре магазина под названием «Фортуна Нова» во Львове и по одному — в Стрые и Дрогобыче.

Фабрика расширилась уже на производство шоколада, мармелада, сладкой выпечки и мороженого. В это время Климентина Авдикович выходит замуж второй раз за инженера-экономиста Феофана Глинского, происходившего из Залещиков; он помогал вести предприятие, которое быстро достигло высокого технического уровня.

Уже в первый год существования фабрики за один только день в цукерне «Русалка» на ул. Русской, 1, продавали 200–250 кг конфет и помадок. А вскоре по соседству на ул. Русской, 18, открылся фирменный магазин, который мог похвастаться несколькими десятками видов конфет.

На фабрике работало уже 125 сотрудников и шесть агентов-представителей, которые собирали заказы по городам. Годовой оборот составлял два миллиона золотых (1 амер. доллар стоил тогда 5 зол.). Магазины «Фортуна Нова» устроены на европейском уровне. Вкус конфет «Сянка», «Тарас», «Одарка», «Степан», «Маруся» старые львовяне вспоминают и поныне.

На фабрике производили также целую серию шоколадок под названием «Сладкая история Украины», где каждая шоколадка имела на обертке портрет одного из наших властителей, начиная от Владимира Великого и до последнего гетмана. Надо признать, что это был очень остроумный способ научить детей истории.

На работу на фабрику конфет Авдиковичева принимала девушек после матуры, или с высшим образованием, которые в Польше не могли найти подходящей работы. Вся фабрика «Фортуна Нова» светилась чистотой, дисциплина там царила образцовая, а сама пани Авдиковичева была образцом элегантности и трудолюбия.

Рисунки для кондитерских изделий «Фортуны Новой» делали такие известные художники, как Гординский, Бутович, Левицкий, Новаковский, Ковтун, а Михайло Бумба из Сколе производил для помадок деревянные кассеты. На праздник Святого Николая фирма делала подарки украинским школам.

В своей рекламе пани Авдикович призвала соблюдать следующие заповеди:

«Не вкушай других конфет и сладостей, кроме одной украинской фабрики «Фортуны Новой».

Не ходи никогда к панночке без конфет «Фортуны Новой», если не хочешь ее потерять.

Если кому-то жизнь горьковата, посоветуй ему, пусть подсластит себе его изделиями «Фортуны Новой».

В новогодних и святочных пожеланиях пиши родным и знакомым: «Пусть вам сладко в жизни будет, как после конфет «Фортуны Новой».

Не угощай никого чужими изделиями сладостей, потому что в них очень часто всякая дрянь — и тем самым не порть никому здоровье.

Детям, внукам и правнукам запиши в завещании, чтобы они не забывали никогда о «Фортуне Новой» и советовали ее «всем и вся».

Знай, что каждый украинец без учета его партийной принадлежности должен принадлежать к одной всеукраинской партии поклонников изделий “Фортуны Новой”».

С приходом большевиков фабрику национализировали без никакого вознаграждения, немцы захватили ее, как военную добычу. К сентябрю 1939 г. фабрика, где было занято 750 рабочих, производила 160 000 кг продукции ежемесячно. При советах большинство кондитерских фабрик были закрыты, и на «Фортуну» легла большая нагрузка, теперь она производила уже 12000 кг продукции ежедневно.

«При ул. Кордецкого, 23, есть фабрика сладостей «Фортуна», — писала газета «Львовские вести» во время немецкой оккупации 24 декабря 1941 г. — Она производит теперь только конфеты, хотя перед войной занималась тоже продукцией андрутов (вафель) и шоколада. На фабрике везде образцовый порядок, машины блестящие, все орудия и оборудование чистенькое. При изделии конфет работают работницы, в день продуцируют более 1500 кг конфет».

В 1943 г. Авдиковичева выезжает снова в Вену, где становится вдовой во второй раз. Умерла она 10 октября 1965 г. на 81-м году жизни в Вене. Сын стал магистром права, а дочь Стефания вышла замуж за испанского художника Герасси, стала профессором университета в Филадельфии, о ней упоминает в своих воспоминаниях Симона де Бовуар, с которой они подружились.

4

Вообще даже дух захватывает от количества кондитерских фабрик, существовавших во Львове. Фабрика карамели «Ядзя» на ул. Яновской, 11, фабрика шоколада «Дерби» (пл. Бильчевского, 3) и «Львовянка» (ул. Кобылянской, 2), Марьяна Кохмана (ул. Ягеллонского, 15), К. Юста (ул. Узкая, 6–8), фабрика медовиков Юзефа Циммера на ул. Лычаковской, 6.

А еще была фабрика халвы и восточных лакомств Жоржа Гавураса (ул. Шпитальная, 42). Халву Гавураса любил покупать Станислав Лем в фирменном киоске возле «Венской» кофейни. В его цукерне производились помадки в фирменных бархатных бонбоньерках с наклейкой на поверхности, изображавшей кувшин с цветами. Но перед Рождеством можно было купить помадки в форме заснеженных домиков. А перед Пасхой — в форме обсыпанных позолотой крупных яиц.

5

Во время немецкой оккупации во Львове действовало несколько кондитерских предприятий, объединенных в трест «Staatliche Getreide — und Industrie Werke Krakau — Lemberg».

Во время советов создано кондитерское объединение, куда вошли фабрики им. Кирова, «Большевик», № 1 (ул. Асника, 9 — бывшее предприятие Тадеуша Гефлингера), № 2 (ул. Зиморовича, 14 — ранее производство Людвига Залевского), № 3 (ул. Кордецкого, 23 — до того «Фортуна Новая»), № 4 (ул. Павлинов, 16).

Предприятия были в плачевном состоянии, лучшее оборудование было вывезено. 15 октября 1944 г. возобновила работу фабрика им. Кирова (директор Г. Кузьминская). До конца года все кондитерские фабрики треста должны были дать готовую продукцию в количестве 1450 тонн.

«Как-то с утра вошел в цукерню при улице Сиктуской, — писало «Дело» 4 февраля 1899 г., — некий незнакомый, который, кажется, прибыл из провинции на какую-то забаву, ибо был совершенно пьян. Через минуту, когда сел и получил заказанный кофе, заметил официант, что незнакомый достает из кармана револьвер, заряжает вполне хладнокровно и целится себе в висок. На крик официанта сбежалась вся служба, и гость был доставлен в полицейскую инспекцию. Здесь также нельзя было от него ничего узнать, ибо был без сознания. Был арестован, чтобы немного выспался, а затем выпущен на свободу. Вот такие последствия пьянства».

11 марта 1920 г. Из цукерни пана Залевского (ул. Академическая, 22) украдено большое количество кофе, шоколада, ванили, ореховой массы и орехов. Вред составил 12000 крон.

16 марта 1920 к цукерне пана Дереня при площади Мытной, 7, вломились воры, но их ждало большое разочарование, потому что в локале никаких припасов не было. Единственный вред в 600 крон за вырванную решетку и окна.

На Панской, 18, ограблена цукерня Леона Беняша.

18 января 1921 г. В цукерню на ул. Панскую пришел 17-летний ученик семинарии Ярослав Алексиевич в обществе младшего товарища Изидора Гохбергера. Когда последний сдал плащ в гардероб и сел за стол, Алексиевич велел ему отнести письмо по указанному адресу, мол, не обязательно надевать плащ, потому что тепло и адресат живет в соседнем доме. Гохбергер послушался и вышел, а потом Алексиевич забрал плащ своего товарища и хотел оставить кондитерскую. Это привлекло внимание владельца цукерни, который задержал ловкого воришку и передал его полиции.

15 сентября 1922 г. Полиция арестовала в молочарне Эркера на ул. Св. Станислава Самуэля Штерна, при котором найдено 104 штуки серебряных рублей. Тот выдал своего сообщника Каца, беглеца из России, который жил при Резницкой, 9. В жилище Каца задержали еще несколько российских эмигрантов еврейского происхождения, занимавшихся валютными махинациями и контрабандой, а также найдены вещественные доказательства.

15 сентября 1922 г. Вчера отобрал себе жизнь 20-летний фармацевт Чеслав Ульберский из Калуша при весьма оригинальных обстоятельствах. Зашел в цукерню на ул. Академической, 22, сел за столик и сделал заказ, но ждать его не стал, а вместо этого вытащил револьвер и выстрелил себе в висок. Поводом самоубийства, как свидетельствуют найденные в вещах потерпевшего записки, могла быть безграничная бедность.

5 октября 1922 г. Не мог нахвалиться добросовестной служанкой владелец цукерни на ул. Батория Генрик Фляйшер, как вдруг она сбежала со службы, прихватив 35 тысяч марок.

8 марта 1923 г. На ул. Академической при выходе из цукерни Залевского на доктора Игнатовича и инженера Дрегевича напал какой-то тип и начал драку с Игнатовичем. Чтобы положить конец, Дрегевич выстрелил из револьвера в землю, чем привлек внимание постового. Поскольку Дрегевич не имел разрешения на оружие, револьвер был конфискован.

5 июня 1934 г. Отравились мороженым. Владислав Тота, 31-летний учитель Бибрки, прибыл с ученицами во Львов на школьную экскурсию. После съеденного мороженого в цукерне на Казимировской учитель и пять учениц тяжело заболели, терпя сильные боли. Особенно плохо чувствовал себя сам пан Тота и 16-летняя ученица Фрида Гробель. Озаботилась ими «скорая».

27 июня 1934 г. Вчера отравился мороженым в цукерне «Кришталевка» 21-летний Абрахам Неснер. «Скорая» предоставила ему первую помощь на месте и отвезла домой.

8 февраля 1935 г. Случай в цукерне. Вчера в полдень в цукерне Дудка, находящейся в Марийской галерее, на головы адвокатов др. Стендлера и др. Батлера, которые спокойно пили кофе за столиком, упал стеклянный кафель вместе с массой снега, который покрывал крышу галереи. Стендлер потерял сознание и, залитый кровью, упал на землю. Часть разбитого стекла поранила также др. Батлера. На месте был врач Сасовер, который обследовал раненых и предоставил первую помощь. На известие о катастрофе прибыла комиссия магистрата, провела следствие и обнаружила причину падения крыши — недопустимое накопление значительного количества снега.

Оглавление книги