Книга: Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Пушкинская площадь На фоне Пушкина

Пушкинская площадь

На фоне Пушкина

Пушкин-москвич – тема неоглядная, особенно в заявленном жанре. Лермонтов, Гоголь, Чехов стерпели наше конспективное изложение, но Пушкин, которого связывает с Москвой столь многое… К 200-летию со дня рождения великого поэта наши друзья Ирина Тюрикова и Евгений Алексеев написали книжку-справочник «Москвич Пушкин», где есть биография поэта, все его московские адреса, имена московских жителей, с ним связанных. Добавить к ней практически нечего, но как обойтись без Пушкина в «Книге Москвы»? И все-таки мы поняли, о чем нужно здесь рассказать: о памятнике Пушкину и о площади, на которой он стоит и которая носит его имя.

Впрочем, нет: из нашего сбивчиво начатого рассказа не искушенный в краеведении читатель может понять, что памятник Пушкину с самого начала поставили на площади, которой при этом присвоили его имя. Все было совсем не так. А как? Надо рассказывать по порядку. Причем отдельно о памятнике и отдельно о площади, которые соединились только в 1950 году.

Итак, прежде о памятнике. Первым мысль об увековечении памяти Пушкина высказал, рассказывают, еще его учитель и друг Жуковский, но царю Николаю она по сердцу не пришлась. А вот его сыну Александру II пришлась, и он дал согласие на создание памятника. Но не деньги – деньги собирали много лет по всероссийской подписке. Объявили конкурс среди скульпторов. Третий тур выявил единоличного победителя – им оказался Александр Опекушин. Позже Опекушин создаст в Москве еще два памятника своим тезкам, на этот раз царям – один у южной стены Кремля, другой у храма Христа Спасителя, но по вполне понятным причинам советская власть их не сберегла.

А Пушкин стоял и стоит, правда не там, где был водружен при открытии памятника 6 июня 1880 года. Скульптор-то, пишут, как раз выбрал нынешнее место, но поставили памятник на другой стороне Тверской в начале Тверского бульвара. По этому поводу были пышные торжества, в истории и литературе остались речи, произнесенные Тургеневым и Достоевским, а в интеллигентном народе – легенда, что перевозимый в Москву памятник встретился в пути с гробом Анны Керн. Памятник на бульваре прижился, стал привычной деталью городского пейзажа. А в советские двадцатые, когда жить торопились и чувствовать спешили так, что в видимо-невидимых количествах расплодились всяческие аббревиатуры, – и бронзовый Пушкин не избежал этой всеобщей участи. И даже попал в этом качестве в частушку: «На Твербуле у Пампуша ждет меня миленок Груша». Пампуш на Твербуле вошел даже в большую литературу и упоминается в булгаковской повести «Похождения Чичикова», вызывая недоуменные вопросы у племени младого и уже почти не знакомого с советской историей столицы.

«Что было бы с Пушкиным, живи он в XX веке? Все равно бы погиб в 37-м году». Вопреки этому анекдоту Пушкин в 1937 году не погиб. Наоборот, погибли Нескучная набережная и улица Большая Дмитровка – им присвоили имя великого русского поэта в честь 100-летия со дня его смерти. Страстную площадь переименовали раньше – это специально подчеркивает известный знаток Москвы Юрий Федосюк. А в 1938 году снесли и сам трехсотлетний Страстной монастырь, разом втрое увеличив площадь. История площади сама по себе увлекательна, стоит хотя бы упомянуть целых 63 кузни и неподсчитанное количество харчевых лавок, которые наличествовали тут в XVII веке в домонастырские времена. Потом харчи сменило сено, потом снесли стену Белого города, и у бывших Тверских ворот образовалась площадь пообширнее, потом с нее стартовал московский трамвай, потом – еще до революции – возникла стоянка такси, потом был Октябрьский переворот и из Страстного монастыря сделали антирелигиозный музей, хотя и это его не спасло. А после войны на площади устроили сквер, и в 1950 году наконец сюда перенесли через дорогу бронзовую статую поэта вместе с пьедесталом, на котором начертан его собственный «Памятник». Вот с тех пор он и стоит тут, чуть наклоня голову и заложив руку за борт жилета, равнодушно внимая добру и злу, которые творятся на «Пушке». И не оспоривает глупца.

Оглавление книги