Книга: Московские слова, словечки и крылатые выражения

Что такое настоящий московский чай

Сначала тенденцию увеличения потребления чая в Москве отметила сухая статистика: как количество ввозимого в столицу чая, так и увеличение сумм оборота чаеторговцев. Когда же это явление стало видно невооруженным глазом и проявилось в быту, тогда оно попало в певучие строфы поэтов и на страницы прозаиков.

Уже как крепко устоявшийся обычай описывает А. С. Пушкин в 1820-е годы в «Евгении Онегине» чаепитие у Лариных:

Здесь говорится про вечерний чай. Но чай пили и утром. Проведшей бессонную ночь за письмом к Онегину Татьяне утром

Хотя пьют чай пушкинские герои в деревне, однако привычка их — московская. Из текста романа можно понять, что Ларины — москвичи. В Москве живет их родня, сами они когда-то жили там, и, естественно, в трудную минуту они едут в Москву. Да и Пушкин, прямо подтверждая их тесную связь с Москвой, сравнивает деревенскую жизнь с московской:

Пушкин тоже начинал день не по-петербургски — с кофе, а по-московски — чаем:

В авторском отступлении в «Евгении Онегине» поэт писал о том, что он соблюдал традицию и вечернего чая:

Московский писатель и журналист середины XIX века Н. В. Поляков в книге очерков «Москвичи дома, в гостях и на улице» отметил ту же черту у своих героев определять время чаем: «Чай у москвичей заменяет часы; так что, если говорят вам: это случилось поутру после, или вечером прежде, до или после чая, то уж, конечно, вы понимаете, в какое время это случилось. Словом, часы в Москве — совершенно лишняя роскошь, чай — вещь необходимая…»

В 1830–1840-е годы чаепитие в Москве становится всесословным увлечением и непременной частью московского быта, и тогда же два писателя натуральной школы И. Т. Кокорев и Н. В. Поляков посвятили свои очерки теме чая в Москве.

«Существует ли на земном шаре, — начинает свой очерк „Чай“ Н. В. Поляков, — хоть один подобный город, в котором чай играет такую важную роль, как в Москве? Чай! Какое магическое слово для москвича! Каким теплым, приятным ощущением проникается москвич при слове „чай“ (разумея слово „чай“ — траву, которую пьют вовремя и безовремя)… Чай для москвича есть важный и необходимый предмет; потребность чая у москвича такого рода, что он скорее согласится не есть, нежели не пить чаю».

Настоящий чай в понимании москвичей должен быть не только хорошего сорта, без примесей, но и крепкий, его не следует жалеть на заварку. Он должен, как писал Пушкин, бежать по чашкам темною струею.

О том же говорит и друг Пушкина поэт П. А. Вяземский: по его словам, чай должен быть «не жидкий, как вода… но густой, душистый». Крестьяне в московских трактирах спрашивали чайку «почаистее», то есть густого, как пиво. Художник В. А. Милашевский говорил: «Разве можно что-то почувствовать, если ты не выпил крепкого душистого чаю. Чай — это взлет души!» — и любил приводить фразу И. А. Гончарова из «Фрегата „Паллады“», сказанную им после того, как один англичанин угостил его «распаренным» чаем: «Нет, чай умеют пить только в России!» У самого же Владимира Алексеевича чай всегда подавался настоящий московский — крепкий, в тонких чашках, и заварной чайник, когда заварка была разлита, во второй раз не доливался водой, но заваривался заново.

Во-вторых, чай должен быть горяч. «Истинные любители чаю… — объясняет Кокорев, — пьют его с толком, даже с чувством, то есть совершенно горячий, когда он проникает во все поры тела и понемногу погружает нервы в сладостное онемение».

Предпочтительно также пить чай без примесей: без сливок, без сахара внакладку, допускается употреблять сахар вприкуску, но не из экономии, а потому что тогда он лишь подслащивает чай, не перебивая его настоящего вкуса. Да и сахар к чаю употреблялся особого сорта — крепкий, литой, а не прессованный, до революции он выпускался в округлых пирамидах, называвшихся «головами», после — в крупных неодинаковых и неправильной формы кусках, и его кололи на меленькие кусочки особенными сахарными щипцами, которые были в каждом доме.

В прежние времена московский чай славился своим особо высоким качеством: дочь петербургского актера Ф. А. Бурдина (прежде жившего в Москве) вспоминает, что когда к ним приезжал А. Н. Островский, то для бабушки — коренной москвички — всегда привозил «фунт особенного какого-то чая, который якобы купить можно было только в Москве».

И третье условие «настоящего чая» — пить его нужно много; «по-настоящему» напившийся чая человек говорил о себе, что он «усидел самовар».

Кроме того, московское чаепитие отличалось особой сердечностью, открытостью и простотой во взаимоотношениях хозяев и гостей. Как известно, в Китае и Японии питье чая обставлено строгим и сложным церемониалом, «китайские церемонии» вошли в пословицу. В Москве же хозяева предлагали гостям за чайным столом чувствовать себя свободно — «без церемоний» (приглашение «пожалуйста, без церемоний» держалось в старых московских домах вплоть до войны, и сейчас еще, правда очень, очень редко, вдруг услышишь его — и повеет старой Москвой…)

Оглавление книги