Книга: ПИТЕР глазами провинциалов

ПЕТЕРБУРЖЦЫ

ПЕТЕРБУРЖЦЫ

Среди россиян (простите, что я, уроженка Поволжского региона, расписываюсь за всю страну) бытует мнение, что жители Петербурга — это прямая противоположность жителям Москвы. Всем известно, что в Москве только и успевай толкаться локтями, причем везде — на работе, в метро, в личной жизни — а не то тебя подсидят, тебя затопчут, тебя прожуют и выплюнут. В Москве даже интеллигентного вида старушка не подскажет тебе дорогу до Исторического музея, а что уж говорить о том, если тебе вдруг на улице станет плохо! Ни одна собака даже и не подумает вызвать скорую помощь или, на худой конец, полицию.

В Питере, дескать, картина совсем иная. Всяк тебе улыбнется. Всяк тебе уступит место в автобусе. Всяк расскажет тебе, как дойти до Сенной, подскажет время развода Троицкого моста и с радостью даст краткую историческую справку о том, в каких годах на Гороховой улице жил Николай Васильевич Гоголь.

Угу. Ага. Держите карман шире!

Не думайте, что, если Питер — не Москва, здесь вас ждут с распростертыми объятиями. Санкт-Петербург — это, как ни крути, столица нашей родины. Пусть вторая, но столица. Пусть в отставке, но с полномочиями. Пусть бедная, но с гордой царственной осанкой. Как и все петербуржцы. И пусть во взгляде здешнего жителя нет московского снобизма, смешанного в равных долях с меркантильностью и перманентной усталостью, и в реалиях сумасшедшего московского ритма каждый петербуржец, не лучше жителя Усть-Ордынска или Среднепупинска, теряется, бледнеет и отчаянно хочет домой, к маме, по отношению к гостям своего города петербуржцы достаточно прохладны — как и воды Балтики, омывающей город. Что, приехали в культурную столицу плеваться семечками на улице?

Любой коренной житель — это вещь в себе. Как старый комод в квартире его прабабушки, запертый на ключ. Как корыто, висящее на стене его коммунальной квартиры — исторический раритет, таящий в себе не одну историческую загадку. Этих мастодонтов с каждым годом становится все меньше и меньше и, как и прочие раритеты, с каждым годом они все ценнее и ценнее. И, самое, наверное, ценное в них — безоговорочная любовь к Санкт-Петербургу.

Каждый петербуржец твердо уверен, что его город — лучший в мире. Суждение сие есть аксиома, и никакой критике не подлежит. Какой там Париж! Что там Венеция? Куда до нас Риму? Чего интересного в Нью-Йорке? Все красоты мира, вместе с Тадж-Махалом, Ниагарским водопадом, Гранд-Каньоном и Пизанской башней житель города на Неве не променяет на собственный двор-колодец, выходящий низкой аркой в узкую улочку где-нибудь на Ваське. И пусть в этом городе круглосуточно льет, как из ведра, пусть простуды следуют одна за другой, пусть в арке, ведущей во двор, постоянно ночует бомж, пусть на улочке третий месяц не зарыта траншея после ремонта — плевать! Этот город — самый лучший город во Вселенной, и точка!

Но наряду с этой безоговорочной, трепетной и временами необъяснимой любовью к родному Питеру в лице его жителя нет-нет, и промелькнет плохо скрываемая зависть к Москве. Потому что Москва все-таки поцентровее будет!..

В питерском воздухе явно витает комплекс бывшей столицы. Не отмахивайтесь! Он есть, есть, он повсюду, он въелся в камни исторических зданий и сверкающие витрины модных бутиков, он выползает из-под земли вместе с испарениями городской канализации и развевается вместе с флагами стоящих в порту судов, и он проскальзывает в каждом разговоре местного жителя с жителем столичным.

Вот молодой человек по имени Максим, приехавший на выходные из Москвы в Санкт-Петербург, набраться впечатлений, гуляет по проспекту со своим местным приятелем.

— О! — говорит Максим, тыча пальцем в высокие окна Елисеевского магазина. — Елисеевский магазин!

— Да! — с ехидцей в голосе говорит его гид, Михаил, 27 лет от роду, петербуржец в третьем поколении. — У нас тоже есть Елисеевский магазин.

— Ха! — восклицает Максим, ловя в объектив своего фотоаппарата сидящих возле клуба «Пурга», на манер львов, зайцев.

— Угу, — кивает Миша, панибратски кивая кому-то из входящих в клуб людей. — У нас тоже есть отличные клубы.

— Ух, ты! — говорит Максим, запрокинув голову и обозревая купола Исаакиевского собора.

— Ага, — говорит Миша с гордостью. — Покруче храма Христа Спасителя будет…

На самом деле Максим, человек открытый и чистосердечный, вовсе и не думал проводить некий сравнительный анализ в пользу своих столичных Пенатов — он с удовольствием обозревает окрестности и выражает своей неподдельный восторг. Но любая его фраза, любое его восклицание будут истолкованы в особом смысле…

Половина диалогов петербуржцев с москвичами (пусть даже происходят они в самой что ни на есть дружеской компании) сводятся к констатации того, что в Питере тоже не лыком шиты! И магазины тут есть дорогие, и тачек пафосных завались, и клуб футбольный — не из последних, и вообще атмосфера куда более европейская, чем в Москве… Нет суеты, воздух чище, меньше приезжих, больше культурных памятников, Финляндия под боком. Да и вообще, люди душевнее, глубже…

В иных случаях разговор принимает более крутой оборот. «Ну, конечно!» — говорит какой-нибудь офисный работник, узнав, что у его знакомого на такой же должности в столице оклад в три раза выше. «У них там бабла немеряно!». «Ну, понятно!» — цокает языком какой-нибудь третьекурсник, узнав, что его бывший одноклассник в Москве уже приобрел себе авто. «Нам так не жить!». «На вас вся стана работает!» — выкладывается на стол последний козырь. И москвич, пристыженный, садится на свой «Сапсан», и дует обратно в циничную зубастую столицу, бабло зашибать.

Питерская тоска по утерянному высшему статусу читается во взглядах. Так болезненно бледнеет некогда первая красавица мира, потускневшая с годами и вынужденная расстаться со своей короной. Так офицер теряет лоск и выправку вместе со срываемыми с его плеч за какую-то провинность погонами. Так теряет лицо девушка, перестающая видеть в глазах своего любимого сумасшедший влюбленный блеск. Тяжело быть на вторых ролях, сойдя с пьедестала в общую массу. Именно поэтому никто не употребляет приставку «экс» к слову «столица». Это неприятно. Санкт-Петербург — тоже столица, но северная. Северная, но столица.

Кстати, возможно, этот самый север неким образом влияет и на внутреннее мироощущение жителей города на Неве. Здесь действительно меньше суеты, чем в столице — да что там меньше! Ее здесь вообще нет!

Темп жизни Санкт-Петербурга несоизмеримо ниже, чем в Москве, а также во многих крупных мегаполисах страны. Никто не скажет тебе: «Я побежал по делам!» или: «Сгоняй в магазин». Никто никуда не бежит и никого никуда не гонит. Никто не седеет, пропустив дэд-лайн, никто не краснеет, опоздав на встречу. Все дела вообще происходят без спешки — будь то подписание крупных контрактов, сборы на свидание, совместный поход с друзьями в кино или сдача очередного газетного номера в печать. Но отсутствие спешки вовсе не признак лености, заторможенности или безответственности петербуржцев. Низкий ритм жизни рожден иными взглядами на вещи в принципе.

Это — концептуальная отрешенность от суеты. Урбанистический дзен-буддизм.

Или пофигизм?

Здесь все немножечко — не от мира сего. В Санкт-Петербурге вообще нет обычных людей. Что ни личность, то — богема. Непризнанные поэты, неизвестные художники, неутомимые музыканты, отчисленные студенты… Выйдите на Невский, оглянитесь вокруг. В обе стороны проспекта движется публика не то, что не столичного — вообще не российского пошиба.

Наиболее ярко это выражается в отсутствии каких-либо шаблонов в манере одеваться. В Питере вообще нет моды — выглядит тут всяк, как ему в голову взбредет, порой совершенно вразрез с сезоном. Девушки в странных беретах, с самодельными сумками из старых пледов, в вечных кедах (даже зимой), необычных платьях или юбках с карманами в районе колен. Помятого вида молодые люди с всклокоченными волосами неопределенной расцветки, в наушниках, роговых очках, заношенных джинсах и странных пальто. Дамы бальзаковского возраста в перчатках-митенках, фетровых шляпках и с горжетками, кокетливо накинутыми на одутловатые пуховики made in china. Доисторическая профессура с пластиковыми советскими дипломатами.

Дресс-код отменен как пережиток прошлого. Какая-нибудь личность в старых штанах с вытянутыми коленями, тяжеленных ботинках и винтажном бабушкином шарфе может посетить за один вечер, не переодеваясь, концерт в консерватории, дорогой ресторан и хип-хоп вечеринку. Кстати, вы не сразу сможете опознать, какого эта личность пола — ей же до вас нет вообще никакого дела.

Окружающим категорически плевать, что на вас надето — куртка от Prado или плащ из теткиного сундука. Никто не осудит вас за то, что вы притащились в театр в старом вытянутом свитере и ковбойской шляпе — если еще прикрутите на шляпу бутоньерку, сойдете за оригинала. Секонд-хэнды процветают в Питере, как нигде в другом городе — здесь неизменные аншлаги не только в дни завоза, но вообще каждый день. Да и в самом деле, какой идиот вздумает тратить кучу денег на брендовую вещь из новой коллекции, в городе, который живет совершенно в ином измерении, чем прочий окружающий мир?

Именно поэтому приезжим из провинции так легко акклиматизироваться в Санкт-Петербурге — никто не будет разглядывать тебя, как манекен в витрине. Не нужно, как в Москве, тратить несколько первых зарплат на приобретение дорогих вещей и гаджетов, чтобы хоть как-то адаптироваться в обществе и не быть записанным в лузеры. Носи, что привез с собой из Нижнекамска, хоть пять лет кряду — главное вовремя заштопывать дыры…

Подобное же безразличие к окружающим проявляется и на бытовом уровне. Петербуржцы крайне нелюбознательны к соседям. Ну, ладно, в обычных жилых домах и мы мало интересуемся, кто это там переехал в шестую квартиру. Но в коммуналках? На одной с тобой территории? За тонкой деревянной стеной? В Питере все эти подробности — до лампочки.

Люди, проживающие в одной огромной, многокомнатной квартире, могут годами ничего не знать друг о друге. Про другие этажи и вовсе говорить не стоит — «а, что, в нашем доме есть еще и другие этажи?», спросит дедушка из третьей комнаты слева. Типичная картина: вот некий жилец А. жарит себе на ужин картошку на общей кухне. Или шинкует там себе капусту. Или курит, высунувшись на черную лестницу. В это время на кухню входит гражданка Б. Гражданка невозмутимо ставит на плиту чайник, заваривает себе чай, достает какую-то плюшку из буфета и уходит вдоль по коридору куда-то, откуда она пришла. Ни гражданин А., продолжающий заниматься своим ужином, ни гражданин С., зашедший на кухню взять что-то в холодильнике, вообще никто не поинтересовался — а что это за девица у нас тут шастает? Если девушка дошла до кухни и не потерялась, и знает, где в шкафчике лежит чай, сахар и плюшки, значит — своя, местная, не из залетных. Ну, а даже если и со стороны прибилась, с нехорошей целью — что здесь красть-то? Старое алюминиевое корыто? Мочало на гвозде? Рассохшийся после протечки батареи комод?

Вместо анекдота мой старый знакомый Илья, проживающий в комнате одной огромной коммунальной квартиры (жилплощадь досталась ему в наследство от бабушки), рассказывает, что однажды он все-таки видел всех, кто живет в его шестиэтажном доме. Произошло это во время пожара.

Впрочем, и пожаром-то происшествие назвать нельзя. Ну, забрел на черную лестницу бомж. Ну, захотелось мужичку согреться. Ну, развел он прямо в подъезде костер из старых тряпок, подумаешь! Пожара-то как такового и не было — а было лишь много дыму, который буквально за пять минут докатился тяжелой волной до шестого этажа. Учуявшая дым соседка подняла крик, мол, горим! Именно эта пожарная тревога и выгнала на черную лестницу всех обитателей коммунального подъезда.

Выскочив в коридор практически в чем мать родила, босиком и в шортах, Илья обалдел — такого количества народа он просто никогда не видел! Все лестничные площадки были забиты испуганными жильцами. И пока соседи с первого этажа гнали бомжа вон из дома, пока женщины квохтали и в ужасе всплескивали руками, пока кто-то, особо ретивый, возбужденно обещал написать петицию в ЖЭК с просьбой заколотить намертво дверь черного хода, Илья разглядывал тех, кого свела судьба под одной коммунальной крышей.

Персонажи в засаленных дырявых тапочках и пижамах, больше напоминающих одеяние пациентов психбольниц. Пенсионеры с прическами, которым бы позавидовал сам Альберт Энштейн, и в неопределенного вида штанах с вытянутыми коленями. Тетки — точные копии героинь старых советских комедий — в огуречных масках, бигуди и халатах, имеющих непередаваемый оттенок тряпья, пару лет пролежавшего в помойке. Пара ухоженного вида старушек составила разительный диссонанс с прочей публикой — и все же, даже старушки в бархатных халатах до пола здесь были к месту. Илья присвистнул — все персонажи Зощенко, как по волшебству, сошлись на одной лестнице. Персонажи, над которыми не властны течение времени и стремительное развитие цивилизации…

Собственно, и сами жильцы взирали друг на друга с удивлением, впервые за много лет столкнувшись нос к носу с собственными соседями. Но уже буквально через десять минут дым рассеялся, люди разошлись по своим комнатушкам — и каждый немедленно погрузился в свои дела и заботы, напрочь забыв об окружающем его мире.

С другой стороны — ну не прекрасна ли эта толерантность? Никто не сует носа в чужие дела (в Санкт-Петербурге это просто не принято), никого не интересует чужое мироустройство. Либерализм царит повсеместно.

Девочки обнимаются и целуются друг с другом в центре города днем — и ничего. Мальчики делают тоже самое, когда стемнеет, и танцуют в обнимку в клубах — да и бог с ними! В одном из старейших клубах города охрана состоит исключительно из молодых задиристых лесбиянок — и пьяные бритоголовые гопники счастливо улыбаются им, заказывая еще по кружечке пива. Все вежливы, учтивы и позитивны, и даже затевающаяся драка имеет некий шарм — мой старый знакомый Глеб, получив по голове в темном переулке, услышал после слова извинений от нападавших: мол, парень, прости, мы тебя не за того приняли. Сигаретку хочешь?

Люди свободно сидят, лежат и спят не только на любых газонах города, но на любых лавочках и подле любых памятников. К черту предрассудки! Мы живем в свободной стране. Стихийный джэм-сейшн может возникнуть в любой момент в любом месте города — и наличие музыкальных инструментов вовсе не обязательно! К свадебным кортежам с легкостью присоединяются прохожие, туристы, бомжи и бродячие собаки — и всем с удовольствием наливают и дают закусить. Незнакомец с радостью поделится с тобой жетоном на метро — если ты пропил все деньги и не можешь добраться домой. А если ты ему понравишься — он тебе еще и пиво купит, и составит тебе компанию, тут же, у павильона. И, оглянувшись вокруг, ты вдруг понимаешь, что Санкт-Петербург, несмотря на свой дурной климат и вечную промозглость — довольно приветливый город. При одном условии: если ты сам едешь сюда с открытым сердцем.

Именно в этом месте стоит произнести главное: жители Северной столицы очень чутки к настроению приезжих (читай — чужаков). Ирония или насмешка в адрес родного города не прощаются. Будь ты хоть трижды улыбчив, твое истинное отношение к Питеру прочитается между строк в любом случае. Позволь себе хотя бы одно критическое замечание — и тут же станешь персоной нон-грата в даже очень дружественной компании. Потому что — вы же помните, да? — жители Санкт-Петербурга любят свой город совершенно искренне и безоглядно, трепетно и нежно. И стать своим здесь можно, лишь всей душой влюбившись в этот странный хмурый северный край.

Оглавление книги