Книга: Вокруг Кремля и Китай-Города

Итальянцы

Итальянцы

Фрязин – это вовсе не фамилия, это наименование по географическому признаку. В XIV–XV веках словом «фрязин» (искажённое «франк») называли генуэзцев и венецианцев, добравшихся до Руси раньше других жителей Римской империи, а потом и всех итальянцев. Алевиз – так преобразовалось в русских документах непривычное для русского уха имя Алоизий.

Но если рассказывать с самого начала, то первым из попавших в Россию итальянцев был человек, упоминавшийся в летописях как Антон Фрязин. Он приехал в Москву в 1469 году в составе свиты польского кардинала Виссариона, чья миссия заключалась в подготовке брака Ивана III и Софьи Палеолог. Как попал в эту свиту зодчий Антонио Джиларди, не очень понятно. Возможно, сама Софья выразила желание, чтобы резиденцию для неё создал европейский архитектор, потому что будущей царице требовалось не только жильё, но и помещение для библиотеки. Те книги и манускрипты, которые ей предстояло привезти с собой как часть приданого, имели огромную ценность уже тогда, а сейчас легендарная библиотека Ивана Грозного вообще стала сказочной грёзой любого археолога.

Во всяком случае, первая из башен, построенная Антонио Джиларди, неспроста называлась Тайницкой. Сохранились свидетельства, что от неё шли тайные подземные ходы – один в сторону реки, а другой – в глубь Кремля, к царским палатам.

Вторая построенная им башня называлась Свибловой (поскольку рядом располагались палаты бояр Свибловых), впоследствии – Водовзводной. Слегка перестроенная, она дошла до нашего времени, много всякого пережив. В 1805–1806 годах башню разобрали до фундамента и сложили вновь, но в 1812 году отступавшие из Москвы французские войска башню взорвали. Восстановил ее в 1816–1819 годах Осип Бове, о котором я уже рассказывал (тоже, кстати, итальянец по происхождению, только его фрязином уже никто не называл, хотя фамилию Бова переиначили по тогдашней моде на французский манер).

Ещё можно предположить, что первое производство кирпича наладил всё тот же Антон Фрязин, ведь стены и башни прежнего Кремля, возведённые при Дмитрии Донском, были частично из брёвен, частично из глыб белого известняка.

Следующим, кто приложил руку к строительству Московского Кремля, был Родольфо Фиораванти дельти Альберти, по прозванию Аристотель. Этот человек был прекрасным инженером и законченным авантюристом. Русский посланник сманил итальянца в Россию, воспользовавшись сложной ситуацией, в которую тот в очередной раз попал.

Потомственный архитектор, умелый литейщик, чертёжник и химик, Фиораванти достаточно быстро получил известность в Италии. Сначала в родном городе, где он передвинул колокольню Сан-Марко, за что городской совет Болоньи присвоил ему звание старшины лоджии каменщиков и назначил пожизненное обеспечение. Потом Фиораванти пригласили в город Ченто, где нужно было выпрямить колокольню. Тридцатилетний зодчий успешно справился и с этой задачей. Однако очень скоро он потерпел сокрушительное фиаско в Венеции, куда был приглашён, чтобы выпрямить башню при церкви Сан-Анжело. Архитектор недооценил коварство венецианского грунта, и на третий день после окончания работ колокольня рухнула, похоронив под собой десяток прохожих. Зодчий спешно покинул Венецию и никогда больше туда не возвращался.

Замок Сфорца. Фото Анны Австрийской, 2009

Со временем эту неудачу заслонили несколько новых и успешных проектов, и Фиораванти получил приглашение от миланского герцога Франческо Сфорца принять участие в постройке его замка. Когда через шесть лет замок был построен, Аристотель Фиораванти уже мог с полным основанием считать себя специалистом по фортификации. Именно такого человека и искали посланники царя Московского. Найден ими он был в 1474 году, вскоре после выхода из тюрьмы, куда попал по обвинению в сбыте фальшивых монет. Лишённый всех привилегий и серьёзно подмочивший репутацию, Аристотель Фиораванти внимательно выслушал предложение русского посланника Семёна Толбузина и ответил согласием.

Вот так и получилось, что миланский замок Сфорца был построен ещё раз, но уже в других широтах. Разумеется, речь идёт не о копировании – но о применении большинства известных на тот момент «инженерных и дизайнерских решений», учитывавших все особенности местной специфики, от рельефа до климата. Хотя чертежей не сохранилось, авторство Аристотеля Фиораванти в создании общего проекта Московского Кремля не вызывает сомнений.

Ф. Герасимов. Царь Иоанн III Васильевич и Аристотель Фиораванти. Гравюра по рисунку И. Панова, 1890-е годы

Однако прежде чем приступить к главной задаче, Аристотелю Фиораванти пришлось заняться делом более срочным, и здесь он тоже сумел блеснуть. Оказалось, что неприятности у зодчих случались не только в Италии, и примерно в те дни, когда Фиораванти сидел под следствием, в самом сердце Москвы рухнул почти достроенный Успенский собор. Вот его-то и нужно было отстроить заново (псковские мастера на вторую попытку уже не отважились, да никто их особо и не уговаривал), а прежде чем строить, следовало избавиться от обломков. Аристотелю хватило семи дней, чтобы разобрать остатки стен; говорили, что он бы управился и меньше чем за неделю, если б успевали подручные вывозить битый камень.

Название архитектурных частей башен. Из книги С. П. Бартенева «Москва, Кремль в старину и теперь». М., 1912

В свои 60 лет Фиораванти не только накопил огромный опыт, но и сохранил гибкий ум. Он не стал углубляться в тонкости православных канонов и изучать русскую архитектуру, – подобно садовнику, он привил к ней плодоносящие ветви, привезённые с родины.

Взяв за образец внешний вид Успенского собора во Владимире, зодчий сделал нечто похожее, только лучше. В русской архитектуре впервые применялись крестовые своды в один кирпич, металлические внутристенные и проёмные связи. Эти и другие «импортные» инженерные решения позволили создать храм небывало просторный внутри и не перегороженный стенами, поскольку своды опирались на колонны. Помня о судьбе рухнувшего собора (да и собственных неудач не забывая), Фиораванти заложил очень мощный фундамент на вбитых в землю дубовых сваях; такой приём на Руси тоже применялся впервые.

Главной же задачей оставалась постройка неприступной крепости.

Подземные ходы, использование естественных водных преград и специально вырытых рвов, а также применение прочих хитростей фортификации делали Кремль очень надёжным оборонительным сооружением своего времени. По окончании работ зодчий вознамерился вернуться на родину, но царь Иван III был не настолько наивен, чтобы выпускать из страны человека, знающего все секреты главной крепости его державы. К тому же итальянец был прекрасным артиллеристом, а царь как раз замышлял поход на Тверь. Поэтому государь прибавил «военспецу» жалованья и убедительно попросил не уезжать, а когда Фиораванти всё же попытался покинуть Москву тайно, посадил его под арест. После этого – по доброй воле или под принуждением – в походе на Тверь итальянец всё же поучаствовал, а дальше никаких упоминаний о нём не встречается. Одна из версий: будто бы государь московский щедро вознаградил наёмника за его труды и отпустил с миром, да вот только не суждено было тому вернуться к себе в Болонью, поелику где-то в подмосковных лесах разбойники ограбили его и зарезали.

Так оно было или нет, неизвестно. Возможно, зодчий тихо угас в подземельях Разбойного приказа… Нам этого уже не узнать. Бесспорно другое – царю были необходимы новые мастера, чтобы закончить возведение крепости. И желательно – итальянцы, поскольку им не составило бы труда разобраться в оставленных чертежах и схемах. И вновь послы принялись разыскивать и приглашать мастеров, сведущих в военном деле и строительстве.

Итальянец, которого историк Карамзин называет Марко Руффо, а современники звали Марк Фрязин, построил Беклемишевскую башню с тайником-колодцем. Он же спроектировал и начал возводить Никольскую и Спасскую башни, а также Грановитую палату – но завершал эти работы уже другой мастер, которого в Москве называли Петр Фрязин. Вообще сложно понять, что побудило известного миланского архитектора Пьетро Антонио Солари покинуть родной город и отправиться в таинственную Московию. Видимо, посланники царя Московского умели уговаривать. А может быть, Солари рассудил в духе Юлия Цезаря, что «лучше быть первым в Неаполе, чем вторым в Риме». Стать главным архитектором столицы чужой, но богатой страны – совсем не то же самое, что оставаться одним из зодчих родного города.

Всего за три года Солари построил Спасскую, Сенатскую, Константино-Еленинскую, Угловую Арсенальную и Боровицкую башни. Однако в 1493 году Солари умер, и строительство Кремля затормозилось.

Потом из Милана приехал Алоизио да Карезано. Он был не только архитектором – но инженером в более широком смысле, как это бывало в те времена. Этот итальянец умел лить пушки, и вскоре на берегу Неглинки появился Пушечный двор. Умел делать порох, и основанное им производство так и называли – «Алевизов двор». В 1499–1508 годах он строил Большой Кремлёвский дворец и крепостную стену от дворца до Боровицкой башни. В 1508–1519 годах он занимался стенами, башнями и рвами Кремля со стороны Неглинной. Звали его тогда уже не Алевиз Фрязин, а Алевиз Старый, но совсем не из-за возраста. Дело в том, что в 1504 году в Москве появился его тёзка – Алоизио Ламберти да Монтаньяна, который Алевизом Новым был прозван сразу, хотя очень даже не сразу удалось этому итальянцу добраться до Москвы.

План Москвы, посвящённый Сигизмунду, королю польскому. Гравюра Луки Килиана с рисунка Иоганна Филиппа Абелин-Готтфрида, 1610

Вместе с пригласившими его русскими послами Дмитрием Ралевым и Митрофаном Карачаровым он больше чем на год застрял в Крыму при дворе крымского хана Менгли-Гирея. А может быть, правильнее будет сказать, что это послы застряли вместе с архитектором, которого хан в добровольно-принудительном порядке привлёк к постройке своего дворца в Бахчисарае. Когда дворец был почти закончен, а письма царя Московского к хану стали совсем неприятными, Менгли-Гирей с почётом проводил делегацию в Москву, где Алевиз Новый принял участие в строительстве Архангельского собора в Кремле, а также возвёл в разных частях столицы более 15 церквей, часть из которых даже стоит до сих пор, хотя и в перестроенном виде.

Как умер Алевиз Старый, сведений не сохранилось, но вот когда случился взрыв на организованном им пороховом заводе, среди погибших, вероятно, был и Алевиз Новый, поскольку в более поздние времена никаких упоминаний о нём не встречается.

Оглавление книги