Книга: Вокруг Кремля и Китай-Города

45. Лубянская площадь и Владимирские ворота

45. Лубянская площадь и Владимирские ворота

Иван Грозный после похода на Новгород многих именитых жителей этого города переселил в Москву, чтобы некому было возглавить свободолюбивых новгородцев, если им вздумается отколоться от Московского царства. Вполне возможно, что выходцы из Новгорода и назвали Лубянкой улицу, на которой им предстояло жить, – в память о Лубянице, главной улице родного города.

Лубянская площадь. С гравюры XIX века

Лубянская площадь. Вид в сторону Театрального проезда. Открытка 1910-х годов из собрания Э. В. Готье-Дюфайе

Существует и другая версия – что за стеной Китай-города у Владимирских ворот торговали изделиями из луба (древесной коры): берестяными туесками и шкатулками, а также плетёнными из мочала верёвками и прочим лубяным товаром.

Площадь, возникшая после того как были срыты петровские бастионы и засыпан ров перед ними, тоже стала называться Лубянской. По окружности площади располагалась биржа извозчиков: пролётки, ваньки и лихачи, а также кареты и ломовые подводы стояли группами в ожидании седоков. В 1835 году здесь, как и на нескольких других московских площадях, появился фонтан, из чаши которого водовозы наполняли свои бочки, а извозчики поили лошадей. В 1880-х годах Лубянку в разных направлениях пересекли рельсы, по которым началось движение общественного транспорта – сначала конки, а с 1907 года электрического трамвая.

Подобно тому как на Ильинке обосновались банки, а на Мясницкой – представительства различных инженерно-технических фирм, Большую Лубянку и Лубянскую площадь облюбовали страховщики. «Россия» и «Саламандра», «Якорь» и Первое Российское страховое от огня общество, «Заботливица» и Варшавское страховое общество – полтора десятка страховых компаний открыли здесь офисы либо владели недвижимостью.

Московская недвижимость привлекала страховщиков как способ вложения капитала, гарантирующий надёжность, высокую доходность и ликвидность. Сразу же после того, как Санкт-Петербургское общество страхований объявило о своих планах перестройки «Метрополя», страховое общество «Россия» приобрело два больших участка – один на Сретенской площади, другой на Лубянской, – намереваясь возвести там доходные дома. Когда стало известно, что недалеко от «Метрополя» будет строиться ещё один отель высокого класса, «Националь», правление СО «Россия» скорректировало свои планы и начало переговоры с французским Международным обществом спальных вагонов и больших европейских гостиниц относительно постройки в Москве отеля. Предполагалось, что здание спроектирует парижский архитектор Шедан.

Очевидно, переговоры шли не очень гладко, поскольку одновременно с ними был проведён конкурс «на составление проекта доходного 5-этажного с подвалами жилого дома». В числе прочих архитекторов в конкурсе приняли участие А. В. Иванов, И. К. Бергштрессер, А. А. Гимпель и Н. М. Проскурнин.

Иванов вскоре отказался от участия в конкурсе, а трое других, по недостатку времени, выполнили работу совместно; на их проекте и остановилось жюри конкурса, состоявшее исключительно из членов правления СО «Россия». К тому времени завершились и переговоры с французами, вследствие чего решено было строить гостиницу по проекту месье Шедана. В качестве главного архитектора был приглашён Александр Иванов, а помощником ему правление общества «Россия» назначило Николая Проскурнина.

А. В. Иванов. Дом страхового общества «Россия». Фото из журнала «Зодчий», 1900

Одновременно с этим проектом Проскурнин занимался строительством огромного комплекса доходных домов на Сретенской площади, а Иванов по заказу Варваринского общества домовладельцев строил «Националь»; что же касается их совместного творения на Лубянке, то ему выпала непростая судьба.

Едва вышли из земли стены подвального этажа, как дело с французским обществом разладилось, что вынудило вернуться к первоначальным планам постройки доходного дома. Часть выведенных фундаментов и стен пришлось ломать либо приспосабливать к новому проекту, на этот раз разработанному А. В. Ивановым в сотрудничестве с В. А. Величкиным и Н. М. Проскурниным. Тем не менее вместо отеля экстра-класса получилось суперсовременное и очень дорогое жильё: 51 квартира со всеми удобствами, включая ледники и кладовки в подвале и прачечную с подъёмной машиной на шестом этаже. Комнат в каждой квартире было от 6 до 8; впрочем, имелись также 3-, 4-, 5-комнатные (по одной) и 9-комнатная.

Дома страхового общества «Россия». Открытка 1910-х годов из коллекции Михаила Азарха

Когда здание было почти построено, страховому обществу «Россия» представился случай приобрести ещё один участок земли, выходивший на площадь чуть правее, по другую сторону Малой Лубянки. Иванов и Проскурнин спроектировали второе здание таким, чтобы стилистически оно точно сочеталось с первым.

Корпус во внутреннем дворе здания арендовало под гостиницу пароходное общество «Кавказ и Меркурий», первые этажи обоих домов заняли коммерсанты, открывшие магазины кроватей и швейных машин, книжный и табачный, а также пивную лавку и фотоателье. Квартиры на остальных этажах заселили состоятельные жильцы, готовые за комфорт платить до четырех тысяч рублей в год, то есть в среднем втрое выше средней арендной ставки по Москве. В целом комплекс домов на Лубянке приносил страховому обществу «Россия» свыше 160 тысяч рублей годового дохода.

Ну а в 1917 году всё это кончилось, и очень скоро Большая Лубянка из улицы страхования превратилась в улицу устрашения, а символом процесса сделался как раз этот дом. В годы репрессий ходил такой анекдот:

Житель Москвы гуляет по городу с приехавшим в гости провинциалом, показывает достопримечательности.

– Вот это – бывшее здание городской думы, сейчас здесь музей Ленина. Это – аптека № 1, бывший Феррейн. А вон в том доме раньше было страховое общество «Россия»…

– Сейчас тут, наверное, Госстрах?

– Нет… Госужас.

Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем, образованная в Петрограде вскоре после Октябрьского переворота, переехала в Москву весной 1918 года вместе с Совнаркомом. Поначалу ВЧК заняла дом № 11 по Большой Лубянке, бывшим владельцем (купцом и коллекционером Лухмановым) перестроенный очень удобно – двухъярусный глубокий подвал с боксами-хранилищами вполне подходил и для содержания арестованных, и для их ликвидации по мере надобности.

Аппарат Чрезвычайки разрастался, и вскоре чекистам потребовалось новое помещение. Все частные страховые общества к тому времени уже были декретом Совнаркома упразднены, а их национализированная недвижимость распределена между органами новой власти. Здание на Лубянке досталось Московскому совету профсоюзов, но жильцы выселяться не хотели, тем более что к уплотнённым буржуям добавились классово близкие швондеры, – и профсоюзы отступились. Однако пару недель спустя взялся за дело «вооружённый отряд партии», а против него кто смог бы устоять? Летом 1919 года несколько поме щений занял Особый отдел Московской ЧК, и этого плацдарма хватило, чтобы вскоре очистить и остальную часть здания.

Чекисты приспособили меблированные комнаты под тюрьму для особо важных арестованных, а бывшие квартиры в обоих зданиях – под кабинеты следователей и другие служебные помещения. Тюрьма, располагавшаяся в глубине здания, на местном жаргоне называлась «внутрянка». Изоляцию от внешнего мира она обеспечивала надёжно, однако в технологическом отношении оставляла желать лучшего. Усовершенствовали её в 1930-х годах – примерно тогда же, когда и органам устроили очередной ребрендинг, и аббревиатуру ОГПУ, успевшую сделаться столь же одиозной, как ВЧК, сменило солидно-канцелярское ГУГБ – Главное управление государственной безопасности.

А. В. Иванов. Дом страхового общества «Россия». План 3-го этажа. Фото из журнала «Зодчий», 1900

Аркадия Яковлевича Лангмана не зря считали ведомственным архитектором органов – он в специфике деятельности заказчика разбирался досконально. В реконструированной и надстроенной им тюрьме появилось 118 камер на 350 мест, из них 94 одиночных (на 1–2 человек) и 24 общих (на 6–8 человек). В каждой камере температура могла регулироваться, и когда подследственный не хотел давать нужных показаний, ему устраивали днём Ташкент, а ночью – Магадан. Двойные стены между камерами не позволяли перестукиваться, нумерация камер «вразброс» мешала ориентироваться. Если арестованному назначали одиночный режим содержания, то никого, кроме следователя и конвоиров, он уже не видел: система движения по коридорам исключала возможность любой встречи, а шесть прогулочных двориков на крыше разделялись высокими кирпичными стенами.

Из этой тюрьмы некоторым посчастливилось выйти, но никому не удалось сбежать – ни на волю, ни на тот свет: даже лестничные пролёты были затянуты сеткой, чтобы арестант не сбросился вниз, как это сделал в прежней «внутрянке» Борис Савинков.

Реконструкцией тюрьмы и пристройкой нового корпуса со стороны Фуркасовского переулка дело не окончилось – здание и со стороны площади надстроили двумя этажами, сохранив при этом общую композицию фасада и некоторые архитектурные элементы. Цинковые женские фигуры на аттике, олицетворявшие Справедливость и Утешение, более чем двусмысленно смотрелись на здании ведомства, руководимого «железным наркомом» Ежовым, но чекистам, видимо, некогда было вдаваться в такие тонкости, хотя аллегория тянула не меньше чем на десяточку.

А новый нарком товарищ Берия распорядился два здания, некогда разделявшиеся Малой Лубянкой, соединить со стороны площади, а заодно и фасады привести в соответствие с царившим тогда архитектурным стилем. Подготовленный академиком Щусевым проект был утверждён в январе 1940 года, но начавшаяся война заставила отложить реконструкцию. К работам приступили только в 1944-м, и три года спустя здание приобрело весьма оригинальный вид, который и сохраняло несколько десятилетий – до очередной реконструкции, проведённой уже во времена Андропова.

Площадь Дзержинского. Фото из семейного архива Ю. Батуева, 1974

Памятник Железному Феликсу работы Евгения Вучетича украсил собой площадь в 1958 году, а снят был в 1991-м, после того как потерпел фиаско августовский путч. Последующие годы показали, что гораздо проще демонтировать монумент, нежели строй, который олицетворяла эта фигура в долгополой шинели. Периодически кто-то (вероятно, «искусствоведы в штатском») вносит в Мосгордуму предложения о возвращении пламенного революционера на Лубянскую площадь из парка Музеон, куда он был сослан в компании с другими монументами советской эпохи, но предложение пока не набирает необходимого числа голосов.

Хотя если уж что-то возвращать на этот опустевший круглый газон, то лучше всего – фонтан, тем более что чугунные мальчики работы Ивана Витали целы и невредимы, стоят себе в Нескучном саду, держа над головой чашу из красного полированного гранита.

Вид на Лубянскую площадь через Владимирские ворота. Фото 1910-х годов из фонда ЦИГИ

У Владимирских ворот находились сразу две московские святыни – церковь Владимирской иконы Божией Матери и часовня Пантелеймона Целителя.

Владимирская икона Божией Матери уже много столетий считается защитницей Москвы. Образ попал на Русь в начале XIV века, и князь Мстислав, которому икону прислали из Константинополя, поместил ее в Вышгороде. Князь Андрей Боголюбский, сын основателя Москвы, перенёс образ во Владимир, и с тех пор святыню именовали Владимирской иконой Божией Матери.

В 1395 году, когда на Русь двинулось войско Тамерлана, великий князь Василий Димитриевич вышел с войском к Коломне и остановился на берегу Оки, а святители московские по его просьбе отправились во Владимир, чтобы оттуда крестным ходом доставить в Москву чудотворную икону. Все жители города вышли ей поклониться, и там, где два крестных хода встретились, был основан Сретенский монастырь, потому что уже на другой день пришла весть о чуде: хан Тимур направил своё войско прочь от Москвы.

Осенью 1480 года хан Ахмат повёл на Москву большое войско, но остановился на реке Угре, увидев на другом берегу дружины великого князя Иоанна III. Несколько дней стояли противники, не трогаясь с места, и всё это время народ православный молился Владимирской Божией Матери об избавлении от врага. Чтобы принять бой на более удобной позиции, московское войско отошло от берега, предоставляя врагу начинать сражение после форсирования реки, но ордынцы решили, что им подготовлена ловушка, и ушли восвояси.

Крымский хан Менгли-Гирей тоже не рискнул дойти до Москвы – а случилось это всего лет за пятнадцать до постройки Китайгородской стены, – поэтому неудивительно, что линию укреплений Петрок Малый провёл так, чтобы часовня Владимирской иконы Божией Матери оказалась хотя и вплотную к стене, но с внутренней её стороны. Список с Владимирской иконы в XVI веке поместили над воротами, и с тех пор их называли Владимирскими чаще, чем Никольскими.

Небольшая изящная церковь с «гранной главой», напоминавшей усаженную шипами богатырскую палицу, была возведена на месте часовни в 1691–1694 годах по обету царицы Натальи Кирилловны Нарышкиной, второй жены царя Алексея Михайловича. Молодой царь Пётр, очень любивший свою матушку, лично распорядился начать строительство и выделил деньги из доходов Стрелецкого приказа. Храм в стиле барокко был освящён уже после кончины Натальи Кирилловны, но царица успела пожаловать новоустроенному храму семейную реликвию – список с иконы Владимирской Богоматери, которым её благословил патриарх Иоаким перед венчанием.

У церкви не было своего прихода (в непосредственной близости от неё проживало всего несколько человек, а жители соседних переулков являлись прихожанами других храмов), но её приходом стала вся Москва: каждый, кто шёл по Никольской, считал своим долгом войти в храм и помолиться спасительнице Москвы и заступнице православных.

Иозеф-Андреас Вейс. Церковь Владимирской иконы Божией Матери, 1852

Часовня Пантелеймона Целителя была выстроена для хранения афонских святынь. Святой крест с частицей Животворящего Древа, часть от камня Гроба Господня, частицы мощей святого Пантелеймона и другие реликвии, привезённые в 1866 году из русского Пантелеймоновского монастыря на Афоне, хранились в маленькой часовне при Богоявленском монастыре, которая уже не вмещала всех желавших приложиться к святыням. Новую часовню воздвигли в 1881–1883 годах на пожертвования москвичей, после того как потомственный почётный гражданин Иван Сушкин, брат настоятеля афонского Пантелеймоновского монастыря, подарил обители участок земли.

Новая часовня существенно превосходила размерами прежнюю – она вообще стала самой большой часовней Москвы. Произошло это потому, что настоятель Афонского монастыря решил на подаренном участке возвести, помимо часовни, ещё и подворье. Архитектор Александр Каминский нашёл очень изящное решение задачи. Резной фасад разобранной часовни он сделал парадным крыльцом нового здания, подчеркнув этим верность традициям. Убранство интерьеров и нарядный фасад, выполненный в русском стиле, придавали часовне вид настоящего храма. Трёхэтажную постройку Каминский увенчал световой ротондой, и этот купол сделался одной из высотных доминант в архитектуре Москвы.

Пантелеймоновская часовня, церковь Владимирской иконы Божией Матери и башня Владимирских ворот. Фото из собрания Э. В. Готье-Дюфайе, 1913

Пантелеймоновская часовня так удачно вписалась в систему вертикалей Китай-города, что пятнадцать лет спустя другой архитектор, Лев Кекушев, как бы «продолжил мысль» коллеги при постройке доходного дома Хлудовых в Театральном проезде – угол здания тоже был украшен куполом, причём с бельведером, откуда открывались чудесные виды на центр Москвы. То здание считалось одним из красивейших в городе в первые годы ХХ века, но всю свою прелесть утратило после двух реконструкций – 1934 и 2001 годов.

Вход в часовню Пантелеймона Целителя. Фото из собрания Э. В. Готье-Дюфайе, 1913

В 1918 году, когда советская власть занялась изъятием церковных ценностей, настоятель Пантелеймоновской часовни монах Макарий Чириков предоставить «компетентным органам» сведения о церковном имуществе отказался, ссылаясь на то, что часовня приписана к Афону и находится под защитой греческого короля. Заблуждения настоятеля относительно его юрисдикции рассеял незамедлительно проведённый обыск, в результате которого было конфисковано 706 тысяч рублей в процентных бумагах.

Часовня Целителя Пантелеймона без крыльца. Фото 1926 года из фонда ЦИГИ

Снос церкви Владимирской иконы Божией Матери, 1934 год. Открытка Московского клуба филокартистов из коллекции Александра Кукушкина

Саму часовню отобрали у верующих несколько позже. На заседании Моссовета было принято решение, оформленное по всем правилам: «Принимая во внимание, что группа верующих так называемой Пантелеймоновской часовни от пользования ею отказалась, подав о том письменное заявление, руководствуясь циркуляром ВЦИК и СНК от 8/IV—1929 г., указанную часовню закрыть, а помещение передать Управлению милиции гор. Москвы».

Обе святыни были уничтожены в 1934 году, вскоре после сноса Китайгородской стены. Сейчас на месте часовни Пантелеймона Целителя – торговый центр «Наутилус», а на месте церкви Владимирской иконы Божией Матери и Владимирских ворот – проезжая часть.

Оглавление книги