Книга: Вокруг Кремля и Китай-Города

32. Варварка

32. Варварка

Там, где в конце Хрустального переулка мы видим небольшую церковь, начинается улица Варварка. В наше время она совсем короткая, а в древности улица шла от Спасского моста к Солянке и дальше на восток и называлась Всехсвятской по церкви, стоявшей за стеной Китай-города.

Новое название улице дала церковь великомученицы Варвары – но не эта, построенная в 1796–1804 годах Родионом Казаковым, и даже не прежняя, возведённая в 1514 году Алевизом Новым, а ещё более ранняя, деревянная. Поскольку обитатели этих мест – сначала сурожане (выходцы из Сурожа, генуэзской колонии в Крыму), затем псковские купцы – жили торговлей, неудивительно, что один из построенных ими храмов был освящён во славу святой Варвары, покровительницы торговли и защитницы от внезапной смерти без покаяния.

Здесь, поблизости от церкви, тоже торговали, причём товаром особым. Это место облюбовали знахари и бабки-шептуньи, умевшие заговаривать некоторые болезни, а от прочих недугов избавлявшие с помощью целебных трав. Каждый житель Москвы знал, где искать помощи, если захвораешь, – на Варварском крестце.

Крестцов в Китай-городе было три: Никольский, Ильинский и Варварский, и назывались крестцами не перекрёстки, как можно было бы предположить, а те места, где стояли особые часовни, около которых объявлялись царские и патриаршие указы. Сюда же «привозили трупы безродных тюремных узников, умерших в тюрьме или под пытками, для сбора денег на их погребение. Перед Семиком на эти же крестцы вывозили из убогих домов содержавшихся там подкидышей, и там их брали на воспитание бездетные супруги. <…> Подкидышей этих, всех без исключения, называли Богданами (Богом данные)» (С. Кондратьев. Седая старина Москвы).

Храм Святой великомученицы Варвары. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1883

А ещё к часовням на крестцах приводили к крестному целованию людей, когда требовалось получить от них ручательство в правдивости показаний на суде или в других важных случаях. В языческие времена существовала «рота» – обычай обмена клятвами, призывавшими «и мор, и голод, и огонь, и меч» на голову того, кто их преступит. Вера христианская, помимо заповеди «не лжесвидетельствуй», клятв вообще не одобряла, но отношения между людьми и странами требовали договорённостей, а любой договор подразумевает гарантии – что и породило ритуал крестного целования. Германский посланник Герберштейн в 1526 году описал, как совершает обряд царь Московский: «глядя на крест, трижды осеняет себя крестным знамением, столько же раз наклоняя голову и опуская правую руку почти до земли; затем, подойдя ближе и шевеля губами, будто произнося молитву, отирает уста полотенцем, сплёвывает на землю и, поцеловав наконец крест, прикасается к нему сперва лбом, потом тем и другим глазом».

Храм Максима Исповедника. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1883

Варварка была одной из самых богатых улиц древней Москвы. Здесь всего было вволю: и товара, и покупателей, и питейных заведений, и храмов. Церкви выстроились цепочкой по южной стороне улицы, по гребню холма, будто бы подпирая собой его склон.

В Китай-городе храмы возводились на пожертвования торгового сословия. Например, церковь Троицы Живоначальной в 1630–1650 годах построил ярославский купец Григорий Никитников, а в 1698 году два купца, Максим Верховитинов из Москвы и Максим Шаровников из Костромы, поставили храм во имя святого Максима Исповедника. Точнее, они перестроили старую церковь Бориса и Глеба, на погосте которой покоился их тёзка, первый московский юродивый Максим Блаженный, и церковь стала называться по его имени.

Колокольня храма уже лет двести имеет сильное отклонение от вертикали, но не падает. Со стороны Варварки храм кажется маленьким, но совсем иное впечатление возникает, если взглянуть на него со стороны Зарядья, – его словно возносит ввысь мощный подклет, без которого возвести постройку на склоне холма было невозможно.

Ещё лучше смотрится снизу храм Великомученика Георгия Победоносца. Со стороны улицы его первоначальный вид искажают сделанные после пожара 1812 года пристройки в псевдоготическом стиле, но можно увидеть церковь и такой, какой была она во времена Алексея Михайловича, – достаточно лишь спуститься вниз, к Зарядью. Там есть узкая дорожка между ограждающим пустырь капитальным забором и сетчатыми оградами храмов, и пройти по ней – словно нырнуть в иные времена: в саду Знаменского монастыря растут разноцветные мальвы, ленивые кошки дремлют на солнышке, а на крыльцо Старого Английского двора, того и гляди, выйдет хозяин и поприветствует вас.

Крыльцо там непростое, с тремя поворотными точками. Такие делали в русских теремах, чтобы хозяин своё отношение к пришедшему мог выразить легко и доходчиво: если гость незваный, то хозяин выходил только на верхнюю площадку взглянуть, кто и с чем пожаловал, кому-то навстречу мог и спуститься до середины крыльца, а ради гостя дорогого и желанного сходил со ступеней на землю, дабы обнять и облобызать.

Храм Великомученика Георгия. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1883

Даже в наши дни, когда Зарядья уже не существует, Варварка остаётся олицетворением старой Москвы: чётная правая сторона – храмы, нечётная левая – торговые дома. Номер 5 занимал Торговый дом Морозова, в номере 9 располагалась контора «Товарищества Тверской мануфактуры», принадлежавшей другой ветви семьи Морозовых, а чуть левее, в Ипатьевском переулке, был «ренсковый погребок» Ивана Смирнова, основателя династии водочных королей. С импорта рейнских вин семейство Смирновых плавно перешло на производство традиционного российского напитка, и лучшей «смирновской» водке в память о добрых старых временах глава фирмы дал название «Варварка».

Улица Варварка. Открытка 1900-х годов из коллекции Александра Романова

После революции помещения торговых домов заняли советские учреждения, а храмам предстояло погибнуть при расчистке места для 2-го дома Совнаркома, но началась война, и стало не до них. Зато уж когда строилась гостиница «Россия», Зарядьем занялись вплотную. Монастырь и храмы разрушать не стали, времена уже были не те, но размах у коммунистов сохранился прежний, широкий. Это что тут?.. Библиотека иностранной литературы? Здание ветхое и некрасивое, и незачем в нём располагаться библиотеке, хоть даже и иностранной, – будем переселять. В общем, как обычно: «Где партия – там успех, там победа».

Но внезапно выяснилось, что здание библиотеки заключает в себе Английский двор – резиденцию первого официального посольства из Западной Европы. О том, что оно располагалось в Зарядье, историкам было известно, однако никто не надеялся обнаружить древний памятник в квартале, застроенном домами XIX века. А вот когда при расчистке места для гостиницы библиотеку начали ломать – тут-то и открылось кое-что необычное. Оказалось, что Старый Английский двор не был уничтожен: палаты с толстыми кирпичными стенами разбирать вручную слишком хлопотно, и потому владевшие участком коммерсанты для увеличения полезной площади достраивали и надстраивали здание, в результате чего оно стало совершенно неузнаваемым.

Улица Варварка. Храм Максима Исповедника и здание Библиотеки иностранной литературы. Фото 1950-х годов из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы

Разумеется, не каждому дано в грудах битого кирпича сквозь облако пыли разглядеть нечто достойное внимания. Однако жил и работал в Москве человек, способный неочевидное сделать очевидным, а невозможное – возможным. Пётр Барановский был к тому времени уже не подвижником-одиночкой, а руководителем реставрационных мастерских, лидером группы совершенно одержимых молодых ребят.

Палаты Старого Английского двора до реставрации. Фото начала 1960-х годов из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы

Приказ о разборке зданий Библиотеки иностранной литературы был подписан председателем Моссовета товарищем Промысловым. Ничего страшного – и похуже бывали ситуации у Барановского. Его ученики-реставраторы очень быстро восстановили большую часть срубленного карниза, коллеги-архитекторы без задержки подготовили полный проект реставрации, а найденный кем-то из знакомых инженер-дорожник спроектировал пандус для подъезда к гостинице, продуманный так удачно, что и памятники огибал красиво, и архитекторами из мастерской Чечулина был принят без поправок.

Впрочем, приказ есть приказ, сапёры по указанному им адресу уже прибыли, разгрузили свою машину и явились к реставраторам с вопросом: «Так, что взрывать будем?..» Барановский позвонил своему другу, старому большевику, тот отправил телеграмму Брежневу… а военным тем временем устроили экскурсию.

Рассказали про купцов с роскошными именами Василий Бобр, Федор Вепрь и Юшка Урвихвостов, построивших храм Святой Варвары, а также вот эти каменные палаты. Про английских послов, доставивших Ивану Грозному богатые дары от королевы Елизаветы Тюдор, и о том, как палаты эти были пожалованы английским купцам в виде ответного жеста доброй воли, в дополнение к дарам для их повелительницы. Про негоцианта Джерома Горсея, автора «Записок о России». Сей коммерсант ездил в Лондон с тайным поручением от Иоанна IV, возжелавшего породниться с Елизаветой I. Грозный царь не знал, что переговоры о возможном супружестве английская королева ведёт со многими монархами, но вступать в брак не собирается ни с кем, и в особенности с Иоанном IV, погубившим жён едва ли не больше, чем батюшка самой Елизаветы Генрих VIII.

Музей «Старый Английский двор». Фото 1970-х годов из архивных фондов Департамента культурного наследия города Москвы

А ещё про Алексея Михайловича, царя Тишайшего, повелевшего британцам покинуть Москву, как только узнал, что они там в Лондоне «короля своего Карла до смерти убили», а также и про царя Петра Алексеевича, открывшего здесь «цифирную» школу…

В общем, когда прибыл курьер с отменой приказа о разборке, у военных оставался один последний вопрос: «А взорвать-то что нужно?.. Вы только покажите, что вам тут мешает, и не волнуйтесь – остальное даже не хрустнет».

Виктор Лукьянов. Вид из гостиницы «Россия». Зарядье, Москва, 2003

Палаты бояр Романовых (на этой картине они видны справа) были пожалованы царём Михаилом Фёдоровичем монастырю, основанному в 1631 году в память кончины инокини Марфы, матери молодого царя. «Старый государев двор», как именовали родовую усадьбу Романовых, проживавшему в Кремле царю был уже не нужен, тем более что пожар, прокатившийся по Москве 3 мая 1626 года, стоявшие на Варварке постройки уничтожил. То, что осталось от боярских палат, перестроили в келейный корпус монастыря, домовая церковь сделалась монастырским храмом, а главной святыней обители стал почитавшийся в роду Романовых с XVI века образ Знамения Богородицы.

Ещё один пожар, случившийся в 1668 году, снова опустошил Варварку. Основанный царём монастырь был восстановлен стараниями Милославских, и вместо сгоревшей церкви зодчие Ф. Григорьев и Г. Анисимов в 1679–1684 годах возвели двухэтажный пятиглавый собор Иконы Божией Матери.

Бывшие боярские палаты от пожара пострадали очень сильно и потому в 1674 году были разобраны по «погребной свод», то есть подвал (подвалы в древности строились очень добротно, их использовали как убежище при пожарах – и тем, кто не задохнулся в дыму, удавалось спастись). На сохранившейся подземной части строения мастер Мелетий Алексеев со своими каменщиками соорудил новое здание – нынешние первый и второй этажи. Третий этаж, деревянный терем, добавился в 1857–1859 годах, когда палаты реставрировали, чтобы открыть здесь музей Романовых.

Знаменский монастырь. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1883

Идея создания музея принадлежала самому Александру II, и духовенство выразило готовность безвозмездно возвратить имущество, пожалованное монастырю предком императора, но Александр Николаевич повелел выплатить компенсацию. Не оставил без внимания он и дальнейшее развитие событий, лично рассмотрев подготовленный проект реставрации и добавив кое-что от себя. Вместо предложенного архитектором флюгера верхушку шатра украсил геральдический знак дома Романовых – грифон, а к узорам росписи стен и потолков добавились двуглавый орёл и вензель «МФР».

Палаты бояр Романовых. Открытка 1900-х годов из коллекции Александра Романова

Необходимость безоговорочно принимать «высочайшие пожелания» была далеко не самой большой проблемой из тех, с которыми столкнулся архитектор Фёдор Фёдорович Рихтер. Прежде всего, научной реставрации как таковой в середине XIX века в России ещё не существовало, и Рихтеру пришлось стать первопроходцем. Кроме того, поставленная перед ним задача с точки зрения реставраторов наших дней вообще являлась нерешаемой – сейчас ведь реставрированным признают объект, от которого сохранилось не менее 50 процентов оригинала, а всё иное считается новоделом; и в данном случае к первым Романовым памятник имел отношение разве что на уровне подвала.

Восстановленные Рихтером палаты представляли собой не мемориальное жилище семьи Михаила Фёдоровича, а скорее лишь образ старинного боярского дома, однако его планировки и его интерьеры полностью соответствовали канонам строительства того времени.

ДОМ БОЯР РОМАНОВЫХ

Фотографии И. Ф. Барщевского, 1880-е годы

Крестовая палата

Трапезная

Опочивальня

Комната с оружием

Дом бояр Романовых: детская. Фотография И. Ф. Барщевского, 1880-е годы

Поскольку в романовских палатах на Варварке ничего подлинного не сохранилось, архитектор взял за основу кремлёвский Теремной дворец. По аналогии с ним здесь появилась парадная лестница со скульптурными львами. Свод крестовой палаты в монастырском помещении был конечно же гладким, – и Рихтер предложил расписать потолок и стены, используя растительные орнаменты с грамот Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича.

Обнаружив нечто похожее на остатки лестницы, реставратор сделал вывод, что в здании имелся ещё один ярус, и достроил деревянный терем, который затем по рисунку Рихтера украсили деревянной резьбой. Древние печи не сохранились; чтобы новые стилизовать под XVII век, скопировали изразцы с печей в помещениях Ипатьевского монастыря. Зная, что открытие музея почтит своим присутствием Александр II, архитектор устроил на восточном фасаде небольшой балкон, с которого император мог бы приветствовать собравшийся народ.

В общем, в смысле аутентичности «палаты бояр Романовых» давали множество поводов для критики, но не будем забывать, что эта реставрация была одной из первых в стране и с нее началось восстановление памятников архитектуры России.

Три пули, пробившие силуэт грифона в ноябре 1917 года, должны были символизировать финальную точку в истории династии Романовых, а также их боярских палат, но оказались всего лишь многоточием. Закрытый после революции музей получил в 1923 году шанс на новую жизнь, в которую вступил под вывеской «Музей боярского быта». Устранив из экспозиции личные вещи Романовых, советские пропагандисты сделали упор на контрасты в образе жизни боярина-крепостника и эксплуатируемых им народных масс.

Когда в Зарядье собирались строить высотную громаду, музей существовал в ожидании бульдозеров, но они сюда так и не добрались, потому что началась война; впрочем, музей всё равно закрыли, поскольку здание к тому времени пришло в ужасающее состояние.

В 1951 году, когда шло строительство чечулинской высотки и территорию вокруг потребовалось привести в порядок, палаты Романовых снова попали в поле зрения властей. К счастью, снос палатам уже не угрожал – на тот момент уцелевшие на Варварке церквушки решено было сохранить, заодно и палаты отреставрировать; но вот по вопросу, какой быть этой реставрации, разгорелись настоящие баталии, причём среди специалистов.

Профессор Дмитрий Сухов научную фантазию считал одним из возможных приёмов реконструкции, но в данном случае присоединился к тем, кто работу Рихтера оценивал как «фальшивую реставрацию». Он предложил все следы новодела устранить, шёлковую обивку со стен снять и заменить её покраской и сукном. Александр Корин и Пётр Барановский настаивали на необходимости сохранения интерьеров хотя бы по той причине, что работа Рихтера ценна уже сама по себе, как «колыбель русской реставрации».

В итоге пришли к компромиссу – реставрацию XIX века не восстанавливать, но и не уничтожать. Прежде чем штукатурить и красить своды и стены столовой палаты, их оклеили папиросной бумагой. В других помещениях стены покрыли сукном, росписи забелили, печи разобрали, в тереме сняли деревянную резьбу. В результате стало не к чему придраться… но и не на что смотреть.

Всех рассудило время. Когда советская власть осталась в прошлом, росписи «с идеологически враждебными символами» были восстановлены, и мир от этого не рухнул. А вот пулевые отверстия в теле грифона реставраторы оставили в неприкосновенности, и правильно сделали – тоже ведь следы истории.

Оглавление книги