Книга: Остоженка, Пречистенка, Остров и их окрестности

От Балчуга до большого Устьинского моста

От Балчуга до большого Устьинского моста

В начале улицы с левой стороны отдельный квартал составляет гостиница «Балчуг Кемпински», а за 1-м Раушским переулком долгое время было просто пустое место, где когда-то стоял небольшой каменный двухэтажный дом, построенный в 1817 г. купцом Д.В. Коршуновым. В начале ХХ в. на этом участке в нескольких строениях находились и наемные квартиры, и пивная, и сапожная лавка вместе с вышивальной мастерской. В советское время все снесли, и участок долгое время пустовал, а ныне здесь стоит новое здание МДМ-банка (№ 3) (архитекторы М. Посохин, А. Ерохин, А. Титов), сделанное в подражание стилистике модерна, но без его тонкости и соразмерности. Особенно обращают на себя внимание агрессивные выступы эркеров, завершенных застекленными арками. Как писал по поводу этого произведения сайт «Другая Москва», это здание представляет собой «уникальный случай, когда от творения Михаила Посохина не берет тоска. Конечно, и здесь пилоны выглядят аппликацией, прилепленной к стеклянной коробке, и пропорции странны, и детали чудовищны…».

За ним – часть бывшего «Мамонтовского подворья» (см. Раушская набережная, 4), также сохранившая ажурные металлические балконы и козырек над входом. Далее за строениями, принадлежавшими электростанции МОГЭС, жилое здание (№ 9), построенное в 1908 г. архитектором Э.К. Нирнзее с использованием старого двухэтажного дома. В строении во дворе находилась редакция журнала «Млечный Путь», первый номер которого вышел в 1914 г., в нем печатались Новиков-Прибой, Шкулев, Северянин, Есенин.

На участке № 11 находятся три здания, расположенные также на большом участке МОГЭС. Среднее – перестроенный главный дом усадьбы, показанный на плане 1792 г., когда он принадлежал статскому советнику Павлу Григорьевичу Демидову из знаменитой семьи владельцев рудников и заводов. Необыкновенное возвышение никому не известного тульского кузнеца, ставшего основателем династии богатейших промышленников и меценатов, привлекало пристальное внимание и современников и историков. Сын крестьянина Демида Антуфьева Никита Демидов устроил в Туле небольшую оружейную мастерскую и сумел заинтересовать Петра I своими изделиями, дешевыми и качественными. Благодаря царскому покровительству Никита получил земли на Урале, где его сын Акинфий построил девять заводов, а внук Никита Акинфиевич еще приумножил демидовское дело. Он следил за техническими новинками и привлекал к производству знающих специалистов: его Нижнетагильский завод был «меж частными сибирскими заводами совершеннее, важнее и прибыльнее железом». Демидовское железо, меченное изображением соболя, автор этих строк увидел при реставрации одного из самых замечательных лондонских памятников, «Монумента» – железо «старый соболь» использовалось в конце XVIII в. для его укрепления. Праправнук основателя династии, Павел Григорьевич Демидов, в противоположность предкам, не занимался делами, посвятив себя изучению горного дела, а потом, живя в своем подмосковном селе Леонове, отдался «философскому уединению, рассматриванию природы и ученым созерцаниям». Как и многие другие в его роду, он щедро жертвовал на образовательные учреждения: так, П.Г. Демидов передал Московскому университету 100 тысяч рублей, а с ними библиотеку, огромные естественно-научную и нумизматическую коллекции, которые почти полностью погибли в пожаре 1812 г. Здесь, в Садовниках, на его средства возвели колокольню церкви Святого Георгия в Ендове.

По словам автора «Словаря достопамятных людей русской земли» Д.Н. Бантыша-Каменского, Демидов «в домашнем обращении был тих, кроток и во всем чрезвычайно умерен; на стол его выходило не более 6 или 7 руб. в месяц, и вообще вел он жизнь весьма воздержную. В знакомстве был весьма разборчив и уважал людей не по чинам, не по богатству, а по уму, по их знаниям и честным правилам в жизни, которые сам соблюдал строго. В разговорах был медлителен и сущность дела понимал не скоро; но что один раз понял, того не забывал никогда и до конца жизни сохранил память необыкновенную. Его называли скупым, потому что он не давал обедов, был враг роскоши, носил несколько лет один кафтан, производил дворовым людям умеренное содержание, чтобы они трудились для себя, не предаваясь гибельной праздности. „Всякий, – говорил он, – должен довольствоваться тем, чем кого благословил Бог“».

Церковь Cвятого Георгия в Ендове

Рядом в Садовниках был и участок, принадлежавший его двоюродному брату, Николаю Никитичу Демидову, богатому – он получил от отца железные и медно-плавильные заводы и при них 11 550 душ крестьян, – но в молодости очень расточительному. После того как над ним назначили опеку, он одумался и сумел превратиться в весьма расчетливого хозяина. Он предпринял путешествие в Европу, где знакомился с успехами горнозаводской техники, а вернувшись в Россию, отправил более ста своих крепостных за границу для обучения.

Будучи русским посланником при дворе герцога Тосканского, он жил в Италии, во Флоренции, и побывал в России только один раз, но самым внимательным образом следил за своим огромным и сложным хозяйством, иногда по самым небольшим поводам вызывая приказчиков в Италию. Они, не зная ни одного иностранного слова, мчались через пол-Европы к Демидову, получали необходимые указания и возвращались на Урал. Демидов оставил сыновьям вдвое больше того, что получил от отца.

Во Флоренции он основал художественный музей и картинную галерею, которые достались его сыну Анатолию и были потом перевезены в Петербург. Николай Никитич организовал процветающее шелковое производство, способствовал развитию железных дорог, устроил большой дом для призрения сирот и престарелых, школу и больницу.

Прогуливаясь по флорентийским улицам, я однажды попал в небольшой сквер около набережной реки Арно, где под стеклянным навесом увидел красивый многофигурный памятник, изваянный из белого мрамора. Подойдя поближе, смог прочесть надпись на пьедестале, в которой сообщается, что этот памятник, посвященный щедрому и неустанному благотворителю Николаю Демидову, подарен Флоренции его сыном князем Анатолием в 1870 г.

Вот он, памятник Николаю Никитичу Демидову! Памятник, поставленный на небольшой площади, которая так и называется Piazza Nikola Demidoff, к сожалению, обычно не упоминается в распространенных путеводителях по Флоренции. Автор его, известный итальянский скульптор Лоренцо Бартолини, изобразил Демидова в античной тоге, обнимающим младшего сына, у ног девушка с венком, символизирующая признательность народа, ниже, по углам пьедестала, – четыре аллегорические фигуры, олицетворяющие «Милосердие», «Истину», «Музу» и «Сибирь» (как считали, оттуда произошли демидовские богатства). Все фигуры или обнажены, или полуодеты, за исключением последней: она задрапирована легким одеянием, в руке держит горняцкое кайло, и на голове водружена шапка, из-под одеяния высовываются грубые, большие, похожие на солдатские, ботинки: ведь итальянцы «знали», как надо одеваться в Сибири.

В московских Садовниках оба демидовских участка в послепожарное время объединились, и в продолжение XIX в. перестроек на них не происходило. Большие изменения произошли только после покупки Обществом электрического освещения всего участка, принадлежавшего тогда Александровскому коммерческому училищу. В 1896 г. общество подало прошение о постройке машинной станции на Раушской набережной, к прошению прилагался и архитектурный проект, подписанный И.Г. Залесским, – это было высокое одноэтажное здание с большими окнами, а на Садовнической улице общество построило в 1897 г. несколько жилых и производственных зданий. Так, бывший демидовский особняк надстроили и сделали ему новый фасад, выделив центр глухим высоким аттиком – стенкой над карнизом, украшенным скромной лепниной. Это среднее из трех строений под номером 11, где находились квартиры для служащих электростанции. Здесь жил известный инженер-электротехник Р.Э. Классон.

Он, как и многие тогда, в конце XIX – начале ХХ в., занимался в первых марксистских кружках, участвовал в революционном движении вместе с Лениным, Красиным, Крупской. Между прочим, Ленин и Крупская познакомились в 1894 г. у него на квартире в Петербурге. Она вспоминала: «Впервые увидала я Владимира Ильича на Масленице, когда на Охте у инженера Классона решено было устроить совещание некоторых питерских марксистов с приезжим волжанином».

Садовническая улица, дом № 11

Позднее Классон отошел от политики и целиком посвятил себя электротехнике. В Москве Роберт Эдуардович Классон проектировал и строил городскую электростанцию на трехфазном токе по наиболее прогрессивной, экономичной схеме производства и использования электроэнергии, был директором 1-й МОГЭС, работал по использованию паровых турбин на электростанциях. С его именем связана постройка первой в мире электростанции на торфе, которую ввели в строй в 1914 г. В советское время Классон активно участвовал в разработке плана электрификации.

Инженер-идеалист считал, что «если удастся провести в русские избы электричество, то все само собой изменится. В свете электрической лампочки мужик не может не увидеть пыль, грязь, паутину. Он невольно начнет умываться с мылом и сменит лапти на сапоги». Активная работа в Советской России не избавила его от ареста, произведенного ГПУ, и если бы он не умер в 1926 г., то неизвестно, как бы кончилась жизнь Роберта Классона в Стране Советов.

Слева от дома, где жил Классон, – жилое четырехэтажное строение (также под № 11, 1905 г.), предназначенное для квартир и медицинского приемного покоя электростанции, а справа от него, торцом к улице, – производственное строение для слесарной мастерской, кузницы и других служб. Все здания спроектированы архитектором И.И. Благовещенским.

Эта сторона улицы до пересечения со 2-м Раушским переулком продолжается небольшим жилым домом (№ 19) с несколько грубоватыми деталями отделки в «византийском» стиле, возведенным в 1874 г. по проекту архитектора М.К. Геппенера, много работавшего в Москве. Этот дом – одна из первых работ архитектора, который получил известность такими своеобразными и запоминающимися постройками, как Крестовские водопроводные башни (снесенные в советское время) и сохранившееся здание Сокольнической полицейской части (около станции метро «Сокольники»).

На правом углу со 2-м Раушским переулком стоит жилой дом (№ 25), построенный для сотрудников МОГЭС. В 1926 г. тут выстроили трех-четырехэтажный дом в стиле конструктивизма, который надстроили в 1932 г., а в 1950-х гг. еще надстроили и оформили новым, уже не таким аскетичным, как раньше, фасадом.

Пустой участок на углу с проездом к Большому Устьинскому мосту в XVIII–XIX вв. был занят богадельней церкви Николы Заяицкого, а в конце XVIII в. – народным училищем при Московском университете. После пожара 1812 г. его не ремонтировали и в 1825 г. разобрали, а участок сдавали под склады.

Правая сторона Садовнической улицы существенно более разнообразна. Начинается она угловым с улицей Балчуг домом (№ 2), а к нему примыкает дом (№ 4), сохранивший фасад находившегося здесь здания 1908 г., построенного по проекту архитектора С.Ф. Воскресенского.

За ними – в глубине, за оградой, стоит церковь Святого Георгия, «что в Ровушках» – так могли называться небольшие дренажные рвы, или «в острогех», то есть в «остроге», как назывались небольшие укрепления, а также известная под именем «что в Ендове».

Теперь это слово может показаться странным и непонятным, но в старой Москве оно не вызвало бы вопросов: в каждом кабаке, да и во многих домах были «ендовы» (ударение на последнем слоге) – чаши с носиком, как правило медные, в которые обычно наливали пиво. И любителей пива даже прозывали ендовочниками. «Ендову на стол, а ворота на запор!» – восклицали такие любители. По преданию, рядом на Балчуге Иван Грозный поставил для своих опричников кабак, где, конечно, были и ендовы, да и кабак мог так называться, а мы знаем, что многие московские местности назывались по кабакам: найти такое место было просто – все знали, где какой кабак находился.

Другое объяснение этого слова связано с особенностями местности. По Далю, «ендовой» называли «небольшой, круглый залив, связанный проливом с рекою или с озером, или котловину, небольшое округлое и крутоберегое озерко или ямина, провал». Все эти определения можно применить к той местности, где находится церковь. Там было много мелких небольших заливчиков, бухточек и озерков (рядом Озерковская набережная). В XIX в. такое объяснение было даже приведено на доске церковной паперти – видно, что и тогда посетители интересовались происхождением названия. Возможно также, что часть Водоотводного канала, вливавшегося в Москву-реку параллельно Балчугу, называлась Ендовой.

Это наиболее распространенные объяснения, но нельзя пренебречь и еще одним. Как предполагается, недалеко отсюда, на берегу Москвы-реки, у нынешней церкви Николы в Заяицкой, селились татары, и они, конечно, могли дать название и этой местности, как они дали название Балчугу. Как утверждают татарские этимологи, «ендова» произошла от тюркского слова, обозначавшего котловину, низменное заболоченное место.

Очень возможно, что церковь построили здесь еще в начале XVI в. О ней упоминается в записках церковного деятеля, архиепископа греческого города Елассона (что под самой горой Олимп) Арсения. Он в первый раз посетил Москву в 1586 г. с посольством иерусалимского патриарха, а через два года, приехав во второй раз для участия в учреждении московского патриаршества, становится, так сказать, невозвращенцем, попросившись остаться в русской столице; для него учреждается особая должность – архиепископа кремлевского Архангельского собора. Именно он венчал Лжедмитрия I, возложив на его голову шапку Мономаха, позднее же принимал участие в короновании Василия Шуйского и, наконец, Михаила Федоровича. Арсений оставил мемуары о жизни в России, которые, по словам публикатора, отличаются живостью и непосредственностью впечатлений, простотой и картинностью. В них сообщается, что кроме нескольких церквей в Москве и окрестностях Арсений Елассонский «по ту сторону реки Москвы, вблизи большого моста, на юг, против царских палат, [на расстоянии] как бы трех выстрелов из лука, воздвиг с основания земли большую церковь святого славного великомученика Георгия Победоносца, украсивши ее внутри и вне, покрывши ее и колокольню ее железом».

Церковь Георгия упоминается в описании событий Смутного времени, боев ополчения Минина и Пожарского в августе 1612 г. Тогда у Георгиевской церкви находилось укрепление, «острожец», возведенный, надо думать, для охраны переправы через Москву-реку. В ночь с 22 на 23 августа более 600 польских гайдуков, проведенных русским дворянином Григорием Орловым (он был заинтересован в поражении ополчения и гибели князя Пожарского – ему интервенты подарили имение князя), смогли прорваться в Кремль, на подмогу осажденным там полякам, и тогда же они «наутрeе вышедше из града за Москвою рeкою у страстотерпца Христова Георгиа острог взяли и знамя свое на церкви поставили», то есть сумели овладеть крепостью и «опановать» (захватить) самую церковь. В ходе дальнейших боев, и в особенности после захвата казаками острожца у Климентовской церкви на Ордынке, крепость у церкви Георгия в Ендове также была освобождена.

Большой Устьинский мост

Свидетельством о сражениях может служить находка здесь каменных ядер, о которой сообщалось в очерке истории церкви, опубликованном в «Московских епархиальных ведомостях» в 1871 г.

В наводнение 1786 г. колокольню подмыло, и она рухнула. Как сообщал московский генерал-губернатор П.Д. Еропкин, 25 августа кроме 13 лавок и двух мостов упала «и состоявшая при Егорьевской церкви колокольня».

Новую смогли построить только почти через 20 лет – в 1806 г., при помощи щедрого жертвователя Павла Григорьевича Демидова, владельца усадьбы на Садовнической улице напротив (№ 11). Колокольню вынесли на красную линию улицы. Она уже не была шатровой, как старая, а являлась типичным архитектурным сооружением классицизма. Основание купола прорезано заостренными псевдоготическими арочными проемами, утверждая этим преемственность с древним зданием церкви, но новая колокольня «не отличалась своей внешностью», как написали в XIX в. в очерке об истории церкви.

В 1935 г. храм закрыли, его занимали и общежитие, и склад, и различные учреждения – в частности, запасник выставок Художественного фонда СССР. Храм отреставрировали в 1960—1970-х гг., восстановив горку кокошников и оконные наличники, а в 1992 г. отдали подворью Соловецкого Спасо-Преображенского монастыря. Во дворе церкви в срубе, наполненном камнями, привезенными с Соловецких островов, стоит высокий десятиметровый деревянный «поклонный крест», освященный патриархом Алексием II 4 февраля 2001 г. «в молитвенное поминовение всех православных христиан, в лютую годину безбожия на островах Соловецких пострадавших». Он был создан соловецкими резчиками – в 1920-х гг. на Соловецких островах насчитывалось более 3 тысяч (!) различных крестов.

Понятия «поклонный крест», как видно, не существовало в старой России – по крайней мере, его не знали составители церковных словарей и энциклопедий того времени. Последнее время во многих местах ставят «поклонные кресты» по самым разным поводам: то в память репрессированных, то там, где была часовня или монастырь, а то выбираются совсем удивительные поводы – так, например, «на месте стоянки казачьего войска» или, еще того удивительнее, в «честь создателей танка Т-34» (!).

Церковь обычно называется Георгиевской по придельному храму, главный же престол ее – Рождественский. Предполагается, что посвящение святому Георгию (Юрию, Егорию) было вызвано тем, что этот святой считается покровителем скота и пастухов, а на луговых просторах тут, надо думать, паслись немалые стада. При возведении иждивением прихожан каменного храма в 1653 г. главный престол освящен, как было написано в клировых ведомостях, «в честь и память Рождества Пресвятыя Богородицы» Рождественским, а святому Георгию посвятили алтарь придельного храма с южной стороны, но церковь продолжала называться по-старому. В середине XVIII в. с северной стороны трапезной пристроили еще один придел – Никольский.

Слева от церковного участка – нарядное красно-белое трехэтажное строение (№ 6), которое возводилось с оглядкой на соседнюю церковь. Автор его, архитектор Д.И. Певницкий, использовал такие известные детали русской архитектуры XVII в., как яркая окраска, арочки и пучки колонок. Этот дом с причтом выстроили в 1881 г. по просьбе священника церкви Святого Георгия в Ендове отца Алексея Белокурова. В просьбе, направленной в строительное отделение Московской городской управы, говорилось: «Строение, принадлежащее псаломщику Соколову… после пожара разобрано, на место его прихожанин нашей церкви временно московский 2-й гильдии купец Михаил Данилович Куликов в память в Бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича предлагает на свой счет построить каменный двухэтажный дом для помещения в 1-м этаже богадельни и училища с квартирою для псаломщика, а верхний этаж для квартиры священника».

Богадельня при церкви была построена впервые в начале XVIII в. Она предназначалась для престарелых и больных военных, на содержание которых отпускалось 10–20 копеек в месяц. В 1760 г. каменное ее здание по причине ветхости разобрали и уже не восстанавливали до строительства нынешнего в 1881 г.

Садовническая улица, дом № 6

Дом этот связан с памятью о сыне настоятеля Георгиевской церкви, замечательном историке и архивисте Сергее Алексеевиче Белокурове. Он родился в 1862 г., после окончания Московской духовной академии решил не идти по стопам отца, а поступить на службу в Московский архив Министерства иностранных дел, самый престижный из русских архивов.

Это был первый исторический архив, как его называли, «дедушка русских архивов», ведущий свою родословную от «Царского архива», в котором откладывались документы еще Ивана Калиты. Туда же попадали и архивы различных княжеств, присоединенных к Московскому, – Галицкого, Серпуховского, Можайского. В 1485 г. Иван III вывез Тверской архив, в котором находится древнейшая грамота, датируемая 1264 г. В архиве находились и важнейшие документы по внутреннему управлению Русского государства, а также по сношениям с иностранными государствами. Как отмечалось в старых описях, многие из документов написаны «на харатье» (то есть на пергаменте), и в их числе «грамоты, и записи, и книги, и столпы, и всякие посольские приказные дела, старые и новые». Архив хранился «в коробьях и ящиках» в Кремле, на Казенном дворе, в здании у Благовещенского собора, потом в Ростовском подворье в Китай-городе, с 1770 г. – в старинных палатах дьяка Украинцева в Хохловском переулке (№ 7), а в 1874 г. для него выстроили специальное здание на углу Моховой и Воздвиженки (теперь на его месте находится здание Российской государственной библиотеки). В новом здании архива и начал работать молодой Белокуров на скромной должности младшего делопроизводителя. Он попал в архив по протекции известного историка, архимандрита Троице-Сергиевой лавры Леонида. «Рекомендация, – по словам его биографа, – была составлена в таких выражениях, что барон Бюлер (директор архива. – Авт.), человек не чуждый науке, но считавший, что главным достоинством подчиненных ему чиновников должны быть знатность происхождения, безукоризненность светских манер и хорошее знание французского языка, принял на службу молодого человека, не обладавшего ни одним из этих качеств».

Белокуров прослужил в архиве более 30 лет, а в последние годы, по сути дела, был его руководителем. Обладая завидной трудоспособностью, он постоянно работал над выявлением и публикацией архивных документов и стал непревзойденным знатоком их. Он автор множества – более трехсот! – трудов по истории русской культуры XVI–XVII вв., истории Москвы, истории церковного раскола и сношений русской церкви с другими восточными церквями, основанных, как правило, на архивных материалах. Среди них такие выдающиеся исследования, как монография «Арсений Суханов» (1891–1893), «Материалы для русской истории» (1888), «Из духовной жизни московского общества XVII в.» (1903), «О немецких школах в Москве в первой четверти XVIII в. (1701–1715)» (1907), «О библиотеке московских государей в XVI столетии» (1898), в которой он после тщательного изучения всех доступных источников отрицал возможность существования библиотеки Ивана IV Грозного в тайниках Кремля. Его удивительно плодотворная жизнь окончилась рано – 3 декабря 1918 г. он скончался в возрасте 56 лет.

После памятного дома (№ 6) далее по Садовнической улице – ряд строений по правой стороне, представляющих собой доходные дома, владельцами которых были разбогатевшие купцы, строившие их в конце XIX в. и в начале ХХ в.

Небольшой рядовой дом (№ 8) построен в 1836 г., но неоднократно с тех пор переделывался; дома № 10 и 12 – также пример рядовых доходных домов конца XIX в. На месте дома № 10 в 1743–1788 гг. находилось владение купцов Гусятниковых, державших питейные откупа. М.П. Гусятников был видной фигурой в Москве второй половины XVIII столетия. Состояние свое он сделал на винных откупах, владел несколькими фабриками и домами. Один из московских переулков (у Мясницких ворот) до сих пор носит название Гусятникова. В Садовниках Гусятниковы не жили, а в основном сдавали помещения внаем. Правда, тут одно время была их пивоваренная фабрика, принадлежавшая потом следующему владельцу участка, купцу Алексею Алексеевичу Боброву.

Дом № 12 построен в 1893–1894 гг. по проекту архитектора Н.П. Маркова. Такой же рядовой доходный дом№ 14 (архитектор Н.А. Тютюнов) построен в 1901 г. для Н.А. Колганова, основателя торгового дома, занимавшегося торговлей рыбой в Охотном ряду, на Балчуге и в других местах. Здесь также была его лавка, а вместе с ней склады, ледники, квартиры для служащих и еще читальня для них.

Садовническая улица, дом № 12

Дом № 16 находится на участке, который в XVIII в. формально принадлежал графу А.Г. Орлову-Чесменскому, а фактически его крепостному, содержавшему здесь постоялый двор. Современный дом появился в 1898 г. (архитектор А.К. Ланкау). Дома № 18 (1902 г.) и 22 (1907 г.) построены по проекту А.А. Бирюкова.

Единственная на этой стороне Садовнической улицы усадьба, сохранившая старую структуру, – № 20. За оградой в глубине участка находится дом, скромно отделанный портиком и широкими пилястрами (он недавно был надстроен). Дом вообще-то много раз перестраивался, но в основе его находятся палаты начала XVIII в., принадлежавшие дьяку Мастерской государевой палаты Г.А. Невежину. В 1760-х гг. с левой стороны палат пристроили одноэтажный объем, который виден в составе современного здания. До советского времени эта усадьба принадлежала купцам Варыхановым, которые открыли в левом флигеле фабрику серебряных изделий, помещавшуюся в подвале; первый и второй этажи занимали рабочие фабрики.

Как и многие здания на правой стороне улицы, участок № 26 принадлежал Обществу электрического освещения. Оно купило это владение со старинным домом по крайней мере второй половины XVIII в., все там сломало и поставило во дворе «четыре цистерны по 170 тысяч пудов для хранения нефтяных остатков» – Раушская электростанция работала на нефти.

Дом № 28 представляет собой бывший главный дом усадьбы времен классицизма, построенный купцом Сергеем Ивановичем Свешниковым.

Из ряда невыразительных строений выделяется дом (№ 30) c небольшим балконом в центре и двумя эркерами, помещенными на последнем, третьем, этаже. Это результат переделки двухэтажного строения после пожара 1812 г. Его купил в 1826 г. отпущенный на волю крепостной графа Шереметева Иван Дмитриевич Варыханов, торговавший шорным товаром на Балчуге в собственной лавке, и до 1918 г. этот участок все еще принадлежал купеческой семье Варыхановых. В 1860 г. здание надстроили третьим этажом, а в 1904 г. изменили фасад по проекту архитектора В.В. Шауба. В этом доме есть музей – он рассказывает об истории МОГЭС.

На втором этаже дома в 1919 г. поселился Глеб Максимилианович Кржижановский, проживший здесь 40 лет до самой кончины. Г.М. Кржижановский получил инженерное образование и, как многие в то время, увлекся революционной деятельностью; участвовал в Союзе борьбы за освобождение рабочего класса вместе с В.И. Лениным и считался его другом – был даже с ним на «ты», занимался террористической деятельностью, изготавливал бомбы, участвовал в событиях революции 1905 г. Впоследствии работал на электростанции, в советское время разрабатывал план электрификации – ГОЭЛРО. Тогда запустили лозунг: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны». Советская власть прожила 70 лет, страну, можно сказать, электрифицировали, а коммунизма так и не дождались… Был Кржижановский председателем Госплана, нелестно отзывался о Сталине, его отстранили от руководящей работы, но не арестовали, а перевели вице-президентом Академии наук, где он выполнял задания партии по «приближению деятельности АН к запросам социалистического хозяйства». Хорошо знавший его эсер Н. Валентинов вспоминал о нем: «Как далеко пошел мой старый знакомый в своем желании угодить и польстить Сталину. План электрификации, составленный в 1920 г. по инициативе Ленина группой специалистов, он называет, ленинско-сталинским планом“, хотя лучше, чем кто-либо, знает, что ни малейшего отношения Сталин к этому плану не имел и иметь не мог. Друг и поклонник Ленина сознательно искажает истину в угоду нынешней концепции, требующей возвеличения Сталина за счет умаления значения Ленина… он много раз говорит о „Ленинско-сталинском учении (!) об электрификации“ и кончает указанием на „советского человека, одушевленного безграничной любовью к великому Сталину“. Эта цена, которую Кржижановскому, как и всем другим, нужно заплатить за право на жизнь, за право не быть в той или иной форме ликвидированным…»

Кржижановский скончался в марте 1959 г., пережив и Ленина и Сталина.

Дом № 32, владельцем которого был Кузьма Иванович Мякотин, торговавший в скорняжном ряду, построен после пожара 1812 г. Последний его владелец С.И. Чистяков торговал готовым платьем. Тут у него было портновское заведение, а другие помещения он сдавал под плотницкую и сапожную мастерские, склад пробок и овощную лавку.

Оглавление книги